Kitobni o'qish: «Полночное солнце»

Turpe est non ire, sed ferri. Стыдно не идти, а плыть по течению.

Лат. пословица

Посвящается всем тем, кто ещё не разучился мечтать

Предисловие

Никакая история, рассказанная не с начала, не может считаться полноценной, поэтому вот начало моей собственной истории, правдивой и невыдуманной.

Лет в 15 я впервые попала на Север, и с тех пор мне не нужно было ничего так же сильно, как вновь очутиться там. В 16 я снова оказалась в этих краях. Шли годы, я росла, мои маршруты росли вместе со мной. К окончанию университета я побывала в Карелии, Хибинах, на Соловках, полуострове Рыбачий, острове Кильдин и Чукотке. Есть красивая легенда, что каждый человек родился не там, где должен прожить свою жизнь, свою настоящую родину ему лишь предстоит отыскать, и если он найдёт её, то будет вечно счастлив. Некоторые находят, некоторые находят счастье в самом пути, а кто-то вынужден всю жизнь прозябать там, где он несчастлив. Когда я впервые попала на Север, то поняла – вот она, моя большая малая Родина. Это место, к которому я буду стремиться всю жизнь, не зная в разлуке ни покоя, ни счастья.

Меня зовут Алина, я родилась в Москве, но однажды я решилась и изменила всю свою жизнь, отправившись с сестрой работать и жить на полгода по контракту в один маленький шахтёрский посёлок. За этот промежуток времени много чего пыталось убить мою мечту и убедить меня, что мои чувства к «приёмной» малой Родине – это всё романтическая блажь. Не вышло. Поэтому я хочу рассказать свою историю, чтобы и остальные не сдавались и не предавали себя и Арктику.

Глава 1 Внезапное исполнение мечты

Орешко откинулся в кресле и провёл ладонью по столу.

– Та-ак, хорошо… Хорошо… Это мы обсудили. Резюме у вас прекрасные, вы идеальные кандидатуры для нас. Главное ведь что? Вы молодые, вам всё по плечу, вы со всем справитесь. Да и потом вы вдвоём. Хорошо-о…

На дворе стоял конец декабря, город окунулся в предновогоднюю суматоху, Орешко явно устал и с нетерпением ждал заслуженного отдыха. На его мясистом лице грустно поблёскивали огромные бульдожьи глаза. Он был мужчиной крупным, но с каким-то необычайно тонким голосом, который категорически с ним не сочетался. Я сидела в его кабинете в деловом костюме, как и положено на собеседованиях, смотрела на Орешко, верила и в то же время не верила: скоро я буду жить в Арктике. В углу стояла высокая наряженная ёлка, такая же чужеродная в этом казённом помещении, как тонкий голос Орешко.

– Вы же на полгода сначала? Это правильно, а там понравится – и на полярную ночь задержитесь. У меня в памяти она как осталась? Иду я по улице, и вокруг всё чёрное, а передо мной оранжевый фонарь будто в воздухе застыл. И не видно ничего вообще, кроме этого фонаря. Как в космосе…

Орешко травил байки ещё около часа, и, когда мы вышли на улицу, совсем стемнело. Снег, который окончательно лёг в тот год ещё в ноябре, искрился под ночным фиолетовым небом, в витринах мигали разноцветные гирлянды, люди сновали туда-сюда по улице. Нам с сестрой Сашей не хотелось домой и мы долго блуждали по Москве, заглядывая в праздничные витрины.

Вообще всё началось немного не так. Несколько месяцев назад, вернувшись из очередной экспедиции по Чукотке, мы поняли, что пора что-то менять, связались со школой в чукотском посёлке Провидения и напросились туда работать. Брали нас туда с одним условием – ехать надо минимум на три года. Это было страшно, но мы согласились и даже начали было собирать вещи, как вдруг дождливым осенним вечером нам на глаза попалось другое объявление: директор школы в арктическом посёлке ищет учителей, контракт длится всего-то полгода. Недолго думая, мы написали директору (точнее, директрисе), совершенно не надеясь на ответ, ну а уже через сутки мы договорились о собеседовании. Прошло оно вполне удачно, вопрос теперь стоял за начальником отдела кадров. Потянулись долгие, томительные недели ожидания, прошёл месяц, другой, наступила зима, а звонка от него всё не было. Параллельно с этим нам звонили с Чукотки, требуя ответа, когда мы приедем – мы тянули, как могли. И вот, в двадцатых числах декабря мне позвонили.

– Говорит Орешко, начальник отдела кадров, – произнёс странный тонкий голос. – Мне необходимо с вами встретиться.

На следующий день мы сидели в офисе треста и слушали рассказы Орешко. А послушать было что, и про комфортную отапливаемую квартиру, и истории вроде «да, белых медведей на архипелаге и правда больше, чем людей, но в посёлки они не заходят и на людей не нападают, разве что очень редко, но это ж голову свою на плечах надо иметь». Из офиса Орешко мы вышли глубоким вечером и с не вполне внятным ответом: нас уже взяли на работу директор школы, начальник отдела кадров, оставалось получить подтверждение со стороны генерального директора компании. Последний мог как взять нас, так и отказать. «Да это ж сколько людей мечтает быть на нашем месте? —рассуждали мы с Сашей. – могут ведь и не взять». Наступил Новый год, январь, февраль… Тишина. Наконец, утром седьмого марта, когда надежда еле теплилась, на моём телефоне раздался звонок. В трубке я услышала знакомый голос:

– Алина Игоревна? Ваши с Александрой кандидатуры утвердили, вы едете в Арктику. Поздравляю. Вылет 27 марта, жду вас в ближайшее время на подписание контракта. Вы будете работать помощником воспитателя детского сада, а Александра – учителем начальных классов.

– П-помощником? Погодите, кажется, речь шла о воспитателе или об учителе английского…

– Да не переживайте. Как приедете, сделаем воспитателем. Дети у нас очень хорошие, воспитанные, замотивированные, учиться хотят, ну а вы что? Молодые, бояться нечего, к тому же я тут на днях связывался с руководителем местного турбюро, так вас и там ждут. Летом придётся вам ездить по всяким морским экскурсиям.

Это было странно. Но любовь к Арктике оказалась сильнее, так что вскоре мы подписали контракт и начали готовиться к отлёту. Весна в Москве была в самом разгаре, на деревьях набухали почки, ярко-голубое небо сияло каждый день с утра до вечера, снег к этому времени почти растаял, и все ходили по улице в лёгких куртках и ботинках. Окружающие посмеивались: обычно, если уж летят, то из зимы в лето, а у нас наоборот. Ну и пусть: впереди ждало незаходящее полярное солнце, птичьи базары, ледяные брызги моря и синие горы на горизонте. Ночами я закрывала глаза и представляла уютный посёлок на берегу арктического моря, небольшую школу с умными, добрыми детьми и свою жизнь, которая наконец-то повернула в нужное русло.

Последние две недели перед вылетом пронеслись галопом: мы с Сашей пытались срочно продумать тысячу мелочей, которые могли бы пригодиться нам на новом месте. Например, пришлось быстро докупать чайник, сковородку, полотенца, ещё директор школы сообщила нам, что в посёлке проблемы с посудой, да и термобелья внезапно оказалось недостаточно. Мы лихорадочно каждый день пересматривали фотографии посёлка, следили за погодой там, а вечерами, падая на подушку без сил, я уже видела широкую улицу, вымощенную бетонными плитами, я кие красно-бежевые здания и горы, покрытые снегом.

Наш знакомый, узнав, что мы едем в Арктику на целых полгода, с радостью вручил нам переносную автономную метеостанцию. Ему это нужно было для научных статей.

– Это небольшой чемоданчик, совсем маленький. Вы его только в белую краску покрасьте.

– Зачем?

– Ну, все метеоприборы должны быть белого цвета.

– А твой прибор почему чёрный?

– У производителя белого цвета не было.

«Небольшой чемоданчик» нам доставили прямиком из Санкт- Петербурга как раз накануне вылета. Вообще говоря, он был вовсе не «небольшой», весил 8 килограммов, да и напоминал полумифический ядерный чемодан. Даже зловещая красная кнопка имелась.

– Вы просто учёным отдайте его и забудьте на полгода, вы летите с Сергеем Кашиным, он поможет. Вот. Потом обратно только привезите. Ну, я пошёл? – и наш знакомый на долгие месяцы растворился в московской толпе.

…Последний вечер решено было провести на крыше «Детского Мира». Со всех сторон на нас смотрела своими старинными окнами вечно бодрствующая Москва. Внизу хаотично и беспорядочно в ожидании надвигающейся весны шли люди: офис-менеджеры, неработающие матери, развесёлые, чуть выпившие студенты, академики и профессора, зазевавшиеся туристы, одинокие влюблённые. Им нет до меня ровным счётом никакого дела, они никогда не узнают, что в этот тёплый мартовский вечер с крыши «Детского Мира» на них смотрела я. Когда солнце совсем скрылось из виду, я прощальным взглядом окинула Москву. Город, в котором я выросла. Город, в котором я, надеюсь, стала человеком. До свидания, Москва. Какой ты будешь, когда я вернусь? Да и какой буду я?

Глава 2 Через тернии к сугробами оленям

В утро вылета погода, по закону подлости, заметно испортилась: мокрый снег комьями падал с неба, а в какой-то момент пошёл ещё и дождь. Оно и к лучшему, потому что из такой серой и неприветливой Москвы хотелось сбежать поскорее.

В родном Домодедово, несмотря на раннее утро, царили хаос и суета, сновали толпы людей с рюкзаками, чемоданами, баулами… «Людочка! Позвони, как приедешь! Целуй маму!», «Витя, ты ничего не забыл?», «Когда вы приземляетесь?» – смачные звуки прощальных поцелуев, вскрики, топот… В этом гуле мы спокойно сдали багаж, спокойно прошли к выходу и спокойно засели в самолёте, как вдруг:

– Меняем борт, а то багаж не влезает, – объявил пилот.

По салону прокатился полный страдания стон: ранее утро, все не спали, устали, слякоть за окном, только расслабились, и тут опять надо совершать разные телодвижения, и эта возня часа на два минимум. Был в ситуации и плюс: ничто так не объединяет людей, как общие страдания, а чувство единения было очень кстати, потому что толпа желающих попасть в Арктику собралась крайне разнопёрая. Тут были и учёные, и шахтёры Донбасса с жёнами и детьми, и этих детей нам предстояло учить.

В зале ожидания мест не оказалось (естественно), поэтому мы притулились у колонны, пытаясь дозвониться родителям и сообщить, что рейс задерживается. Я незаметно оглядывалась по сторонам: около нас стоял высокий, подвыпивший шахтёр. Он громко и заразительно смеялся, а чуть позже подошёл к нам и представился:

– Николай, из Луганска. А это вы учительницы? А-а-а, так я сразу так и подумал. Вас в хороший дом поселят. Мне уж в офисе сказали, что меня туда не поселят, потому что две учительницы едут – вы, значит. Ой, да шо там, не извиняйтесь! Нема вопросов, я в этом посёлке уже который год, всё там знаю. Вы будете, значит, в «двадцатьдевятке» жить, это Рублёвка местная, на отшибе стоит, идти оттуда далеко – минут десять.

Николай впервые попал в посёлок в 2013 году. Сначала ему там нравилось, но потом, когда на Украине началась война, он стал ездить по необходимости: дома, говорит, работы нет совсем, а для работы в России нужно либо гражданство, либо вид на жительство. Вот и приходится ему ездить в надоевшую Арктику. Посёлок он знает хорошо, по всем вопросам, касающимся быта, можно смело к нему обращаться: поможет, расскажет и подскажет, ведь иначе в Арктике трудно. Тут надо жить по правилу «Человек человеку друг, соратник и брат», говорит. Что ж, это ободряет.

Посадка, четыре часа полёта, под нами показались острые, покрытые снегом горы архипелага, и внутри всё тонко-тонко задрожало от восторга. Вот она, моя арктическая жизнь. Началась!

***

По пустому аэропорту медленно бродили люди. Выдача багажа, как во всех небольших городах, сильно задерживалась, делать было нечего. Толпу явно можно было разделить на группы: вон в углу в больших красных и зелёных куртках стоят учёные, вот шахтёры вернулись из отпуска и теперь радостно приветствуют тех, кто в отпуск только собирается. У приехавших в пакетах дьюти-фри призывно звенят бутылки: в посёлке установлен лимит – в месяц не более литра водки и не более двух килограммов сахара на человека. Всё это можно купить только по специальным талонам, которые выдаются каждому на месте.

Мы, наконец, стащили свои неподъёмные чемоданы с ленты и стояли в раздумьях, когда к нам подошла высокая молодая женщина. Это была директор школы.

– Ну как добрались, всё хорошо? У нас тут, видите, зима ещё вовсю, а я в отпуск еду на пару недель. Вы, главное, не пугайтесь там ничего, коллектив у нас непростой. Если что-то понадобится – обращайтесь к Софии Михайловне, она завуч, сейчас в школе за главную остаётся. О, вот и по вашу душу! Ну, ладно, удачи ещё раз, я побежала, регистрация на рейс началась!

В здание аэровокзала вошёл высокий темноволосый человек, на вид около пятидесяти лет, среднего телосложения, с первого взгляда ничем не примечательный. Хотя, погодите, глаза у него какие-то особенно глубоко запавшие, да и лицо походило на че- реп, обтянутый желтоватой кожей… «Завхоз!» – прокатился по аэропорту шёпот, и разнопёрая толпа как-то притихла и поникла.

– Уважаемые вновь прибывшие и вернувшиеся из отпусков! Прошу уделить мне ваше драгоценное внимание! Для тех, кто в первый раз, поясняю: в посёлок летим на вертолёте, вещи берём с собой. Сейчас я буду озвучивать, кто каким бортом летит. После того, как я озвучу, все ОСТАЁМСЯ НА СВОИХ МЕСТАХ, не разбегаемся никуда, я не буду потом бегать и искать вас. Добирайтесь потом сами, как хотите. Так, далее, когда вы прилетите, вас заберёт автобус и развезёт по домам, там же вам выдадут специальные карточки, которыми вы будете расплачиваться во время пребывания в посёлке. Ну что, первым бортом летят…

Когда мы подходили к вертолёту, таща тяжёлые чемоданы, нас чуть не сдул сильный ветер. Подходить пришлось согнувшись и низко опустив голову, далее – 15 минут полёта и мы приземлились в непонятном месте среди сугробов и заснеженных гор. Справа чернел незамерзающий чёрный фьорд. Казалось бы, картина суровая, но почему-то именно чёрные воды и заснеженные горы спугнули остатки страха, прицепившиеся ещё с Москвы: да я же всё-всё смогу, когда рядом такая красота!

Сразу с вертолёта всех погрузили в автобус, выдали обещанные карточки и повезли по дороге к посёлку. Нас с Сашей высадили у большого бежево-розового дома с двумя подъездами. Некоторое время мы стояли там, дрожа от холода (на улице стоял крепкий мороз, а мы были в осенних пальто), и не знали, в какой из подъездов нам заходить. В итоге решили зайти в ближайший, где сразу наткнулись на какую-то женщину в тёплом свитере и ватных штанах. Она что-то долго-долго говорила, что она, мол, комендант, и что нам надо подписать какие-то бумаги, и что она зайдёт к нам позже с постельным бельём и ещё чем-то… Главное, что она вручила заветный ключ с биркой «49».

– Идите прямо, ваша квартира во-о-он в том конце, как раз напротив моей.

Выяснилось, что весь дом, оказывается, можно пройти насквозь. По пути мы встретили улыбчивого мужчину в тёплых красных штанах и свитере.

– Михаил, школьный математик, – бодро отрапортовал он и сразу взял наши чемоданы.

Мы зашли в квартиру и оказались в небольшом, но весьма просторном коридоре. Дверь спереди вела в маленькую и довольно бесполезную комнату, ещё одна дверь – в большой санузел и ещё одна – в спальню-гостиную-кухню, эдакий 3 в 1. Математик откланялся, мы задумчиво попили чай, посмотрели в фиолетовые сумерки и легли. Ночью мне снилась хорошо знакомая улица с разноцветными пятиэтажками, я шла по ней, пока не упёрлась в синее здание, на котором белыми буквами было написано «Новомариинский». «Постойте-ка, это Анадырь, но ведь я не там», – подумала я и резко подскочила.

В окно пробивался яркий луч солнца, на улице, несмотря на ранний час, было совершенно светло. Саша всё ещё спала, и вся квартира погрузилась в прозрачную звенящую утреннюю тишину. Сначала я просто лежала, рассматривая своё новое жилище: вся квартира была оклеена белыми с крупными цветочками обоями, вдоль стен стояла недорогая мебель цвета ореха – стулья, шкафы и большая кровать, которая упиралась прямо в небольшой стол, накрытый белой скатертью, посуда только та, что приехала с нами из Москвы, провода холодильника и микроволновки вытянулись по полу в безуспешной попытке дотянуться до розетки в стене.

А ещё утренняя тишина была ледяной. Из-за очередной аварии на ТЭЦ в дома плохо подавалось тепло. Чуть тёплая вода лилась из крана, смеситель в ванной, скорбно крякнув накануне, и вовсе отказался работать. Вечером мы даже ходили в пуховиках. Но это казалось нам такими мелочами, ведь всё вокруг выглядело ужасно интересным, новым, и нам не терпелось поскорее начать тут жить.

Саша, наконец, проснулась, и мы, дрожа от холода, сели пить чай. Мимо нашего окна гордо, насколько это позволяла его полная неуклюжая фигура, прошёл олень. За ним ещё один, и ещё. Сейчас, без рогов, они напоминали толстых волосатых коров с небольшими, вечно удивлёнными глазами. Поразительно, как только они умудряются добывать себе скудный корм из-под огромной толщи снега и при этом оставаться такими упитанными!