Kitobni o'qish: «Амулет Пожирателей»

Амулет Пожирателей

Джон был слабым ребёнком. При рождении, доктора предостерегали родителей: «Нормальный вес младенца составляет три килограмма. Несмотря на то, что Виктория вынашивала плод положенные девять месяцев, он родился весом всего лишь в полтора. Такому ребёнку надлежит исключительная забота и уход, которые могут даровать только родные… и любящие… отец и мать».

Некоторое время после рождения, семья Константин жила хорошо. Ребёнку поставили имя Джон – в честь Джона Константина. Разумеется, не того самого Джона Константина, Повелителя Тьмы, о котором вы подумали, а в честь близкого соседа, славившегося своим отменным здоровьем.

Будучи младенцем, Джон исправно питался и восполнял в недостающем весе. По мере развития и становления, он рос обычным, хорошим мальчиком, нисколько не отстающим от сверстников. Более того, Джон проявлял интерес ко всему запредельному – математике, рисованию, разного рода явлениям… космосу…

А также, к неблаговидному удивлению окружающих, он проявлял интерес ко всему тому, что называют странным. Безусловно, всякому человеку хотя бы раз в жизни доводилось видеть, как сама по себе приоткрывается дверь или зловеще скрежетает деревянный старый пол. Но вот в чём разница: нормальный человек не придаёт этому значения, а то и вовсе избегает. Джон же, напротив, увлечённый природой и генезисом подобного явления направлялся к тому самому месту, пытаясь его изучить и понять.

В общем, несмотря на последнее, родители радовались за своего ребёнка, увлекаемого занимательным развитием и фундаментальными науками…

Вместе с тем, кое-что в поведении Джона не давало спокойствия… хотя вплоть до самого поступления в школу, отец Роланд и мать Виктория не придавали особого значения ночному плачу ребёнка. «С кем не бывает», – говорили они, – «Со временем пройдёт».

Но… проблема не ушла, да и по всей видимости она не собиралась поступаться. Напротив, с годами ночные проявления становились всё более странными и интенсивными. Джон рассказывал о видениях, которые приходил к нему во время ночных пробуждений. Он говорил о таинственных тенях, парящих в комнате… и шёпоте, который слышал в своей голове…

По ходу развития событий мальчик получал суровый опыт – крайне неприязненное тестирование стойкости. Оно беспросветно лишало радостей душевного покоя, раз за разом приводило к пагубным последствиям. Истощённое ночными мытарствами тело всё более явственно обретало сероватый оттенок, становилось будто обездоленным, опустошённым. При этом, в это же самое время, круги под глазами заливались непроглядной, сочной темнотой.

Не подлежит сомнению то примечание, что анафемские сновидения были изменчивыми – они спускались переменно… с непонятной и, как выясняется, неконтролируемой периодичностью. Иногда даже кажется, что и вовсе пропадали. В подобные счастливые дни, не обременённые ночными терзаниями, Джон жил нормальной человеческой жизнью, наслаждаясь привилегиями полноценного отдыха. Он казался обыкновенным мальчиком – спокойным и умиротворённым. Цвет лица обретал смугловатый оттенок, а глаза наполнялись ещё не погибшей, ютящейся надеждой.

Интересно заметить… пусть Джону и не хватало естественного отдыха, кое-что он всё же приобретал взамен – богатый и насыщенный красками мир. Если, по сути, то целую Вселенную…

Пусть тело его и было хрупким, но разум стремился к высотам неограниченного воображения. В его мыслях расцветали фантастические пейзажи, наполненные глубочайшими и яркими красками. Часами напролёт Джон мог воспроизводить свои видения и образы на бумаге. Естественно, это были не самые доброжелательные картины, хотя без сомнений виднелась рука талантливого, подающего большие надежды художника. Также, Джон подавал серьёзную заявку на разрешение затруднительных математических задач. Быть может, он сумел бы стать одним из тех, кто разрешит классические Задачи тысячелетия…

Однако… блаженным дням никак не суждено было укорениться. Сквозь мутную пелену бесценного спокойствия, в укромных уголках его несчастной фантазии таилось понимание о том, что кошмары вернутся. Они всегда возвращаются к тому месту, где можно полакомиться. И, когда они забредали в ночные грёзы удручённого бедняги, он вновь вспоминал, что значит чувствовать прикосновение само̀й Смерти… неподдельный… панический страх, что способен леденить даже самую чёрствую Душу.

Родители принимали бесчисленное количество попыток по искоренению недуга, но, к сожалению, тщетно…

Ко взаимному бездолью, Роланд и Виктория мучились не меньше… и, что важно заметить, нисколько не горестнее. Негоже любящим родителям видеть и слышать, как ребёнок просыпается в холодном поту, и визжит… будто резанный.

Для Виктории тяжелая ноша её чада была многократно сложнее. Во-первых, женщина. Во-вторых, мать. Сложно даже представить те безумные, психологические пытки, через которые ей пришлось пройти, воспитывая столь проблематичного сына. Более того, по ходу дела она начала беспокоиться и по поводу собственного рассудка. А когда врачи вынесли окончательный вердикт: «Природа ночных кошмаров неизвестна, стало быть, неизлечима», совсем упала духом…

И вот однажды, когда Джон в очередной раз елозил в стонах свою кровать, Виктория бесследно исчезла в призрачных тенях необратимой безысходности…

Прознав об исчезновении супруги, отец Роланд отчаялся и хотел было тоже бежать… бежать куда глаза глядят… лишь бы только перестать быть свидетелем… и участником подобных страданий.

– Уж не знаю, что делать. Всё испробовал, чтобы помочь, но ничего не помогает… становится только хуже и хуже, – вымолвил Роланд тем светлым днём в безмятежную пустоту близрасположенного парка. Он поникнул свою голову в ладони и вот-вот собирался…

– Прошу прощения, – послышался толи вблизи, толи издали незнакомый голос мужчины.

Роланд протёр лоб, сложил руки в кубический треугольник, прикрывая измученный нос, и приподнял намокшие глаза. Он увидел перед собой захудалого странника, хотя секундой ранее в округе не было ни одной единой души. И вдруг, Роланду померещилось, что перед ним стоит будущий образ его сына, Джона – такой же бледный и угнетённый, будто нечто неведомое вытягивает из него последние силы, делая беззащитным перед лицом всяческих внешних невзгод.

– Я проходил мимо и нечаянно услышал, о чём вы сказали, – сказал чужеземец, и предложил: – Позволите ли вы… вам помочь?

– Сомневаюсь, что сможете.

– Прошу вас, не сочтите меня развязным, добродушным проходимцем, готовым помогать каждому встречному. Просто я… увидел, что вас гнетёт затруднительное положение ближнего человека. О-о-о, да, я вижу, что вы не являетесь источником проблемы, но человек, за которого вы столь горько переживаете является для вас одним из самых близких. С уверенностью могу сказать, что вы готовы на всё ради того, чтобы ему помочь.

– Да… так и есть.

– Как вас зовут?

– Роланд.

– Рад знакомству, Роланд. Меня зовут Гарет. Прошу… расскажите мне… и я постараюсь вам помочь.

– Мой сын…, – шёпотом промолвил отец… и вдруг смолк. Его разум будто взбесился. Внутренний голос вопил, что есть мочи: незнакомцу нельзя доверять!

– Секундочку! Гарет? Верно ведь, вас зовут Гарет? Откуда вам знать, в чем заключается проблема? Откуда вам знать, что сможете помочь?

Незнакомец улыбнулся. Это была чертовски неприятная… можно даже сказать отвратительная… улыбка. Сквозь бледные губы хозяина проступили острые белые зубы, с которых скользила густая слюна.

– Да, Роланд… верно. Меня зовут Гарет… и я ясновидец. Кроме того, я являюсь адептом древней магии и Пожирателей.

– Что… что это значит?

Неприязненное выражение лица Гарета отступило. Он внимательно осмотрелся по сторонам и осторожно заверил: – Это значит… я знаю, как можно помочь вашему сыну.

Поначалу зарождения недуга, Роланд чурался суеверий и всяких там потусторонних сил. Он считал, что это выдумки безвольных, поверхностных людей и малодушной, извращённой фантазии. Но, когда квалифицированные врачи вынесли свой вердикт о невозможности исцеления Джона, скептическая вера Роланда в незыблемость традиционной медицины пошатнулась, как, собственно, накренился и весь его сердобольный мирок. Вдобавок, безмолвное исчезновение супруги возымело свой эффект, а значит сомнительные методы, с точки зрения здравого смысла, перестали отпугивать Роланда… и он… согласился.

* * *

– Роланд… и Джон… Константин, вам следует кое-что знать, – сказал Гарет перед дверьми беспризорного здания, – Это заброшенное место, некогда давно являлось Собором Роберта Великолепного. Здесь открыто принимали всех людей и заблудшие Души, что искали просветления, духовной помощи. Однако, с тех пор утекло много воды… и многое в этом мире претерпело свои изменения. Так знайте же! Ступив через порог, обратного пути не будет, и в ответственный момент вам придётся сделать выбор: либо согласиться, либо сгинуть во тьме.

Терзающийся сомнениями Роланд жалостно оглядел сына, лежащего на руках, и после непродолжительного молчания уверенно сказал: – Хорошо, Гарет. Мы согласны. У нас нет иного выбора. Мы пойдём до конца. Одного лишь от тебя прошу: помоги моему сыну.

– Так тому и быть.

Достав солидную связку ключей, Гарет отворил старинный замо̀к. Невзирая на тёплый солнечный день, из помещения заброшенного здания задуло суровой, холодной метелью.

Адепт вошёл внутрь, собрал необходимые вещи из близрасположенного шкафа у входа и проследовал в углубление монастыря, а его силуэт поэтапно растворился во тьме, отдавая эхом отдаляющихся шагов.

Мгновением позже, густую темноту прорезал луч света, мало-помалу обретающий сферическую видимость. Затем появился второй… за ним третий… и четвёртый… и так Роланд насчитал девять свечей, расположенных вкруговую.