Меч сквозь столетия. Искусство владения оружием

[наносите нужные удары в нужное время]

Трус может заранее кровью истечь,

Глядя, как летит в него вражеский меч.

[не бойтесь получать удары]

Пусть сердце не дрогнет, не даст отворот,

[не убегайте]

Ведь враг твой не знает, что его ждет.

Ударом ответь ему, и опять:

Вниз, круговой, и замри, чтобы ждать,

[нанесите вертикальный удар сверху вниз, круговой и перейдите к ожиданию]

Не надо грустить, коль немного задет,

[не расстраивайтесь, если получите легкую рану]

Порой результат такой, что лучше нет.

[иногда возможность нанести ответный удар очень даже стоит того]

Один круговой, и еще – сверху вниз,

[нанесите круговой удар и вертикальный сверху вниз]

Двойной – мимо черепа не промахнись!

[нанесите два удара, целясь в голову]

Круговой, после – режущий, стойка опять

[нанесите круговой и режущий удары и вернитесь в стойку]

И атакой стремительной с места согнать.

[наступайте на противника, заставляя его отступать]

Все это запомнив, ты знаешь теперь

И бой, и игру, и ученье, поверь.

В сем суть фехтованья познает герой для смертельного боя или цели иной.

Как сэр Патрик Гамильтон сражался с французским рыцарем и победил его. И как итальянец Рокко был вынужден биться с Остином Бэггером и был тяжело ранен

Линдсей из Пискотти рассказывает нам об одном французском рыцаре, которого именует «сэр Джон Кокбьюис». Жил этот рыцарь в XV веке, как и уже известный нам Жак де Лален. Однажды он, как и многие другие его собратья, отправился в странствия в поисках приключений и славы, получив в конце концов желаемое в ходе поединка с сэром Патриком Гамильтоном. Это был не бой насмерть, как некоторые из здесь описанных, а сражение за рыцарскую честь и любовь прекрасной дамы. Нам этот бой интересен тем, что в нем использовался двуручный меч.

Изложение Пискотти не столь богато интересными подробностями, как повествования ла Марша, Брантома, д’Одигера и Коломбьера, но общее представление о схватке он воспроизводит – предоставим же ему слово^[26].

«Явился в Шотландию французский рыцарь по прозванию сэр Джон Кокбьюис и возжелал сразиться с местными лордами и баронами. Но никто не воспринял его вызов с такой охотой, как сэр Патрик Гамильтон, сильный в ту пору телом и способный молодой человек. Не будучи столь опытным и искусным, как его соперник, он, однако, не испытывал недостатка в силе, упорстве и храбрости. Встретились рыцари на турнире под эдинбургской крепостной стеной, облаченные в доспехи, верхом на огромных лошадях. По сигналу рожка они с жаром бросились в бой, сломали друг о друга копья и тут же взяли новые с намерением продолжить поединок. Но лошадь сэра Патрика заартачилась, так что сэр Патрик Гамильтон был вынужден спешиться. Он приказал подать ему двуручный меч и предложил французу сразиться пешими, приведя в качестве решающего аргумента утверждение о том, что лошадь – слабое оружие в случаях, когда решаются мужские споры. Итак, оба продолжили бой пешими, осыпая друг друга сокрушительными ударами, и бились долго без решающего перевеса с чьей-либо стороны. Наконец, сэр Патрик Гамильтон мужественно набросился на француза и подсек ему колени. Как только француз упал, король подбросил над крепостной стеной шляпу и приказал судьям и стражникам развести бойцов. Герольды объявили победителем сэра Патрика Гамильтона».

Джордж Сильвер приводит любопытное описание боя между неким синьором Рокко, учителем фехтования, приехавшим в 1569 году в Англию, и англичанином по имени Остин Бэггер, который имел репутацию неплохого бойца и «честного малого», но не был ни в коей мере профессионалом. Вот как звучит история в изложении Сильвера^[27]:

Двуручный меч

«Этот синьор Рокко приехал в Англию, чтобы учить искусству фехтования знатных господ и придворных. Так, он заставлял их носить свинцовые вкладки в башмаках, чтобы постоянно тренирующиеся ноги были проворнее в бою. Этот учитель фехтования тратил огромные деньги на аренду прекрасного дома на Уорвик-Лэйн, который называл своим колледжем, не желая представляться просто владельцем школы фехтования. В его школе были развешаны доспехи всех благородных мужей, бывших его учениками, здесь же находились их рапиры, кинжалы и боевые рукавицы. Имелись в этом зале и скамейки со стульями, чтобы благородные ученики могли рассесться вокруг, внимая своему учителю. Обычно он не брал учеников, не способных платить по двадцать, сорок, пятьдесят или даже по сто фунтов. Зная обо всем, что нужно благородному человеку, учитель фехтования нашел в своем колледже место и для большого квадратного стола, покрытого зеленым сукном, в богатом золотом обрамлении. На столе всегда стоял изящный письменный набор, отделанный малиновым бархатом, – чернильница, пресс, порошок для просушки бумаги, воск для печатей и конечно же свитки отличнейшей позолоченной бумаги, готовой послужить благородным мужам материалом для писем, которые те могли отослать своим управляющим, чтобы самим спокойно предаваться фехтованию, не заботясь о делах. А для того чтобы все могли следить за временем, в углу зала висели часы с огромным циферблатом. В школе была еще одна комната, которую сам учитель называл «внутренней школой», где находилось много оружия и где он обучал секретным техникам боя избранных учеников. При дворе Рокко очень любили.

Двуручный фехтовальный меч

И жил-был неподалеку некий Остин Бэггер, честный парень, не обладавший особым умением, но имевший доблестное сердце истинного англичанина. Как-то раз, веселясь со своими друзьями, он похвастал, что сразится с синьором Рокко, и действительно пошел к его дому в Блэкфрайерсе и стал кричать:

– Синьор Рокко, вы считаете себя самым хитрым в мире со своим оружием, вы заявляете, что можете любого англичанина поразить уколом в любую точку, вы приехали сюда из-за моря, чтобы учить благородных и знатных англичан сражаться, – так вот, вы просто трус! Выходите из дома, если не боитесь, я пришел сразиться с вами!

Синьор Рокко, выглянув в окно, увидел, что задира стоит на улице с мечом и круглым щитом-баклером наготове, схватил свой двуручный меч и, выскочив из дома, набросился на Остина Бэггера. Тот храбро оборонялся, прорвался в ближний бой, повалил учителя фехтования подножкой, рубанул по ягодицам и почти забил поверженного ногами, причинив тяжелые увечья. Однако по доброте душевной Остин не стал убивать своего противника, а бросил лежать и ушел. Это был первый и последний реальный бой синьора Рокко, если не считать случая на Квин-Хит, где ему пришлось обнажить рапиру против лодочника, что не спасло его от избиения веслами и скамейками, но в тот раз количество его противников давало им преимущество еще большее, чем давал ему двуручный меч перед мечом и баклером Остина Бэггера».

Глава 7
О мече и Баклере, и как Сьёр де Жарнак сражался на турнире с лордом Шастеньере и поразил его

В таких боях использовался чаще всего обоюдоострый меч, какой носили в те времена на поясе, как пешком, так и верхом, а средством защиты служил, как правило, «кулачный щит» баклер – небольшой круглый щит дюймов одиннадцати диаметром, с единственной ручкой посередине, которую сжимали в кулаке. Эти предметы были в ту пору постоянными спутниками типичного английского джентльмена в его повседневных делах, и они же служили ему добрую службу во внезапных стычках в тавернах и на улицах, которые были нередкими в то бурное время. Но на более серьезных, заранее планируемых турнирных боях использовался щит большего размера, диаметром в два фута. Он тоже именовался «баклером», вне зависимости от его размера, в случаях, когда был снабжен единственной ручкой; если же к предплечью он крепился двумя стальными прутьями или кожаными ремнями, то такой щит называли «мишенью» или рондашем. Он закрывал кисть и предплечье, но, хотя ввиду своего большого размера защищал также и значительную часть корпуса, в бою был менее удобным, а значит, менее предпочтительным для активного, умелого бойца, чем малый щит.

В 1547 году при дворе короля Франциска I были заметны двое молодых людей. Коломбьер утверждает, что они были ровесники и в той местности, откуда приехали, жили по соседству. Обоих произвели в свое время в пажи королю, а затем его величество принял их на рыцарскую службу, как когда-то их отцов. Они всегда были вместе, и отношения их нельзя было назвать иначе, нежели братскими. Одним из них был Франсуа де Вивонн, лорд Шастеньере, младший сын Андре де Вивонна, главного сенешаля Пуакту. Им восхищались, уважая и ценя не только за то, что он был фаворитом короля Франциска, а впоследствии короля Генриха II, но и за его природную красоту, хорошие манеры и величественную стать, а тем больше – за добросердечность, неукротимый дух и опыт в ратном деле. Второго звали Ги де Шабо, это был старший сын Шарля, лорда Жарнака, Монлье и Сен-Олае. Король Франциск настолько благоволил ему, что называл «Гишо», выражая тем самым свое особенное к нему расположение. При дворе он был известен как сьёр де Жарнак. Титул «сьёр» во Франции, по-видимому, означал старшего сына благородного дома, как в Шотландии – «мастер».

Дружба этих молодых джентльменов неожиданно прерывается из-за опрометчивого поступка Вивонна, передающего королю скандальную сплетню, в которой затрагивается честь Жарнака, а еще больше – честь леди, уже почти что связанной с ним узами брака. Франциск в эту сплетню не верит, но, к сожалению, считает ее веселой шуткой, вполне уместной для того, чтобы поддеть Жарнака. Однако тот не видит в этом ничего смешного и с возмущением требует судить Шастеньере за клевету. Более того, он публично заявляет, что кто бы ни запустил слухи про него и леди, тот подавится собственными словами, как последний мерзавец, и обещает позаботиться, чтобы Шастеньере понял, к кому относится эта угроза. Тот в свою очередь возмущен обвинением в клевете и настаивает на скорейшем поединке с молодым Жарнаком, будучи уверенным в том, что способности и опыт бойца обеспечат ему скорую победу. Он подает королю Франциску прошение, чтобы тот разрешил им биться насмерть на судебной арене. Жарнак же, со своей стороны, тоже рвется в бой, дабы с оружием в руках защитить свою гордость и честное имя прекрасной дамы. Но Франциск, чувствуя, что часть вины за ссору лежит на нем самом, наотрез отказывает юношам в их просьбе. Впрочем, проходит не так много времени, как король умирает, и на смену ему приходит Генрих II. Шастеньере не забыл ссоры и вновь подает прошение уже новому королю, чтобы тот позволил им уладить дело в судебном поединке. Тот, понимая, что никак иначе спорщиков не рассудить, поскольку никаких свидетельств истинности или ложности давнишней сплетни уже не найти, дает свое соизволение на бой, распорядившись, чтобы бой прошел в его присутствии через тридцать дней, и предупредив, что побежденный и все наследники его тела будут разжалованы, лишены благородных званий и всех дворянских прав и привилегий.

Обоюдоострый меч

Итак, у недругов есть месяц на подготовку. Шастеньере, полный уверенности в собственных силах – ведь он не только известный воин, но и борец столь искусный, что во всей Бретани не найдется ни одного борца-профессионала, который мог бы против него выстоять, – не особенно заботится ни о тренировках с оружием, ни о выполнении религиозного долга. Случайно оказавшись рядом с церковью, он спокойно проходит мимо – мысль о посещении мессы не приходит ему в голову. Жарнак же, напротив, становится не только завсегдатаем церквей и монастырей, где он повсюду просит добрых людей молиться за себя, но и прибегает к услугам искусного итальянского учителя фехтования по имени капитан Кайцо, который, судя по тем наставлениям, которые давал своим ученикам, являлся, должно быть, адептом заветов известного Ахилла Мароццо, чьи работы были опубликованы несколько лет назад. Вскоре мы увидим, какие плоды принесло обучение у капитана.

По решению короля Генриха бой должен состояться 10 июля 1547 года на должным образом подготовленной арене в Сен-Жермен-на-Лее, где находилась резиденция его величества. Старый лорд Жарнак, которому сообщили о поступке его сына, весьма им доволен и открыто заявляет, что если бы юноша не решился на выяснение отношений, то он сам бы сразился с Шастеньере. Эти слова крайне воодушевляют молодого Жарнака, который в должное время уже прибыл в Сен-Жермен в сопровождении своего секунданта, гран-эсквайра месье де Буази. Прибыл и его противник, а с ним граф Омаль. Арена возведена рядом с парком Сен-Жермен, согласно указаниям констеблей, распорядителей и адмирала Франции, которые находятся рядом с королем. Герольд оглашает обычное в таких случаях требование к зрителям: никто из присутствующих не должен подавать никому из соперников знаков, которые могли бы обеспечить тому преимущество.

Лорд Шастеньере, уверенный в собственной победе, уже даже произвел некоторые приготовления: построил неподалеку от арены роскошный шатер, в котором был приготовлен великолепный банкет, куда уже заранее пригласил короля и весь двор, чтобы должным образом отпраздновать свою грядущую победу во славу венценосного повелителя. Для этого празднества он заимствовал у своих друзей все, что только те могли предоставить, – золотую и серебряную посуду, доспехи для развешивания на стенах, ковры и гобелены.

Поединок Шастеньере и Жарнака. Рисунок «Удар Жарнака», автор Вюльсон де ла Коломбьер

Вот появляется инициатор поединка в сопровождении секунданта и 300 своих людей, одетых в его цвета – алый и белый. Под звуки барабанов и труб они ведут Шастеньере ко входу на арену, где граф Омаль заводит рыцаря в шатер, разбитый по правую руку от королевской трибуны. Теперь он не выйдет отсюда до самого начала поединка. За ним появляется и ответчик – Жарнак со своим секундантом и отрядом поддержки числом человек в 120. Помимо секунданта, каждому из бойцов полагается взять себе «доверенных лиц» из числа друзей, чей долг – оценивать его потребности и всячески помогать ему, не нарушая правил поединка. Со стороны бросившего вызов – сиры Сансак, Монлюк, Орейль, Фрегоз и граф Берлиншьер, а со стороны принявшего его – сиры Клер-во, Кастельно, Карруж и Амбльвиль.

Жарнак, как лицо, принявшее вызов, имеет право выбора оружия и защиты в предстоящем поединке. Выбранные им нагрудник, пара боевых рукавиц, кольчужная рубаха, большой стальной баклер и легкий шлем морион были приняты противоположной стороной без возражений, поскольку составляли обычное вооружение благородных господ того периода. Но далее, по совету хитроумного Кайцо, он называет довольно редкий доспех для левой руки – «брассард», прикрывающий руку от плеча до локтя и не имеющий гибкого сочленения, так что рука в нем остается все время прямой, что не мешает прикрываться щитом, но делает совершенно неприменимой борцовскую технику захватов и бросков. Друзья Шастеньере возражают против использования брассарда на том основании, что это не общепринятая деталь доспеха, но высокомерие и гордыня не позволяют спорить ему самому. Вот теперь у Жарнака и его партии появляется надежда на благополучный исход. Надевая вышеупомянутый брассард на руку Шастеньере, оружено- сец Жарнака чуть-чуть прищемляет руку рыцаря, и тот гневно восклицает:

– Ты мне за это ответишь после боя!

На что оруженосец спокойно отвечает:

– То, что останется от вас после того, как с вами разделается мой хозяин, меня вряд ли сможет испугать.

Так оно и случилось. Более того, уже за три часа до начала поединка по Парижу прошел слух, что Шастеньере убит, а лукавый Кайцо слонялся среди ожидающих поединка зрителей и принимал ставки на то, что это произойдет еще до захода солнца.

Вот герольд еще раз провозглашает запрет на вмешательство в ход поединка, после чего секундант вводит инициатора боя на арену, а вслед за ним появляется и второй участник, посылая на выбор по два экземпляра оружия для сражения. Это два одноручных меча, обоюдоострых и хорошо заточенных, два больших кинжала, которые можно повесить в ножнах на правом боку, и два маленьких кинжала, которые можно заткнуть за голенище ботинка, как это делают горцы; Шастеньере выбирает по одному предмету из каждой пары. Теперь каждый из участников боя должен поклясться на Евангелии, что его дело правое, а дело его противника – неправое и что ни на нем, ни на его доспехах нет никаких колдовских чар, призванных повлиять на исход боя.

Церемония окончена, бойцов разводят в противоположные концы арены. Выходит герольд, бойцы встают, секунданты покидают их, и герольд провозглашает начало схватки.

Бойцы начинают сближаться. Беспорядочными шагами несется Шастеньере со свирепым выражением лица; спокойно и уверенно движется Жарнак, как учил его Кайцо. После обмена мощными ударами Жарнак смещается в сторону, наносит противнику обманный удар в голову, и, когда тот поднимает щит, защищая голову и открывая тем самым ноги, Жарнак вытягивает руку с мечом так, что кончик меча оказывается за левым коленом соперника, и быстрым возвратным движением взрезает тому нижнюю часть бедра. Этот несильный порез ошеломляет Шастеньере, и не успевает он пошевельнуться, как Жарнак повторяет движение уже с большей силой, и лезвие его меча прорезает ногу соперника вплоть до кости, рассекая все – сухожилия, сосуды, мышцы… Шастеньере падает наземь, а Жарнак, подойдя вплотную, громогласно требует:

– Верни мне мое доброе имя и проси пощады у Господа и короля за свое злодеяние!

В полной уверенности, что встать раненый уже не сможет, Жарнак подходит к королевской трибуне с вопросом, признан ли он теперь отстоявшим свою честь, в каковом случае он готов с удовольствием выдать Шастеньере королю. Раздосадованный поражением своего любимца, король хранит молчание. Упавший тем временем пытается встать на ноги, чтобы наброситься на Жарнака, но последний наставляет на него острие меча с криком: «Не двигаться, убью!» – и Шастеньере снова падает со словами: «Так убей же!» Король, после недолгого обсуждения, соглашается принять раненого, чья репутация в таком случае остается нетронутой, ибо он не сдался, но вынужден благодарить победителя за милосердие. После этого друзья могут подойти к раненому и оказать первую помощь; хирург перевязывает его рану, но тот настолько расстроен поражением после всей своей похвальбы, что срывает все повязки и в итоге умирает.

Ну а что же роскошный шатер и великолепный банкет? Блюда, гобелены, все эти украшения, которые ссудили погибшему друзья? Неожиданное поражение и смерть великого Шастеньере, как удар грома, обрушились на короля, придворных и всю почтенную публику, собравшуюся насладиться захватывающим зрелищем того, как два благородных господина будут резать друг друга. Все пришло в смятение – простолюдины потоком хлынули через арену, снося ограждения и трибуны, шатер Шастеньере мгновенно наполнился народом – кто-то жадно пожирал заготовленные для благородных господ деликатесы, кто-то срывал гобелены и хватал ковры, а самые везучие покидали площадь с золотыми и серебряными кубками и сосудами в руках, и, когда на сцене, наконец, запоздало появились блюстители порядка, банкетный шатер представлял собой груду рухляди, спасать было уже нечего.

Впоследствии сложилось мнение, что подрез, нанесенный Жарнаком, был не совсем честным приемом, поэтому любой подрез мечом ноги, а в широком смысле – вообще любой «скользкий» прием стали называть coup de Jarnac – «удар Жарнака». Это, конечно, клевета на честное имя Ги де Шабо, который никак не являлся изобретателем приема – ведь техника эта входила в арсенал всех тогдашних учителей фехтования, которые в большинстве своем были, как и Кайцо, итальянцами. Их глава, генерал Ахилл Мароццо, в своем известном труде – первом из ряда себе подобных, обладающих практической ценностью, – весьма страстно отстаивал целесообразность использования такого приема, аргументируя это тем, что задняя часть бедра – практически единственное открытое место закованного в доспехи бойца и что наилучший способ атаки данного участка – именно тот, что избрал Жарнак. Мы располагаем записями и о других дуэлях, где с успехом применялся подобный прием. В том же 1547 году в поединке двух английских джентльменов, Ньютона и Гамильтона, один из них был ранен в бедро; схватка их была во всех подробностях похожа на бой Жарнака и Шастеньере, так что приводить ее описание здесь было бы утомительным повтором.

Во время правления великого герцога Гиза некий гасконский дворянин по имени Провильон, не умевший держать язык за зубами, позволил себе несколько замечаний, в высшей степени обидных не только для кого-то конкретно, но и для всего итальянского народа. Оказавшийся рядом итальянский дворянин, высокий парень и хороший боец, счел своим долгом покарать наглеца и силой меча отстоять честь своей нации. Он бросил болтуну вызов. Секундантом Провильона стал месье де Пьенн, а его противника – Паоло Джиордано. Они вышли на арену и по завершении стандартных церемоний начали поединок. Итальянец нанес французу такой сильный удар поперек бедра, что тот свалился наземь и поспешил отречься от своих нелицеприятных замечаний в адрес земляков победителя. Итальянец великодушно даровал сопернику жизнь, но тот уже и так был наказан, ибо остался калекой до конца своих дней. Так что, по правде говоря, Жарнака винить не в чем, напротив, стоит похвалить его за мастерство, с которым он сумел применить то, чему его учили.