Kitobni o'qish: «Основатель»

Глава 1
Крест Основателя

Наш единственный долг перед историей – переписать ее заново.¹

1 марта

Прага, умытая дождем, сверкала золотыми огнями. Они отражались в черной воде Влтавы и мокрых мостовых. Затмевали звезды. Размывались в окнах проносящихся по улицам трамваев. Окутывали пролеты мостов. Светились Вышеград, Градчаны, Оперный театр, Карлов мост…

Исторический центр города был похож на разноцветную игрушку. От былого мрачного величия не осталось и следа. Холодная, молчаливая, угрожающая суть старого города скрылась за сверкающими фасадами, обманывая толпы туристов…

Кристоф вышел из метро за час до закрытия и, проигнорировав такси, отправился пешком. Последний раз он посещал Прагу очень давно и сейчас испытывал легкое любопытство – осталось ли за прошедшие столетия хоть что-нибудь от легендарного прежде города ведьм и колдунов?

Рядом с ним торопливо шагал Босхет. Непривычно молчаливый, он жадно поглядывал по сторонам, вдыхал давно забытые ароматы старого града и едва заметно улыбался чему-то. У него были свои собственные воспоминания, связанные с этим местом.

Кадаверциану понадобилось не много времени, чтобы сориентироваться. Несмотря на яркие неоновые вывески и прочую мишуру цивилизации, местность осталась знакомой. Некромант без труда узнал набережную Яна Палача и, повернув налево, пошел вдоль трамвайных путей, оставив за спиной Еврейский квартал.

– Почти ничего не изменилось, – пробормотал Босхет, и его глаза торжествующе сверкнули желтым. – Все осталось прежним, мэтр, – добавил он, обращаясь к колдуну с таким самодовольным видом, как будто неизменный вид Праги был его собственной заслугой.

Мостовая влажно блестела после недавнего дождя, рельсы сверкали в свете уличных фонарей. В Столице сейчас бушевали метели, а здесь уже настойчиво пахло весной, свежестью и мокрыми деревьями. В легком воздухе не чувствовалось гнетущей опасности. Непривычное ощущение от города, в котором теперь не рискнул бы жить ни один из братьев…

Через пять минут мастер Смерти и его слуга уже стояли возле Старогородской предмостной башни, которая прежде охраняла вход на Карлов мост. И башня, и мост, и прекрасно видимый отсюда комплекс Пражского града не привлекли их внимания. Взгляд кадаверциана был направлен к темнеющей на противоположном берегу Влтавы громаде Петринского холма. Именно он, а точнее – то, что скрывалось под ним – стало целью приезда.

Кристоф прошел через проездную арку башни и оказался на мосту, заполненном гуляющими людьми. Звучала многонациональная речь туристов. Возгласы. Смех. Ежесекундные фотовспышки ослепляли. Мрачный, темный город спрятался за световой иллюминацией и восхищением ничего не понимающих людей. Они не ощущали давящей тяжести и сосущей боли в позвоночнике, не видели призрачную тень, витающую над Прагой, и продолжали проживать свои беспечные короткие жизни, удивляясь тому, что так часто и тяжело болеют.

Влтава отражала многочисленные огни и казалась их зеркальным продолжением. Множество теплоходиков курсировали по реке, катая зевак. Обогнув старого шарманщика и послав угрожающий взгляд молодому карманнику, колдун клана Смерти покинул мост.

Людей не стало меньше. Улица тоже оказалась заполнена. Кадаверциан продирался вперед, стараясь как можно быстрее вырваться из этой гомонящей, переливающейся всеми цветами радуги, жгучей, испускающей сладкий аромат крови, толпы. Босхет рыкнул на компанию особо веселых юнцов, обменялся с ними парой резких фраз на чешском и, довольный, поспешил догнать хозяина.

Кристоф был голоден. Очень голоден, а сдерживать жажду, когда вокруг столько людей, невероятно сложно. Даже для такого, как он.

Но с инстинктами приходилось бороться. Нельзя лезть в катакомбы на сытый желудок. Свежая кровь в теле вампира способна мгновенно разбудить использованную после войны с кланом Лудэр силу, которая во много раз страшнее и опаснее Витдикты.

Колдун прогнал неприятные мысли и быстро прошел мимо ярких витрин магазинов и лавок – настоящего рая для иноземных гостей. Здесь имелось в наличии все – начиная от жутковатого вида марионеток, изображающих чернокнижников и ведьм, до знаменитого чешского хрусталя и гранатов. Впрочем, последние, на месте смертных, Кристоф поостерегся бы покупать. В те годы, когда он еще был молод, считалось, что красный гранат – это запекшаяся кровь. Чем больше ее пролилось на землю, тем больше темных, кроваво-красных камней в ней найдут.

А земля Праги впитала слишком много крови – так много, что ее вполне можно сравнить с вампиром. Она всегда сосала силу из людей, сама принуждала воевать, пила пролитую жизнь и боль. И даже сейчас не успокоилась. Кадаверциан чувствовал, что она ждет, дрожит от предвкушения, посылая тем, кто может ее слышать, кошмарные сны.

Перед костелом святого Микулаша некромант свернул налево и спустя еще несколько минут оказался в стороне от туристических маршрутов. Людей здесь почти не было. Единственное кафе уже закрывалось. Кристоф углубился в переплетение узких улочек и переулков. Один раз пропустил поворот, но вовремя остановился и вернулся обратно. Пройдя мимо полицейского участка, вышел на Влашску.

Дорога заметно поднималась в гору. Мокрая брусчатка, отражающая огни фонарей, стилизованных под начало девятнадцатого века, высокие стены особняков по обе стороны, и ни души. Резкий порывистый ветер крутил флюгер на крыше одного из домов.

До чуткого слуха некроманта донесся отдаленный звон колоколов Вышеграда, и тут же им ответил колокол собора святого Витта.

– Полночь, – тихо пробормотал Босхет.

Колдун быстро шел вперед, узнавая знакомые места. Теперь в бывших дворянских особняках обосновались посольства. В ночи, несмотря на ярко освещенные стены, они казались мертвыми. Совершенно пустая улица, словно всех жителей выкосила чума, производила привычное впечатление. Да, за прошедшие века старые районы Праги изменились не слишком сильно…

Единственного человека на Влашской Кристоф встретил возле открытых ворот госпиталя Милосердных Сестер. Тот был облачен в серое пальто, под которым виднелась больничная пижама, и, сидя в инвалидном кресле, курил папиросу. Больной удостоил случайного прохожего заинтересованным взглядом, но ничего не сказал, лишь поежился от ночной прохлады и сплюнул на брусчатку.

Босхет мрачно посмотрел на него, ухмыльнулся, хотел изречь что-то, но передумал.

Влашска закончилась тупиком. Справа от нее дорогу преграждали запертые железные ворота, а налево круто уходила вверх узкая каменная лестница. На ней тоже горели фонари. Кристоф улыбнулся – у жителей Праги давно вошло в привычку освещать даже самые укромные уголки города. Особенно такие, как Петринский холм. Что ж, ничего удивительного. В Средние века слишком многие стали пищей для живущих здесь братьев, привыкших охотиться в темноте. Особенными зверствами отличались Нахтцеррет, которым в ту пору принадлежал Вышеград.

Однажды Золотые Осы устроили резню сразу в нескольких темных городских кварталах. С утра собиратели трупов устали грузить тела на телеги, а святая инквизиция сбилась с ног, но так никого и не изобличила. И хотя жалкие фонари никак не помогут спастись смертному, если его крови возжелает кто-либо из киндрэт, именно с тех самых пор пражане начали скрупулезно следить за освещением.

Лестница закончилась. Кристоф обернулся, посмотрел на открывшийся вид. Сияющая огнями Прага лежала перед ним как на ладони. Босхет тоже с интересом изучил открывающуюся панораму, многозначительно хмыкнул и засунул руки в карманы куртки.

– Мэтр, помните восстание гуситов? А чуму? Трупы валялись прямо на улицах, а на площади святого Вацла каждую неделю кого-нибудь вешали, – добавил он мечтательно. – Теперь такого не увидишь.

У бетайласа была выборочная память на события прошлого. Единственно ценными дух-убийца считал эпидемии, войны и революции. Остальное не имело особого значения.

– Помню, – отозвался кадаверциан и направился дальше.

Цель его находилась не на вершине, так что он проигнорировал широкую асфальтовую дорогу, ведущую на самый верх, и направился к петляющей по склону узкой тропинке.

Вокруг раскинулся большой парк. Старые клены и липы нависали над кадаверцианом, переплетенные ветви кустарника не давали свернуть в сторону. В отличие от остального города здесь еще чувствовалось дыхание уходящей зимы. Клочки старого снега притаились в тени валунов, а деревья, казалось, только просыпались от холода.

Идти пришлось довольно долго, и, наконец, колдун увидел один из входов в катакомбы Петринского холма. Кристоф допускал, что люди могли замуровать вход или, еще хуже, обрушить своды. Но нет. Все, до чего додумались пражане, – перекрыть ведущий под землю черный провал металлической решеткой.

– Позвольте, мэтр. – Босхет выступил вперед, огляделся, взялся за прутья и без особого труда выдернул из камней ржавую конструкцию.

Подождал, пока кадаверциан войдет, нырнул в темноту следом и аккуратно поставил створку «ворот» на прежнее место, чтобы не привлекать к открытому входу в подземелья лишнего внимания.

Стены, пол и потолок в катакомбах были неровными. Пахло сыростью и гнилыми листьями. Шагов через двадцать коридор резко повернул налево и пошел вниз. Миновав первый подземный перекресток, Кристоф пригнулся – свод стал очень низким.

Мастер Смерти ни на миг не забывал о дремлющей здесь силе. Интересно, его уже почувствовали? И если да, то сколько у него осталось времени? Как долго Битах, способная мгновенно уничтожить любого из киндрэт, позволит некроманту бродить по бывшим владениям кадаверциан, теперь ставшим ее безраздельной собственностью? Но ничего, кроме привычной сосущей боли в позвоночнике, преследовавшей его с момента прибытия в Прагу, Кристоф не ощущал. Пока все было спокойно. Похоже, порождение иного мира пребывало в глубоком сне.

Колдун шел легко и быстро. Не путаясь в коридорах, не останавливаясь, не оглядываясь, не раздумывая. Путь был привычным. У выступа, похожего на голову младенца, он остановился и, приложив ладонь, произнес несколько фраз. Камень содрогнулся, размяк, потек под пальцами… Вход в святая святых клана Смерти открылся.

Как только кадаверциан пересек незримую черту «врат», стена за спиной снова стала монолитной, а где-то высоко, под сводом, вспыхнули сотни магических огней, освещая широкий коридор.

Внутренний город разительно отличался от катакомб. Гладкий пол и стены были облицованы черным мрамором. Высокий потолок с тяжами контрфорсов. Каменные скульптуры, изображающие кровных братьев. В отдалении слышалось журчание фонтана.

Боль в позвоночнике стала сильнее, пальцы покалывало. Босхет, шагая следом за некромантом, мрачно сопел и сердито передергивал плечами. Дух-убийца тоже чувствовал потустороннюю магию. Но кроме этой явной угрозы существовала и другая. Когда Битах уничтожила Лудэр и растеклась по Праге, кадаверциан покидали свое поселение в большой спешке. Кристоф, следуя приказу Вольфгера, ушел одним из первых, уводя за собой выживших в войне братьев. А мэтр остался еще на несколько часов, расставляя ловушки для возможных незваных гостей и пряча то, что нельзя было унести с собой.

Вольфгер так никому и не рассказал про оставленные здесь смертельные сюрпризы. А ученик не счел необходимым донимать наставника расспросами, ведь никто из клана не предполагал когда-либо вернуться сюда без его приказа.

Впрочем, как убедился кадаверциан, это был далеко не единственный секрет мэтра. Теперь Вольфгера нет, все тайны он унес с собой, и его воспитаннику придется выпутываться самостоятельно.

Бетайлас коротко кивнул в ответ на взгляд мастера Смерти и направился вперед. Если бы можно было использовать заклинание «Туманной гончей» – порождение кадаверцианской силы легко нашло бы все магические ловушки. Но даже слабый всплеск магии мог пробудить Битах. Поэтому в Прагу и поехал Босхет – мастер по разного рода вскрытиям. Его присутствие давало надежду на то, что до зала Совета колдун доберется живым и здоровым.

Кристоф подождал, пока бетайлас отойдет на тридцать шагов, и только потом двинулся следом. Битах молчала. Даже тупая боль в какой-то момент стала привычной. Коридор с множеством ответвлений, которые вели в жилые помещения подземного города, закончился входом в круглый зал с куполообразным потолком. Здесь находились ниши, застекленные витражами.

Опытный человеческий эксперт, взглянув на многокрасочные панно, сказал бы, что это работа венецианских мастеров, и… ошибся. Личный заказ Вольфгера исполняли фэриартос. Тысячи тысяч разноцветных стеклышек, сложенные в картины, рассказывали о самых значимых событиях в истории клана Кадаверциан от зари человечества до начала войны с Лудэром.

Последняя ниша была пуста – витраж, повествующий о победе над врагом, так и не был создан. Та победа оказалась… как говорят люди – пирровой. После нее было уже не до витражей.

В центре зала до сих пор работал фонтан. Струи воды били на десятиметровую высоту. Кристоф подумал о том, что в двенадцатом веке такое сооружение под землей люди сочли бы чудом. Теперь подобная диковина была легкодостижима для человеческой цивилизации. Однако смотрелось все по-прежнему величественно.

Раньше в глубоком бассейне жил Страж. Цепной пес клана Смерти. Ни оружие, ни стандартная магия братьев не могли причинить ему вреда. Если кровный брат не состоял в клане Кадаверциан, он не мог миновать Гипнала и проникнуть в эти залы без личного приглашения Вольфгера.

Кристоф перегнулся через бортик фонтана и с тихой грустью посмотрел в воду. Там, на дне, лежал скелет Гипнала – гигантского дипса², которого убила Битах. От некогда огромного, блестящего змеиного тела остался лишь длинный позвоночник и бугристый череп.

Величие клана исчезло так же, как погиб Страж. Тихо и незаметно для окружающих. После того как кадаверциан ушли из Праги, их силы оказались подорваны. Помня о случившемся, другие семьи не рисковали злить колдунов, но та глупая война забрала слишком много.

Уникальные книги были утрачены. Множество мастеров Смерти погибли. Некроманты перестали вмешиваться в политику кровных братьев и брали себе учеников лишь в исключительных случаях. Для кадаверциан наступила глубокая осень. Лудэр добились своего, даже проиграв. Рассвет силы клана сменился его закатом.

До недавних пор считалось, что исчезла сама суть, дух клана Смерти. Так думали многие…

Следуя за Босхетом, Кристоф прошел дальше по центральному коридору, с большим трудом удержался от соблазна посетить библиотеку, хранилище и лаборатории. Он понимал, что рисковать глупо и задерживаться не стоит.

Бетайлас внезапно остановился, оглянулся на колдуна и молча указал вперед. Присмотревшись, тот увидел в центре лестницы, ведущей наверх, едва мерцающее розовое зарево.

На нейтрализацию этой ловушки кадаверциану потребовалось больше пяти минут напряженной работы. Дважды он был близок к тому, чтобы привлечь к себе внимание Битах. Он чувствовал, как она беспокойно ворочается в своей дреме. Пытается выбраться, разорвать оковы сна, которыми ее опутал Вольфгер.

Прежде чем добраться до зала Совета, Босхет еще дважды предупреждал о спрятанных по дороге сюрпризах.

Один раз бетайлас замер посреди коридора, покрутил головой, то ли прислушиваясь, то ли принюхиваясь, протянул руку, явно ощупывая нечто невидимое перед собой. Затем вдруг резко отступил на шаг и подпрыгнул. Уцепился за едва заметный выступ на потолке, подтянулся и перелез через нематериальную преграду. Но едва его ноги коснулись пола, за спиной тут же вспыхнула стена, сотканная из зеленых волокон. Они сплетались, словно кусты густого терна, и сыпали изумрудными искрами.

Кристоф услышал сдавленные ругательства бетайласа, который задел один из «шипов», и бросился обрубать «ветки» ритуальным стилетом, сначала проделавшим брешь в зеленой стене, а затем полностью срезавшим густые «заросли».

Но если с этим препятствием колдун справился относительно легко, то с «Пьющим душу» возникла масса проблем.

Босхет, идущий впереди, неожиданно без единого звука рухнул на пол. Мертвое тело осталось лежать неподвижно, а сам дух-убийца, выброшенный из физической оболочки, метнулся прочь – как можно дальше от мощного сторожевого заклятия, едва не всосавшего его. Да и сам Кристоф едва не лишился своей силы. Заклятие, оставленное мэтром, напоминало губку и было готово с радостью впитать любое проявление магической энергии. Жаль только, что Битах «Пьющему» не по зубам.

Постоянно уклоняясь от щупалец заклятия, Кристоф лихорадочно работал. Наконец, когда руки уже ощутимо дрожали, ему удалось перевести «Пьющего» в замкнутую систему. Спустя несколько секунд ловушка сожрала саму себя и исчезла, открывая проход в слабо освещенный зал Совета.

На огромном полу черно-бело-зелеными плитами был выложен герб клана Кадаверциан – крест, увитый плющом. Сводчатый потолок терялся во мраке, а дубовые кресла, на которых в былые годы восседали братья, казались остовами тьмы. Кристоф остановился у крайнего. Это было его место – по левую руку от главы клана. Колдун провел ладонью по спинке. Затем заставил себя отбросить воспоминания и подошел к трону мэтра.

Здесь, на высоком столике, стояла шкатулка Вольфгера, в которой находилась святая для каждого из адептов смерти вещь – Крест Основателя. Тот самый, который клан выбрал для своего герба.

Он нес в себе немалую магическую силу, и та была столь страшна и опасна для любого из кровных братьев, что этим артефактом воспользовались лишь один раз. В конце противостояния с Лудэром.

Силой враги не уступали колдунам, и тяжелая война длилась не один век. С обеих сторон погибло множество братьев, кланы оказались почти обескровлены, но ни один не мог взять верх над другим. И тогда на совете кадаверциан было принято решение воспользоваться даром Основателя.

Мастера Смерти вызвали из потустороннего мира ту, что пожирает тела и души братьев. Битах. Они натравили ее на всех, в ком была кровь Лудэра, и за одну ночь от этого клана остались лишь воспоминания. Но вместе с ним исчезли больше двух сотен киндрэт, совершенно непричастных к войне, ибо Битах вырвалась из-под контроля и стала без разбору пожирать любого, кто питается человеческой кровью. Если бы не мастерство Вольфгера, история киндрэт завершилась бы в ту страшную зимнюю ночь.

Мэтру не удалось выбросить чудовищную сущность обратно в потусторонний мир – на это требовалось могущество самого Основателя. Но учитель Кристофа совершил невозможное – ценой невероятных усилий он сумел погрузить Битах в глубокий сон.

Однако сущность можно было разбудить свежей кровью тех, кто охотится ночью, или же достаточно сильной, неосторожно использованной магией. Именно по этой причине кланы навсегда покинули Прагу и перебрались в более безопасный город – подальше от Битах. И именно по этой причине под Петринский холм теперь вернулся Кристоф.

Находясь в двух шагах от тяжелой шкатулки, инкрустированной нефритом и ониксом, кадаверциан не видел никакой защиты, окружающей ее. Деревянная коробка выглядела абсолютно безобидной – нужно было просто подойти и открыть крышку. Многие, возможно, поступили бы именно так. Но однажды, очень давно, еще в Париже, который во времена юности Кристофа назывался Лютецией, колдун видел, как мэтр накладывает мощнейшее охранное заклятие на древнюю книгу пророчеств. И после на ней также не осталось никаких видимых следов.

Остановившись в шаге от цели, Кристоф напряженно вспоминал заклинание. Символы медленно всплывали в памяти и, казалось, приобретали материальность, едва мастер Смерти произносил их вслух.

Спустя минуту воздух вокруг шкатулки замерцал и сгустился, превращаясь в светящиеся зеленью прутья. «Кровавая решетка» стала видимой, но от этого не менее опасной. Любой прикоснувшийся к ней был бы убит на месте.

Вторая часть формулы далась кадаверциану с большим трудом. Она жадно отбирала у него остатки ментальных сил, наполняла голову звоном и путала мысли. Но, наконец, прутья дрогнули и рассеялись, выпуская добычу.

Колдун холодно проверил – не упустил ли еще какой-нибудь каверзы учителя – и лишь после этого, нажав на скрытую пружину, открыл крышку.

Сделанный из черного металла, Крест Основателя лежал на белом бархате и казался очень массивным. Серебряная с малахитом ниточка плюща обвивала крестовину. Некромант взял артефакт, и тот как влитой лег ему в руку. Достав из внутреннего кармана куртки черный шелковый мешочек, Кристоф убрал в него реликвию, завязал алые шнурки и спрятал добычу обратно в карман.

Все. Дело сделано. Теперь следовало уходить как можно скорее. Обратная дорога должна была стать слишком долгой, и никто не знал, какие сюрпризы приготовил Вольфгер для похитителя артефакта, задумавшего возвращаться назад по своим следам. Кадаверциан решил не рисковать.

В северной стене зала Совета виднелась глубокая ниша. В ней скрывалась очень крутая витая лестница. Множество выдолбленных в камне ступенек – грубых и узких – уходили во мрак и вели к каменной плите, перекрывающей выход.

Но дорога оказалась для Кристофа значительно тяжелее, чем он рассчитывал. Боль в спине нарастала, а и без того тяжелый крест теперь казался попросту непосильной ношей…

Когда кадаверциан наконец добрался до верхней ступени и, положив на плоский камень над головой обе руки, произнес заклятие «ключа» – глыба не дрогнула. Подождав несколько мгновений, колдун перевел дыхание и, стараясь не торопиться, повторил заклинание.

Снова никакого результата.

Очередной сюрприз Вольфгера? Или магия, заложенная в камни, рассеялась со временем?

Чувствуя, что с каждым шагом все ниже склоняется к земле, мастер Смерти спустился по ступеням и, вновь не пожелав идти по своим следам, поспешно направился в самое сердце подземного города…

Нужные ему покои были последними.

Двустворчатые двери распахнулись бесшумно от одного прикосновения. Аромат цветов ливанского кедра до сих пор витал в жарком воздухе.

Помедлив, Кристоф шагнул в роскошный зал – осколок мира, принадлежавшего другой эпохе. Круглый золотой диск, изображающий солнце, свисал с потолка на тяжелых цепях. Статуя Анубиса в центре зала смотрела на необъятное ложе под золотым балдахином. Постель была смята, леопардовые шкуры на ней небрежно разбросаны.

Массивные треножники, стоящие на небольших возвышениях, сверкали так, словно их металл полировали совсем недавно. Занавеси из тончайшей газовой материи бросали призрачные тени на великолепные росписи на стенах: тростник, поднимающийся над черной водой, белые цапли, цветущий лотос. А в центре этого великолепия – изображение трона, на котором сидит прекрасная черноволосая женщина в красно-белой короне двух Царств. Дочь фараона.

С фрески на Кристофа, не отрываясь, смотрели ее темные глаза, полные жизни. Алые губы улыбались едва заметно. Тонкое тело, обернутое белой тканью с золотыми полосами, казалось слишком хрупким на фоне массивного каменного сиденья.

И, глядя на это живое лицо, изображенное на мертвом камне, колдун на минуту перестал чувствовать боль в спине и тяжесть Креста в кармане…

Ее длинное, непроизносимое имя, казалось, просто невозможно запомнить, как и родословную, уходящую корнями в необозримо далекое прошлое. Дочь Эхнатона была высокомерна, умна, самолюбива, жестока, и жизнь уже давно тяготила ее.

«Жаль, что ты не появился среди нас на две тысячи лет раньше, – обронила она как-то, пристально глядя на Кристофа. И он впервые увидел в ее черных глазах тоску. – Быть может, тогда я смогла бы понять эту новую реальность».

Она научила его читать и говорить на древнеегипетском, драться на двусторонних секирах и видеть красоту в величественных статуях ее старых богов. А он слегка примирил Макетатон с новой жизнью…

Она погибла от «Могильной гнили», так же, как и многие другие. В нелепости смерти гордая египетская принцесса ничем не отличалась от своих менее родовитых братьев и сестер. На рассвете Кристоф вынес ее, еще живую, из убежища и оставил на склоне холма.

Холодный пражский ветер разметал пепел, оставшийся от дочери фараона, и спустя годы на нем выросли новые деревья.

«Чем мы отличаемся от смертных? – подумал кадаверциан, последний раз взглянув на фреску. – Ничем. Также умираем и ложимся в землю».

…Каменный блок в стене за ложем отодвигался в сторону. За ним чернел провал потайного хода. В одном месте коридор становился просторнее, на полу появлялось нечто вроде ступеней, а затем сужался до темного лаза, протискиваться по которому можно было лишь с большим трудом.

Кристоф чувствовал себя крысой, ползущей по узкой трубе. Неожиданно ему показалось, что Битах чувствует, как удаляется Крест, к которому она была крепко привязана, и это беспокоит потустороннюю силу.

Лаз вывел в старый парк рядом с храмом святого Вавренсия. Колдун почувствовал запах сырой земли, его рука наткнулась на плиту, перегораживающую вход. Так же, как дверь из зала Совета, она открывалась с помощью магии и небольшого физического усилия. Но на середине камень заело, и некроманту пришлось потрудиться, чтобы выбраться…

– Помочь? – неожиданно прозвучал над ним участливый голос.

Кристоф резко вскинул голову и увидел уже знакомую фигуру в больничной пижаме. Серое пальто было небрежно наброшено на узкие плечи, стоптанные ботинки в грязи. Человек наклонился над некромантом, наполовину вылезшим из земли, и протянул руку. На ее запястье показался широкий шрам с белыми точками по краям…

Кадаверциан пристально посмотрел в лицо незнакомцу, и оно тут же стало меняться. Морок рассеялся. Теперь рядом с ним стоял, улыбаясь, юноша лет шестнадцати в коричневом пиджаке и потертых джинсах. В его длинных темных волосах виднелось несколько светлых прядок.

Иноканоан – глава клана Иллюзий. И непревзойденный мастер по их созданию.

Некромант молча ухватился за его руку и выбрался на поверхность.

– Думаю, ты не знаешь, зачем я здесь, – доброжелательно сказал лигаментиа, наблюдая за мастером Смерти, ставящим плиту на место.

– Отчего же, кое-какие предположения у меня есть, – отозвался тот, выпрямляясь.

Юноша сел на камень и с видом глубочайшей задумчивости уставился на землю у себя под ногами.

– Ты вынес из подземелий некий крест. Это был неразумный поступок.

– Ну и что ты собираешься делать теперь? – спросил кадаверциан не без иронии. – Попытаешься убить меня и забрать артефакт?

Иноканоан понимающе усмехнулся в ответ:

– Да, это бессмысленно. Здесь мы не сможем воспользоваться магией… боевой магией. Иллюзии не в счет. А в обычном поединке ты легко одолеешь меня. Только есть ли смысл драться, если можно договориться?

– Разумно, – согласился некромант, стряхивая грязь с куртки.

Лигаментиа вынул из кармана сигару, задумчиво посмотрел на нее, убрал обратно и продолжил:

– Появление в Столице артефакта Основателя может заставить кланы нервничать. И совершать ошибки…

– Надо было думать раньше, – резко отозвался Кристоф. – В тот день, когда ты голосовал за распад Совета, тебя не слишком беспокоили судьбы наших семей.

И, прежде чем Иноканоан успел возразить, продолжил:

– У меня есть несколько братьев и сестер, которые мне дороги. Их я и буду защищать так же, как они будут оберегать меня. А на прочих мне плевать.

Лигаментиа выглядел одновременно рассерженным и уязвленным. Но произнес по-прежнему вежливо:

– Кланы предпочитают не связываться с кадаверциан. Вас боятся и уважают. Скажи, от кого ты собрался защищаться с помощью этого? От гин-чи-най? Или от самого Основателя?

Кристоф промолчал, но юноша и не ждал ответа.

– А что, если кланы, объединившись, решат уничтожить кадаверциан до того, как те опять пробудят силу, погубившую Прагу?

– Они не объединятся, – ответил колдун, глядя на Иноканоана, который вдруг превратился из мудрого кровного брата в мальчишку, полного наивных юношеских представлений о жизни. – Одни будут сидеть тихо и трусливо желать, чтобы буря прошла мимо. Другие поползут к сильнейшему, вожделея получить его защиту. Третьи начнут громогласно взывать к общественному разуму и потихоньку интриговать. А четвертые удалятся в прекрасные, безопасные земли, недоступные большинству. Так что все очень просто. Примитивно. И не ожидай от них большего.

Кристоф повернулся к лигаментиа спиной и пошел к выходу из парка.

– Ты говоришь, как Вольфгер, – разочарованно сказал ему в спину Иноканоан. – И поступаешь так же самонадеянно.

Не оборачиваясь, кадаверциан небрежно махнул рукой, непредумышленно повторяя жест мэтра, означающий: «Думай, как хочешь».