Kitobni o'qish: «Убийца прячется во мне»

Все имена, названия и события, изложенные в данном произведении, являются исключительно плодом авторского воображения и не имеют ни малейшего отношения к действительности. Любое совпадение персонажей или событий с реальными лицами или происшествиями возможно только случайно.

Вступление

Характер каждого человека независимо от происхождения, уровня образования и социального статуса – это причудливая смесь самых разных черт, стремлений и побуждений. Еще в древности умные люди выделили четыре основных темперамента, но сегодня мы понимаем – чистые сангвиники, холерики, меланхолики или флегматики встречаются довольно редко, чаще всего можно говорить только о том, что один из темпераментов превалирует над другими. Темперамент определяет характер человека, в котором при всей его сложности одна из черт тоже выражена ярче других. Это нормально, но когда она начинает заметно преобладать над остальными, это уже опасно, такая черта становится главной направляющей силой, подчиняет себе хозяина, а тут и до преступления недалеко.

Ведь что такое преступление? Это не просто нарушение закона. Как правило, человек идет на преступление тогда, когда какое-либо желание – страх разоблачения, страсть к женщине (или к мужчине, что встречается едва ли не чаще), стремление к богатству или жажда власти и славы – становится определяющим. Когда одна из черт характера, одно желание или стремление начинает руководить человеком, определять его поступки. И зачастую жажда славы оказывается посильнее прочих стимулов. Хуже всего, что человек, ставший рабом своих желаний, портит жизнь не только себе, но и другим.

Два случая, о которых я хочу рассказать, как раз из этого ряда. У кого-то может создаться впечатление, что эти преступления были раскрыты случайно, благодаря непредвиденному стечению обстоятельств. Это и так, и не совсем так. Вернее, совсем не так! На первый взгляд преступник вроде действительно разоблачен случайно. На самом же деле это закономерно, ибо случайностей не бывает. Если судьба подбрасывает сыщику знаки, это не случайно, это правильно. Преступник не должен оставаться безнаказанным, а если порой остается, то потому только, что не все умеют видеть и (главное!) правильно понимать знаки судьбы.

Глава первая
Преамбула
Дело о плагиате, или Какой прок в осколках бутылочного стекла

В те дни, когда мы с Иваном Макаровичем, завершив дело об убийстве адвоката, ожидали окончательных результатов расследования, подвернулось нам новое, очень интересное дело, о чем я вскользь упоминал в предыдущих записях. Конечно, интересным я его называю со своей точки зрения, кому-то другому оно таковым не покажется, ибо детективная составляющая выражена в нем слабо. Но для меня привлекательность дела определяется не перестрелками, драками и погонями, а возможностью проявить интеллектуальную мощь, психологически переиграть преступника. Вершина же сыщицкого мастерства – когда дело раскрывается, практически не выходя из кабинета, можно сказать, математически просчитывается.

Иван Макарович еще при нашем знакомстве упоминал, что не в его обычае начинать новое дело, пока старое не закрыто, но в данном случае, я имею в виду убийство Николая Петухова, мы сделали все от нас зависящее, преступника определили и подсказали следователю, как вывести его на чистую воду. Оставались рутинные следственные действия, от нас никак не зависящие, поэтому, хотя формально дело не было завершено, мы уже относились к нему как к закрытому, поэтому, когда Ивана Макаровича попросили помочь, он не отказал. Тем более попросил непосредственный начальник.

День поначалу никаких неожиданностей не предвещал. Новых расследований пока не планировалось, поэтому мы с профессором коротали время, лениво споря о перспективах окончания следствия по делу адвоката. То есть мы не сомневались, что преступники получат по заслугам, спорили только о сроках: я полагал, что милейший Роман Антонович справится за пару дней, а вот более опытный, и оттого более осторожный Иван Макарович отводил молодому следователю пять дней.

В тот момент, когда я, выслушав доводы старшего товарища, обдумывал ответные аргументы, дверь тихо отворилась, и в кабинет вдвинулась габаритная фигура директора агентства. И как-то странно он вошел, неуверенно, что ли. Я уже говорил, шеф – мужик внушительный, прямо-таки излучающий энергичный оптимизм, но сейчас он явно робел, причем настолько явно, что даже я заметил, хотя особо наблюдательным себя никогда не считал. Что уж о профессоре говорить? Он-то психолог отменный, сразу понял, что что-то не так. Видимо, лицезрение поникшего и растерянного шефа, всегда уверенного в себе, было для него в новинку.

– Шеф, что это с тобой? Беда какая приключилась?

Тот открыл было рот, затем нервно на меня оглянулся, прикидывая, не третий ли я лишний. Прикидывал долго, пару минут, не меньше, потом кивнул и уселся за стол. Я мысленно дух перевел, уходить мне, понятное дело, совсем не хотелось. Вероятнее всего, шеф уже не видел во мне странного чужака, а воспринимал как своего сотрудника. Да и как иначе, если даже гонорар мне выплатить велел, как полноценному детективу?

– Слушай, профессор, не сердись, я тут за тебя распорядился, кофейку попросил.

– Ты что, шеф, заболел? Какие извинения? Мы с Сергеем Юрьевичем тоже закажем.

– Ну и лады. Сейчас Анечка поднос принесет, я все и расскажу. Беда не беда, но свинство большое. Ты тоже, Юрич, к столу ближе придвигайся, чтобы мне на тебя все время не оглядываться.

Вот это уже признание, повод для гордости. Шеф, поначалу отнесшийся к моему появлению как к блажи старика-профессора, теперь, всего несколько дней спустя, допускает меня к обсуждению чего-то важного, скорее всего, касающегося его лично. Такое признание со стороны монументального шефа, фактически первое на поприще частного сыска (Иван Макарович не в счет, он – друг), согрело мое самолюбие едва ли не сильнее, чем гонорар, полученный когда-то давно за первую книгу.

И не надо считать шефа хамоватым опером оттого, что «тыкает», просто манера общения у него такая. И к нему все сотрудники на «ты» обращаются, разве что за исключением секретарши Анечки, которая, во-первых, довольно молода, а во-вторых, влюблена, по-моему, в своего начальника без памяти. Ну, влюблена она или нет, но дело свое знает. Я только успел стул к общему столу придвинуть, как она уже впорхнула в кабинет, споро расставила на столе чашки, ни капли не пролив, и удалилась, стрельнув в шефа глазами. Но он не заметил, уставившись в стол, обдумывал, с чего начать.

– Профессор, ты мою племянницу Татьяну помнишь?

– Конечно. Только не видел давно, она, пожалуй, с год назад последний раз сюда заходила, если не больше.

– Но ты же помнишь, что она у меня красавица и умница. А ее, уму непостижимо, в воровстве обвиняют.

– В чем?!

– В воровстве. И кого? Мою Танюшку?

– И что же она, позволь узнать, украла? И у кого?

– Не украла. Если точно, ее обвинили в плагиате. Якобы она чужую идею за свою выдала. Предложили уволиться по собственному желанию, мол, скандала они не хотят, чтобы сор из избы не выносить. Срок – неделя.

– Так это у нее на работе случилось? – уточнил я.

– Ну да. Танюшка ревет, совсем упала духом, а я даже не знаю, что теперь делать.

– Ничего. Увольняться.

– Как?

– Просто. По собственному, как предложили. Они не смогут доказать ее вину, но и она не докажет, что ничего не крала, да и противно это, доказывать, что ты не верблюд. В любом случае ей там больше не работать, так лучше уйти, но на своих условиях.

– Извини, Юрич, ты мужик неплохой, я тебя уважаю, но шел бы ты… Такие советы имеет право давать лишь тот, кто сам подобное испытал.

– Думаешь, не испытал? Зря так думаешь, иначе я бы не встревал.

– Че, правда? Никогда бы не поверил. Тебя что, тоже в воровстве обвиняли?

– В промышленном шпионаже.

– Да иди ты!..

– Представь себе. Когда-то давненько, в молодости, я работал в представительстве одной инофирмы. Ну, это я сейчас так говорю, с высоты своих пятидесяти лет, но было мне тогда уже хорошо за тридцать. И вот в один прекрасный день босс объявляет мне, что фирма более в моих услугах не нуждается. А подозревал он меня в том, что я сливаю коммерческую информацию конкурентам, ни больше ни меньше.

Так оно и было, но «крысятничал» другой человек, не я. Правда, все это выяснилось несколькими месяцами позднее, а тогда, в первый момент, шок я испытал сильнейший: впервые меня именно увольняли, да еще и по таким основаниям. Было обидно, не скрою, но, подумав, я решил уходить. Не говоря уже о том, что доказывать, что ты ни при чем, противно, но, даже если бы мне это удалось, работать там я уже не смог бы. Я и раньше-то начальника своего Тони не особенно уважал, а теперь он и вовсе вызывал отвращение, так что трудиться под его началом было бы весьма не комфортно. Поэтому я и решил уйти, но не так, как Тони хотелось, а на своих условиях.

Когда он предложил мне написать заявление об уходе, я отказался. Твоя, говорю, идея, ты меня и увольняй, а я пока никуда уходить не собираюсь, места другого себе не ищу. Босс натурально опешил. Он же считал, что чуть ли не облагодетельствовал меня: как же, скандала не раздувает, послужной список не портит, позволяет уйти тихо, без шума, а тут вдруг такие фортели. Стал угрожать, смотри, мол, парень, уволю по статье, рекомендаций не дам, тебе же хуже будет, ни одна приличная фирма тебя не возьмет. Ничего, говорю, не парься, увольняй, а со своими будущими проблемами я как-нибудь сам разберусь.

– А ты, Юрич, рисковый был в молодости. Он же и впрямь мог тебе капитально трудовую книжку испортить, если бы по статье уволил.

– Никакого риска, ни малейшего. Ты, шеф, со своей колокольни смотришь, а я к тому времени на инофирмах уже не первый год работал, и та фирма была у меня тоже не первой, так что в особенностях их кадровой политики я разобрался. Для иноземцев главное – скандалов избегать, не допускать, чтобы имя фирмы публично трепали. Вот, допустим, уволит он меня по статье, а я подам в суд. Что тогда? Он же не смог бы доказать, что я шпион, значит, последовало бы обвинение в клевете и отмена незаконного увольнения. Даже если бы Тони иск выиграл, все равно получилось бы долгое и, самое главное, открытое, то есть публичное разбирательство. А это скандал, за который его самого начальство высекло бы нещадно.

Есть и еще одно обстоятельство. Иностранцы и сейчас частенько носы задирают, а уж тогда, в девяностых, по всем параметрам себя выше нас ставили. И честнее они, и к работе относятся ответственнее, и даже персонал не абы как отбирают, а по науке, тесты там всякие, собеседования. А теперь представь, сотрудник, отобранный якобы по новейшим западным методикам, оказался настолько негодным, что его увольнять пришлось. Это ж позорище. Где же, позвольте спросить, ваша хваленая наука, господа? Как же вы еще на стадии тестирования не поняли, что кандидат не подходит? Ну, а если сам уволился, все чисто: мало ли какие могут быть личные обстоятельства.

Вот почему инофирмы стараются без крайней необходимости никого не увольнять, предпочитают либо тихо выдавить, либо уговорить, чтобы сам ушел. Тони это все знал не хуже меня, а потому, поняв, что нахрапом не взять, предпочел договориться. В результате я написал-таки заявление, как он хотел, но стряс с него, во-первых, очень приличные отступные, а во-вторых, рекомендации.

– Занятная история, согласен, но Танюшке твой опыт не годится.

– Отчего же? Нет, я помню, ты сказал, что для нее случившееся чуть ли не трагедия, но это уже от характера зависит. Я, видишь ли, давно понял: для того, чтобы обрести душевный комфорт, надо научиться жить в гармонии с самим собой. То есть делать то, что ты хочешь, а не то, чего хотят от тебя другие, если, конечно, при этом никому не мешаешь. И одобрение надобно получать, прежде всего, от внутреннего «я», а не искать на стороне. Для меня, например, главное, что я сам о себе думаю, а у твоей племянницы как с самооценкой, не занижена?

– С этой, как ее, с оценкой у нее все путем. Тут в другом дело. Ты вот только работу потерял, не больше, так?

– Ну да. Через месяц другую нашел, не хуже.

– Вот о том и речь. А она может профессию потерять. Да я сейчас расскажу, сам убедишься. Татьяна окончила архитектурный и работает в довольно известном дизайнерском бюро «ПЛ». Ей всего двадцать пять, но себя уже хорошо зарекомендовала. Собственно, ее присмотрели и в «ПЛ» пригласили, еще когда училась, уже тогда видно было, что девочка талантливая.

Понимаете, мужики, она мне как дочь, своих-то заиметь не сподобился, работа наша, сами знаете, мало времени на личную жизнь оставляет. А у сестры жизнь не сложилась, одна дочь поднимала, так что я помогал, как мог. И обучение в архитектурном оплачивал, у них таких денег нет. Танюшку я очень люблю и за обучение платил бы по-любому, но, согласитесь, приятнее, когда понимаешь, что не зря платил.

Короче, проработала моя Танечка в этом бюро чуть больше двух лет и была так довольна, что все уши мне прожужжала, как там здорово да какой коллектив славный. Много мне о своей работе рассказывала, поэтому я хорошо диспозицию представляю. Хозяев там двое, по первым буквам их имен и название. Директор – Петр Викентьевич, скорее администратор. Он, правда, тоже соответствующее образование имеет, но, видимо, вовремя понял, что таланта недостает, зато открыл в себе управленческую жилку. Оно и правильно, творить не всем дано, а хороший управляющий всяко лучше посредственного дизайнера.

Татьяна об этом Петре Викентьевиче до последнего времени неплохо отзывалась: мягкий, интеллигентный, но в то же время умеет настоять на своем, может процесс организовать, а самое главное, хоть сам дизайнерскими талантами не блещет, но способен чужую работу понять и оценить. В общем, почти идеальный руководитель творческого коллектива. А главный дизайнер и по совместительству компаньон Петра некая Лаура Гессен, дама довольно известная в тех кругах. Вот с ней у Танюшки конфликт и вышел.

Вообще-то никакая она не Лаура, а самая настоящая Маша Морковкина, родом из какой-то глухой дыры, в детстве коров пасла. У нее и сложение крестьянское: крупная, ширококостная, дородная. В молодости выскочила замуж за иностранца, потом развелась, оставив себе его фамилию, а под фамилию и имя поменяла. Но дизайнер она, говорят, знаменитый, всякими призами и званиями отмечена. Сейчас Лауре далеко за сорок, но выглядит моложе. Она еще и в архитектурном преподает, пару раз в неделю лекции читает, не для денег или карьеры, а для статусности. Выходит, Таня в какой-то степени ее ученица.

Когда Танюша в «ПЛ» пришла, она Лауру побаивалась, потому что та слыла дамой строгой. С подчиненными держалась надменно, заносчиво, смотрела поверх голов, что при ее росте не сложно, за любой пустяк могла осадить на грани оскорбления. Но неожиданно для всех стала она Танюшку привечать. Была на удивление ласкова, помогала, делилась профессиональными секретами, так что племяшка на нее чуть ли не молилась. Я ей говорил, держи, мол, ухо востро. Ну, не бывает так, чтобы всем хамила, а с тобой одной ласковая. Значит, надо ей от тебя что-то, и рано или поздно счет предъявит. А она, дурочка молодая, не верила, отмахивалась: «Да ладно тебе, дядя. Ты на своей работе очерствел, везде подвох видишь, а Лаура добрая, просто не ко всем. Но талант уважает». А ведь я как в воду глядел!

Ну, а теперь о самом деле речь пойдет. Некоторое время назад Администрация президента объявила конкурс на проект зимнего сада в загородной резиденции, предназначенной для неофициальных приемов высокопоставленных зарубежных гостей. Проект вроде небольшой, но, сами понимаете, важный: победа особенно престижна, ведь дизайнер, имеющий на руках такой контракт, мог бы смело открывать ногами дверь в любое дизайнерское бюро, везде взяли бы сразу и на его условиях. А потому желающих участвовать набралось много. Но, по условиям конкурса, каждое дизайнерское бюро могло представить только одну работу, поэтому практически все проводили свои внутренние конкурсы.

Лаура сразу объявила, что скорее всего участвовать не будет, а после нее самой перспективной считалась моя Таня. Она старалась, прямо горела, работала буквально днем и ночью. Готовые работы надо было сдать одиннадцатого (ага, подумал я, мы с Иваном Макаровичем в тот день плотно делом Осипенко занимались), а к двадцать пятому лучшую работу нужно уже от имени бюро предъявить президентской комиссии.

Свои проекты сотрудники «ПЛ» сдавали Петру Викентьевичу анонимно, под девизами, чтобы, значит, объективность соблюсти. Набралось пять работ, но уже на следующий день случился скандал: две из пяти совпадали вплоть до мельчайших деталей. Вскрыли конверты с расшифровками девизов, тут и выяснилось, что их авторами значатся Лаура и Татьяна. Петр натурально остолбенел. Он поначалу не очень обеспокоился, думал, рядовые сотрудники столкнулись, а тут такой пассаж.

Сразу поясню, я так подробно знаю, что и как происходило, потому что работы Петр Викентьевич разбирал не один, а вдвоем со своей секретаршей, а та с Танюшкой дружит. Когда случился этот конфуз, Петр решил до принятия окончательного решения все держать в секрете, поэтому лишних людей не привлекал. Поступил он так же, как, наверное, и я бы поступил на его месте: опросил обеих дам по отдельности. Ну, а секретарша при опросах присутствовала, стенографировала и после мне все подробно рассказала. По Таниной просьбе.

Татьяна подвоха не подозревала. Когда Петр сообщил ей, что Лаура предъявила от своего имени точно такой же проект, как и ее собственный, Таня чуть в обморок не хлопнулась. Но собралась и стала доказывать, что все это придумала сама, от начала до конца, ничьими идеями не пользовалась, но с Лаурой, естественно, в процессе работы часто общалась, наработки показывала. Лауру она всегда считала своим учителем, а какой же ученик не хочет получить одобрение учителя? Кроме того, Лаура сказала, что участвовать не будет, вот она ничего и не скрывала. И теперь просто поверить не в силах, что ее обожаемая наставница оказалась такой стервой.

– А Лаура, естественно, рассказала то же самое, только наоборот, – заговорил наконец Иван Макарович, и слава богу, а то я было подумал, что он уснул. – Участвовать она собиралась с самого начала, но сказала, что не будет, чтобы авторитетом на остальных не давить. Процесс шел споро, стал вырисовываться интересный проект. Конечно, Лаура, добрая, бесхитростная душа, делилась с ученицей в процессе работы, потому что верила ей, как себе, и просто поражена человеческой непорядочностью.

– Ну да, так все и получилось. И еще Лаура добавила, что всего-то хотела проверить на Татьяне свои оригинальные идеи, а та взяла, да и украла. И как теперь верить людям, если даже любимой ученице доверять нельзя. А как ты догадался, профессор?

– Это было не сложно, если следовать естественной логике твоего рассказа. Кроме того, я не столько догадался, сколько вспомнил. Читал когда-то. Этот случай – один в один «Зеркальное отображение»¹.

– А-а, помню. Похоже, только в жизни тебе посложнее придется, чем литературному сыщику Бэйли, если согласишься помочь. Здесь, видишь ли, не будет роботов, которым можно устроить короткое замыкание и тем самым объяснить все, что угодно.

– Я и не говорю, что просто. Было бы просто, ты бы и сам справился. Ну, давай, не тяни, что там дальше?

– А дальше так. Петр Викентьевич подумал и попросил Татьяну попытаться доказать, что именно она автор проекта. Но так доказать, чтобы ни у кого сомнений не возникло бы. Естественно, она не сумела. Записей своих бесед она не делала (а кто бы делал?), а что говорила, Лаура немедленно повторяла то же самое, но в зеркальном отображении. Короче, свой, как его, приоритет, она доказать не смогла. И тогда Татьяне предложили уволиться по собственному желанию, пообещав в этом случае сохранить в тайне ее «грехопадение». Срок – до пятнадцатого. Представляете, ее просто назначили виновной!

И я не знаю, что теперь делать, потому и пришел к вам за советом. Можно, конечно, и уйти по-тихому, как Юрич посоветовал, но, боюсь, не поможет. О случившемся уже несколько человек знает, значит, слухи все равно так или иначе просочатся. Творческий коллектив, на мой взгляд, это банка с пауками, там такие страсти кипят, что Танюшке могут просто перекрыть дорогу в профессию. Надо, никуда не денешься, доказывать ее невиновность, а для меня, кто бы что ни думал, это аксиома, это даже не обсуждается. Ты чего усмехаешься, профессор, не веришь?

– Да ладно, шеф, не кипятись. Конечно, наша Танечка ни в чем не виновата, разве что в излишней доверчивости, но это в ее возрасте извинительно. А усмехаюсь я потому, что лично мне доказательства не нужны, даже если бы я твою племянницу не знал. Тут все очевидно чисто психологически. Ты же читал Азимова, лучше, чем у него, не скажешь. Я готов допустить, что восторженная девушка хочет получить одобрение старшей коллеги, которую к тому же считает своей наставницей. Но я никогда не поверю, что маститая корифейша может возжаждать признания сопливой пацанки, которую она никогда не поставит вровень с собой. Психологически недостоверно, особенно, если речь идет о Лауре, женщине надменной и заносчивой.

– Психология – штука полезная, но ты, профессор, слушал невнимательно. Я ж говорю, Петр Викентьевич, похоже, не сомневается, как там все на самом деле было, но ему удобнее сохранить хорошие отношения с Лаурой, даже если для этого приходится назначить крайней порядочную девочку. Так что логическими построениями его нипочем не проймешь.

– Действительно, Иван Макарович, психологический портрет не доказательство, во всяком случае, не прямое. Вот если бы мы не знали, кто вор, либо сомневались, тогда да, тогда такие рассуждения помогли бы нам определиться, но мы же не сомневаемся в невиновности Татьяны.

– Во, во, верно говоришь, Юрич. Нам надобно придумать что-то такое, чтобы ни у кого сомнений не осталось. Железное доказательство найти надо.

– Хорошо бы для начала разобраться, – вкрадчиво произнес Иван Макарович, – с чего Лаура вдруг плагиатором заделалась? Признанный корифей, заслуженный человек и вдруг ворует у молодой девчонки. С чего бы?

– Да бог ее знает, – пожал могучими плечами шеф, – что ей в голову вступило? Сам-то я не очень разбираюсь, может, Танюшкин проект такой красивый, что не удержалась, да и какая нам разница?

– Не скажи, шеф, не скажи. Когда пытаешься изобличить преступника, полезно для начала в его побудительных мотивах разобраться…

– Тоже мне, бином Ньютона. – «Побудительные мотивы» Лауры были мне настолько очевидны, что я диву давался, как это коллеги могут чего-то не понимать. – Творческий процесс – штука тонкая, непознанная и, что хуже всего, непостоянная. Если даже человек талантлив с рождения, это вовсе не значит, что таким и помрет. Во всяком случае, у нас, у писателей, не раз бывало, когда признанный классик начинал вдруг выдавать низкопробные поделки. В таких случаях говорят: исписался. Достоверно известно, например, что Джек Лондон покончил с собой в разгар творческого кризиса. Так, может, и Лаура того, исписалась?

– А что, – одобрительно кивнул профессор, – очень может быть. Реноме надо поддерживать, но новых идей нет, а тут молодая коллега делает приличную работу. Если она особа надменная, заносчивая, могла подумать, что у молоденькой девчушки ни силенок, ни характера не хватит с ней тягаться. Тогда тем более надо Лауру разоблачить, чем мы, в первую очередь, ей самой важную услугу окажем.

– Не понял?

– А чего непонятного, шеф? Коль начала воровать, уже не остановится, особенно, если первый раз с рук сойдет. Сейчас конфликт можно погасить тихо, келейно, а случись публичный скандал, упадет Лаура со своего пьедестала, так что костей не соберет, никакие былые заслуги не спасут.

– Знаешь, профессор, честно говоря, репутация этой стервы заботит меня меньше всего, хотя согласен, лучше бы по-тихому разобраться, от любого скандала запашок остается. Ну, друзья, какие предложения?

– Давайте-ка вначале определимся. Нам надо доказать невиновность Татьяны, причем найти такое доказательство, чтобы оно было принято, прежде всего, ее начальником независимо от его желания или нежелания. Полагаю, в Бюро мы таких доказательств не отыщем, сомнительно, что вдруг обнаружится запись, на которой Лаура лихорадочно перечерчивает Татьянин проект…

– Нет там у них камер, – буркнул шеф, – если бы надежные доказательства были, я бы к вам не обратился. Да и чертить не нужно, XXI век на дворе, все в электронном виде, распечатать, скопировать – минутное дело.

– Значит, нужно каким-то образом зеркальность нарушить.

– Это как?

– Ситуация выглядит зеркальной, но асимметрия имеется: одна из сторон конфликта все-таки автор, вторая – только подражатель.

– И что это нам дает?

– Татьяна проект придумала, значит, хорошо представляет его во всех мельчайших подробностях. Она поделилась с Лаурой, та идею ухватила, поняла, что получается здорово, и решила украсть. А что, если она изучила не все Татьянины задумки? Тогда мы сможем найти нечто такое, что дамы будут трактовать по-разному. Поэтому для начала надо бы с потерпевшей поговорить.

– С Танюшкой? Нет проблем, она в моем кабинете, сейчас приведу.

Шеф вышел, но вскоре вернулся, подталкивая перед собой миниатюрную заплаканную девушку, чья фигурка статуэтки настолько разительно контрастировала с крупными формами шефа, что принять их за близких родственников было трудно. Теперь причина конфликта стала понятней. Будь Татьяна скандальной, горластой бой-бабой, Лаура могла и не решиться на кражу, но миниатюрная девушка, явно не привыкшая работать локтями, не показалась ей опасной.

Продолжая всхлипывать, промокая глаза платочком, Татьяна молча уселась на подставленный дядей стул. Мое сердце буквально разрывалось от жалости и желания немедленно помочь, утешить. А вот Иван Макарович хмурился, поглядывал на гостью неодобрительно. Наконец он хлопнул ладонью по столу и рявкнул: «А ну, отставить слякоть!» Девушка вздрогнула от неожиданности, но всхлипывать перестала.

– Ну вот, другое дело, – удовлетворенно сказал профессор, – слезами горю не поможешь, и если мы хотим восстановить справедливость, надо отбросить эмоции. Потому что без твоей помощи мы ничего не добьемся.

– Да я готова помочь, только не понимаю, чем? Не представляю, что тут можно сде-е-елать? Тупик же полны-ы-ый. А-а-а!

– Не реветь, я сказал! Тебе и не нужно понимать или представлять, достаточно того, что ты в своих дизайнерских вопросах разбираешься. Расскажи-ка, девица, для начала, как там все происходило. Твой дядя нам довольно подробно объяснил, но хотелось бы и непосредственного участника событий послушать.

В общем и целом, ничего нового мы не услышали. Татьяна постепенно успокоилась и довольно связно рассказала, как ей пришла в голову оригинальная идея, как постепенно рождался проект, как ей льстили похвалы суровой Лауры, живо интересовавшейся ходом работ. И какое она испытала потрясение, когда, будучи вызванной к директору, узнала, что ее обвиняют в воровстве. И кто? Лаура, которая так ее хвалила.

– А потом что?

– Потом Петр Викентьевич поговорил с нами, и я рассказала все, как есть, проект представила, объяснила, как и что.

– Подробно расспрашивал, детально? Я имею в виду проект.

– Нет, в общих чертах, в смысле, без мелких подробностей. Он хоть сам и не дизайнер, но человек опытный, по описанию вполне может представить, как все будет выглядеть. А там не только описание, но и рисунки. Потом секретарша Петра Викентьевича (она при беседах присутствовала, протокол вела) мне рассказала по секрету, что Лаура держалась уверенно, если не сказать, нагло. Мол, я сама все придумала, Танька поинтересовалась, ну, я показала, чтобы девчонка поучилась у мастера.

– И никаких отличий в показаниях?

– Нет, откуда? Лаура действительно мастер своего дела. Она сразу, как я ее со своей идеей ознакомила, уже могла нечто похожее изобразить. А я ведь и по ходу работ почти ничего не скрывала, да и в компьютере все материалы есть, так что скопировать ей было не сложно. А в результате – два одинаковых проекта, до последней буковки одинаковых.

– А вот скажи-ка… Когда ты показания своему начальнику давала, как тебе показалось, он искренне хотел разобраться или так, формально номер отрабатывал?

Татьяна немного подумала, прежде чем ответить. А ее ответ доказал, что при своей кукольной внешности девушка отнюдь не глупа и не утратила от горя способности рассуждать здраво.

– Понимаете, Иван Макарович, наш Петя (мы все директора за глаза так называем) всегда вел себя порядочно, считался человеком честным. И у меня была полная уверенность, что он действительно хочет разобраться, что ему важно понять, как все было на самом деле. Но потом я подумала, что понять он хочет как бы для себя, а не для того, чтобы что-то решать. Потому что, как мне кажется, решение он принял сразу.

Ему и удобнее, и выгоднее, чтобы с Лаурой ничего не случилось. И для Пети неважно, воровка она или нет, все равно вердикт будет в ее пользу, ведь их многое связывает. Прикиньте, они же не просто партнеры, но еще и нужны друг другу. Петя не дизайнер, сам ничего создать не может, зато может Лаура. Она человек с именем, которое привлекает клиентов, характер жесткий – умеет заставить людей работать. А Петя – отличный финансист и управленец, да и переговорщик от бога, с клиентами только он разговаривает, Лаура для этого слишком надменна.

Наши-то клиенты тоже не простые люди, услуги дизайнера стоят дорого, не всем по карману. Такие не любят, чтобы нанятые работники носы задирали. Лаура это понимает, но ничего с собой сделать не может, даже мне как-то сказала: «Не могу я перед всяким богатым быдлом прогибаться». Зато Петя может. И подольстится, когда надо, и надавит в нужный момент, и объяснит, что наш проект хипповый, а у конкурентов отстойный.

Петр Викеньевич защищает свои интересы и для этого назначил меня виновной. Ему, конечно, интересно, виновна ли я на самом деле, но чисто риторически. Я оттого и расплакалась, что поняла: ничего уже не изменить. Нужно надежное доказательство, например, признание Лауры, но она никогда не признается, а косвенные соображения Петя в расчет не примет, своего решения не изменит. Так что зря вы время теряете. Спасибо за участие и все такое, но лучше разойдемся и…

– А мы еще поглядим, изменит или нет. И разойтись всегда успеем. На пресловутый проект глянуть можно?