Kitobni o'qish: «Смерть на взлетной полосе (сборник)»
© Макеев А., 2017
© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017
Смерть на взлетной полосе
Глава 1
– Лев Иванович, задержись на минуту!
Закончив утреннее совещание, генерал Орлов уже отпустил офицеров, но в последний момент вдруг вспомнил, что один вопрос так и остался нерешенным.
Полковник Гуров, направлявшийся с коллегами к двери, остановился и удивленно посмотрел на генерала.
– Ты когда последний раз ездил в командировку? – хитро улыбаясь, поинтересовался Орлов, когда кабинет опустел и они с Гуровым остались один на один.
– Буквально на днях, – не моргнув глазом соврал тот, сразу догадавшись, к чему задан вопрос.
– Не вводи руководство в заблуждение. После Нового года еще ни разу не ездил. Не скучно? Все в Москве да в Москве?
– Я люблю родной город.
– Это хорошо. Но прекрасного и в других местах много. Например, есть такой очень интересный город Покровск. А рядом с ним очень интересные объекты.
– А на объектах очень интересные происшествия?
– Угадал. Там авиабаза недалеко, одна из самых крупных у нас. Слышал про самолеты, «Белые лебеди»? Бомбардировщики «Ту-160». Вот уж красавцы! Глаз не отвести. Съезди, полюбуйся.
– Да я по телевизору посмотрю, – тут же отреагировал Лев, все еще надеясь отделаться от этой нежданно-негаданно свалившейся на него командировки.
– По телевизору в этот раз не получится, Лева, – становясь серьезным, проговорил Орлов. – С одной стороны, у нас конкретный сигнал есть, а с другой – и объект это стратегический, не какая-нибудь там шарашка. Здесь, можно сказать, вопросы государственной важности затрагиваются. Если на подобные беспорядки сквозь пальцы смотреть, то о какой национальной обороне мы вообще сможем говорить?
– А речь о национальной обороне?
– Можно и так сказать. Если командиры частей в мирное время один за другим на тот свет отправляются, о чем здесь, по-твоему, может идти речь?
– По-моему, о чем угодно. Слабое здоровье, нервные стрессы, пьяные драки…
– Не смешно, Лев!
– Простите, если что не так. Но этот Покровск – самая глубинка. В диверсию как-то плохо верится.
– А вот ты и выясни. Разберись, что там к чему. Диверсия ли это, или личные счеты, или просто несчастный случай. Объект важный, да и потерпевшие люди не последние. Не какой-нибудь там лейтенантик желторотый, сам командир части жертвой оказался. Причем не один, а двое.
– Вот даже как? Еще и второй? Это уж как-то и впрямь необычно.
– О том я тебе и толкую. Не простая там ситуация. Разберись. Дело нам прислали, материалы Степанов тебе передаст, посмотришь. А вкратце могу сказать, что вся петрушка эта у них закрутилась после того, как они вертолет испортили.
– Какой вертолет?
– Хороший. Современный, боевой. «Ночной охотник» называется, слышал, наверное. Там у них на базе самолеты в основном. Истребители да вот еще «Лебеди» эти. Вертолетов немного. Но у них техническое оснащение очень хорошее, кадры опытные. Поэтому к ним иногда из других частей присылают технику на ремонт, в том числе и вертолетную. Вот так и попал туда этот «Охотник».
– То есть он для них даже не «родной»?
– Нет. Только на починку прибыл. А вместо этой починки они его «нечаянно» уработали так, что в результате не текущий, а капитальный ремонт пришлось делать.
– Ловко!
– Еще как ловко. Когда начали разбираться, вообще за голову схватились. Выяснилось, что боевую машину довели до ручки не по какой-то там серьезной уважительной причине, а, мягко говоря, в результате несанкционированного использования.
– Покататься захотелось? – усмехнулся Гуров.
– Именно! Представляешь себе? Это все равно что на танке в булочную съездить. Только танк-то, скорее всего, целым останется, даже если и управлять им не сумеют. А с летной техникой в этом плане сложнее. Тут уж если с управлением не справился, машину, считай, потерял.
– Что, в хлам разбили? – заинтересованно спросил Гуров.
– Да нет, говорю же – на капитальный ремонт ушла. Значит, оставалось еще что ремонтировать. Но командира части, при котором это произошло, в должности, конечно, понизили. И, я тебе скажу, еще очень гуманно поступили. За такое и под суд попасть недолго. Хороши игрушки – боевой вертолет!
– Наверное, боевые товарищи поддержали, не дали в обиду, – предположил Лев.
– Может быть. Всех тонкостей я не знаю, это уж тебе придется на месте выяснять. А я хочу сейчас в общих чертах обрисовать обстановку. После того как командира этого сместили, на его место заступил новый товарищ. Сначала как и. о., а потом и на постоянный режим перевели, все как положено оформили.
– Сработался, значит, с коллективом?
– Может быть, и сработался. Только, как оказалось, ненадолго. В целом не проработал он в этой части и полугода. И уже будучи постоянным ее начальником, в один прекрасный день пустил себе пулю в лоб. Из собственного табельного пистолета.
– Вот это да!
– Вот тебе и «да». Сорок три года, жена, двое детей, отличный послужной список, прекрасные отзывы отовсюду. Со всеми ладил, с каждым мог найти общий язык, ни запоев, ни депрессий даже в помине не было. И – такой финал. Самоубийство, можно сказать, во цвете лет. И без каких бы то ни было видимых причин.
– Чем дальше, тем интереснее.
– То ли еще будет! – обнадежил Орлов. – Хочешь верь, хочешь нет, а не прошло и двух недель после этого самоубийства, как убитым нашли и предыдущего командира.
– Того, при котором разбили вертолет?
– Да.
– Тоже самоубийство?
– Нет, тут гораздо интереснее. Оказывается, у этого бывшего командира, фамилия его Курбанский, были какие-то счеты с одним подчиненным. Рядовой авиаинженер, из молодых. Он и в части-то недавно, только-только институт окончил. А вот поди ж ты. За короткое время так сумел начальству насолить, что этот Курбанский, если верить слухам, чуть ли не травлю ему организовал. Все, как водится, всё знали, но вмешиваться, разумеется, не спешили. Кому нужны лишние проблемы? Смещенный он или не смещенный, а все же начальник. На неприятности нарываться никто не хочет. Так что инженера этого он доставал систематически и без помех со стороны. И, похоже, в какой-то момент достал. Как-то велел ему этот Курбанский вертолет осмотреть…
– «Ночной охотник»?
– Нет, попроще, «Ми-8», кажется. Да это в деле есть, сам посмотришь. Фишка не в том, какой вертолет, а в том, что в результате этого осмотра Курбанский с ножом в горле оказался. А на рукояти – отпечатки того самого авиаинженера.
– Нормально! Но тогда все здесь, кажется, ясно. Самоубийство – оно самоубийство и есть, а в случае с убийством – убийца налицо. И сам на месте, да еще и улики неопровержимые. В чем тут разбираться? Похоже, командировка не нужна вовсе.
– Не спеши с выводами. Во-первых, ехать придется в любом случае, хотя бы уже потому, что, как я тебе сказал, оттуда сигнал поступил. У этого парня, авиаинженера, невеста очень активная. В виновность его она не верит и уже обошла с жалобами все предыдущие инстанции. Остались только мы.
– На ноже его отпечатки, а она не верит?
– Представь себе. Но даже не в невесте дело. Отпечатки отпечатками, Лева, но если хочешь знать мое мнение – не все в нем так просто, слишком уж явно, слишком очевидно выстроились обстоятельства. Как будто специально этот парень сам себе так все подстроил, чтобы его с поличным взяли. Пырнул ножом своего врага и сидел рядом, поджидал, когда их обоих обнаружат. Не дурак же он, в самом деле. Как-никак авиаинженер, хоть какое-то соображение иметь должен. Да и сам он все отрицает, несмотря на отпечатки. Да и самоубийство это… Странно все как-то. Непонятно. Что-то загадочное в этой части творится. Убийство за убийством. Вот и среди новобранцев там недавно убийство случилось.
– Еще одно?! – изумленно вскинул брови Гуров. – Просто какой-то урожай на убийства.
– То-то и оно. Правда, в этом случае, как я понял, убийство произошло по неосторожности. Наверное, кто-то из новичков не сориентировался в обстановке да и попал «под раздачу». Такое бывает. Но в целом ситуация складывается довольно двусмысленная. Так что это заявление от невесты, по сути, только повод. Официальная причина – произвести проверку. Вот и произведи. Ты человек опытный, сразу поймешь, что к чему. Иди сейчас к Степанову, возьми у него дело, а завтра можешь выезжать. Или вылетать, как тебе удобнее. Туда и поездом, и самолетом можно добраться. А я с коллегами созвонюсь, предупрежу, чтобы тебя ждали.
– Не забудьте про хлеб-соль напомнить. Я караваи с поджарочкой люблю, – усмехнулся Лев.
– Обязательно напомню. Приветственную делегацию тебе организую от муниципалитета, – сострил в ответ Орлов. – Кстати, нужно попробовать номер в гостинице забронировать. Этот Покровск – не такой уж всемирный туристический центр, места должны быть. Прикажу Ольге подсуетиться. Чтобы на месте ты устроился без хлопот и сразу приступил к делу, не отвлекаясь на постороннее.
Генерал вызвал секретаршу, а Гуров отправился к одному из своих коллег, следователю Степанову. Забрав увесистую папку с документами по делу, он прошел в свой кабинет. Там первым делом посмотрел в Интернете расписание, чтобы определиться, когда и на чем ему лучше отправиться в «интересный город Покровск». Оказалось, что самолеты прибывают туда в очень неудобное время – как раз к концу рабочего дня. Поезд же, хотя и идет почти целую ночь, приходит как раз тогда, когда нужно – ранним утром.
«Ничего страшного, что дорога займет больше времени, – подумал Лев, заказывая билет. – Зато можно будет спокойно почитать дело».
Решив основные вопросы, касавшиеся предстоящей командировки, он занялся текущими делами.
Его рабочее время, как обычно, было насыщено до предела, и в течение дня он так и не нашел свободной минутки, чтобы изучить содержимое папки. Поэтому несколько часов свободного времени, которые обеспечивало путешествие в поезде, оказывались очень кстати.
К вечеру текущие дела были приведены в порядок. Теперь полковник с чистой совестью мог отлучиться на несколько дней, не опасаясь, что его отсутствие отрицательно скажется на основной работе.
– Маша, собери мне саквояж походный, – едва успев войти в квартиру, огорошил Гуров неожиданной новостью жену. – Я сегодня вечером уезжаю.
– Вот тебе раз! Что за срочность такая? Покушение на президента?
– Почти. Вопрос национальной безопасности, – слегка усмехнулся Лев, вспомнив озабоченное лицо Орлова. – Быстренько меня покорми, да, пожалуй, и отправлюсь. Скоро поезд, нужно успеть.
– Ты хоть скажи, куда едешь. Или военная тайна?
– Нет, почему тайна? На авиабазу в Покровск. Там что-то количество убийств на единицу летного состава все мыслимые нормы превысило. Орлов отправил разбираться.
– Правильно, больше ведь некому.
– Не сердись. Я отбрыкивался как мог, но, видно, судьба.
– Не иначе.
Саркастически усмехнувшись, Мария пошла собирать «походный саквояж», а Гуров остался за столом, торопливо доедая картофельное пюре.
Времени до отхода поезда и впрямь оставалось немного. Он вызвал такси и, чмокнув на прощание жену, отправился на вокзал.
В купе, кроме самого Гурова, ехал только один пассажир. Это был пожилой, совсем не общительный мужчина, который почти сразу лег спать.
Довольный, что ему достался такой ненавязчивый сосед, Лев вытащил наконец дождавшуюся своего часа папку. Перебирая находившиеся там документы, он принялся внимательно изучать дело об убийстве, которое предстояло ему расследовать повторно, по следам покровских оперативников.
О том, что местом преступления на сей раз явилась кабина вертолета, он уже знал из рассказа Орлова, поэтому протокол осмотра читал бегло, фиксируя лишь основные моменты. Но на самой середине бесконечно-подробного описания кабины сбавил скорость и стал читать внимательнее.
«…множественные повреждения приборов, а также наличие инородных фрагментов указывают на использование взрывного устройства. В связи с характером повреждений определить тип устройства не представляется возможным».
– То есть это что же получается? – вслух недоуменно проговорил Лев. – Получается, что этот инженер сначала бомбу заложил, а потом еще и ножом пырнул ненавистного начальника? Хм. Занятно. Это как же нужно было человека довести.
Но ответом на этот риторический вопрос был только храп, донесшийся с верхней полки, и он стал читать дальше.
Если верить протоколам, убийца был задержан на месте преступления. Он находился тут же, в кабине вертолета, причем пребывал в «неадекватном состоянии» и, по-видимому, не собирался никуда убегать.
Это был некто Китаев Максим Юрьевич, служивший в той же части и выполнявший обязанности авиаинженера. Поскольку убийцу взяли с поличным, за протоколом осмотра сразу же следовал протокол допроса.
Китаев все отрицал. Он утверждал, что понятия не имеет, откуда на ноже могли взяться его отпечатки, говорил, что ничего не знает ни о какой бомбе. Единственный пункт, по которому следователям удалось получить подтверждение, – это взаимная неприязнь между ним и бывшим командиром части. Здесь Китаев отказываться не стал, но и в подробности не вдавался. На вопросы отвечал коротко и с явной неохотой, которая просматривалась даже сквозь сухие протокольные строки.
Относительно причины, по которой он оказался в кабине вертолета, авиаинженер тоже высказался несколько странно.
Он утверждал, что пошел туда, выполняя распоряжение Курбанского, чтобы протестировать гидросистему «Ми-8», в которой, по утверждению последнего, имелись неполадки. На замечание о том, что подобные функции входят скорее в обязанности техников, а не авиаинженеров, Китаев ответил, что выполнял приказание старшего по званию. А приказы не обсуждаются.
Так было записано в протоколе. Но, вникнув в смысл этой фразы, Лев решил, что следователь, проводивший допрос, по-видимому здесь многое смягчил.
Кем бы ни был этот «старший по званию», заставлять дипломированного специалиста выполнять неквалифицированную работу по меньшей мере странно. А если учесть «личные счеты», о которых в разговоре упоминал Орлов и от которых не отказывался и сам Китаев, тогда подтекст этой отредактированной фразы становился понятен.
«Похоже, эксплуатировал парня по полной, – думал Гуров. – Пускай и пониженный в должности, но для него-то этот Курбанский так и остался начальником. «Старшим по званию» во всех смыслах. Так что при желании «сладкую жизнь» мог устроить очень легко. И желание это у него, похоже, имелось. Чем же он ему так досадил, этот Китаев?»
Следователя, который допрашивал Китаева, этот вопрос, видимо, тоже интересовал, так как вскоре полковник обнаружил его в протоколе. Но ответ подозреваемого снова не порадовал подробностями.
«Не сумел свои грехи на меня свалить, поэтому и мстил», – прочитал Гуров загадочную фразу.
Что эти слова означают, следователю выяснить не удалось. На все уточняющие вопросы Китаев отделывался не менее загадочным: «Спросите у своих коллег».
Полковник не удивился тому, что, задав еще несколько незначительных вопросов, следователь закончил допрос. В подобных «упорных» случаях он и сам не всегда находил способ вытянуть информацию.
Да и о чем еще было спрашивать? Каковы бы ни были отношения Китаева с бывшим командиром части, факт остается фактом – парня взяли с поличным на месте преступления. Все яснее ясного, и, в сущности, надо было только соблюсти формальности, необходимые для передачи дела в суд.
Но, как ни странно, после ознакомления с протоколом допроса Гуров никакой ясности не ощущал.
«Прав Орлов, что-то здесь не так, как-то слишком уж все очевидно. Чересчур. Как будто спектакль срежиссированный. И бомба эта… Для чего она понадобилась? Можно, конечно, предположить, что парень заранее установил ее в этой кабине, как-то узнав, что туда вскоре пойдет Курбанский. Но соваться самому, подставляя себя под удар, да еще и дополнительно совать в горло нож, а потом оставаться после этого преспокойно ждать, когда его застанут рядом с трупом и отпечатками, – это как-то уж слишком. Это нужно совсем в голове серого вещества не иметь. Что-то здесь не так».
После протокола допроса основного подозреваемого шли еще несколько протоколов с опросами свидетелей. Из них Гуров узнал, что в здании, где размещалась администрация части, услышали взрыв, после чего несколько человек отправились на летное поле, чтобы выяснить, в чем дело. Подойдя к вертолету, они обнаружили Китаева и Курбанского.
Опросы сослуживцев также подтвердили, что между авиаинженером и бывшим командиром части были неприязненные взаимоотношения.
Больше ничего особенного из материалов дела Гуров не узнал. Впрочем, было совершенно очевидно, что следователи и не старались слишком глубоко «копать». Для них, по-видимому, все было ясно с самого начала.
Но, к счастью для Максима Китаева, на его стороне оставались люди, не готовые столь поспешно доверять очевидному.
После протоколов и документов с результатами экспертиз, подтверждающими первоначальные предположения следствия, Гуров обнаружил в деле многочисленные копии заявлений некой Ларисы Петровой.
Это были очень эмоциональные опусы, разительно отличавшиеся от обычного сухого стиля официальных бумаг. Там содержались хотя и ничем не обоснованные, но очень пылкие и настойчивые утверждения о полной непричастности Максима к убийству, а также заверения в том, что все это подстроено тем же Курбанским, задумавшим «сжить со свету» ее жениха.
Ничуть не смущаясь тем, что в итоге именно Курбанский и оказался главным потерпевшим во всей этой истории, возмущенная девушка призывала органы внутренних дел «раскрыть глаза» и «восстановить истину».
На каждом последующем заявлении красовался все более солидный адрес, пока очередь не дошла до Москвы.
Содержание везде было приблизительно одинаковым, и, пробежав глазами последнюю бумагу, Гуров решил, что с девушкой тоже не мешало бы пообщаться.
«Как знать, может, кроме этих всплесков, у нее найдется что-нибудь более конкретное. Факты, наблюдения. Не может быть, чтобы такая твердая уверенность базировалась на одной лишь пламенной любви. Должно быть и что-то реальное».
Когда Гуров закончил читать дело, был уже третий час ночи.
Аккуратно собрав бумаги в папку, он разложил казенную постель на нижней полке. С удовольствием растянувшись на узком ложе, он вскоре последовал примеру своего соседа, давно уже видевшего сладкие сны.
В Покровск поезд прибыл точно по расписанию. Ровно в девять утра Гуров сошел на перрон и, выйдя на привокзальную площадь, взял такси.
– В прокуратуру! – коротко бросил он в ответ на вопросительный взгляд обернувшегося к нему водителя.
После этих слов взгляд из вопросительного моментально превратился в настороженно-испуганный. Втянув голову в плечи, как будто зная за собой некоторые грешки, шофер завел машину и в полном молчании довез Гурова до нужного места.
– Пожалуйста, – притормозив, проговорил он.
Внутренне усмехаясь инстинктивному испугу провинциального водилы, полковник рассчитался и вошел в здание прокуратуры.
Когда он показал дежурному удостоверение и сообщил, по какому делу прибыл, то сразу отметил большое оживление. Парень в стеклянной будочке, до этого момента казавшийся пребывающим в летаргическом сне, начал активно нажимать какие-то кнопки, куда-то звонить и минуты через три этой лихорадочной деятельности взволнованно сообщил:
– Пройдите на третий этаж, пожалуйста. Кабинет 311. Вас там встретят.
Поднявшись в лифте и пройдя по пустынным коридорам, Гуров уже собирался вежливо постучать в дверь, на которой красовалась цифра «311», но тут она сама отворилась, как по волшебству, и в проеме появился средних лет светловолосый мужчина. Он счастливо улыбался, будто встретил долгожданного гостя, и протягивал руку для пожатия.
– Здравствуйте, здравствуйте! Мне уже звонили насчет вас. Еще вчера. Говорили, что вы приедете. Проходите, присаживайтесь, – все так же радостно улыбаясь, говорил он. – Сколько хлопот из-за нас! Таких важных людей напрасно побеспокоили. Добилась-таки своего эта малахольная. И до Москвы дошла.
– А вы, значит, думаете, что напрасно?
– Конечно, напрасно! Дело выеденного яйца не стоит. Все на поверхности. И мотив, и орудие.
– И преступник, – внимательно вглядываясь в своего собеседника, проговорил Гуров.
– Да, и преступник. Отпечатки на ноже – какие еще доказательства нужны? Яснее ясного. Нет же, ей все неймется.
– А вы… простите, как ваше имя-отчество?
– Сырников. Сырников Сергей Степанович. Можно просто Сергей. И на «ты». У нас тут по-простому.
– Хорошо, Сергей. Если я правильно понял, ты ведешь это дело, так?
– Да, я.
– А ты разговаривал с ней, с этой «малахольной»? Узнавал, почему она так уверена в невиновности своего жениха? Может, у нее есть какие-то факты, доводы. Может, это действительно меняет дело?
– Да какие там у нее факты! А то я баб этих не знаю. «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда» – вот и все доводы. Вы не подумайте, я не просто так. Не с ветру вам говорю. Мы тут тоже не лыком шиты, работу свою знаем. И факты все я перепроверял, и с Ларисой этой встречался. Все как положено. Только нет там ничего. Не от чего делу меняться. Все как с первого раза выяснилось, так до сегодняшнего дня и осталось. Так что хотя и рады мы встретить у себя московских, как говорится, коллег, но что до всего прочего – могу только повторить: напрасно вы время теряете. Зря приехали. Нечего там доследовать. Все, что было, уже исследовали.
– Но раз уж я все-таки приехал, может, ты устроишь мне встречу с обвиняемым? Хотелось бы поговорить с ним.
– Не вопрос. Вам всегда зеленый свет. Чем сможем, обязательно посодействуем. Сейчас позвоню в изолятор, скажу, чтобы доставили его в комнату для допросов. А то в госпитале вам, наверное, неудобно будет беседовать.
– Китаев в госпитале? – изумленно спросил Гуров. – А что случилось?
– Но как же… Вы читали дело?
– Да, разумеется.
– Тогда как же… Ведь там написано. В кабине вертолета была заложена бомба.
– Да, я помню, об этом написано в деле.
– Тогда что же вас удивляет? Бомба взорвалась, Китаев получил ранения. И Курбанский тоже. А уже после этого, увидев, что взрыв оказался слабым и насмерть Курбанского не убил, Китаев добил его ножом.
Сырников излагал все это с таким беззаветным простодушием, что полковник не знал, что и думать. Ни в выражении лица, ни в интонациях не замечалось ни малейшего подвоха или иронии, и в то же время невозможно было поверить, что взрослый здравомыслящий человек может серьезно говорить подобные вещи.
«Китаев заложил бомбу, чтобы Курбанский погиб от взрыва, и сам устроился рядом. Не иначе как для того, чтобы самолично оценить, будет ли сила взрыва достаточной, чтобы «убить насмерть». А когда понял, что заряда маловато, «добил ножом», благо в тот момент очень кстати находился поблизости. Кто из нас троих идиот? Сырников? Китаев? Или я сам? – не переставая изумляться, думал Гуров. – Какой дурак, подложив взрывное устройство, сам полезет под удар вместе с жертвой?»
Но, похоже, его покровский коллега никаких противоречий в подобной ситуации не находил. Напротив, она казалась ему совершенно естественной и даже дополнительно подтверждающей вину Китаева.
– Все эти ранения только для отвода глаз, – убежденно говорил Сырников. – Вот, мол, и я тоже пострадал, значит, непричастен. А нож и бомбу барабашка подсунул. Неизвестный тайный злодей. Понятно, теперь он что угодно может говорить. И про то, что от ужасного взрыва сознание потерял, и про то, что не видел и не слышал ничего. Только вся эта «конспирация» белыми нитками шита. Мы-то уж знаем. Не первый день по убийствам работаем. Повидали всяких.
Сказав это, Сырников взял трубку и набрал чей-то номер.
– Борис Петрович? Сырников беспокоит. У тебя кто в изоляторе сегодня дежурит? Витя? Хорошо. Предупреди его, что сейчас к нему по поводу Китаева подъедут. Да, как я говорил, гости наши из Москвы. Да уже прибыли. Гуров Лев Иванович. Прошу любить и жаловать. Распорядись там, чтобы Китаева из госпиталя доставили. Ну как куда, в шестнадцатую, как обычно. Там тихо, спокойно. Посидят, поговорят. Все проверят, – усмехнулся Сырников, бросив короткий взгляд на Гурова. – Пускай столичные коллеги воочию убедятся, что мы тут тоже не баклуши бьем, дело свое знаем. Сделаешь? Лады!
Закончив разговор, Сырников вновь с улыбкой взглянул на Гурова:
– Вы, наверное, в городе пока не ориентируетесь, так что могу сказать кому-нибудь из ребят, кто на машине, чтобы до места вас доставили. А то прямых маршрутных рейсов у нас к изолятору нет, полдня будете добираться.
– Буду благодарен, Сергей.
Сырников ненадолго вышел из кабинета, чтобы договориться о машине. Результаты этих переговоров превысили все ожидания Гурова. Оказалось, что из уважения к столичному гостю транспортным средством решил поделиться непосредственный начальник Сергея. Он предоставил полковнику свою служебную машину с водителем, передав через следователя, что уважаемый гость может распоряжаться ею по своему усмотрению.
Через несколько минут Лев уже сидел в черной «Волге», слушая неумолкающую болтовню бойкого вихрастого парня по имени Сеня.
– У нас тут в последнее время только и разговоров, что об этой «летке», – говорил Сеня. – То убийства у них там, то самоубийства. Да вот еще курсантика какого-то тоже шлепнули. Типа – нечаянно.
– Как это – шлепнули? – уточнил Гуров.
– А кто их знает, как, – легкомысленно ответил Сеня. – Говорят, то ли взорвалось у них там что-то, то ли обрушилось. А парнишка слабым оказался, взял да и помер. Теперь как убийство по неосторожности квалифицируют. Только что-то за последнее время многовато стало у них там неосторожностей этих.
– А про самоубийство что говорят? – поинтересовался полковник.
– Про самоубийство? Про это почти ничего. Самоубийство – оно самоубийство и есть. Что там говорить? Тем более – большой начальник. О таких делах не больно-то распространяются, сами понимаете.
Тем временем «Волга» выехала на городскую окраину и вскоре притормозила возле невзрачного трехэтажного здания.
– Вот он, изолятор, – доложил Сеня. – Милости просим. Сходите, поговорите. А я вас подожду. Можете не беспокоиться, обратно тоже с комфортом доставим.
Лев вошел в здание изолятора, показал дежурному удостоверение, и тот сразу же провел его в комнату, где находился подозреваемый.
В небольшом помещении перед столом сидел молодой парень. Взглянув на него, Гуров сразу вспомнил всемирно известные фотографии Юрия Гагарина. Открытое лицо с правильными и довольно приятными чертами меньше всего склоняло к мысли, что перед вами – злодей. В глазах читалась усталость, но в общем выражении лица не было ни угрюмости, ни озлобленности. Из-под свободной рубашки, в которую было одет парень, выглядывали бинты, а на правом плече виднелись следы ожога.
Гуров отослал охранника, присматривавшего за Китаевым, пока его не было, и устроился за столом.
– Добрый день, – проговорил он. – Меня зовут Гуров Лев Иванович. Мне поручено провести дополнительное расследование по вашему делу. Максим Китаев, правильно?
– Правильно, – нахмурившись, произнес парень. – Хотя не сказал бы, что день такой уж добрый.
– Что вы можете добавить к своим показаниям?
– А что там добавлять? Все, что знал, я рассказал.
– Хорошо. Давай так, – сказал Лев, поняв, что сухим официозом здесь многого не добьешься. – Своим ты рассказал, они твой рассказ, как смогли, зафиксировали, и я протоколы изучил. Но сам я здесь человек посторонний, обстановку не знаю. Расскажи мне, как было дело. В документах есть нестыковки, я действительно хочу разобраться.
Китаев вопросительно глянул в лицо полковнику, как бы решая, верить или не верить. Но через минуту произнес:
– Ладно. Может, и правда что выйдет. Если вы от них не зависите, тогда… В общем-то, ничего особенного там не было, – подумав, продолжил он. – Этот вертолет, в котором все произошло, – он старый, по-моему, даже списанный давно. Но у Курбанского он чем-то вроде личного авто был. Куда он только на нем не летал. И к друзьям на фазенды, и по делам своим личным. Соответственно за машиной тщательно следили, чтобы все было в исправности, чтобы с дорогим начальником чего нехорошего в полете не случилось. Хотя, строго говоря, никто не обязан был списанную машину обихаживать. Но тут уж, как говорится… приказы не обсуждаются.
– То есть он не только тебя заставлял исполнять свои прихоти? – уточнил Гуров.
– Да почти всех! – в сердцах бросил Максим. – Вся часть от него стонала. А об этих курсантиках бедных и говорить нечего, как только он их не мучил!
– Но, если я правильно понял, особое внимание он оказывал именно тебе. Почему, если не секрет?
– Потому что все «косяки» свои хотел на меня свалить и на занимаемой должности остаться. А не получилось. Вот и решил, что это я во всем виноват. Хотя не я его, а наоборот, он меня принуждал нарушать правила. Считай, силком в этот вертолет затащил, управлению мешал, не знаю, как вообще сели, а потом меня же во всем и обвинил.
– Погоди, какой вертолет? – в недоумении спросил Гуров. – Это тот «Ми-8», где, как ты сказал, все произошло?
– Да нет, другой. Это раньше было. Тот случай, из-за которого его сместили.
Поняв, что ему предоставляется шанс узнать подробности, которые не прочитаешь ни в каких протоколах, Гуров навострил уши.
– Он ведь не только на «Ми-8» катался, – продолжал Максим. – Мог и другую технику запросто «освоить». Разве что на истребителях не устраивал «экскурсии» своим знакомым. А что попроще, кажется, все уже перепробовал. Как приедет кто «в гости», так и начинается. Сначала напьются в кабинете, потом в раж войдут, на приключения тянет. Вот и в тот раз так же вышло. Прислали к нам вертолет на ремонт. «Ночной охотник». Хорошая боевая машина. И неполадки-то не особенно глобальные были. С приборами там… хотя ладно, вам это неинтересно. В общем, привели мы его в порядок и уже отправлять «домой» собирались, когда к Курбанскому в очередной раз дружбаны нагрянули. А я, как на беду, как раз в ту ночь дежурил. Напились они, как водится, и Курбанский давай хвастаться, что он здесь царь и бог. Это у него любимая тема. Дескать, что хочу, то и ворочу, любую технику могу по своему желанию использовать. Тут и взбрело ему, что, мол, раз уж на дворе ночь, нужно на «Ночном охотнике» полетать. «Тестирование, – говорит, – сделаем». И, как назло, я ему на глаза не вовремя попался. «Будешь, – говорит, – у нас за пилота».
– А ты разве пилот?
– В том-то и дело, что нет! – воскликнул Максим. – Конечно, когда учился, была у нас и такая практика. Надо же знать, как оно все в действии работает, приборы и прочее. Доводилось и летать, и часы у меня есть, это само собой. И все же я ведь не летчик. А машина серьезная, боевой вертолет. Но ему разве объяснишь? Глаза вытаращил, орет как бешеный. Как с ним разговаривать?
