Kitobni o'qish: «Десять пуль на сундук мертвеца (сборник)»

Shrift:

Десять пуль на сундук мертвеца

Глава 1

Эта неприятность произошла с Георгием Павловичем Шаминым неделю назад. Как такое могло получиться, он затруднялся объяснить. Когда дослужился до полковника, когда по старой солдатской закваске всю жизнь сам гладил свои мундиры и вдруг… прожечь рукав кителя! Как говорится, и на старуху бывает проруха. До майских праздников всего неделя, а Шамин каждый год с друзьями и старыми сослуживцами собирался в этот день у Исторического музея. И не потому, что они были приверженцами советской власти и чтили 1 Мая в «том» смысле. Просто это стало традицией по многим причинам. И собирались они в парадной форме, при всех наградах. А тут… Правда, и парадный мундир уже потерял свежесть, и внешний вид оставлял желать лучшего, но…

И Георгий Павлович ринулся в военное ателье в надежде, что удастся уговорить мастеров сшить хотя бы китель. Но там его ждало сильное разочарование, потому что заказы принимали уже на август. Неожиданно помогла одна из закройщиц. Она посмотрела на понурый вид статного и еще моложавого мужчины, отозвала его в сторону и дала совет. Был у закройщиков военного ателье, оказывается, один знакомый, фактически партнер, который шил прекрасные мундиры на дому. И многие старшие офицеры, особенно те, кто с возрастом приобретал уже далекую от стандартов фигуру, обращались, как правило, к нему.

Шамин взял номер телефона, буквально выбежал на улицу из здания ателье и тут же стал его набирать. Он понимал, что и у «надомника» может оказаться столько работы, что он просто физически не успеет сшить за неделю китель и форменные брюки.

Наступило 29 апреля. Георгий Павлович стоял перед высоким зеркалом в квартире на проспекте Мира и разглядывал себя в новом парадном мундире с золотыми полковничьими погонами. Мастер, которого звали Борис Аркадьевич, худой, высокий, чуть горбившийся и при ходьбе припадающий на одну ногу, суетился вокруг клиента, собирая обрезки ниток, стряхивая невидимые пылинки и поглаживая отутюженные плечи и рукава.

– Ну как? – повторял мастер уже в третий раз. – Принимаете работу? Кажется, сидит. Замечательно сидит!

– Да-а, – удовлетворенно кивнул Шамин, поворачиваясь перед зеркалом и усердно втягивая живот. – Не зря мне про вас говорили, не зря. Золотые у вас руки, Борис Аркадьевич.

– Ну-у, – довольно ответил мастер, – опыт все же. Великое дело – опыт. Фигуру видеть надо, ощущать. Все-таки сорок лет шью! Генералам и маршалам шью. Вы награды-то принесли? А то ведь разметить надо, дырочки проделать, заштуковать. Тут еще работы на полдня.

– Беда, Борис Аркадьевич, – сокрушенно покрутил головой Шамин. – К вам спешил и домой не заехал, как из головы вылетело. Каюсь!

Ситуация была пренеприятнейшая. Борис Аркадьевич и так, вняв его мольбам, отложил пару заказов. А сегодня Шамин, возвращаясь из загорода, решил первым делом заскочить к своему мастеру, потому что тот еще вечером просил его заехать и принять работу. И обязательно привезти награды, чтобы он успел их разместить по всем правилам и в соответствии с существующими требованиями. Георгий Павлович решил, что награды подождут, важнее сам мундир посмотреть, вдруг где-то морщить будет, где-то окажется коротко или, наоборот, длинно. Такая уж была «закваска» у полковника Шамина. Всегда и во всем он умел находить недостатки. Вот и здесь был почти уверен, что придется еще что-то доводить и доделывать, поэтому и не бросился домой за наградами. Правда, заехал в сбербанк и снял через банкомат деньги для расчета за мундир.

– Вы, Борис Аркадьевич, пока другими делами занимайтесь, – вкрадчиво проговорил Шамин, заглядывая в глаза мастеру. – Два часа, и я у вас со всем комплектом. Я быстро! – И, чтобы смягчить сердце мастера, стал поспешно доставать бумажник из брошенной на диван куртки. Борис Аркадьевич вздохнул и молча принял шесть пятитысячных купюр.

– Сейчас я вам полторы тысячи сдачи принесу, – кивнул он и двинулся в сторону дальней комнаты.

– Будет вам, Борис Аркадьевич, – попытался остановить его Шамин. – За такую работу не жалко и премию вам выплатить Не нужно…

– Нет, нет, нет, – не оборачиваясь, пробурчал мастер, удаляясь в комнату. – Как договаривались, так и должно быть. У нас все по уговору, а то клиентов терять будем.

– Ну, как хотите, – поворачиваясь, то одним, то другим боком, проговорил полковник. – Хозяин – барин.

Мастер вошел в комнату, открыл ключом на цепочке дверку старинного дубового стола, с трудом присел на корточки и достал второй ключ, побольше. В столе был вмонтирован вполне современный дорогой сейф с замочной скважиной и дополнительным цифровым замком. Он с кряхтением стал отпирать сейф, когда услышал, как стукнула входная дверь. Еще один клиент появился? Или полковник ушел, так и не забрав сдачу. Вот суетливый какой попался. Одни проблемы с его заказом. То лекала под его фигуру пришлось долго подбирать, потом Шамин награды забыл привезти. Теперь еще с этой сдачей. Он считает, что может отблагодарить полуторами тысяч. А для Бориса Аркадьевича эта сумма, как подачка. Даже унизительно такие чаевые получать. Он мастер, его работа стоит хороших денег, а не мелких чаевых.

В комнате что-то громко хлопнуло… или треснуло. Борис Аркадьевич вздрогнул и уронил стул, на который опирался локтем. Что там такое? Может, лампочка в люстре взорвалась? Давно надо было поменять все лампочки накаливания на энергосберегающие, да все руки не доходят. Трудно лезть под потолок в каждой комнате, а приглашать посторонних в квартиру, даже если это электрик, Борис Аркадьевич не любил.

Громыхая стулом, ругаясь на свою непослушную, измученную артритом ногу, он поднялся с пола и подошел к двери. Открыв ее, не успел шагнуть в гостиную, как увидел ужасную картину. Его клиент, в новеньком, свежеотутюженном парадном полковничьем мундире, лежал на полу в нелепой позе с открытыми глазами, которые неприятно таращились на мастера. А на полу вокруг его головы растекалась огромная, неописуемо огромная лужа крови. Ноги Бориса Аркадьевича подогнулись…

Лев Иванович Гуров давно привык к тому, что самые сложные дела в его работе возникают неожиданно. И тут действует не пресловутый и многими так часто поминаемый «закон подлости». По мнению Гурова, причина как раз в том и лежит, что они обычно имеют в своей основе хорошо подготовленное преступление. Или запутанную мотивацию, что приводит к тому, что даже сами участники дела, от подозреваемых до потерпевших, не могут до конца разобраться в сути дела. Или в их оценке происходящего очень большая разница, вплоть до противоположности мнений.

Станислав Крячко подобрал Гурова на Остоженке. Приветственно помахав инспектору ДПС, он влился в поток машин и помчался в сторону проспекта Мира. У Станислава Васильевича Крячко, давнего напарника и старого друга Гурова, всегда и везде находились свои люди, приятели, просто хорошие знакомые, которые могли помочь, подсказать, подтолкнуть. Создавалось впечатление, что полковника Крячко знали все и везде. Таковы результаты общительности его натуры, которые особенно ценны для работника уголовного розыска.

– А нас-то чего дернули? – привычно проворчал Стас, перестраиваясь из ряда в ряд. – Это дело Управления собственной безопасности.

– Полковник Шамин уже три года как на пенсии, – подсказал Гуров, глядя в окно машины на залитые весенним солнцем улицы.

Весна в этом году была ранняя и могла оказаться очень и очень теплой. Как бы не перешла она потом в жаркое лето и не повторила свою выходку 2010 года с аномальной жарой и затянутым смогом городом из-за горевших в Подмосковье торфяников.

– Зачем убивают пенсионеров? – философски спросил Крячко в пространство. – Чтобы ограбить. Давай поспорим, что это – сосед-наркоман, которому очень нужна была доза. А пенсионер – такая простая добыча.

– Шамин был довольно крепок, – подсказал Гуров. – Он с друзьями по воскресеньям на «Динамо» играл в футбол. А убит он не в своей квартире.

– Да-а? – Крячко с интересом глянул на Гурова. – Любовница?

– Нет, это квартира некоего Гроховского Бориса Аркадьевича. Он занимается индивидуальным пошивом на дому, в частности, военной и полицейской формы. У него в списке постоянных клиентов много высокопоставленных офицеров, поэтому налоговой полиции он не боится.

– Так-ак, – задумчиво произнес Стас. – Я так полагаю, что версия виновности этого Гроховского даже рассматриваться не будет. Ладно. Из того, что ты тут наговорил, складывается интересная мозаика.

Крячко всегда с легкостью ориентировался на улицах. И если в Москве все можно было списать на привычную среду и профессиональное знание улиц человеком, всю жизнь проработавшим в Москве, то в других городах Станислав Васильевич просто поражал. Ему достаточно было потратить пять минут на изучение карты города с почти миллионным населением, и он уже легко ориентировался по памяти, находясь за рулем автомобиля.

Покрутив головой, Крячко решительно перестроился в правый крайний ряд, потом сбросил скорость, снова включил правый поворотник и свернул между двумя жилыми домами.

– Кажется, здесь, – показал он рукой вперед, где стоял микроавтобус с полицейской символикой на бортах. – А вон и опергруппа уже работает.

Они поднялись на третий этаж, где у распахнутой двери квартиры стоял коренастый сержант с внимательными глазами. Крячко предъявил свое служебное удостоверение и первым вошел в прихожую, в которой под надзором молодого старшего лейтенанта с большой черной папкой под мышкой топтались мужчина в вытянутых трико и женщина с испуганными глазами в домашнем халатике. Понятые.

– Привет, Оксана! – шумно ввалившись в гостиную, поздоровался со следователем Крячко. – Заканчиваешь?

Женщина, не отрываясь от протокола осмотра места преступления, кивнула, продолжая шевелить губами, проговаривая про себя формулировки. Седой щуплый эксперт с погонами майора, закрывая свой серебристый чемоданчик, весело блеснул глазами и протянул Крячко руку:

– Элита повалила косяком? Здорово, Станислав Васильевич. И вы здесь, Лев Иванович? Здравствуйте.

Гуров пожал руку эксперту, разглядывая распростертое на полу крупное мужское тело в полицейском мундире. Он сразу представил, как человек падал, заваливаясь на бок. Как ударился спиной о диван и свалился возле него. Вон и следы крови на диване. Выстрел? Проломили голову чем-то тяжелым и острым?

– Пойдемте на кухню, – предложил эксперт, – чтобы Оксане Дмитриевне не мешать. В общем-то, ничего незаурядного, но вопросов пока много.

Они втроем прошли в просторную кухню и прикрыли за собой дверь. Посуда, стенки шкафов, ручки мебели и поверхности вокруг ручек – все было осыпано черной пудрой. Эксперт здесь собирал возможные отпечатки пальцев.

– Ну, рассказывайте, – произнес Гуров, садясь на табурет и смахивая со стола незримые крошки в том месте, где собирался положить свой локоть.

– Не берусь пока делать конкретные выводы без результатов вскрытия, – начал эксперт, облокотившись на холодильник, – но в голове у полковника явно пулевое отверстие. Я достаточно видел простреленных голов, чтобы вполне уверенно утверждать, что стреляли из пистолета 9-миллиметровой пулей. С какого расстояния? Надо изучать рану, поискать остатки пороха на волосах. Тот факт, что пуля осталась в черепе, еще ни о чем не говорит. Кстати, и пулю хорошо бы исследовать.

– Гильзу, я так понимаю, не нашли?

– Гильзы нет. На полу рядом с телом убитого лежал его бумажник. Пустой! Там фотография женщины в возрасте самого Шамина, видимо, жены. Еще пять штук визитных карточек, тоже принадлежащих самому Шамину. А денег в бумажнике нет.

– Ограбление? – хмыкнул Крячко и неопределенно покрутил головой. – Что-то как-то по-опереточному. Или как в плохом детективном романе. Короче, по твоей линии тут пусто?

– Посмотрю пальчики, которые я тут нашел, тогда может что-то…

Дверь в кухню вдруг открылась, и на пороге появилась следователь Оксана Дмитриевна в обтягивающем ее плотную фигуру кителе.

– Ну что, товарищи полковники? Увозим тело?

– Да, наверное, – кивнул Гуров. – А что показал хозяин квартиры?

– Лев Иванович, – вздохнула следователь, – ну, посудите сами. Два человека в пустой квартире. Одному простреливают голову. Кто является первым подозреваемым? Я понимаю, что версий впоследствии может появиться много, да и вскроется множество. Но сейчас-то? К тому же он в данный момент в состоянии аффекта.

– Ясно, вы его забираете с собой и будете допрашивать в кабинете?

– А как еще?

– Ладно, – Гуров кивнул и попросил Крячко: – Стас, позови-ка сюда участкового. Если он еще там, в прихожей.

– Я поеду? – отлепился от холодильника эксперт. – Если что проявится, я вас наберу.

– В любом случае, – покачал головой Гуров. – В любом. Есть результат, нет ли результата. У меня сейчас какое-то раздвоение личности. С одной стороны, все выглядит как заурядная «бытовуха» из времен моей молодости, а с другой… Такие дела хорошо переходят в разряд «висяков», или, как модно говорить среди современных молодых сыщиков, разряд «глухарей».

– Это понятно, Лев Иванович, – нагибаясь и поднимая с пола свой большой чемоданчик, согласился эксперт. – Когда перед тобой не абстрактное тело, а тело, одетое в мундир полковника полиции, может произойти раздвоение.

Крячко вернулся с участковым и, посмотрев вслед ушедшему эксперту, спросил:

– Ты его знаешь?

– Нет, видел в МУРе как-то. А что?

– Слывет философом и любителем поговорить, – усмехнулся Стас. – Криминалист, говорят, от бога, но работать с ним в одном кабинете – каторга. Ну фиг с ним, вот это Сергей Сумороков, местный участковый. По причине вакансии должности старшего участкового уполномоченного один во всех лицах. Ему велено и квартиру опечатать. Так?

– Так точно, – вяло подтвердил старший лейтенант.

– А что это ты такой невеселый, а, Сумороков? – удивился Гуров.

– Канитель же сплошная. Если мне поручили, то задергают ведь! Любой, кому захочется взглянуть на квартиру, изъять какую-то безделушку. Следователь начнет звонить, меня к себе требовать, выдавать ключи. Я должен ехать открывать, искать понятых для изъятия безделушки, потом запирать, опечатывать, потом отвозить ключи обратно следователю. А если местные пацаны из хулиганских побуждений пломбы сорвут, то снова ехать к следователю, потом опечатывать, потом… Короче, тихий ужас. Я то знаю, проходил уже.

– Пессимист! – с удовольствием посмотрел на участкового Крячко. – Из двух зол – этот вариант наиболее приемлемый. Лучше уж опытный пессимист, чем неопытный оптимист. Ты, парень, забыл, что, кроме следователя, у тебя теперь есть еще и мы с полковником Гуровым.

– С вами я хоть делом заниматься буду, – неожиданно выпалил старший лейтенант.

– Сразу вижу, что есть идеи, – хитро улыбнулся Лев.

– Есть, – с вызовом ответил участковый. – В этом подъезде, между прочим, живет один парень из категории неблагополучных, из группы риска, так сказать. Его фамилия Скляр. Я его три раза пытался на лечение отправить, один раз до суда довел, только ему распространение наркотиков не доказали.

– И ты его не смог до сих пор взять с поличным? – удивился Крячко.

– Не смог. Он пропадает где-то все время. Это в ваше время было хорошо, когда можно было привлечь человека за то, что он нигде не работает.

– За тунеядство.

– Да, за тунеядство. А сейчас их и прижать нечем.

– Ладно, в сторону теорию, – поднял руку Гуров. – Что ты имеешь против этого парня, применительно к убийству? Он мог убить с целью ограбления?

– Думаю, что мог. Во всяком случае, это реальная версия. Посудите сами. Этот Скляр прекрасно знает, как и все в подъезде, чем занимается на дому Гроховский. Он знает, что к Гроховскому ходят с деньгами. Поэтому мог также знать, что Шамин пришел за готовым мундиром, а значит, с деньгами, может, даже и с наградами. Вполне допускаю, что он мог прокрасться в квартиру и убить Шамина. Гроховский был в это время в другой комнате. Выстрел, Скляр хватает бумажник, выгребает пачку денег и уходит.

– Разгар рабочего дня, – поддакнул Крячко, – в подъезде в это время никого нет. Чем не версия, а, Лев Иванович?

– Годится, – согласился Гуров, вставая с табурета. – Тогда ищи этого своего Скляра, выясняй, где он был в момент убийства, благо, мы знаем этот момент с точностью до минуты. Будет нужна помощь, звони. Пошли, Станислав Васильевич. Ребята из МУРа заняты поквартирным обходом, надо поговорить.

У подъезда, несмотря на заверение Крячко, что рабочий день в разгаре, собралось человек десять – от старушек до явных школьников. Даже двое мужиков в спецовках торчали тут неизвестно зачем.

– О-о, вышестоящей организации большой привет! – раздался сбоку голос.

Гуров обернулся и увидел здоровенного белобрысого детину, отходившего от группы молодых людей, стоявших возле дежурной машины ГУВД Москвы.

– Здорово, Пал Палыч! – Лев с улыбкой подал мужчине руку. – Ты тут командуешь?

– Я, Лев Иванович! Вот, расставляю ребят, инструктирую. Вы как? По этому делу, на контроль берете?

– Пока да, а там видно будет. Если тут все на бытовом уровне, то…

– Если, – усмехнулся оперативник. – В нашем деле самое распространенное слово и самое вредное. Ни на один вопрос не отвечает, а только добавляет новых.

– На философию потянуло? Неужто в звании повысили?

– С полгода уже как подполковник, – развел руками сыщик.

– Ну, поздравляю. Слушай, Пал Палыч, ты сейчас к себе? Захвати меня.

– А Крячко? – посмотрел тот на напарника Гурова и приветственно поднял руку.

– Он занят.

Стаса Гуров отправил в кабинет сочинять план работы по делу об убийстве полковника Шамина. Дело это сложное, щепетильное и не такое уж и бесполезное. Грамотно составленный план работы – результат глубокого понимания произошедшего, соединения интуитивных мыслей, опыта сотрудника уголовного розыска и полученных обрывочных сведений и иной информации, которая может хотя бы косвенно относиться к делу. Хороший план – это концепция, определяющая весь ход оперативного розыска, все основные направления, которые, как правило, преобразуются в версии в первые двое-трое суток. Если, конечно, преступление не раскрыто «по горячим следам».

– Собака след не взяла, – недовольно прокомментировал звонок Пал Палыч, откладывая трубку мобильника. – Хреновый признак.

Гуров промолчал. Подполковника Волкова он знал еще молодым лейтенантом, когда тот только пришел в МУР. И его почти сразу стали все звать именно Пал Палыч. И потому, что он имел те же имя и отчество, что и знаменитый некогда следователь Знаменский из старого советского сериала «Следствие ведут знатоки». И потому, что уже тогда лейтенант Волков отличался рассудительностью, дотошностью, особым вниманием к мелочам.

Гуров беседовал с Борисом Аркадьевичем Гроховским около двух часов в кабинете Волкова. Ничего нового к своим показаниям этот человек не смог добавить. Но Гурову сейчас важно было составить свое собственное впечатление о личности подозреваемого, попытаться понять его, заглянуть вглубь. Подозревать его можно еще долго, но строить все версии именно на работе с ним нельзя. Тогда весь розыск пойдет прахом. Надо очень четко представлять, мог ли этот человек быть убийцей или не мог.

Да, объективно Гроховский мог убить Шамина по нескольким причинам. Отказ платить деньги за работу, оскорбление, с этим отказом связанное, оскорбление, связанное с национальными признаками Гроховского, другие причины, которые могут существовать, но пока не пришли в голову. Но всегда существует другая грань оценки человека как потенциального преступника. А смог бы этот человек убить? Очень важно различать два понятия – «мог» и «смог».

Гуров внимательно смотрел на портного. Можно сыграть страх, можно сыграть любые эмоции, но нельзя скрыть физической немощи. А Шамин был крепким мужчиной. Выстрел? Подошел сзади и выстрелил? Мог, теоретически мог. Второй вопрос, а зачем это успешному, хорошо зарабатывающему мастеру, для которого эта работа смысл всей его жизни и, кстати, единственный ее источник? Чтобы решиться одним махом все перечеркнуть, должна быть причина незаурядная. И Гуров мысленно сделал себе пометку порыться в прошлой жизни Гроховского и проверить все пересечения с жизненной линией Шамина, пересечения общих знакомых, родственников. Если таковые обнаружатся.

Звонок на мобильный телефон застал Гурова, когда он выходил из здания на Петровке и садился в ожидающую его машину, присланную из Главка.

– Слушаю, – посмотрев на незнакомый номер, сказал он.

– Товарищ полковник, это участковый, старший лейтенант Сумороков. Скляра видели на Северном рынке. Я сейчас здесь, попытаюсь его найти.

– Ты один там? Справишься? Может, тебе в помощь кого прислать?

– Обойдусь, дело обычное! Рынок – это наш участок. Тут напарник мой, трое ребят из ППС, кое-кто из местных помогут, ребята надежные, не раз выручали. Справимся. Если он еще здесь, достанем. К тому же, говорят, он ведет себя странно, как будто таится.

Гуров приехал на Северный рынок через тридцать минут. Во-первых, ему было по пути. Во-вторых, сыщик понимал, что сломать задержанного легче всего именно сейчас, если он причастен к убийству. Именно первые часы обычно решают все. Потом… Потом настают тяжкие, томительные дни, недели и месяцы допросов, предъявления новых улик, оперативных разработок. Потом только доказывать. А «колют» преступника обычно в первые часы. Потом поздно.

Пока он разыскал опорный пункт полиции на территории рынка, все было кончено. Щуплого невзрачного парня лет двадцати пяти, одетого в дешевый черный спортивный костюм, вели между рядами со стороны туалетов. Впереди деловито вышагивал Сумороков, за ним двое патрульных вели задержанного. Двое мужчин, идущих следом с решительными лицами, наводили на мысль, что Скляра взяли не просто так, а уже за что-то. И эти двое, судя по выражению их лиц, или потерпевшие, или свидетели.

Гуров вошел в опорный пункт следом за группой. Увидев его, участковый вскочил из-за стола, где готовился писать официальные бумаги.

– Взяли, товарищ полковник! Вот он, этот Скляр!

От неожиданности и громкого звания «полковник» перед незнакомцем в гражданском костюме вскочили со стульев все, даже двое потерпевших. Оказалось, что все произошло весьма прозаично. Скляра задержали именно эти двое мужчин, когда парень стянул из их машины борсетку. Патрульные полицейские оказались практически рядом и сразу вмешались, вызвав и старшего лейтенанта Суморокова к автомобильной парковке, где все произошло.

Скляр сидел, понурив голову, но особого раскаяния в его лице Гуров не увидел. Скорее на нем было выражение горечи, что все сорвалось и теперь его посадят. Первый допрос Лев взял на себя. Не упоминая квартиры Гроховского и произошедшего там убийства, он стал методично выяснять, где и как Скляр провел сегодняшний день. Если парень не врал и если его дружки и знакомые подтвердят его слова, то у него была масса вариантов алиби. Так складно придумать себе алиби сложно. Даже просто в принципе договориться с кем-то, чтобы потом все сошлось до мелочей. А тут сразу человек пять, с которыми он встречался с самого утра в трех разных местах города.

– Вот что. – Гуров вывел Суморокова из кабинета. – Тебе спасибо за оперативность. Сработал просто отлично. Да еще на «кукан» его подсадил. Теперь с ним работать будет легко. Я сейчас позвоню в МУР, чтобы ребята приехали и забрали его. Там из него вытрясут все и проверят все его байки. А я тебя вот что попрошу сделать. С тобой свяжется подполковник Волков из МУРа. Он руководит поквартирным обходом в этом доме и в соседних. Помоги им с жильцами, кого знаешь. Ну, может на кого компромат есть, кто в чем-то предосудительном был замешан или положительное мнение о ком имеешь. Надо убедиться, что полученная информация от жильцов объективная.

У генерала Орлова они собрались в восемь вечера. Крячко сразу по-хозяйски занялся чайником и печеньем на маленьком столике в углу. Гремя чашками, он периодически поддакивал Гурову и подавал реплики.

– На сегодняшний час, – посмотрел на наручные часы Лев, – поквартирный обход ничего не дал. И думаю, что не даст больше ничего. Разгар рабочего дня, все на работе, а кто дома, то уже сходил в магазин или в ЖЭК с утра. У подъезда на лавочке старушек еще нет – жарко.

– А Гроховский, ты полагаешь, убить Шамина не мог? – спросил Орлов, задумчиво покручиваясь из стороны в сторону в рабочем кресле.

– Полагаю, что не мог. Ни по каким меркам ему не было резона убивать. Это как… как разные понятия: лошадь и арифметика. Не вяжутся они в одно преступление.

– Тут другое, – подал из угла голос Крячко. – Почему убийца не шлепнул еще и хозяина квартиры? Оставить такого свидетеля! Вот вам загадка!

– Он мог быть убежден, что хозяин его не видит, – пожал плечами Лев.

– А я со Стасом согласен, – сказал Орлов. – Частенько убивают лишь из-за того, что человек мог стать свидетелем. На всякий случай. Во время грабежей так поступают очень часто, а тут убийство. Эту мысль стоит тщательно проработать, учтите ребята.

– Это понятно, – согласился Гуров. – Меня беспокоит немного другое: все приходит и приходит на ум мысль, что Гроховского хотели подставить. Не в том смысле, что кто-то вознамерился его посадить, а именно отвести наше внимание от себя, а подставить его, как одну из первых версий. Знаете, сразу мне в этом деле многое не нравится. Много нелогичного, непривычного. А если вдуматься, то чувствуешь, что логика как раз есть, только ускользает она. Информации для анализа недостаточно.

– А пуля? – спросил Орлов. – Что эксперты говорят?

– С пулей как раз все нормально, – ответил Станислав. – Пуля настоящая, «макаровская», оболочечная, со свинцовым сердечником от патрона, видимо «9×18 ПС гс ППО». Тульского производства – патрон правоохранительных органов. Массовая вещь, достать можно где угодно: в полиции, в службе судебных приставов, в ДОСААФе. Другое дело – оружие, из которого она выпущена. В лаборатории утверждают, что это самодельное гладкоствольное оружие без механического затвора. Короткий ствол, казенная часть, куда вставляется патрон, спусковой механизм и все.

– Понятно, – тихо проговорил Орлов, перестав крутиться в кресле. – Значит, допрос Гроховского ничего не дал?

– Почему не дал? – ответил на этот раз Гуров. – Дал сомнения в его виновности и даже причастности. На девяносто процентов я уверен, что мотив убийства нужно искать в прошлой профессиональной деятельности Шамина. А сегодняшнее убийство – даже не инсценировка. Его мог совершить человек, который, не имея возможности достать нормальное оружие, собрал просто макет одноразового использования.

– А про наше «но», Лев Иванович? – спросил Крячко, подходя с небольшим подносом, на котором дымились три чашки с чаем и стояли два блюдечка с печеньем и фруктовым джемом.

– Да, – кивнул Гуров, отодвигая руку и давая возможность другу поставить поднос на приставной столик. – Есть одно «но», которое не дает нам со Станиславом покоя. Видишь ли, Петр, чтобы убить человека с близкого расстояния, не надо чего-то изобретать. Шамина приход незнакомого человека, видимо, не насторожил. Он спокойно стоял или повернулся к нему спиной. Выстрел был произведен с близкого расстояния, меньше метра. Эксперты нашли на воротнике Шамина и на его волосах частички пороха.

– Зачем изобретать «пугач», если можно пырнуть ножом, да? – сказал Орлов.

– Не аксиома, конечно, но есть подозрение, что человек привык стрелять, а не ножом, как ты говоришь, пырять. Для него выстрел естественнее.

– Та-ак, – покивал Орлов головой, поднимаясь со своего рабочего кресла и усаживаясь рядом с Крячко у приставного столика. – Идея хорошая. Косвенная характеристика, но иметь ее в виду при дальнейших оценках можно. Хорошо! Значит, наркоман Скляр ни при чем?

– Чист, – прихлебывая с аппетитом чай, ответил Крячко. – Чист от пороховых следов. Если бы стрелял, то нашли бы частички и на рукавах, и на руках.

– Ладно, продолжайте работать со Скляром, на всякий случай. Пусть его в СИЗО поразрабатывают в камере, для очистки совести и для полной уверенности, что он тут непричастен. В остальном ваш план работы по этому делу одобряю. Значит, делаем упор на тех, кто мог освободиться из мест заключения и у кого осталось сильное чувство неприязни к Шамину. Запрос на послужной список Шамина я утром подпишу и отправлю коллегам. И ваши допуски к материалам тоже. Я там подключил заместителя министра, чтобы межведомственных трений не было. Что поручите МУРу?

– МУР пусть занимается бытовой темой, – грея ладони о горячие бока чашки, ответил Гуров. – Муж любовницы, любовник жены, сосед по даче и тому подобное. Мало ли из-за каких неурядиц могут возникнуть сильные неприязненные отношения, граничащие с ненавистью. А моральных уродов и скрытых психопатов, которые до этого себя никак не проявляли, в нашей жизни достаточно. Вполне может всплыть какая-то глупейшая ссора и кретин, убивший из-за этого.

– Да, бывает и такое, – согласился Орлов. – У нас в Подмосковье только за последнюю неделю два огнестрела на дороге из-за того, что двое не поделили полосу или один другого подрезал во время движения. Уродов хватает.

В квартире Шаминых атмосфера была тягостной, как и в любой другой, когда умирал кто-то из близких. Горе пропахло корвалолом и пропиталось женскими слезами. С черным крепом на стеклах мебели, экране телевизора и зеркалах.

Портрет полковника Шамина, стоявший в гостиной на отдельном столике с траурной ленточкой, был взят откуда-то из семейного архива. И не в форме с погонами, а обычное фото из жизни, наверное, на даче. Георгий Павлович снят чуть вполоборота, улыбающийся, ветер теребил его жиденькие седоватые волосы, а морщинки вокруг глаз выдавали возраст, хотя лицо светилось молодецкой удалью и радостью.

Дверь, по русскому обычаю, была не заперта. Заходили все: знакомые, соседи. Сидели с вдовой, вздыхали, соболезновали. Место под гроб было приготовлено в центре, где сиротливо жались друг к другу две табуретки.

Гурова встретил молодой мужчина, чем-то неуловимо похожий на покойного Шамина. Тот же высокий лоб, тот же большой, с чуть опущенным кончиком, нос, тот же жесткий взгляд близко посаженных глаз. Судя по выражению лица, мужчина был уверен, что пришли старые сослуживцы.

– Здравствуйте. – Лев вытащил удостоверение и протянул. – Примите наши соболезнования, но, сами понимаете, надо работать. Мы бы хотели поговорить с вдовой, задать несколько вопросов.

– Я понимаю, – кивнул мужчина. – Хотя маме будет тяжело. Ведь только-только…