Kitobni o'qish: «Охота на «Большую Медведицу»»

Глава 1. Все начинается с игры

– Отдай бластер! – сказал папа Валентин Николаевич своему сыну Даниилу и положил тяжелую отцовскую руку на приклад.

– А з-зачем он тебе? – спросил Даниил.

– Мне-то незачем, а тебе и подавно. Как и с какой целью ты его стащил? А?

– С-сумел, – уклонился от ответа Даниил. – Мы будем игр-рать.

– Прекрати рычать и коверкать дикцию. От этого твой голос не становится мужественнее.

– Стан-новится.

– И что у вас за игры – с бластером на людей! А если случайно спустишь с предохранителя, ты подумал?

– А я и так спущу. У него и батар-рея не зар-ряжена, и магазин я вытащил, пусть щелкает.

– Играй с чем-нибудь другим, – сказал папа Валентин Николаевич, снимая бластер с сына Даниила. – Чего у вас там Милора нового прочитала? Детектив?

– Вестер-рн, – ответил Даниил. – Тогда давай договоримся, а? Мы устр-роим погоню за р-роботами, а вы, если где увидите их, сразу нам сообщите, л-ладно?

– Ладно, – согласился папа Валентин. – Только говори нормально.

– Ер-рунда, – отмахнулся Даниил и пошагал прочь по тоннелю.

Звездолет «Аввакум» летел в пустоте вот уже третью неделю, и детям, естественно, порядком наскучил однообразный полет. «Аввакум» направлялся от Земли к планете Пальмира, где имелось все, что могло сделать счастливым истинного ценителя красоты и первозданности: дикие, буйные джунгли, чистые леса, широкие прерии, горы до небес, облицованные тысячелетними ледниками, теплые моря, атоллы с бирюзовыми лагунами и прочее, прочее, прочее. Миллионы людей со всех трехсот освоенных миров Галактики летели на Пальмиру отдохнуть, загореть, поохотиться или просто побродить. И все эти миллионы растекались по планете, растворялись в ее необъятных просторах, и каждому новому пришельцу казалось, что он – первопроходец этих чащ, а это вселяло в избалованного цивилизацией, огражденного от всех бурь и катаклизмов, вооруженного самой совершенной техникой человека уверенность в себе и могучую бодрость. Но до Пальмиры оставалась еще целая неделя, и экипаж «Аввакума» развлекался, как мог.

На борту звездолета находилось восемь человек – пятеро взрослых, Даниил, Артем и Милора. Даниил и Артем летели с родителями, а Милора только с отцом, потому что мама Милоры – крупный специалист по окраске пестиков цветопауков с переменной Хлои – прислала телеграмму, будто цветопауки начали миграцию к полюсу, и пестики надо срочно опрыскивать раствором бромистого йода, а потому лететь на Пальмиру она, мама, ну никак не может. Отец Милоры – известный писатель-историк – день и ночь напролет работал над новым романом о героическом борце с пьянством конца ХХ века Аникее Мохнатове. Автор подходил к кульминационному моменту, когда Аникей Мохнатов раскрывает секрет подпольной школы самогонщиков и его вместе с председателем одного ферганского комбеда из-за куста саксаула убивает из обреза матерый взяточник и казнокрад Салалинбабаев. Законченные эпизоды писатель зачитывал по вечерам в кают-компании. Мама Артема, которая писала диссертацию о системе сёгуната в Японии, и потому тоже занималась историей, вела с папой Милоры долгие споры о том, правомочен ли автор устами Аникея Мохнатова, который бредил, рассказывать своему напарнику, раненому в голову председателю ферганского комбеда, о дальнейшем ходе антиалкогольной компании, ведь Мохнатов к этому времени уже одиннадцатые сутки полз через раскаленные пески к райкому и тащил председателя комбеда на себе. Мама Даниила в дискуссии не участвовала, потому что по профессии была аквалангистка и теперь трудилась над разбором материалов своей последней экспедиции в море Бофорта. Папа Даниила занимался делами звездолета, потому что был капитаном, и в споре принимал пассивное участие; папа Артема вообще не появлялся на читках, так как, готовясь к испытаниям духа и тела на Пальмире, занимался хатха-йогой по системе Михаила Кузякина, потому что был толстый.

И вот теперь, обезоружив сына, капитан звездолета «Аввакум», он же папа Валентин Николаевич, шагал обратно на свой пост в ходовую рубку. Открыв дверь, папа-капитан сразу услышал голоса папы Милоры и мамы Артема, которые обсуждали очередной эпизод. Папа-капитан поставил бластер в угол, как швабру, и сказал:

– Знаешь, Джейк, твоя Милора подбивает наших с Мариной парней на новую авантюру с применением оружия. Я отобрал бластер у своего отпрыска.

– Ну что ты хочешь, – пожал плечами папа Джейк. – Это же дети! По струнке они тебе ходить не будут. Я же предупреждал, когда Борис отыскал в библиотеке вестерны для Милоры. Лучше бы он нашел что-нибудь о привидениях, тогда бы все ограничилось воплями и рваным бельем.

– Опять будет стрельба, да? – вздохнула мама Марина. – Господи, что за варварские игры! Две недели назад они охотились за скальпами, потом сражались на шпагах, потом брали рубку на абордаж… Я понимаю – игры, но почему такие?!

– Ну что ты хочешь, Марина, – засмеялся папа Джейк. – Нормальные игры для парней, а свою Милору девчонкой я не считаю. Хорошо, что их всего трое. Сами себя вспомните-ка. Я как-то в их возрасте даже удрал с Марса на каком-то транспортнике – тогда это было еще возможно. Ну и что? Мы тоже играли в войну и выросли нормальными людьми, своих теперь воспитываем! В игре, понимаешь ли, основы души закладываются, надо чутко подходить. Тем более, что времена меняются, а игры – нет… Черт, это мысль для романа!.. Чутко надо подходить, чутко!

А в это время в комнате Милоры дети готовились к новой заварухе. Даниил надел кожаные перчатки и стал боксировать сразу с двумя грушами, которые на гибких шнурах летали вокруг него по эллипсам и постоянно меняли орбиты. Даниил скакал между тяжелыми бомбами, коренастый и крепкий, как зеленое яблоко. Худенький Артем сидел за столом и молекулярным паяльником оттачивал контакты последнего, третьего блока хитрости для роботов, которые вскоре должны были стать бандой ночных грабителей. Чернокудрая, такая долговязая в своем красном комбинезоне Милора лежала с книжкой в руках на диване, водрузив ноги на стол Артема, и читала, время от времени разражаясь хохотом, воплями и салунными ругательствами. Всем троим было по десять лет, все трое знали друг друга как облупленные и все трое готовились к баталии. Три робота, ожидая блоки хитрости, переминались с ноги на ногу у дверей.

– Готово! – сказал Артем и отключил паяльник. Даниил на мгновение отвлекся, получил грушей в лоб и упал. Артем встал, перешагнул через Даниила и подошел к роботам.

– Дьявол! – воскликнула Милора. – Ну и хватка у этого Джо!

Роботы загремели кожухами. Артем помогал им подсоединить блоки к системе.

– Работает? – спросил Даниил и с кряхтеньем сел.

– Спрашиваешь!.. – ответил Артем с гордостью.

Милора захлопнула книгу и уселась на диване. Лицо ее горело от возбуждения.

– Ну и что? – поинтересовалась она, взяла со стола паяльник и прицелилась в Артема.

– Сейчас начнем, – ответил Даниил, поднимаясь на ноги.

Деликатный Артем закрыл крышки кожухов на корпусах роботов и настойчиво спросил:

– Все поняли? Нужны разъяснения?

Роботы закрутили головами.

– Значит, десять минут, – Артем постучал пальцем по часам на запястье. – И начинаем бой. Все.

Секунду роботы стояли без движения, потом молниеносно кинулись к двери и исчезли, только железный топот прогрохотал в коридоре.

– Долго ждать! – сказала азартная и нетерпеливая Милора, встала на диване и, как кошка, прыгнула на кольца, что висели под потолком. Кольца пронесли Милору по отсеку и ударили ногами в шкаф, из которого посыпались мячи, каски, какая-то рухлядь, а сверху, сминая все, упала еще и тяжеленная гиря Даниила. Даниил, рыча, бросился к Милоре, но та, засмеявшись, также легко упорхнула обратно на диван. Артем в это время наполнял водой баллоны в игрушечных пистолетах. В баллоны Артем заранее насыпал краски, и теперь заряды станут разлетаться брызгами крови – так захотела кровожадная Милора.

Десять минут тянулись, как неделя. Артем успел прибрать на столе. Даниил ходил из угла в угол. Милора от нетерпенья прыгнула на диване, а потом пару раз пальнула в заляпанную краской мишень на стене. Но десять минут истекли, и дети вылетели в коридор.

И началась самая увлекательная охота. В один миг весь опостылевший мир взорвался дивными бешеными красками. Жизнь ускорила темп до бега, и в распахнутые, как рты, глаза неслись гнутые коридоры. Пела каждая струна души, натянулся каждый нерв. Здесь, в этой жизни, целью существования была сутулая спина робота; здесь любая сложность бытия была проста; здесь высшим наслаждением было ощущение власти своей руки над двумя величайшими константами вселенной – жизнью и смертью, которыми раньше управляла природа, а теперь человек; здесь самым страшным были малоосвещенные отсеки; здесь худшим горем было остановиться на бегу. Невозможно понять все чувства десятилетнего человека, с головой погрузившегося в яростный водоворот Большой Игры. Время, несущееся стремительным потоком, двумя рукавами обтекало эту Игру, и только папы и мамы изредка слышали за дверями и перегородками топот и крики.

Роботы воевали так, как могли воевать только роботы. Они не видели и не понимали иронии и полутонов. Первую стычку они устроили через двадцать минут. Даниил, Артем и Милора стояли на повороте, когда из-за стены высунулись три квадратные головы, и целая туча алых стрел понеслась на детей. Артем сразу упал, Даниил бросился под защиту стены, а Милора, вскинув пистолет, всадила целую обойму в потолок.

И началось.

Выдавшие себя роботы уходили самыми мудреными путями, отстреливаясь и руша мебель. Они устраивали пальбу на каждом лестничном марше, на каждом повороте. Даже серьезный Артем, не говоря уже о Милоре, которая валилась, как сноп, улыбался, ибо за любым углом неизменно торчала засада. Засада разражалась сотней выстрелов и с грохотом бежала прочь, запинаясь о коврики.

– Что за глупости!.. – сказал папа Борис, попавшийся на пути погони, и пошел дальше, а на спине его пламенели три попадания.

К исходу второго часа раненый в плечо Даниил, невредимый Артем и смертельно раненая Милора страшно проголодались и сделали налет на камбуз, где, к их удивлению, никого не было, только остывали блины для всего экипажа.

– Забирай, – сказала Милора и стала пить из носика чайника.

Артем вывалил стопку блинов в пустую кастрюлю, и дети бросились наутек.

Они устроились в укромном уголке под лестницей на втором ярусе, но едва Артем снял с кастрюли крышку, как здоровенный алый заряд шлепнулся в блины, разбросав брызги по лицам.

– Выследили! – крикнула Милора и исчезла. На лестнице послышались топот и выстрелы. И все понеслось по новому кругу.

Через полчаса Милора была убита попаданием в сердце, но возглавила погоню. Даниил подстрелил одного робота, и тот вышел из игры. Потом Артем предложил натянуть шнур на лестнице, чтобы свалить оставшихся. Шнур был натянут, но дети сами дважды просчитали ступеньки, прежде чем на шнур налетели роботы. Они грохочущей кучей покатились вниз, только замелькали руки и ноги, а Даниил, Милора и Артем сверху прикончили их.

Победа была одержана блистательно. Дети кричали, размахивали руками, стреляли вверх, а потом пошли в бассейн, чтобы смыть с себя краску и пот. Накупавшись в искусственном прибое, они полежали под искусственным солнцем и наконец решили вернуться к родителям. Шумно вспоминая битвы, дети направились в кают-компанию и на полпути были потрясены жутким зрелищем: в дальнем конце коридора, не заметив их, двое незнакомцев быстро протащили куда-то связанного по рукам и ногам папу-капитана.

У незнакомцев была типичная внешность пиратов.

Глава 2. Не встречайся с «Большой медведицей»

Пиратский катер «Большая Медведица» висел в пустоте на пересечении оживленных трасс Земля – Пальмира и Квазар БВ – Пампуржак. Вторые сутки катер качали волны гравитационной нестабильности, шедшие от ближайшего коллапсара Сонор, и пираты надеялись, что транзитные звездолеты будут снижать ход. «Большая Медведица» шарила локаторами по пространству, но ни одного пеленга не вспыхивало на экранах. Пираты тосковали, круглые сутки не выключали миксер и слушали заигранную кассету Чайковского.

Пиратов было всего трое. Маловато, конечно, для крупной банды, но ровно столько, чтобы создать идеальный коллективчик, способный на самую дерзкую акцию. Этими тремя были: бывший землянин, а ныне космополит и предводитель банды Андраковский, немой клон с Семи Крестов по имени Бомбар и старый робот Катарсис модели СТРАГ-434. Бомбар варил курицу на камбузе, Катарсис сидел у приборов, а Андраковский писал маслом сплетение турбулентных потоков квазара Торпеда. В старом комбинезоне, заляпанном краской на локтях и груди, Андраковский стоял у подрамника с натянутым холстом напротив большого выпуклого иллюминатора рубки-салона и, глядя в темноту, чуть заметно качал кистью в такт мелодии Чайковского.

После долгих странствий Андраковский чувствовал, что вот уже второй год он счастлив. Его жизнь весьма напоминала авантюрный роман. Десяти лет от роду Андраковский – землянин по рождению – ступил на покатую тропу флибустьерства. Лайнер Земля – Петушиный Гребень был взят на абордаж бандой пирата Параллакса. Маленький Андраковский, польстившись на романтику, тайком перебрался на корсар Параллакса. Земля, слишком понятная и комфортная для ребенка, навсегда осталась за роем звезд.

Обнаружив зайца, свирепый Параллакс рычал от восторга, но расстрелял часового. Непривычными к педагогике руками он взялся за воспитание в Андраковском мужчины. Через год Андраковский уже не давал себя бить, не боялся крови, ценил деньги и власть. Параллакс, как талисман, носил на цепочке свой зуб, выбитый мальчишкой на одном из уроков. Но в туманности Аакселя корсар Параллакса нарвался на патруль. Подбитый корабль выбросился на ближайшую планету. Параллакс погиб. Оставшиеся в живых 116 человек побрели через болота и трясины за двести миль к спасательному маяку. Начались болезни, голод, и пираты взялись за людоедство. Андраковский бежал из обезумевшей шайки. С ножом в руке он отбился от стаи водяных павианов и добрался до маяка, а пираты были разорваны в клочки.

С маяка Андраковского забрал звездолет рабовладельческой империи Урион. На Урионе II его продали в соляные копи. Здесь парень научился ценить свободу как высшее счастье. Андраковский пытался поднять восстание и был схвачен. Его товарищам отрубили головы, а его самого бросили в Горло Хасса – бездонный тоннель в никуда. Тоннель оказался лазейкой разведчиков с Праксителя, и Андраковский с рабского Уриона улетел в созвездие Скульптора, в мир утонченной поэзии.

Три года с огрубевшей души пирата стекали потоки кровавой грязи. Андраковский бродил по древним руинам Праксителя, читал слова, выбитые на копытах первобытных каменных быков, скитался в бесконечных колоннадах рухнувших храмов. Здесь, на Праксителе, Андраковский впервые влюбился. Но девушка, прекрасная, как богиня, спросила его, изумленно распахнув глаза: «Разве ты совершенство?..» Андраковский бежал прочь с Праксителя и, пустившись во все тяжкие, снова связался с пиратами.

Во всем скоплении Турбины не были пирата более дерзкого и злого. Мезозойская душа, взращенная Параллаксом, бурлила, как смола. Но внезапно кровавый туман разошелся перед глазами пирата, и, сидя у тела убитого им человека, в диком отчаянии Андраковский схватился за голову. Только поворачивать обратно было поздно. Банда Андраковского состояла сплошь из убийц, воров, изуверов и прочей мерзости. После первой попытки удержать их от разбоя Андраковский был избит, после второй – выброшен в космос в одном скафандре.

Семь дней – на столько был рассчитан паек скафандра – Андраковский летел в пустоте, взывая к Галактике, как к богу, о благодати для заблудших душ. На исходе седьмого дня его подобрал мусорщик. С мусорщика Андраковский перешел на базу крестоносцев.

Миссионером Андраковский прошел пять миров: предотвращал войны, поднимал падших, строил дома, лечил эпидемии. На шестой планете дикари архипелага Съеденного Капитана повесили Андраковского за ноги на дереве, остальных монахов сожгли живьем и их пеплом присыпали раны бывшего пирата, чтобы рубцы остались на всю жизнь. Ночью соседнее племя напало на мучителей Андраковского, и пират в заварухе бежал. Во вселенной нет любви к человеку – вот что вынес Андраковский из всего этого.

Через месяц в составе наемных рот маршала Тарана Андраковский вернулся к дикарям и выбросил их в море. Наемники едва успевали справляться со всеми заказами Звездного Шара. Мыслительная деятельность Андраковского прекратилась, и жили только руки, которые давили мятежи на Булыжнике, травили сельву на Алмазной Игле, сражались с ордой Пустого Тифона. В лазерном бою в предгорьях Бушуя, пятый квадрант Оцеолы, танк Андраковского был подбит, сам он попал в плен, и его присудили к трем годам каторги сверх двух пожизненных сроков.

Приговор Андраковский воспринял стоически. Он твердо решил раскаяться и загладить вину перед самим собой. Его сослали на Двужильный Тягун в рубидиевые штреки. Через полгода каторги Андраковский озверел заново. Каторга и была каторгой, а вовсе не монастырем или скитом, где послушники умеренно умерщвляют плоть. Андраковский бежал, был пойман и месяц простоял в карцере. Выйдя, он снова бежал, был пойман и бит электробичом. Оправившись, он бежал в третий раз и снова был бы пойман, но его укрыл странствующий художник Афелий-Пропан.

Несколько недель, пока Афелий вез его на станцию «Метеомиморит», Андраковский не отходил от картин. Станция «Метеомиморит» принадлежала Земле. Никогда еще Андраковский не был так близок к дому. Но все его мысли были поглощены живописью.

Он достал холсты и краски и начал писать. Первая картина – «Что я думаю о Галактике» – повергла всех в шок. Потрясенный собственным талантом, Андраковский не отходил от мольберта сутками. Через полгода по Галактике поползли слухи об удивительном художнике. А сам художник вдруг бросил живопись, влюбившись в метеоритчика Надежду. Но Надежда была женой начальника станции, и однажды Андраковский узнал, что станция вообще-то не рассчитана на пассажиров сверх персонала… Андраковский попросил не гнать его еще десять дней, и за эти дни он написал портрет Надежды. А после – разбитый, опустошенный и отчаявшийся – понесся куда глаза глядят и выбросился робинзоном на безлюдную и ласковую планету.

Целый год Андраковский провел в одиночестве и не писал картин. Он думал: если уж он сам не нужен никому, то кому нужны его картины? А через год ради интереса Андраковский на каноэ переплыл море и высадился на атолле, где к своему изумлению встретил такого же робинзона, как и он сам, но только не художника, а философа. Мы все, сказал философ, люди из разных времен, и если мы сумеем рассказать о себе своему времени, значит, жили не зря. Ты, похоже, человек из будущего, до которого сам не доживешь – значит, пиши картины как письма на родину. Они дойдут до будущего вместо тебя. И Андраковский вернулся к мольберту. Еще год он провел наедине с холстами. В его сознании смутно вырисовывался идеал жизни, до этого не ведомый ему: тихая музыка, переливы звезд и рождение красок. Андраковскому хотелось писать картины, а две трети времени у него уходило на сон и добывание пищи. Но все же он был доволен. А на третий год мимо планеты робинзонов пролетали механические орды роботов-кочевников хана Мехмата. Мехмат спустился посмотреть на картины, и по его корпусу текла скупая мужская смазка, выдавленная небывалыми чувствами. Мехмат увез Андраковского в космос. Андраковский подарил Мехмату картину «Мое мнение о смерти коллапсаров». Мехмат отдал Андраковскому новенькую станцию, четыре катера и пятьдесят роботов обслуживающего персонала, а сам, рыдая, скрылся вдали. Андраковский зажил, как царь. К нему прибился бедняга Бомбар, выброшенный самодуром-капитаном за немоту и тупость – последствия неудачного клонирования в лаборатории Граненого Меридиана на Семи Крестах.