Kitobni o'qish: «Игра втемную»
Вике Сафроновой с благодарностью и любовью
ЧАСТЬ 1
Глава 1
1 февраля 1995 года, среда, 12-00, Москва.
Хозяин кабинета отложил в сторону несколько сколотых листков бумаги, снял очки и некоторое время массировал переносицу.
– Как вы сами оцениваете достоверность представленной информации, Виктор Николаевич?
– У меня не было нареканий на достоверность информации, поступившей из этого источника. Мои аналитики с этим поработали и дали высокую степень вероятности.
– Вы, кстати, источник не указали, – хозяин кабинета демонстративно повертел листки в руках. – Конспирация?
– Выпустили при перепечатывании, – спокойно ответил Виктор Николаевич и выдержал взгляд собеседника. – Прикажете переделать?
Хозяин кабинета выдержал паузу. Виктор Николаевич выглядел гораздо старше своих лет. Его собеседник помнил послужной список Виктора Николаевича и прекрасно знал, что очередные звания тот получал вовсе не за выслугу лет. Точно также знал он и то, что все проблемы, возникавшие у Виктора Николаевича за время его карьеры, были вызваны вовсе не недостатком компетентности.
– Перепечатывать этого, естественно, не стоит. Лучше всего будет, если мы сведем к минимуму бумаги по этой проблеме. Какие сроки, по мнению ваших аналитиков, у нас есть?
– То, что знаем мы, позволяет ограничить сроки акции интервалом от конца мая до середины июля. Есть возможность уточнить сроки через другие ведомства. Хотя в этом случае возникает вероятность утечки. Мне необходима ваша санкция на действия в поле. Карт-бланш на Чечню и подготовительный цикл на Балканах.
– Вы собираетесь использовать наши официальные каналы?
– Сейчас в интересующем нас районе действует группа контрактников с сербским боевым опытом. Полагаю задействовать их с уровнем информированности около 0,5. Ну, и поддержать их нашей спецгруппой.
– Помощь нужна?
– Мне нужна ваша санкция.
– А что по Балканам?
– Будем готовить новый маршрут. Старый, через Тимишоары, слишком засвечен. Кроме того, значительно уменьшился поток добровольцев. Наиболее активные переключились на Чечню.
– Хорошо, будем считать, что мою санкцию вы уже получили. Вся информация по этой операции должна поступать непосредственно ко мне. Что-нибудь еще?
– Нужно только присвоить условное обозначение. Я предлагаю «Союз», – Виктор Николаевич встал.
– Ну, «Союз» так «Союз», – хозяин кабинета тоже встал и протянул руку. – Я полагаю, результаты мы получим достаточно быстро?
– По мере поступления, Александр Павлович, – гость пожал протянутую руку и вышел из кабинета.
Александр Павлович подошел к окну и некоторое время смотрел в него, постукивая пальцами по стеклу. Затем сел в кресло и набрал номер телефона:
– У нас возникли некоторые проблемы, – сказал он, как только на той стороне подняли трубку.
– У нас все время возникают проблемы, Александр Павлович, у нас с вами работа такая. Где именно проблема на этот раз?
– Ко мне поступила информация по программе «Шок». Засвечен первый этап. Утечка, похоже, где-то возле вас.
– В таком случае, предлагаю встретиться у меня.
В семь часов вечера.
Виктор Николаевич вышел из здания, сел в автомобиль на заднее сиденье. Водитель не оборачиваясь, спросил: «Что?»
– Думаю, на днях у нас начнутся проблемы.
– На Кавказе?
– Скорее на Южном направлении. На Кавказе нам будут помогать и очень интенсивно.
– Подстраховать первую группу? Пусть работают в повышенной готовности?
– Зачем, пусть спокойно едут. Совершенно спокойно едут.
Водитель внимательно посмотрел в зеркало внешнего вида, встретился глазами с Виктором Николаевичем:
– По маршруту?
«Волга» плавно тронулась, медленно набирая скорость в сторону центра.
2 февраля 1995 года, четверг.
Напоминаю о необходимости своевременной доставки сводок Управлений Министерства Внутренних дел в центр аналитической обработки. Накопленная в течение недели информация, должна быть доставлена в пункт сбора. В связи с грифом «Для служебного пользования» на подобных сводках, избегать официальных каналов пересылки информации.
При необходимости изыскивать возможность уточнения информации через другие источники. Особое внимание обратить на средства массовой информации Украины, в целях подбора кандидатов для сотрудничества. Прямой контакт с кандидатами только с ведома Центра.
Продолжить сбор материалов из открытых источников о состоянии Вооруженных сил и военно-промышленного комплекса Украины. Нелегальную деятельность в этом направлении свести до минимума, принять меры к выявлению подобных действий с любой другой стороны. При выявлении деятельности возможны меры по ее пресечению с использованием местных структур безопасности.
Оперативную работу по возможности проводить через представителей местных криминальных структур.
3 февраля 1995 года, пятница, 11-15 по Киеву, Город.
Никогда в жизни я не мечтал быть журналистом. Даже тогда, когда в девятнадцать лет впервые прочитал заметку со своей подписью в газете Северной группы войск, мне и в голову не пришло, что когда-нибудь я буду зарабатывать себе этим делом на жизнь. Доказательством моего легкомысленного отношения к газетной карьере может служить хотя бы то, что обе свои заметки из «Окопной правды» я потерял. Собственно газета Группы войск называлась как-то иначе, но в голове осталась только эта кличка – «Окопная правда».
Даже по прошествии пяти лет, которые я потратил на писанину, мне все еще не совсем верилось, что это теперь моя основная деятельность. Мне всегда казалось, что очень трудно пробиться на страницы газеты или журналов. Так же трудно, как поступить в очень престижный институт, скажем, театральный. Я и сам как-то хотел в театральный институт, уже после того, как завалил экзамен в военное училище.
Биография у меня вообще путаная. Но я до сих пор уверен в том, что самым ключевым моментом моей жизни было то, что я подал документы на инженерный факультет Киевского общевойскового училища, а не на разведывательный. На разведывательном факультете экзамены принимались по гуманитарному циклу, а я гуманитарий до мозга костей. Почему поперся сдавать две математики и физику? В результате этой ошибки я не воевал в Афгане и не носил до сих пор погон, а сидел на пресс-конференции, которая, как обычно, задерживалась.
Все пресс-конференции делятся на несколько частей: на одни ходят ради выпивки и закуски, на другие – ради жареных фактов и скандальной информации, а на некоторые – чтобы выполнить свой долг по участию в окологазетных тусовках. Я уже давно разочаровался в пресс-конференциях, которые проводятся политическими организациями. Все обычно сводится к вялому зачитыванию отчетов о собственных свершениях и к бодрому перечислению планов на будущее. Если бы я не был несколько ленив, а наша любимая газета – столь аполитична, то было бы просто замечательно сличить обещания политиков городского уровня с их воплощением в жизнь. Но – лень. Умноженная на нежелание нажить себе дополнительных врагов. Местная организация УНСО очень болезненно реагировала на малейшее упоминание о себе на страницах и экранах. Мои отношения с хлопцами из УНСО складывались своеобразно. Волей случая меня занесло в кабинет их начальника службы безопасности. Там я получил несколько удовольствий сразу. Мне прочитали небольшую лекцию о пользе национализма, подтвердили свою приверженность лозунгу: «Крым будет или украинским или безлюдным» и продемонстрировали папочку с многообещающим названием: «Материалы об антигосударственной и антиукраинской деятельности средств массовой информации». После этого я многократно попадал туда на пресс-конференции. У меня даже появилось несколько знакомых среди этих парней, на улице со мной очень мило раскланивались. Но в папочке я, пожалуй, фигурировал. Ну не смог я удержаться несколько раз от наездов на доморощенную национальную идею. В дружеской беседе меня предупредили о недопустимости столь легкомысленного отношения к важным темам. Потом я сам перестал заниматься политическими проблемами. Политикой у нас в газете занимались люди умные, а криминалом – талантливые. Это я так себя успокаивал. В общем, все время, пока руководство городского УНСО готовилось к началу пресс-конференции, я сидел в углу и мучительно решал, какого черта я здесь делаю. Нет, выбора у меня все равно не было. Наши политические обозреватели на пресс-конференции не ходили, а мои репортеры были еще слишком молоды, чтобы спокойно воспринимать все, что может на подобном сборище прозвучать.
Наконец пресс-конференция стартовала. Оказалось, что она посвящена проблеме Чечни, и я загрустил еще сильнее. Политические бури городского масштаба утомляли меня своими амбициями. Как и публикации открытых писем к главам государств на страницах областных газет. Если бы руководители стран читали все то, что о них или для них пишут, ни на что другое времени у них просто бы не оставалось.
На сей раз, после пятнадцатиминутного вступления на тему «руки прочь», выступивший для разнообразия перешел к практическим вопросам антиимперской борьбы. После двух первых фраз я вышел из состояния скуки и прислушался к выступающему. Еще через пару фраз я вцепился в блокнот и стал конспектировать.
А выходило очень забавно. УНСО, преисполнившись чувством братской солидарности с чеченским народом, приняло решение направить своих бойцов на Северный Кавказ. И там они будут бороться против экспансии. И, оказалось, уже борются. Еще с ноября прошлого года. Теперь их количество будет увеличиваться. С руководством Чечни достигнута договоренность и там украинских солдат уже ждут.
В процессе конспектирования я поймал себя на том, что время от времени поглядываю на входную дверь. Исходя из элементарных познаний в законодательстве, нужно было ожидать появления представителей власти с санкцией на обыск и арест. Мне казалось странным, что призывы к войне и подготовка вооруженных формирований для участия во внутреннем конфликте соседнего государства звучат так свободно. Ну ладно, мы все уже неоднократно читали о подобных «интернационалистах», но это было скорее пересказывание слухов. Тут все очень открыто и откровенно.
Я покосился на сидящего рядом Степана Миронова. Он посещал все подобные мероприятия и даже умудрялся на основе их материалов делать передачи для какого-то ранее враждебного голоса. То ли для Би-Би-Си, то ли для «Свободы». Судя по тому, с каким выражением лица Миронов слушал выступление, оно ему нравилось. А нравилось ему обычно то, что могло принести деньги.
– Как ты думаешь, он это серьезно? – тихо спросил я.
– А какая разница? Если им нравится рассказывать о своих героических подвигах в Чечне – это их право, тем более, что сами чеченцы фактов не опровергают.
– Шутишь? Как это, по-твоему, соотносится с вмешательством в вооруженный конфликт?
– А никак! Это и не нужно. Они там, может, и не воюют, просто добровольцы из других стран в глазах мировой общественности создают некий ореол романтизма.
– Наемники почти нигде не воспринимаются как романтики.
– А ты разве не обратил внимания, что наши всеми силами открещиваются от почетного звания наемника. Наши денег от Дудаева не получают. Они борются за идею.
– А если они и в самом деле воюют?
– А если они и в самом деле воюют, то в УНСО появятся боевики с опытом ведения партизанской войны и войны в городе.
Выступающий предложил задавать вопросы, но я решил этому призыву не следовать. Писать об этом я не собирался, факты и цифры записывал скорее по привычке, а комментарии Миронова меня совсем разочаровали. На тот момент я еще не осознавал, что на нашу жизнь оказывают влияние не одни лишь желания. В глубине души теплилась надежда, что вся эта высокая, средняя и низкая политика не касается людей, в эту политику не лезущих. Насчет меня убеждал собственный опыт. Мне еще предстояло приобрести новый опыт, чтобы убедиться в обратном.
4 февраля 1995 года, суббота, 13-25 по Москве, Чечня.
Вначале стало слышно вертолет. Облака были низкими и только двигатель вертолета выдавал его приближение. Звук усилился, затем стал удаляться, но снова вернулся. Вертолет вынырнул из облаков и сел метрах в ста от крайнего дома деревни.
От дома отделился человек в камуфлированной куртке поверх гражданского костюма и, придерживая шапку, подбежал к вертолету. В открытый люк высунулся ствол автомата. Подбежавший что-то крикнул, развел руки в стороны. Люк открылся шире. Человек приблизился к вертолету вплотную, вынул из-за пазухи небольшой пакет и протянул его вовнутрь вертолета. Затем, не оборачиваясь, побежал к деревне. Люк вертолета закрылся и вертолет взлетел, сразу же скрывшись в низких облаках.
Человек в камуфлированной куртке подошел к дому, постучал. Дверь открылась и на пороге появился человек в форме, но без знаков различия. Отступил в сторону.
Окна в комнате были плотно завешены, на столе горела керосиновая лампа. Кто-то в штатском сидел за столом, а двое в форме на расстеленном одеяле возле окна возились с рацией.
– Посылка ушла. Можно передавать, – сказал вошедший.
Тот, что сидел за столом, обернулся к рации, но ничего сказать не успел. В окно забарабанили. Невдалеке коротко ударил автомат.
– Похоже, чеченцы нас таки нагнали, – сказал сидевший за столом и встал. – Работайте спокойно – минут десять у вас есть.
Он ошибся. У радистов было всего семь минут. Времени хватило только для того, чтобы отправить сообщение. Они даже не успели обернуться к распахнувшейся двери. Длинная автоматная очередь прошила людей и рацию.
Последним погиб старший группы. Перебегая, он попал в тупик. Забор был всего около двух метров высотой, но подтянуться, как и стрелять, он уже не мог. За минуту до этого пули раздробили ему оба локтя. Он обернулся навстречу преследователям. Сдвоенный удар отбросил его на стену. «Хрен вам, сволочи! Мы успели», – мелькнула мысль уже перед самой смертью. К счастью, он так и не узнал, что гибель его группы и еще двух других групп до него была бесполезна. Вертолет не вернулся на базу, а когда его нашли, пакета на борту не оказалось.
4 февраля 1995 года, суббота, 13-40 по Москве, Чечня.
Пилот оглянулся, когда в кабину вошел майор. Он в этом полете командовал всем. Пилоту не нравился ни полет, ни майор, в котором за версту чувствовался особист. А к этой категории людей пилот относился с предубеждением.
– Все нормально? – спросил майор.
Пилот молча кивнул. Майор похлопал его по плечу и вернулся в салон. Техник дремал, а двое сопровождавших майора, о чем-то переговариваясь сквозь рев двигателя, вопросительно посмотрели на майора, тот показал большой палец и сел на лавку. Сунул руку в карман куртки, нащупал небольшую коробочку, вцепился в край лавки и, задержав на мгновение дыхание, нажал на кнопку.
Взрывное устройство в двигателе сработало чисто. Шум внезапно стих, но винт продолжал вращаться по инерции, поддерживая вертолет. Никто даже не успел испугаться. Через несколько секунд, вертолет ткнулся в холм, тяжело осев хвостом и съехав на несколько метров задом.
– Всем оставаться на местах! – крикнул майор. Увидев, что из кабины появился пилот, майор повторил команду уже для него. Взяв автомат, майор выпрыгнул из вертолета. Огляделся. Затем осторожно поднялся на холм, в который уперся упавший вертолет. Теперь он стоял напротив кабины. Пилот был на месте. Майор поднял автомат и выпустил половину магазина в стекло. Затем бегом спустился к люку, короткой очередью свалил выпрыгнувшего было техника.
– Это я, не стреляйте! – крикнул майор в люк. Убедившись, что двое сопровождающих оружие опустили, длинной очередью уложил обоих. Снова огляделся вокруг. Вынул нож, склонился над техником. Ударил тело несколько раз, подумал. Широким движением разрезал одежду. С усилием вогнал лезвие в живот и рванул круговым движением. Брезгливо отвернулся, вытер лезвие об одежду убитого. Вынул из кармана куртки гранату, сорвал кольцо и бросил гранату в люк. Успел отбежать от вертолета метров на пятнадцать, прежде чем граната разорвалась. Майор оглянулся назад. Покачал головой. «Какие звери эти чеченцы!» – пробормотал он.
В вертолете взорвалось еще что-то. Майор ускорил шаги и скрылся в лесу.
5 февраля 1995 года.
Филиал – Центру.
…Обращаю ваше внимание на подготовку группы боевиков для действий на территории Чечни. Одновременно проводится закупка оружия, похищенного со складов ВС Украины для оснащения этой группы. По имеющимся данным, есть возможность вооружить боевиков оружием на месте. Не используется также оружие, вывезенное из Приднестровья и нелегально складированное на территории Украины.
Допускается утечка информации как в силовые структуры, так и в средства массовой информации. При этом всех участников групп подготовки ориентируют на максимальное сохранение секретности. Создается впечатление преднамеренной утечки информации о действиях в составе сил Дудаева групп, сформированных на территории Украины, укомплектованных украинцами и вооруженных украинским оружием…
…Не исключаю, что в состав группы будут нелегально включены сотрудники украинских спецслужб с задачами сбора информации военного и политического характера о положении в Чечне и с целью контроля за действиями некоторых организаций Украины. Со своей стороны принял меры к включению в одну из групп своего информатора…
…Подготовительный этап «Спектра» закончил. Намечены приоритетные направления в контактах с украинскими средствами массовой информации, подготовлены подходы к лицам, указанным в вашем списке…
…Прилагаю перечень мероприятий, необходимых для начала осуществления первого этапа «Спектра».
Центр – Филиалу.
До дальнейших распоряжений «Спектр» заморозить. Основное внимание сосредоточить на теме «Чечня».
Глава 2
8 февраля 1995 года, среда, 12-00 по Киеву, Город.
Торговцы заметили новенькую сразу же. На платформе она появилась минут за пять до прибытия поезда и расположилась возле входа в тоннель. Ни наехать на нее, ни тем более успеть стукануть дежурному милиционеру на конкурентку никто не успел – диктор объявила прибытие и, отложив разборку на потом, торговый люд двинулся вдоль вагонов, наперебой предлагая закуску и выпивку. Пара торговцев газетами и парень с сервизами быстро перебросились парой слов с проводниками и вошли в вагоны – им работать на ходу, до следующей станции. Новенькую толкнули, но она не отреагировала, а медленно пошла вдоль состава. Возле двенадцатого вагона остановилась и, наконец, вынула из сумки жареную курицу и крикнула неожиданно пронзительным голосом: «Куры жареные, домашние!» Ее окликнул кто-то из пассажиров одиннадцатого вагона, но она не обернулась. «Курица жареная!» – еще раз крикнула торговка. В дверях двенадцатого вагона появился парень лет тридцати в атласной спортивной «пуме».
– И кто ж ее так жарил, красавица? – заорал пассажир.
– А вы понюхайте, как пахнет!
– Что ее нюхать, ее, милую, есть надо, под водочку, – пассажир спрыгнул на перрон и обнял за плечи стоящую тут проводницу. – Что, Валечка, придешь на курочку? Угостимся?
Проводница высвободилась из объятий и неодобрительно бросила:
– Ты с самого Курска угощаешься.
– За свои, между прочим, и не один. Ты, Красавина, мне самую вкусную выбери, с корочкой. И заверни.
Торговка поставила сумку на перрон, расстегнула молнию, вынула пакет и сунула в руки «пуме». Тот молча взял его в руки, оглянулся по сторонам и, не отдавая денег, поднялся в вагон.
Торговка не стала кричать или ругаться. Поезд тронулся. Пассажир в спортивном костюме немного постоял в тамбуре, потом, не задерживаясь, взял в своем купе полотенце и прошел к туалету. Скомканная бумага вылетела в окно. В купе пассажир вернулся со свернутым полотенцем, махровым, домашним, и сунул сверток в сумку. Оттуда достал полную бутылку «Кремлевской» и водрузил ее рядом с тремя бутылками пива на столике. «Ну что, мужики, продолжим?» – весело подмигнул попутчикам.
Новенькая исчезла сразу после отправления поезда. Никто из постоянных не заметил, куда именно. Да никто, собственно, ее и не запомнил.
8 февраля 1995 года, среда, 21-00 по Киеву, Город.
Когда в девять часов вечера вам звонит главный редактор и мягко так, ненавязчиво интересуется, насколько хорошо редактор отдела расследований справляется со своими обязанностями, вам, как редактору отдела расследований, остается либо признаться в собственной некомпетентности, либо молчать, ожидая продолжения монолога главного редактора.
А Главный редактор, уловив в моем молчании попытку превратить его вопрос ребром в вопрос риторический, в лоб поинтересовался, знаю ли я о том, что произошло в поезде «Москва—Симферополь» через один час пятнадцать минут после его отправки с одиннадцатого пути городского вокзала. А я не знал, более того, я даже не догадывался, к какой именно области деятельности моего отдела могло относится данное происшествие. В принципе, это могло быть все, так или иначе выходящее за рамки обыденного и способное попасть в нашу рубрику «Неприятности»: пожар, отравление, вымогательство, несчастный случай и скоропостижная смерть. Если то, что произошло в Симферопольском поезде, относится к категории «неприятностей», то особых проблем быть не могло, ну еще порычит немного Главный и успокоится. Если же происшествие потянет на рубрику «Расследование», или, не дай Бог, «Громкое дело», то мне еще долго придется отмывать свое доброе имя искателя сенсаций.
– Так значит, с твоей точки зрения, ничего привлекающего внимания в поезде не произошло?
– Я этого не утверждаю, просто я в этом поезде, как ты сам понимаешь, не ехал, а мои источники мне пока ничего не сообщали.
– А твои источники не забывают, что водку ты им ставишь на деньги редакции и о самых интересных событиях они должны информировать тебя в первую очередь?
– Они это помнят, более того, они даже сообщают…
– Как сегодня, например?
– Как, например, с прошлогодним убийством двух милиционеров. И, между прочим, мои основные источники находятся рядом с милицией возле УВД города и области. Есть еще в райотделах. Все то, что происходит на железной дороге, между прочим, попадает в ведение линейного отдела милиции и в транспортную прокуратуру. В сводки центра общественных связей это попадает только на следующий день, да и то часам к двенадцати. Если же дело достаточно серьезно, то и в сводках я его фиг увижу, пока героическая милиция преступника не изловит.
Честно говоря, я слегка врал. В группе по связям с общественностью УВД по железной дороге у меня был знакомый, но среда – это такой день, когда я совершенно не в состоянии не то, что заехать к нему, но даже позвонить. Главный это прекрасно знает, я сдаю свою полосу и с утра до самого вечера долбаюсь в редакции нашего Богом спасаемого еженедельника. И вообще, все, что на неделе происходит после раннего утра среды, в нашей газете появляется только на следующей неделе. Приблизительно так я и объяснил Главному, и Вадим слегка сбавил тон.
– По моим сведениям, в этом поезде кто-то устроил стрельбу и отправил на тот свет целое купе. Так что завтра с утра двигайся в ЦОС за более подробной информацией. Потом ко мне. Вопросы?
– Вопросов нет, разрешите выполнять?
– Разрешаю!
– Разрешите бегом?
– Твою мать! – попрощался Вадим и положил трубку.
Есть свои плюсы и минусы в том, что работаешь на старого знакомого. И я, и Вадим превосходно помним то время, когда я был старшим пионерским вожатым, а он – одним из самых наглых и беспринципных членов городского пионерского штаба. Такого скоростного изменения убеждений на прямо противоположные я не наблюдал с тех пор ни у детей, ни у взрослых, если не учитывать профессиональных политиков, для которых это обязательное качество.
Теперь Вадим стал не просто главным редактором, но даже учредителем, так что мне, получающему зарплату из его рук, гордыню усмирять приходится. Я даже научился спокойно выслушивать замечания, не обращая внимания на то, что мне тридцать два, а ему двадцать один. Но наступает такой момент, когда мы оба вдруг понимаем, что я больше терпеть не стану, и разговор сворачивается. После чего Главный почти неделю держится официально, а я работаю особенно продуктивно.
Так что завтра у меня день будет посвящен стрельбе в поезде, если она действительно была, а компетентные органы сочтут необходимым посвятить в подробности дела средства массовой информации. Ибо, если кто-то считает главной задачей Центра общественных связей подробную информацию широких масс общественности, тот глубоко ошибается. Ибо главной задачей работников ЦОСа является – ничего никому не сказать. Максимум, на что готовы ЦОСовцы, это прочитать из сводки пару-тройку сообщений типа «после совместного распития… на почве неприязненных отношений… в ходе возникшей ссоры… по горячим следам задержан». Так что мое появление на пороге ЦОСа – это отнюдь не финиш, а только старт. Вцепившись зубами в выхваченную информацию, всякий, выбравший в качестве специализации криминал, бросается перетряхивать свои источники с одним-единственным вопросом: «Что же, собственно, случилось?»
8 февраля 1995 года, среда, 13-30 по Киеву, поезд Москва—Симферополь, вагон 14.
Услышав щелчок замка, оба пассажира четвертого купе решили, что это проводник. Когда дверь отлетела в сторону, тот, что сидел слева, продолжал смотреть на бумаги, лежащие перед ним, и первые две пули вошли ему в висок. Второй – тот, что справа – успел повернуть голову к двери и даже испытывал перед смертью что-то вроде удивления. Пуля ударила между ключицами. Другая пробила череп под левым глазом. Убитый, он остался сидеть, откинувшись в угол.
Убийца сделал паузу. Потом крикнул: «Я вас, суки, предупреждал!» – и оставшиеся пули выпустил в окно. Три из них улетели в сторону поля возле дороги, а одна засела в стволе акации лесополосы.
Убийца сорвал стоп-кран и выпрыгнул из вагона. Проводница, убиравшая в туалете, пробежала по коридору мимо приоткрытой двери четвертого купе. Остановилась. Потом вернулась и заглянула. А потом закричала.
В какую сторону ушел убийца, не заметил никто.
8 февраля 1995 года, среда, 21-00 по Киеву, аэродром 502 авиатранспортного полка, Запорожье.
О внеплановом рейсе дежурного по аэродрому предупредили только за час до вылета. Экипаж прибыл в 20-00, а через пятнадцать минут появился подполковник Марченко с группой. Подполковник сразу же направился к дежурному, а пятеро членов группы не торопясь пошли к взлетной полосе.
– В 21-15 борт должен быть в воздухе, – сразу после обмена приветствиями перешел к делу подполковник.
– Экипаж на месте, самолет подготовлен, только…
– Что только?
– Мне казалось, что должен прибыть комполка.
– Если кажется, – резко оборвал Марченко, – звонить нужно.
Дежурный связался с командиром полка. Тот спокойно поинтересовался, почему, по мнению дежурного, он, комполка, должен присутствовать при каждом взлете. Этим полетом занимается подполковник Марченко – ему и карты в руки.
– Еще вопросы есть? – поинтересовался подполковник Марченко.
Вопросы у дежурного, естественно, были, но вслух он решил их не произносить. С каких это пор контрразведчики занимаются отправкой самолетов?! И что это за пятерка, ради которой гоняют «Ил-76»?
Марченко подошел к самолету. Пятеро пассажиров стояли возле трапа. Старший поглядывал на часы. Неподалеку топтался техник.
– Багаж загрузили? – тихо спросил подполковник.
Старший группы молча кивнул. Марченко протянул руку:
– Счастливо, всего наилучшего. На месте вас уже ждут.
Группа поднялась в самолет. Люк закрылся. Командир корабля вел переговоры с командным пунктом, когда бортинженер заглянул в кабину:
– Командир, ты в курсе, кого везем? Пятеро солдат с сержантом во главе. Весьма преклонного возраста, и что самое интересное – у всех эмблемы российской армии.
– Ничего особенного, – оглянулся второй пилот, – у нас и маршрут специфический.
– И куда же мы?
– В России давно был?
– Где-где?
– Все по местам и прекратили треп, – оборвал разговор командир.
Бортинженер двинулся на свое место, но его поманил пальцем штурман и молча ткнул пальцем в карту. Краснодарский край.
В пустом отсеке «Ила» пассажиры разместились плотной группой. Старшему, с сержантскими лычками, на вид было за тридцать. Остальные, от младшего сержанта до рядового, тоже не выглядели солдатами срочной службы.
Самолет оторвался от взлетной полосы. Набирая высоту, старший сержант показал большой палец и сказал, чуть повысив голос, чтобы было слышно в гуле моторов: «Начали вовремя. Даст Бог, закончим благополучно!»
Подполковник Марченко проводил взглядом взлетевший «Ил» не прощаясь с дежурным, сел в машину и уехал. Через полчаса он связался по телефону с Киевом и доложил об отправке группы.
Еще через пятнадцать минут один из руководителей военной контрразведки Украины связался по спецсвязи с Москвой.
– Виктор Николаевич? Наша группа около часа назад стартовала. Встречайте.
– Спасибо, их уже ждут. Мне нужно, чтобы на месте они были к полудню девятого февраля.
– Это уже зависит от ваших людей и от обстоятельств.
– Буду держать вас в курсе. До связи.
9 февраля 1995 года, четверг. 11-30 по Киеву, Центр общественных связей УВД.
Пессимист – единственный человек, который радуется, если его предположения не сбываются. В общении с ЦОСом – я пессимист и скептик. Но в данном случае подробности мне сообщили. Это плюс. Однако сообщили в виде протокольного образца. Почти совершенно понятно: что, где, когда, но с души воротит мгновенно. Сколько бы сатирики ни издевались, язык милицейских протоколов состоит из ста пятидесяти слов, и ничего тут не поделаешь. Инцидент со стрельбой в поезде выглядел так:
«8 февраля, около 13-30, в поезде «Москва—Симферополь» в результате возникшей ссоры гражданин России выстрелами из пистолета ТТ убил двух жителей Москвы, 1966 и 1961 года рождения, и попытался скрыться, сорвав стоп-кран. В результате оперативных мероприятий за это преступление был задержан житель Курска, 1963 года рождения, у которого был изъят пистолет ТТ. Ведется следствие».
Песня! Сказка! Просто хочется декламировать, как белые стихи! Однако, и на том спасибо. Совершенно спокойно могли бы ограничиться последней фразой: «Ведется следствие», что в переводе на общедоступный язык означает: «Никому ничего не сообщим, пока не передадим в суд». А в суде, кстати, информацию можно будет официально запросить только после вынесения приговора. Года через полтора после содеянного. За это время меня совершенно свободно выпрут из газеты, не глядя на заслуги. Так что я совершенно искренне сказал «спасибо» капитану Феоктистову, рассыпался в благодарностях перед полковником Кравчуковым и убыл в поисках телефонного аппарата. В принципе, только в принципе, я могу позвонить с одного из ЦОСовских телефонов.
