Kitobni o'qish: «Трезубец Нептуна»
Маминой памяти посвящаю
Пролог
Серый, холодный, пыльный, испещренный кратерами и присыпанный камнями валун медленно плыл в вакууме, лениво кружась вокруг ничем не примечательной желтой звезды. Был он неотличим от бесконечного множества точно таких же валунов, всевозможных форм и размеров, болтающихся в безмолвном космосе. Правда, для этого астероида космос безмолвным не казался. Пространство доносило до него потрескивание электромагнитных разрядов, густой гул гравитационных волн, запах внепространственных излучений, и нежный, сладкий вкус света.
Аппетитный свет звезды, казавшейся на таком расстоянии не больше блюдца, валун впитывал всей своей поверхностью, блаженно подставляя под лучи то один, то другой бок, но ни на миг не ослабляя внимания.
Время от времени вблизи появлялись другие обитатели вселенной – газовые, металлические, ледяные, каменные; большие и маленькие, горячие и холодные. Каждого из «гостей» валун тщательно обслушивал, обнюхивал, осматривал и отпускал с миром. Время от времени оказывалось, что орбита «гостя» пересекается с орбитой астероида. Тогда сквозь один из множества камней, беспорядочно валяющихся на поверхности, прорывался узкий поток жесткого излучения, отмеренный точно и экономно, ровно настолько, сколько нужно, чтобы столкнуть нежелательного пришельца с его курса. Валун тщательно оберегал свою аккуратно изрытую и обезображенную поверхность.
Он ждал.
В недрах валуна имелись часы, способные отсчитывать и наносекунды и тысячелетия, но он все равно не знал, что такое время; возможно он летал годы, а может сотни или тысячи лет. Возможно – миллионы. Это не имело ни смысла, ни значения. Он впитывал лучи света, усваивал, переваривал, накапливал. Он берег себя. Он вслушивался в пространство.
И ждал.
Вначале донесся запах из подпространства – вот-вот должен был появиться «гость». Валун затаился, прекратив все процессы, без которых можно обойтись хотя бы короткое время. Тяжело загудели гравитационные поля, сминаемые быстрым, но небольшим объектом, чуткие локаторы насторожились, и поймали легкий треск. Тихий треск электромагнитных волн, шуршание тока в проводках, простуженное дыхание двигателя.
Валун не испытал никакой радости. Он не знал, что такое эмоции. Просто короткие хлесткие электрические разряды ударили по пластиковым тягам, те сократились, и выбросили из четырех шахт четыре темные сигары. И все. Сигары безмолвно разлетались в разные стороны, не подавая никаких признаков жизни. Зачем выдавать, откуда они взялись? Нет, наоборот: валун отключил все системы дальнего обнаружения, все схемы, способные излучить хоть какую-то энергию, и даже слушал только электромагнитный диапазон. И снова ждал. Но с этого мгновения время обрело для него смысл. Время пошло.
Медленно разлетающиеся в стороны сигары были не черными, как казалось, пока они прятались в недрах арсеналов. Не черными, не угольными, и, пожалуй, даже не темными. Они были никакими: их покрытие поглощало все виды излучений. Хотя они и не могли скрыть своей массы, все остальное сигары старались спрятать изо всех сил. Каждая знала свою задачу и принюхивалась к гравитационному следу.
Прошло сорок секунд.
Двести километров безмолвного полета остались позади, и в четырех случайно выбранных точках одновременно включились ионные двигатели. Сигары оперлись на иглы уносящейся в бесконечность плазмы и рванулись вперед.
– Капитан, ответьте центральному посту!
– Капитан Торсон слушает, – седой, гладко выбритый, поджарый мужчина, сидящий за пультом, оторвался от книги и повернул голову к центральному монитору.
– Старшина Милош. Капитан, у нас компьютер бредит: видит четыре математические точки массой по полторы тонны. Все четыре идут к нам.
– Что значит – математические точки?
– Масса есть, а объема нет.
– Бред, – Торсон поколебался секунду, а затем приказал: – Дайте напряжение на локаторы.
– Есть, напряжение на локаторы. – Селектор немного пошуршал. – Все равно бред – четыре конуса пренебрежительно малой плотности.
Капитан патрульного крейсера «Гремящий» Генри Торсон отлично знал, что в этом районе никакой опасности для корабля быть не может, но он весьма не любил ничего странного и непонятного. Поэтому капитан закрыл детектив, одернул форменную куртку, перекинул клавишу селектора в положение общекорабельной трансляции и тихо, мрачно скомандовал:
– Экипажу занять места по боевому расписанию, – и тут же поморщился от рева включенной компьютером сирены.
На экране стала быстро оживать светло-серая схема крейсера:
«3 пост к бою готов»
«12 пост к бою готов»
«7 пост к бою готов»
«1 пост к бою готов»
В рубку влетел первый помощник Таури Берг и рухнул в свое кресло, на ходу надевая наушник. Кресло жалобно скрипнуло. Берг щелкнул двумя клавишами, пуская тест готовности и громким шепотом спросил:
– Генри, что случилось? – капитан промолчал. – Что, учебная тревога?
«2 пост к бою готов»
«11 пост к бою готов»
«4 пост к бою готов»
– Все на местах, – не без удивления констатировал первый помощник, – отличное время, капитан.
«Корабль к бою готов» – зажглось на экране.
Разгоняющиеся до последнего мгновения сигары ударились в крейсер, и в полном согласии с законом сохранения энергии их кинетическая энергия перешла в тепловую. Золотые кольца, насажанные на носовую часть сигар, в течение доли секунды потеряли сверхпроводимость, и весь заряд, накопленный в них, выплеснулся мощным взрывом.
«Корабль к бою готов», – зажглось на экране, и в тот же миг «Гремящий» судорожно дернулся под единым ударом четырех взрывов.
Схема погасла, и вновь загорелась, но уже с черными язвами:
– Мостик? Четвертый пост докладывает. Излучатель сорван с фундамента, потерь нет.
– Алло, мостик? Моторный отсек, у нас не проходит тест второго маневрового двигателя.
– Пятый пост докладывает: разгерметизация отсека, расчет в костюмах, к бою готовы.
– Что это было?! – Берг лихорадочно стучал по клавишам, но вокруг корабля все казалось спокойно до идиллии.
«Противник уничтожен» – внезапно заявил компьютер.
– Черт! – тихо выругался Торсон. Кого они могли уничтожить, так и не вступив в бой?
– Мостик? Центральный пост докладывает: разошлись броневые плиты средней палубы. Разгерметизация двух кладовых и медицинского отсека. По нашим данным там находилось двое больных, дежурная медсестра и врач. На вызовы никто не отвечает.
Капитан молча сжал кулаки.
– Кто это был, Генри? – высказал вслух общие мысли первый помощник. – Кто это сделал?
– Развертку по секторам! – зло прошептал Торсон.
– Первый пост, развертку по секторам! – продублировал команду Берг.
– Сектор девяносто – девяносто – все чисто.
– Сектор сто восемьдесят – девяносто – вижу планетоид, удаление двести сорок три.
– Сектор девяносто – двести семьдесят – все чисто.
– Сектор девяносто – триста шестьдесят – метеорит на удалении сорок.
– Сектор сто восемьдесят – девяносто – вижу астероид, удаление сорок два.
Операторы по очереди докладывали обстановку, и у всех все было спокойно.
– Ну найдите же мне его, – неслышно просил Торсон, – найдите…
Валун услышал судороги электромагнитного излучения, лихорадочное мельтешение лучей локаторов, но не испытал ни удовольствия, ни злорадства. Неизвестно, кто, когда, зачем поставил космическую мину. Какой народ, какая цивилизация выпустила осторожного убийцу рядом с ничем не примечательной звездой? Кого охранял валун? За кем охотился? Откуда взялась и куда сгинула цивилизация, решившая защитить от пришельцев звезду без планетной системы? Быть может, планета существовала, но сгинула в древней войне? Или просто разобрана на сырье под охраной космической мины? Реликт древних сражений и сам этого не знал. Просто он честно выполнял свою работу:
«Беспорядочные лучи» – «Паника» – «Снижение бдительности» – «Хорошо»
«Активное электромагнитное излучение» – «Цель функционирует» – «Плохо» – «Цель должна быть уничтожена»
Электрические разряды ударили по пластиковым тягам, и четыре сигары выскользнули из четырех шахт.
– Ну найдите же мне эту сволочь, найдите…
– Капитан, центральная, четыре точки массой…
– Целеуказание на излучатели, – перебил Торсон, – огонь по готовности!
– Есть!
На корабле четыре раза мигнул свет, и четыре крохотных звезды расцвели в черноте космоса.
«Противник уничтожен» – сообщил компьютер. Он явно принимал за врага только ракеты. Но ведь их кто-то выпускал?
– Первый пост, – принял решение капитан, – дайте координаты на излучатели: Цель планетоид, удаление двести сорок три астрономические единицы, – он немного выждал и скомандовал: – Залп!
Ни в чем не повинный планетоид окутался густым облаком пыли, и, медленно вращаясь, продолжил свой путь.
Валун засек гибель своих сигар и перешел ко второму типу атаки. Четыре следующие сигары получили индивидуальные планы подхода к цели и по очереди выскользнули в космос.
– Есть попадание! – доложил первый пост, и виновато закончил: – Ничего…
– Внимание, цель – астероид, удаление сорок две астрономические единицы… залп!
Лучи ударили в поверхность валуна – в стороны полетели вывороченные с проводниками фотоэлементы, датчики, локаторы, кабели питания, и по медным нервам валуна прокатилось:
«Обнаружен!»
«Обнаружен!-Обнаружен!-Обнаружен!-Обнаружен!»
И все четыре шахты начали лихорадочно опустошать арсеналы, торопясь выбросить навстречу противнику все, что есть в запасе.
– Есть попадание! – и через секунду на первом посту радостно закричали: – Есть электромагнитное искрение!
– Мы нашли его, капитан! – крикнул Таури.
– Боевой пост, – неожиданно спокойным голосом вызвал Торсон, – цель – астероид, два линейных заряда. Огонь.
По сторонам крейсера выкатилось два шарика, оплетенных ажурной паутиной и исчезли: термоядерные взрывы, зажатые строго выверенными математическими формулами, вытянулись в линии с нулевой энергетической плотностью и, в соответствии с теми же формулами, энергия выделилась возле физического объекта, оказавшегося на линии разряда. Астероид скрылся в облаке разрыва.
– Боевой пост, – повторил капитан, – цель – астероид, два линейных заряда. Огонь.
Валун содрогнулся от взрыва. По кабельным коробкам, по шахтам трубопроводов, по монтажным люкам газы и пар донесли тепло разрывов до приученного к вакууму энергоблока, но стоило нарушиться жизненно важному равновесию, как системы безопасности распылили гелий, спасая от тепловых колебаний центральное золотое кольцо с накопленной за долгие века энергией. Тепло отступило, сдалось, сверхпроводимость сохранилось. Казалось, все уже в порядке, сложный автономный механизм в безопасности, но тут мир вновь дрогнул, прикатившая волна раскаленной плазмы слизнула гелий со стен, дохнула жаром на золото. И в тот же миг валуна не стало.
Метеорит растекался во мраке ослепительной звездой, но на крейсере никто не имел возможности полюбоваться этим красочным зрелищем.
– Капитан, центральный, двести сорок семь точек!
– Целеуказание на излучатели, огонь по готовности!
Теперь от мостика ничего не зависело. Оставалось только ждать.
Потух свет, тоненько и истошно, на весь корабль, взвыл реактор – излучатели жрали всю его энергию. Вокруг крейсера вспыхнуло облако сплошных разрывов. Корабль тряхнуло. Еще раз. Еще… Реакторы стихли, вспыхнул свет.
«Противник уничтожен», – компьютер подумал, а потом разразился сообщениями о неисправностях. Тренированный глаз капитана выловил самые важные:
«Выгорел четвертый пост. Потери – пять человек»
«Разгерметизация медицинского поста. Потери – четыре человека».
«Децентровка маршевого двигателя».
«Отказ системы регенерации».
Этого вполне хватало для принятия единственно возможного решения. Торсон повернулся к первому помощнику и, скрепя сердце, сказал:
– Дай команду передать сигнал бедствия.
– Что, так плохо? – удивился тот.
– У нас нет ни хода, ни блока очистки воздуха. Девять человек погибло. А для остальных – на семьдесят часов воздуха из корабельного аварийного запаса, плюс сорок восемь часов в аварийной капсуле. Еще часов тридцать можно просидеть в скафандрах. Вот и весь наш кислород. Шесть суток. Максимум семь.
– Ай да влипли… – Берг рассеянно подергал себя за ухо. – Да, не повезло…
– Нет, Таури, нам повезло. – Капитан повернулся к монитору и тяжело закрыл ладонью стекло. – Если б на нашем месте оказался беззащитный транспорт или пассажирский лайнер, было бы намного хуже. Если уж эта хреновина боевой крейсер из строя выбить смогла… Ну что ты стоишь? Иди, время не ждет.
Глава первая
Земля
«Обязательно посетите эту прекрасную планету, прародину Homo Sapiens1, Cactaceae2 и миллиардеров3, экологически чистый мир, уже шестьсот лет не знающий никакого промышленного производства! Только здесь вы сможете насладиться сервисом самого высшего уровня, только здесь вы сможете увидеть почву, по которой гуляли неандерталец, кроманьонец и Джон Траволта, только здесь вам будут доступны дворцы, в которые тысячи лет запрещалось заглядывать простым смертным, только здесь вы сможете полежать в гробницах, ранее доступных только мумиям и их высшим советникам, только здесь вам удастся увидеть арматуру первого в истории космического порта и взять с собой горсть его праха за умеренную цену.
Сила гравитации – 1, удаление от центрального светила – 1, плотность планеты – 1, атмосферное давление – 1, уровень освещенности – 1, уровень радиации – 1, активность микрофлоры – 1, разброс температур – 1, скорость вращения – 1, длительность суток – стандартная, орбитальный выбег близок к эталонному».
(Рекламная брошюра туристического агентства «Синий лотос»)
Платон Рассольников на мгновение задержался перед черной бездонной пропастью гравитационного лифта и перехватил тросточку обеими руками. Умом он понимал, что гравитационные лифты в десятки раз безопаснее механических, в сотни раз безопаснее орбитальных шлюпок и в тысячи раз – трансгалактических катеров. И тем не менее, в кресло катера он всегда садился с легким сердцем, а шахта лифта без единой видимой опоры вызывала у него острый холодок чуть ниже левой лопатки. Но деваться некуда:
– Сто шестьдесят семь, – сообщил он в пустоту перед собой и сделал шаг.
На секунду Рассольников замер в пространстве, после чего ухнулся вниз в свободном полете. Желудок предательски прыгнул к горлу, сбив на ходу в сторону сердце и зажав легкие. У Платона сбился ритм пульса и перехватило дыхание. И как люди только живут на этой чертовой Земле, с ее дикой перенаселенностью и постоянным прогрессом?
Вспомнить про свое милое двухэтажное бунгало на Гее-Квадрус, без всяких там вакуумно-гравитационных лифтов, зато с бассейном, коротко стриженным газоном из самой обычной местной травы, зеленой изгородью вдоль дороги и трех абрикосовых деревьев Платон не успел – лифт резко затормозил его бренное тело, возвращая желудок на свое законное место, и бесцеремонно выбросил на ярко освещенную площадку.
– Сто шестьдесят седьмой этаж, – сообщил бархатный женский голосок таким тоном, словно напрашивался на стопочку выдержанной текилы с соответствующим продолжением.
– Сам знаю, – не удержался от ответа Платон и пошел по коридору, громко цокая каблуками по толстому стеклянному полу, под которым перебирали листвой от напора вентиляции сочные, откормленные мать-и-мачехи, васильки, осока, одуванчики. Придумают тоже…
– Земляне, – презрительно фыркнул Рассольников и толкнул дверь приемной.
– Здравствуйте, – вскинула голову от стола секретарша. – Вы по какому вопросу?
– Мне нужен Дэвид Каннелони, – Рассольников с интересом окинул взглядом румяные щеки девушки, ее маленький чуть задранный носик, округлые плечи и весомую грудь. Похоже, Пиноккио потянуло на «пышечек» – если, конечно, ее не прислали из отдела кадров по квалификационному запросу.
– Какой у вас вопрос?! – голос секретарши стал заметно суше.
– Он меня ждет, – Платон постучал по матовой столешнице кончиком трости, и к девушке моментально пришло узнавание:
– Простите, мистер Рассольников, – она что-то переключила на левой панели. – Профессор вас ждет.
Платон толкнул тяжелую створку звуконепроницаемой двери и вошел в кабинет. Сидящий в самом дальнем темном углу, в конце длинного стола из мореного дуба, худощавый человек с коротко стриженными темными кудрями уже поднимался навстречу, широко раскрывая объятия:
– Привет, Атлантида!
– Здравствуй, Пикко!
Полтора десятка лет назад, попивая вместе пивко во время межпланетных олимпиад, забрасывая камнями полицейских во время маршев протеста против индустриализации колонизируемых планет и строительства орбитальных заводов, шляясь по низкопробным кабакам, студенты из разных звездных систем даже не подозревали, что закладывают будущую политику государств и монополий, исследовательских центров и музеев, направление развития науки и техники. Однако прошли годы. Бывшие студенты стали хозяевами мелких фирм или начальниками отделений в крупных корпорациях, ректорами институтов и главами государственных подразделений, офицерами армии и учеными. Вполне естественно, при возникновении разных вопросов, они в первую очередь вспоминали старых друзей и именно им первым предлагали новые заказы, спонсорскую помощь или заявки на перспективные исследования. Только благодаря тому, что ректор Страдфорского университета Дэвид Каннелони, прозванный когда-то Пиноккио за безудержное хвастовство и Платон Рассольников, получивший тогда же кличку Атлантида, в годы оные вместе вылетели с третьего тура студенческой олимпиады по истории Второй Конкисты, небольшой островной университет ныне мог пополнять свою коллекцию ценнейшими экспонатами, преподнесенными в дар неким известным археологом, а некий независимый археолог получал возможность время от времени печатать небольшие научные статьи, читать лекции и получать граны на новые экспедиции.
Как ни странно, именно возможность читать лекции и публиковать статьи Рассольников ценил превыше всего. Они позволяли ему удерживать при себе имидж настоящего историка и предохраняли от прибавки «сомнительная» к его репутации. Два месяца назад Платон подарил университету так называемую «железную печать», найденную им на Тибете – небольшой планете, напоминающей шарик из скомканной бумаги, с гравитацией в одну треть стандартной и почти без атмосферы. Подарок был оценен в пятнадцать с половиной миллионов оболов. Ошалевшие от его щедрости профессора с подачи Пиноккио едва не присвоили Рассольникову звание «член-корреспондента», но в последний момент сочли его слишком молодым и ограничились титулом «почетного хранителя музея». Мелочь, но приятно. Особенно, если учесть, что звание разрешало «хранителю» безвозмездно проживать на территории университета на полном пансионе – чем Платон с удовольствием и пользовался.
– Ты растолстел, Атлантида! – Дэвид потыкал гостя в живот маленьким кулачком.
– Я растолстел?! – возмутился Платон. – Ты, Пикко, по себе нормальных людей не ровняй! Не все способны жить на полтора яблока в неделю.
– Йогой нужно заниматься, а не бифштексы с кровью по пять раз на дню жрать.
– Нет уж, нет, – вскинул ладони Рассольников. – Что бы меня потом сквозняком из палатки унесло? Да я не то что бифштексы, консервы есть готов, лишь бы на тебя не походить!
– Консервы? – профессора Каннелони передернуло. – Лучше бы ты водку свою пил, что ли…
– Да, ты прав, Пикко. Стопочка текилы пойдет на пользу в любой ситуации.
– Тогда садись, – приглашающим жестом указал хозяин кабинета на два кресла, что стояли у самого окна.
Само собой, кабинет ректора находился в тех двадцати этажах стасемидесятиэтажного дома, что выступали над поверхностью земли. Из окна открывался прекрасный вид на пышные кроны деревьев под ногами и серо-стальные морские волны вдалеке. Не смотря на самые угрожающие прогнозы, во время потепления двадцать первого – двадцать третьего веков британские острова затопило всего лишь наполовину. Пролив, отделяющий Остров от материка, просто стал немного шире, и все. Теперь, когда климатологи прогнозируют новое оледенение, перспектива куда хуже. Обмеление океанов грозит поглотить перемычку воды, отделяющую Британию от прочих народов – а вместе с ней уничтожить и ее хваленую самобытность. Рано или поздно, но море уйдет от стен Страдфора, поднимутся с морских глубин Сардиния и Херсонес, Сидоп и Эдинбург, Губл и Норидж, Атлантида и Бристоль. И Остров перестанет существовать.
– О чем задумался? – спросил Дэвид, протягивая приятелю граненый бокал с текилой и усаживаясь в соседнее кресло.
– Об Атлантиде, о чем же еще? – усмехнулся Рассольников, принимая фужер. О соли в обители йога спрашивать было бесполезно, и археолог без разговоров опрокинул напиток в рот. – А-ах, хорошая вещь! Колбаски бы сейчас к ней.
На подначку Платона ректор не отреагировал – просто поднялся со своего места, сходил еще раз к спрятанному в стене бару и вернулся не только с полным бокалом, но и с полной бутылкой.
– Ты бы хоть воды со мной выпил, что ли? – предложил Атлантида.
– Я уже пил, – покачал головой Пиноккио. – Следующий стакан полагается только через полчаса.
– Теперь понятно, почему ты никогда в экспедиции не ездил, – покачал головой Рассольников. – Там с такой пунктуальностью тебе даже яблоком перекусить бы не удалось.
– Кстати, об экспедиции, – отдав текилу другу, вновь опустился в кресло профессор Каннелони. – Ты в ближайшее время никуда не собираешься?
– Да есть некоторые планы, – навострил уши Платон. – Но все пока на стадии проекта…
– Может быть, отвлечешься на недельку другую? Сделаешь доброе дело для хорошего университета, – улыбнулся ректор, – сам кое-чем разживешься.
– Где-то что-то плохо лежит?
– Можно сказать и так, – согласился Каннелони. – «Плохо лежит». Есть прекрасная возможность быстро и без хлопот переложить это «что-то» в более надежное и хорошее место. Например, к нам…
– А при чем тут я?
– …Или к тебе, – рассмеялся Пиноккио, откидываясь на спинку кресла. – Но ведь ты, как истинный меценат, поделишься с нашим музеем, правда?
– Тебе торговцем работать, а не научными работами руководить, – Платон опрокинул вторую порцию кактусовой водки, и недовольно поморщился. – Ладно, признавайся, на каком острове зарыт твой клад?
– Это недалеко, на Медузьей Дороге, – перешел на серьезный тон Каннелони. – Около двухсот пятидесяти парсеков4. Ну, там, где недавно крейсер «Гремящий» на космическую мину наскочил. Слыхал?
– Еще бы! Про это полмесяца по всем каналам новости трубили! И не захочешь, один бес все мозги прополощут. Надеюсь, ты не собираешься выяснять, откуда взялась мина?
– Да нет, конечно, – отмахнулся Дэвид, – там все равно ничего, кроме газов не осталось. Просто после того случая, с миной, довольно много народу: журналисты, поисковики, просто любопытные начали рыться в архивах, выискивая все, что с этим сектором было связано.
– И что?
– Оказывается, примерно там же, на Медузьей Дороге, двести лет назад пропал экспедиционный корабль Пятого Конда. Ну это одна из планет в скоплении Весов.
– Слыхал, – кивнул Рассольников.
– Про корабль?
– Нет, про Пятый Конд. Они тогда росли на своих медных платформах, как обожравшийся удав. Кучу музеев и университетов открыли, оперы, живые театры, карнавалы… В общем, пуп вселенной из пятнадцати планет вырос… Пока вся галактика на ртутные платформы не перешла. Тут всем семи Кондам конец и настал. Скоро их самих раскапывать можно будет.
– Ну, до этого дело не дошло, – не согласился Каннелони, – но суть в другом. Они в свое время послали довольно много экспедиций за пределы обитаемого космоса. В том числе и эту. Она очень хорошо поработала на дальних витках галактики. Туда после них, по-моему, уже никто не совался. Были сообщения о следах каких-то невероятных цивилизаций. Не «сверх», разумеется, а об обычных, гуманоидных, с уровнем развития примерно начала нашей Эры5.
– А что в них такого невероятного? – Атлантида настолько увлекся рассказом ректора, что начисто забыл про текилу. Одинокая бутылка сиротливо стояла у самого окна, а фужер катался у археолога по коленям.
– Знать бы! – Каннелони ударил себя кулаком в ладонь. – Так пропала экспедиция! Не пересекла Медузьей Дороги! Корабль шел назад, с него то и дело поступала информация о находках и выводах по исследованным планетам. Кое-чем Кондиды хвастались во всеуслышанье. Солнечными чашами, например, настенной фонетикой или вот, поясным копьем.
Ректор повернул голову в глубь кабинета и громко приказал:
– Машина, картинку! Стержень Нептуна!
В воздухе перед окном повис длинный трезубец – черное двухметровое древко заканчивалось с одной стороны тремя полуметровыми наконечниками, с другой – широким коричневым ремнем. Платон встал, уронив фужер на пол, обошел вокруг копья. Пригляделся к наконечникам.
– Из чего сделаны, не сообщалось? На глаз непонятно, картинка не в резкости. Какой материал? Как обрабатывали?
– Не знаю, – вздохнул Каннелони. – Формат видеозаписи записи устарел, сам видишь. Да и чего с нее взять? Стандарт двухсотлетней давности. А «сопроводиловки» нет.
– Хитрая штука. – Рассольников еще раз обошел копье, примерил, как застегнется на талии ремень. Получалось, основание копья ложится чуть выше паха. Платон прикинул, какими движениями копейщик должен наносить удар, ехидно улыбнулся и покосился на ректора.
– Да-да, – рассмеялся Пикко, – именно так я этот файл поначалу и назвал. Потом вспомнил, что придется вызывать его при гостях, и переименовал в «стержень Нептуна». Так как тебе поясное копье, Атлантида?
– Никогда не слышал ни о чем подобном.
– Вот-вот, – кивнул ректор. – Ребята из Пятого Конда прошлись по планетам первыми и собрали все сливки.
– Значит, говоришь, Медузья Дорога? – Рассольников вернулся к креслу, подобрал фужер, потянулся за бутылкой. – Далековато. Собрать людей, три недели туда, три обратно, неделя там… Думаю, со всеми погрузками-разгрузками и форс-мажорами нам понадобится приличный экспедиционный корабль почти на два месяца. Кто-нибудь платит?
– Зачем людей собирать? – удивился профессор. – Там ведь ничего искать не придется. Просто сесть рядом с разбившимся кораблем, перегрузить находки и увезти. Двух человек хватит за глаза и за уши.
– Может, ты и прав, Пикко, – согласился Платон, наполняя фужер, – но легким катером тут все равно не обойтись. Находки на нем не вывезешь.
– Можно поступить иначе, – продолжил свою мысль Каннелони. – Просто отправиться в этот сектор обычным пассажирским рейсом, там взять в аренду небольшой транспорт. Сесть, перегрузить, вывезти. Малыми грузовыми кораблями ты управлять умеешь, я знаю. Сам посадишь, сам до Земли доведешь. Все будет чисто, без всяких посторонних глаз.
– Да уж приходилось на грузовиках полетать, – признал Рассольников. – Я смотрю, Пикко, ты успел продумать все до мелочей? Никак вместе со мной решил прокатиться? – гость опрокинул текилу в рот. – Давно пора! А только и знаешь, что штаны просиживать, да попки детишкам надирать. Поехали. В принципе, если следовать твоему плану, можно уложиться в смету самим. У меня кое-какие сбережения есть, у тебя наверняка не меньше. Вот только «грузовика» в аренду взять будет трудновато. Незнакомым людям без залога не дадут, а такой суммы не то что у нас, у всего вашего университета нет.
– Ты знаешь Теплера Вайта, Атлантида? – осторожно поинтересовался Каннелони.
– Вайта? – удивился Рассольников. – Еще бы! Помниться мы с тобой на Меркурии Плюс не слабо камушками покидались, когда протестовали против подъема его заводов радоновых стержней на орбиту. Это уже потом выяснилось, что этот буржуй – самый крупный и богатенький коллекционер холодного оружия. Я его даже видел пару раз на свадьбах у сестрицы… А-а, понятно. Теплер прослышал про поясное копье и решил прибрать его себе? Тогда с деньгами проблемы быть не должно. Сколько ты с него вытряс?
– Он готов оплатить билеты для полета туда вместе с проводником, на месте нанять компактный корабль, а потом перевезти находки на Землю.
– Что значит: «для полета вместе с проводником»? – поднял брови Платон.
– Понимаешь, Атлантида, – вздохнул ректор. – Вся информация по экспедиции Пятого Конда – у Теплера. А он хочет лично отправиться на место аварии. Правда, что такое экспедиция, как управлять грузовиками, как договариваться с местным населением он не знает, и ему нужен проводник.
– Какого рожна ему надо на Медузьей Дороге? – хмыкнул Рассольников. – Кости давно не ломал? Гробокопатели и сами прекрасно все сделают, лишь бы он счета оплатил!
– Он хочет сам увидеть находки, аж дрожит, – усмехнулся профессор. – Очень хочет. К тому же, боится, что без его присмотра разворуют половину денег и половину находок. Ему приходилось общаться с «черными» археологами и он не склонен верить им на «честное слово». Теплер Вайт хочет забрать в свою коллекцию все оружие, какое найдется на месте крушения. Естественно, для этого нужно увидеть находки самому, и убедиться, что ни один ножичек не «уплыл» на сторону. Вот Вайт и обратился ко мне с просьбой порекомендовать ему честного, опытного археолога. Так что, придется тебе лететь с ним.
– С Теплером? С этим тупым, упрямым громилой? Ни за какие деньги!
– А деньги тебе, кстати, никто и не предлагает.
– Как это? – Рассольников настолько опешил над подобным заявлением, что забыл налить себе еще фужер текилы, хотя уже тянулся за бутылкой.
– А вот так, – ректор с самодовольной улыбкой откинулся в кресле. – Ты невнимательно меня слушал, Атлантида. Теплер хочет забрать себе все оружие, какое найдется на месте крушения. На остальные находки ему плевать. Так что, проводнику может крупно повезти. А если учесть, что Вайт фактически готов к вылету, обогнать его не удастся никому. Даже если вместо тебя он наймет себе самого безмозглого проводника из всех живущих.
– Двенадцать тридцать семь, – сообщил из глубины кабинета звонкий детский голосок.
Каннелони поднялся, сходил к своему столу, налил в стакан немного воды, сделал два глотка, перед каждым подолгу гоняя воду во рту от щеки к щеке, потом вернулся к гостю и продолжил:
– А мне, Атлантида, будет очень обидно, если настенная фонетика, солнечные чаши, поясные наборы и кастовые вымпелы достанутся не тебе, а какому-нибудь кретину. Говорю это не потому, что рассчитываю на подарки нашему музею, а просто действительно обидно. Согласись, Платон, такие удачи, как целый корабль артефактов, случаются от силы раз в жизни.
– Еще неизвестно, есть там хоть что-нибудь, или это обычная историческая утка.
– А чем ты рискуешь? – оживился ректор, ощутив перемену в настроении собеседника. – Вайт обещает отдельную каюту, отдельный номер в гостинице, питание и чаевые за его счет. Ты можешь вообще с ним не встречаться! Сиди себе в каюте или в номере. Когда он арендует транспорт, доведешь «грузовик» до планеты, загрузите его, и вернетесь на Землю. Опять же, в рубку его можешь не пускать. Сам считал – два месяца на все. Вам же неолитические стоянки искать не придется. И курганы вскрывать не понадобится. А ничего не найдете – раньше вернетесь.
