Kitobni o'qish: «Аркаимский колдун»

Shrift:

* * *

Пролог

Облака разошлись, и на недавно кошенный луг, между сосновым бором и тихой, но полноводной рекой Вымь, упали желтые лучи круглой холодной луны. Оказавшись на свету, встрепенулись и громче застонали лягушки, застрекотали сразу несколько цикад, в лесу недовольно чирикнули птицы. От воды потянуло слабым запахом мятой осоки; дрогнули камыши, между которыми паслась невидимая в черной воде рыба.

– Ты глянь, луна-то какая, Тройчата! – откинулся на спину безусый паренек, лежащий у костра. Он был совсем юн, лет шестнадцати, но толстая кожаная куртка, широкий ремень с петлями для оружия, легкий железный топорик под рукой и лежащее чуть далее копье с похожим на ладошку наконечником выдавали в мальчишке воина. – Сказывают, в такие ночи лесные люди в зверей перекидываются и на охоту выходят.

– Неужели ты веришь в эти бабьи побасенки, Щипач? – отозвался второй воин, сидящий по другую сторону костра на круглом потрепанном щите. Он тоже был одет в толстый кожаный панцирь и опоясан ремнем, на котором висела замшевая поясная сумка. Однако уже обзавелся бородой и солидными усами. – Превращаться в зверей не умеют даже взрослые боги! Ты хоть раз слышал, чтобы Триглава в лося перекинулась? Или Даждбог? Откель тогда у лесовиков глупых таковому умению взяться?

– Так ведь лесовики, Тройчата! Они со зверьми в родстве. Сказывают, за предков своих – волков, рысей и быков всяких почитают.

– Тихо! – вскинул палец взрослый воин.

– Что? – Паренек приподнялся, закрутил головой.

– Не суетись, Щипач, – легким шепотом произнес Тройчата. – Ночью все едино ничего не углядишь. Слушать надо, слу-у-ушать…

– Цикады умолкли… – опасливо выдохнул паренек, и рука его торопливо нащупала рукоять топорика.

– Слу-ушай… – качнулся вперед, чуть привставая, мужчина.

Слабый шелест, словно дуновение ветерка, прокатился от реки к тусклому сторожевому костру, и свет огня проявил взметнувшиеся в прыжке звериные тела.

– А-а… – Настороженный паренек успел вскинуть оружие, и лезвие топорика столкнулось с оскаленной волчьей мордой. Но ударило без замаха, а потому бессильно скользнуло по густой жесткой шерсти. Клыки лязгнули перед самым лицом, словно сжирая крик дозорного – но это Щипач сам сбился с дыхания, успев откинуться, ускользая от опасности. Он взмахнул топориком и вогнал-таки его зверюге в крестец. Но и волк оказался ловок – хищник извернулся и сомкнул свою пасть чуть ниже затылка юного врага, с хрустом перекусив позвоночник.

Опытный воин оказался для зверья куда более опасным противником. Он принял нападение не на топор, а на щит. И хотя удар сразу двух тяжелых туш сбил мужчину с ног, Тройчата не получил ни царапины и даже успел наугад взмахнуть топориком вдоль земли. Железо сочно чмокнуло, вонзаясь во что-то мягкое, и воин торопливо ударил туда же щитом, окантовкой ломая кости невидимого врага. Тот жалобно взвыл, а дозорный быстро крутанулся, закрываясь щитом от шороха, толкнул правый край деревянного диска от себя и тут же ударил им вперед, ощутив упругое сопротивление живой плоти. Взмахнул топориком – но на этот раз никуда не попал – и сразу крутанулся на месте, широким движением отпугивая зверье.

Темнота недовольно зарычала, вспыхнули огоньки, метнулись вперед. Тройчата опять закрылся, но щит спас только от волка, прыгнувшего сверху. Второй же напал понизу и вцепился в щиколотку, дробя клыками сустав. Отпустил, не дожидаясь ответки, шарахнулся в сторону. Воин охнул от боли и, теряя равновесие, взмахнул руками, вскинув и щит, и топорик. К открывшейся груди тут же метнулись сразу два зверя.

– Береги-и-и!.. – закричал воин, но окончание фразы захлебнулось кровью.

Впрочем, и этого короткого предупреждения оказалось достаточно, чтобы находящийся неподалеку поселок зашевелился.

Селение выглядело просто: два стоящих напротив друг друга длинных бревенчатых дома, десяти шагов в ширину и полусотни в длину каждый; крытые тесом двускатные крыши, окошки для выпуска дыма наверху, широкие двери внизу. Углы домов соединял тын, образуя просторный двор с колодцем в центре. На каждую сторону двора были сделаны прочные ворота, сшитые из толстых жердей и подпертые на ночь кольями. Крепость не крепость, но ночевать можно без опаски, даже в нынешние тревожные времена.

Вот и теперь – едва послышался крик, двери домов распахнулись, на двор стали выбегать мужчины, на ходу оправляя куртки и застегивая пояса.

– Что там? – спросил стоящего у колодца караульного один из выскочивших бородачей.

– Похоже, стадо наше кто-то угоняет, Горчак, – ответил тот. – Эх, зря мы лосей на выпасе оставили! Не сильно отощали бы, и в загоне переночевав.

– «Не отощали бы…» – передразнил его Горчак. – Сам, небось, пожрать завсегда готов! А скотину на вытоптанном дворе держать хочешь. Да и откуда здесь татям таковым взяться, чтобы на стадо покуситься? Ведь выследим и перебьем!

– На татей не похоже, старшина, – покачал головой караульный. – Криков, стука не было, на бой не тянет. А вот вой и скулеж я слышал.

– Нешто волки? – встревожился другой воин. – Эти не угонят. Эти зарежут всех, одного пожуют и уйдут. Эти кровь куда больше мяса любят. Им убивать в удовольствие, останавливаться не умеют. Спасать надобно лосей-то…

– Мамай, Русак, Лапоть, остаетесь, – быстро принял решение старшина. – Остальные за мной. Глянем, кто балует. Ворохапка, открывай!

Караульный торопливо выбил подпорки от направленных к лугу ворот, оттянул створку. Два десятка мужчин – со щитами, копьями, с топориками и ножами на поясах вышли в лунную ночь, быстрым шагом направляясь к выпасу. Однако почти сразу вдоль тына и за их спинами к распахнутым воротам метнулись стремительные тени, норовя незаметно проскочить в оставшийся почти беззащитным двор.

– Сзади!!! – Хитрость оказалась разгадана почти сразу. – Ворота закрывай! Во-олки!

Зверей заметили и воины вышедшего отряда, и четверо оставшихся мужчин. Они тут же навалились на створку, толкая воротину вперед, подпирая кольями, – и внутрь успело проскочить всего два серых хищника.

– Лови их, лови! – развеселились караульные. Они взялись за пики и стали бегать по просторному двору, норовя наколоть зверей на острый наконечник. – Мяска захотелось? Теперь хворост своими шкурами закрывать будете!

Примерно такая же судьба ожидала и остальных волчьих собратьев – Горчак быстрыми командами развернул своих людей в цепь и прижимал хищников к тыну.

– Не упустите зверей, мужики! – Старшина, двигаясь в центре отряда, опустил копье. – Покончим со стаей, на несколько лет в лесах спокойно станет!

И тут случилось неожиданное. Воздух наполнился тяжелым шмелиным гулом, и в спины людей ударили сразу десятки стрел. Тяжелые каменные наконечники, предназначенные для охоты на крупного зверя, уверенно пробивали толстую дубленую кожу ратных доспехов и впивались в тело на глубину в два-три пальца. Убить, может, и не убивали – но боль причиняли изрядную, да и кровь по спинам сразу потекла широкими струйками.

Ругаясь и вскрикивая от попаданий, воины поспешили повернуться, подняли щиты – и тут же вперед метнулись волки, норовя порвать врагам щиколотки, сухожилия или перегрызть правый локоть, если тот оказывался слишком далеко отставлен назад. Люди начали падать один за другим, и после каждого падения ливень стрел, направленный в уцелевших, становился все гуще…

Во дворе ничего этого не видели. Охотниками на затравленных волков овладел такой азарт, что по сторонам они уже не смотрели и потому не заметили нескольких рысей, быстро пробежавших по кровле. Крупные лесные кошки спустились к самому краю крыши и, улучив момент, сделали то, что умели лучше всего на свете: обрушились сверху на ничего не подозревающую добычу.

В тот же миг волки из дичи превратились в охотников – и тоже кинулись на сбитых с ног врагов… В воздухе запахло парной кровью, а звери, подбежав к кольям, толчками своих сильных тел выбили подпорки жердяных створок. Открыть их серые хищники не могли – но это и не требовалось. После того как замертво рухнул последний защитник, со стороны реки, от камышовых зарослей, появились обвешанные ветками и травой лучники. Пряча свое оружие в колчаны, они взялись за ворота и распахнули их настежь. Уверенно вошли во двор. Следом неспешно протрусила вся звериная стая, а самым последним вошел длинноволосый шаман, прическа которого состояла из тонких и толстых косичек, одеждой была свободная засаленная малица, с пояса свисало несколько бараньих и козьих рогов и хвосты всякого зверья – лисьи, горностаевы, волчьи, беличьи, сусличьи. Из оружия шаман имел только посох, тоже увешанный кисточками из звериного меха и покрытый рунами, да клееный нож – основа из дуба, а кромка набрана из кремневых пластинок.

Сделав круг по двору, принюхиваясь и водя левой ладонью, шаман остановился рядом с колодцем, положил посох на землю, воткнул в него нож, отступил в сторону.

Звери, разбегаясь, стали один за другим прыгать через него – и прямо в прыжке преображались, оборачиваясь молодыми сильными мужчинами. Причем многие, несмотря на юность, уже имели на теле по нескольку крупных шрамов. Кувыркнувшись, они поднимались с земли голыми – и сотоварищи из лучников спешили подать оборотням куртки, штаны, сапоги, пояса.

– Ну вот, – поднял лицо к небу один из перекинувшихся воинов, темноглазый, черноволосый и остроносый. – До рассвета еще не меньше двух часов, а Емва уже взята. Получилось даже быстрее, чем ожидали.

– Еще не взяли, Любый. – Почтительно склонившись, шаман выдернул нож из посоха, поднял свою корявую палку и оперся на нее. – Оставшиеся славяне заперлись внутри.

– Ну и что, Велихост? – пожал плечами худенький мальчишка, болезненно потирающий свежий кровоподтек на ребрах. – Подожжем, и пусть сидят, сколько захотят!

– Если подожжем, глупый котенок, они сгорят вместе со своим добром! – наставительно ответил шаман. – Зачем тогда мы сражались, коли останемся без добычи? Поджечь можно и просто так, без схватки опасной. Стрелами.

– Подождем утра и выбьем двери тараном, – вздохнул Любый. – Спешить больше некуда, славянские мужчины мертвы.

– А чего не сейчас? – не унимался мальчишка. – Дело-то быстрое!

– Потому, малой, что прожекторов на сегодня мы еще не изобрели, – пожал плечами остроносый оборотень. – Мы намного лучше обычных людей чувствуем темноту, поэтому воевать нам лучше ночью, полузрячими супротив слепых. Однако обычными делами, Васхо, проще все-таки заниматься при свете.

Однако воинам, только что одержавшим победу, не сиделось на месте. Все еще объятые азартом схватки, они оказались не в силах ждать рассвета. Отыскав где-то бревно, воины всего парой ударов высадили дверь правого дома, устремились внутрь. Послышался истошный женский визг, крики, детский плач.

Остроносый нахмурился, поманил к себе ша-мана:

– Велихост, иди туда и проследи, чтобы никого не убили.

– Но почему, Любый? – нахмурился тот. – Зачем ты так добр к славянам? Ведь они наши враги! Почему нам не сжечь их раненых? Это устрашит тех, кто еще не вступил в битвы! Почему нам не принести в жертву лесным духам нескольких славянских детей? Духи ответят нам благодарностью!

– Нашим потомкам еще долго жить на этой земле, Велихост, – ответил остроносый оборотень. – Если мы польем ее кровью невинных детей и пропитаем мукой умирающих пленников, она насытится злобой, и эта злоба станет отравлять души нашего народа. Зачем нам это, Велихост? Пусть эта земля останется чистой и счастливой, полной красоты и радости. Если мы станем убивать славянских детей и пытать раненых, славяне захотят отомстить. Они будут воевать не зная усталости и жалости и не успокоятся, пока не истребят весь наш род либо не сгинут сами. Зачем нам пробуждать в них ненависть, Велихост? Пусть знают только то, что мы сильнее, что с нами бесполезно воевать. Этого достаточно. Посему я желаю, чтобы на этой войне проливалась кровь только воинов и только в битвах. Что до детей и женщин, каковые не понравятся нашим парням, до стариков и увечных мужчин, выживших на поле боя, то поутру посадите их в лодки и отправьте вниз по реке. А не хватит лодок, свяжите им плоты! Пусть в Вологде знают, что эта земля больше не принадлежит славянам. Пусть поймут, что случится со всеми воинами, каковых они попытаются отправить вместо этих.

– Да будет воля твоя, Любый, – почтительно склонил голову шаман и поспешил в разоряемый дом.

Часть первая

Васильки в ногах

Это был всего лишь миг: смартфон пискнул об эсэмэске, он опустил глаза на звук, сунул руку в карман – и тут же ощутил сильный удар в плечо.

– Какого… – ругательство Андрей оборвал на полуслове, успел вовремя проглотить, увидев жалобное личико потирающей лоб девушки:

– Мамочки, больно-то как!

– Простите, пожалуйста. Отвлекся. – При виде хрупкой жертвы молодой человек, высокий и худощавый, с темными волосами и острым носом, ощутил себя виноватым. – Позвольте, я посмотрю?

– У вас там кирпич спрятан, да? – Девушка подняла голову, все еще морщась. У нее были большущие глаза цвета кофе с молоком, точеный носик и светлые, словно чистый снег, губы. Подбородок с ямочкой и тонкая шея, воскрешающая в памяти подзабытое слово «лебединая». Легкий аромат жасмина и мускуса с примесью горчинки, словно от новенькой, недавно продубленной кожи. Совсем не женский запах. Похоже, сегодня она воспользовалась чужим дезодорантом… – И чего ты на меня так вытаращился?

– Я студент-медик, – ответил молодой человек. – Смотреть на пострадавших – смысл моей жизни.

– Ну и как там? – слабо улыбнулась девушка. – Голова пополам? Или жить буду?

Андрей запоздал с ответом. Он пытался понять: у незнакомки и вправду губы белые, как снег, или просто помада такая? У молодого человека появилось явственное желание этих губ коснуться. Проверить своими, насколько они холодны…

– Ау-у, человек-кирпич! – окликнула его девушка. – Почему молчишь? Все так страшно?

– Я постигаю пустоту всей своей предыдущей жизни, милая леди, – спохватился Андрей. – И готов осматривать вас бесконечно.

– Спасибо за комплимент, но у меня нет в запасе этой бесконечности. – Девушка снова потерла лоб, а потом вдруг коснулась ладонью его плеча, чуть нажала: – Странно. А ведь кажется мягким. Вы меня тоже извините. Засмотрелась на стрижей, вот и врезалась. У нас в парке их никогда не было.

Андрей понял, что незнакомка уже уходит и через миг навсегда растворится в толпе, унося свою маленькую тайну, свои глаза и голос, и…

– Стойте! – взмолился он. – Простите, девушка, вы не могли бы принять участие в небольшом научном эксперименте? Это займет всего несколько секунд.

– Несколько секунд? – Незнакомка заинтересовалась и остановилась. – Десяти хватит?

– Вполне, – обрадовался Андрей, завладев-таки вниманием жертвы. – Вы не могли бы сойти с гаревой дорожки и поставить ногу на траву?

Незнакомка пару мгновений колебалась, глядя ему в глаза, а потом осторожно переступила через низкий бордюр парковой дорожки. Тут же вокруг ее туфельки вверх рванулись яркие васильки – и от неожиданности девушка даже отдернула ногу. Цветы исчезли. Незнакомка поколебалась, снова шагнула на газон – и опять вокруг ступни распустилась целая клумба.

– Как ты это сделал?! – Кофейные глаза изумленно округлились.

– Теперь нужно записать результаты, – деловито сообщил Андрей и достал из заплечной сумки тетрадь, щелкнул кнопкой ручки: – Назовите, пожалуйста, свое имя, адрес и номера доступных телефонов.

– Ты меня клеишь? – широко улыбнулась девушка, отступая с газона обратно.

– Я с тобой знакомлюсь, – уточнил студент-медик. – Меня зовут Андрей, учусь в меде, холост, свободен, здоров.

– А я уже почти замужем, – виновато развела руками девушка, наклонилась и поцеловала его в щеку: – Спасибо за фокус, Андрей! Впечатлил…

Она засмеялась, отступив, помахала ладошкой и снова побежала через парк.

– Так как тебя зовут?! – крикнул ей вслед молодой человек.

– Катерина!!! – на миг развернулась девушка и побежала дальше.

– Ну вот, что же всегда так не везет? – разочарование наполнило душу Андрея горечью. Ведь он уже почти завладел незнакомкой – ее интересом, ее помыслами. И вдруг – бац! Тайна унеслась, лишь слегка коснувшись его щеки своим краешком. Ее словно выдернули из-под самого носа, слегка поманив соблазном. И от того потеря показалась втрое желаннее.

Впрочем…

Катя явно испытала неловкость из-за своего «почти замужества». И она назвала свое имя! Похоже, девушка тоже была не против более близкого знакомства и ушла через силу, перешагнув через собственные желания просто из порядочности.

– Порядочность – это хорошо… – решил Андрей и потянул носом воздух. – Но ведь «почти» – это еще не замужем. Ты пока свободна…

Он уловил жасмин и мускус с горчинкой и резко сорвался с места, стремясь успеть к цели, пока легкий путеводный аромат еще не рассеялся.

Запах провел молодого человека через парк во двор одного из домов ближайшего квартала, указал нужный подъезд панельной многоэтажки – закрытый, правда, на кодовый замок. Дождавшись выходящего жильца, Андрей скользнул внутрь, побежал вверх по лестнице, пока на пятом этаже не почувствовал заветный аромат. Медленным шагом он прошел мимо дверей и без труда обнаружил квартиру, возле которой запах обрывался.

– Подожди немного, я скоро, – попросил он китайскую железную дверь и скатился обратно по лестнице.

Но уже через двадцать минут молодой человек опять стоял перед нею, держа в руках большой букет алых роз, пахнущих дешевым одеколоном. Андрею эта маркетинговая хитрость не нравилась – но в найденном поблизости магазинчике других приличных цветов просто не имелось. Впрочем, молодой человек давным-давно заметил, что мало кто из окружающих различает запахи так же хорошо, как он, – и уверенно нажал кнопку звонка.

За дверью послышались шорохи, негромкие переговоры. Но потом щелкнул замок, створка распахнулась.

– Как ты меня нашел?! – Девушка была в черном топике и коротких шортах.

– У меня же сохранились данные эксперимента! – вскинул брови Андрей. – Так что ничего сложного.

– Мой след на траве и имя?

– Было бы желание, и хватит даже запаха духов.

– Однако ты умеешь удивлять, – покачала головой девушка. – Только я уже говорила. Я не свободна. У меня имеется жених.

– Может быть, ты расскажешь об этом подробнее? Например, сегодня вечером на концерте. Надеюсь, ты любишь авторскую песню?

Катя заколебалась, глядя в глаза настойчивого гостя. И тут в прихожей появилась круглолицая, среднего возраста, комплекции и роста женщина в махровом халате, остановилась:

– Какие роскошные цветы! Давно не видела таких красивых.

– А это вам, – улыбнулся женщине Андрей.

– Мне? – удивилась та и чуть взбила крашенные охрой кудри. – В честь какого праздника?

– В благодарность за чудесную дочь.

– О-о, как это галантно! – расплылась женщина в широкой ответной улыбке, приняла букет. – Но ведь вы не Вадим, верно?

– Это Андрей, мама, – посторонилась девушка, пропуская гостя в квартиру. – Просто знакомый, студент из медицинского института. Их корпуса от нас через парк.

– Медик? – вскинула голову женщина. – А вы не могли бы посмотреть мое плечо? Уже полгода болит, измучило совсем!

– Мама! – взмолилась Катя.

– А чего не посоветоваться с другим врачом? – не поняла женщина. – Доктор наш про нервы постоянно что-то непонятное говорит да таблеток на семь тысяч выписал. Вот только толку никакого!

– Конечно, посмотрю, – согласно кивнул Андрей, но уже без улыбки, и опустил заплечную сумку под вешалку.

– Я сейчас, цветы в воду поставлю. Доченька, ты доктора в комнату проводи. Не здесь же он осматривать будет.

– Ты же просто студент! – зашипела на гостя девушка.

– Четвертый курс, – гордо вскинул растопыренные пальцы Андрей.

– Недоучка!

– Мне же не операцию на сердце делать нужно.

– Мне раздеваться? – громко спросили из-за двери.

– Нет, обнаженного плеча хватит! – ответил гость.

– А может, ты извращенец? – подколола его Катерина.

– Почти угадала, – согласился студент. – Показывай, где руки мыть.

В небольшой комнате с диваном и кроватью он усадил женщину на стул, потрогал плечо сперва пальцами, медленно вдавливая их, потом размял больное место между ладонями. Больная охнула.

– Мне нужен шерстяной шарф и горчица, – потребовал от Кати гость. – А вам, леди, горячий чай с малиной или медом.

– Какой шарф и зачем горчица? – потребовала ответа девушка.

– В каком-то из мест, где твоя мама долго находится, ей дует в плечо. И постоянно выстуживает мышцу. Избавьтесь от сквозняка, поносите на плече шерстяную повязку, слегка присыпанную горчицей, через неделю все пройдет, – пообещал Андрей и уточнил: – На ночь повязку можно снимать.

– Я же говорила, мама, давай эту форточку просто заколотим! – всплеснула руками Катя.

– Так ведь тогда кухню вообще не проветрить, – возразила женщина. – Там и так не продохнуть!

– Может, я посмотрю? – предложил гость.

– Не нужно, Андрей, – отрицательно покачала головой девушка. – Мы уже деньги отложили, осенью стеклопакеты поставим.

– Тогда оставшееся время хотя бы не подставляйтесь, пожалуйста, – посоветовал студент больной.

– Спасибо, юноша, у вас золотые руки, – натянула халат на плечо женщина. – Пойду тогда чай поставлю. На вас заваривать?

Молодые люди не ответили, и она махнула рукой:

– Ну ладно, – вышла из комнаты.

– Опять удивил, – признала Катя. – Спасибо.

– Мне несложно, – покачал головой Андрей. – Я ведь в мед пошел потому, что лечить более-менее получается, а не для того, чтобы там научиться. И как насчет концерта?

– Я чувствую подвох! – усмехнувшись, ткнула его пальцем в грудь девушка. – У тебя все и всегда с неожиданностью. Колись!

– Выступление будет в ресторане. Музкафе «Три коровы». Столик, вино, возможность поболтать.

Катя с какой-то грустинкой улыбнулась, покачала головой:

– Почему ты не появился раньше, Андрей? – Она слегка развела руки. – Теперь все. Время свиданий кончилось. Я выхожу замуж.

– Муж, семья, достаток и спокойствие? Все, как положено, согласно графику? – прищурился Андрей. – Нашлась удачная партия, и страшно ее упускать? Это чертовски перспективный парень или состоявшийся серьезный джентльмен?

– Мы знакомы всего три часа! – В голосе Кати появился холод. – Кто ты такой, чтобы читать мне нотации? И что ты можешь про меня знать?

– Очень многое, – склонил голову набок молодой человек. – Например, за минувшие три часа ты три раза сказала, что выходишь замуж… но ни разу не ответила мне, что любишь другого.

– Ты еще и психолог?

– Ты будешь жить в покое и благополучии, но никогда не узнаешь счастья, – взял ее за руку Андрей. – Потому что ты всегда будешь тосковать о любви. Любовь – это такая штука, которую легче потерять, чем не узнать ее вовсе.

– Откуда в тебе старческая мудрость, студент-недоучка? – хмыкнула девушка.

– Наслушался, – пожал плечами Андрей. – Пациентки любят в жилетку поплакаться. Чего им еще делать в процедурке, пока тянется плазмофорез, кроме как не на судьбу свою жаловаться?

– У тебя на все ответ готов, как я посмотрю. – Свою руку девушка так и не забрала. – Тогда посоветуй, студент, что мне делать? Ты ведь знаешь меня целую вечность. Больше трех часов. Бросить все и пойти искать любовь? Так, что ли? Но только ради чего ломать себе судьбу? Мужа надежного и достаток на что променять? На призрачную фантазию? Может, ее и нет вовсе, любви этой?

Девушка стояла перед ним, глядя в глаза, и наполнялась холодом. Холодом ужаса, холодом безнадежности, холодом предчувствия. Холодом, от которого лопаются души и судьбы, – молодой человек ощущал, как морозные колючие льдинки осторожно перебираются с пальцев девушки на его ладонь, крадутся наверх, стремясь выстудить и его тело. Но взгляд Кати заворожил его, не позволяя отдернуть руку, оторваться на безопасное расстояние.

«А может, и нет у нее снежно-белых губ? – вдруг подумал Андрей. – Может, это я, и только я вижу ее такой? Мерзлой, оледеневшей? Может, это только мне, единственному, хочется ее отогреть?»

– Ты когда-нибудь встречал любовь? – придвинувшись ближе, вскинула подбородок девушка. – Ты сам? Поклянись, что она есть! Вдруг поверю?

– Отдай свою судьбу мне, – прошептал Андрей, и теперь уже по его спине пробежал холодок предчувствия.

– После трех часов знакомства? – Катя покачала головой. – И что я получу взамен?

– Мое сердце.

– И все?

– Так больше у меня ничего нет, – чуть пожал плечами молодой человек.

– Ты хочешь, чтобы я отдала себя всю в обмен на твое сердце?

– Все на все, – тихо произнес он.

– Это безумие. Мы даже незнакомы!

– Это безумие, – кивнул Андрей. – Ты согласна?

Катя облизнула свои снежные губы, ее пальцы задрожали. Она закрыла глаза, с силой сжала веки и вдруг выдохнула:

– Да! – Она сглотнула. – А!.. Да-да! Забирай меня всю! Только скорее, пока я не передумала!

Андрей обнял девушку и крепко поцеловал ее. Затем потянул за собой, бегом уводя из квартиры. И снова целовал – в лифте, в такси, на улице, на лестнице, у себя в комнате, торопливо срывая с нее одежду, и в постели, уже став с нею единым целым, целовал жадно, нетерпеливо – словно без Кати всю свою жизнь умирал от жажды и теперь никак не мог утолить ее…

Жажда отпустила его только в вечерних сумерках – чтобы уступить место усталости, неуловимой дреме, и потому в реальность молодого человека вернула испуганная фраза:

– Это что, уже утро?

Андрей открыл глаза, увидел рядом спину сидящей девушки, тоже поднялся, обнял ее за плечи, поцеловал в шею. Катя чуть наклонила голову, прижимаясь к его щеке своей. И вдруг испуганно проронила:

– Что же я теперь маме скажу?

– Хочешь, я сделаю так, чтобы она не вспомнила про твое отсутствие?

Девушка покачала головой:

– Нет, лучше я позвоню… Боже, что я натворила? – выдохнула она.

– Изменила свою судьбу. – Молодой человек опрокинул гостью на спину, поцеловал в горячие пунцовые губы, потом в глаза, пригладил волосы, губами опустился ниже, от подбородка к ключице, к груди.

– Ну и ладно! – засмеялась она. – Словно гиря с души упала. Пусти, мне нужно отлучиться…

Девушка поднялась и вышла из комнаты.

Андрей тоже поднялся, сладко потянулся, подошел к окну, выглянул наружу:

– Солнце над крышей. Похоже, институт сегодня в пролете…

– Мы все проспали! – отозвалась Катя, входя в комнату. – День в разгаре… Ого, что это?!

Андрей повернулся к ней, и девушка увидела татуировку размером в половину его груди: вписанную в круг свастику, которую окаймляли языки пламени. По краю круга шли угловатые, словно ломанные, руны, напоминающие вавилонскую клинопись.

– Коловрат, знак солнца, – развел плечи молодой человек. – Знак огня и вечных перемен. Плюс защита от чар, невезения, порчи.

– Ты сделал себе татуировку свастики? – свистяще прошептала Катя. – Ты что, из этих? Которые таджиков и узбеков убивают?

– Я что, похож на идиота? – не понял парень. – Таджики и узбеки приезжают сюда строить, копать, мыть лестницы, подметать дворы. Работать, делать Русь сильнее и богаче. Если их убивать, изгонять полезные рабочие руки, здесь воцарится грязь и вонь. Какая польза от этого арийской расе? Убивать нужно тех, кто унижает русских, предает и позорит нас. Но это уж точно не узбекские дворники!

– Господи, почему я всего этого не заметила вчера? – пробормотала, в ужасе оглядываясь, Катя.

Если не считать обычного шкафа и постели, комната студента-медика напоминала шаманский схрон. Полки, пусть покрытые лаком, были грубо вытесаны из толстых досок и покрыты рунами. Сверху на них стояли книги, учебники и справочники – а снизу свисали украшенные перьями и когтями палочки, бубен с беличьими хвостами, какие-то бутылочки и берестяные туески. В углу стояли два посоха, над дверью висели ветки полыни, на стенах, прямо поверх обоев, шла цветная роспись в зверином стиле, кружилось на нитках еще несколько коловратов, и даже на потолке – и то красовалась свастика.

– Вчера я тоже, кроме твоих глаз, ничего вокруг не видел…

– Ты нацист и неоязычник… – сглотнула Катя. – Почему же мне так не везет? Почему мои парни всегда оказываются отморозками?!

– Подожди! – вскинул ладони молодой человек. – Я сейчас все объясню.

Наверное, попытайся Андрей ее схватить, Катя бросилась бы бежать. Но он, наоборот, отступил, глубоко вдохнул, распахнул окно, вытянул руку наружу. Через несколько мгновений на нее села синица и принялась деловито чистить перышки. Молодой человек широким плавным движением поднес птицу гостье:

– Ее можно потрогать…

Катя от увиденного чуточку ошалела и на миг расслабилась, провела симпатичной пичуге пальцем по голове:

– И к чему этот фокус?

Молодой человек щелкнул над синичкой пальцами – и внезапно на руке его распахнул крылья огромный остроклювый орел! Оттолкнулся, в несколько взмахов одолел расстояние до окна и вылетел наружу. По комнате закружились сдутые со своих мест листы бумаги, какой-то сор, коричневые перья.

– Ого!!! – отшатнулась к стене гостья. – Что это было?

– Прежде чем ответить, я должен тебе кое в чем признаться, – щелкнул пальцами молодой человек, и окно закрылось. – Я вовсе не фашист, не сектант, не отморозок и не неоязычник. Уж совершенно точно – не «нео». Я самый что ни на есть реальный.

– Реальный – кто? – не поняла девушка.

– Ты только не пугайся… но я колдун, – развел руками Андрей. – Так уж получилось. От меня это совершенно не зависело.

– Лучше колдун, чем нацик, – нервно хохотнула девушка. – Но еще лучше просто фокусник, чем колдун. Или ты сам во все это веришь?

– Фокусникам трудно заниматься врачеванием, – чуть скривился студент-медик. – А оно мне нравится больше, чем создание мороков или мелкие выигрыши на ипподромном тотализаторе.

– Ты делаешь ставки на ипподроме?!

– Стипендия маленькая, а жить на что-то надо, – повинился Андрей. – Но я редко и по мелочи, чтобы не привлекать внимания.

– То есть ты снимаешь эту квартиру? – гостья ненароком выдала свои тайные мысли.

– Нет. Я ее купил… – полушепотом признался молодой человек. – Еще на первом курсе. На самом деле иметь некоторые колдовские способности – это не так уж плохо.

Андрей заговорщицки ей подмигнул.

– Похоже, что да… – заметно успокоилась гостья.

– И теперь, когда ты знаешь все, хочу спросить еще раз… Ты готова обменять свою судьбу на мое сердце? – Андрей протянул ей ладонь, на которой пульсировало самое настоящее, живое окровавленное сердце. Быстро сжал кулак, разжал – и на ладони оказался крупный алый бутон розы. – Последний шанс убежать…

Катя взяла бутон, понюхала. Стрельнула глазами по сторонам, вдохнула, выдохнула, покачала головой:

– Вчера я решилась на самое настоящее безумие, Андрей… Ты даже не представляешь, каково это: вдруг взять и сломать свою судьбу из-за случайной встречи! У меня было такое чувство, что я сделала шаг в пропасть. – Девушка подняла лицо и посмотрела ему в глаза. – Из пропасти не возвращаются, колдун. Я решилась, и теперь моя судьба принадлежит тебе. Что ты будешь делать с нею, чародей?