Kitobni o'qish: «Ведьма»
Глава 1
– Она без сознания, матушка. Ссадины на голове, большая рана на ноге и много мелких повреждений повсюду на теле, должно быть, от падения.
– Хорошо, сестра Анна, обработай ее раны. А я помогу другим сестрам.
– Да, матушка. А что делать с собакой? Она не отходит от женщины ни на шаг. Ну сами понимаете… животное… в трапезной…
– Она же никому не мешает? Ну, так и оставь ее в покое, займись ранеными.
Дана слышала голоса сквозь туман, в котором пребывало ее сознание. Голова гудела, в висках пульсировала боль. А еще нестерпимо горела левая нога ниже колена и весь левый бок. Похоже, она сломала ребра. А что же произошло?
Она попробовала сконцентрироваться и вспомнить, но от этого стало только хуже – к горлу подкатила тошнота, звон в ушах усилился.
«Так, пока оставим все, как есть, вспоминать буду потом».
Она вслушалась в ощущения. Похоже, она лежала на кровати, а вокруг перемещались какие-то люди – их голоса доносились до Даны сквозь шум в голове.
Её руки коснулось горячее и мокрое. Шершавый язык бережно лизнул внутреннюю сторону ладони, а затем туда же ткнулся холодный нос.
«Край со мной! Он жив! Я не одна тут!»
Кстати, а где – тут? Не мешало бы оглядеться и оценить обстановку, но Дана почему-то ничего не видела. Хотя, для этого сначала надо попробовать открыть глаза. Итак, на счет три открываем левый глаз. А дальше – как дело пойдет. Раз, два…
«Опа… а что это такое?» – через узкую щелку еле приоткрытых век она увидела нескольких женщин в рясах (несколько непривычных, но распознаваемых). Монашки суетились вокруг столов, на которых лежали люди. Сама комната была большой и на удивление светлой, в тех монастырях, что Дана помнила, внутри всегда было сумрачно. А тут прямо с потолка лил такой яркий и ровный свет, что при попытке посмотреть туда глаз немедленно пришлось прикрыть, потому что по нему резануло такой острой болью, что Дана опять чуть не потеряла сознание.
«Что это такое? Магия? Такая устойчивая? Как странно, я никогда раньше этого не видела. Ладно, не суть, главное – не смотреть на источник в упор, чтобы в глазах потом не плавали круги. Надо попробовать еще раз».
Она опять приоткрыла глаз и стала наблюдать за немолодой монахиней, которая склонилась над Даной, пытаясь определить ее состояние. Оружия при незнакомке не было, принадлежность к ордену сходу не определить, но Дана никогда и не была сильна в религиозных вопросах. В отличие от магии.
Но, главное – похоже, она в безопасности.
«Вряд ли Кнут здесь, я не чувствую присутствия чужой магии. Да и вообще никакой! Очень странно…»
– Где я?
Дана ожидала услышать свой родной голос, но… не то, чтобы её голос был необыкновенно красив или невыразимо благозвучен, но тот хилый шепот, что вырвался из ее горла, испугал не только монашку, но и саму раненую.
– Ой! – женщина в испуге замахала руками перед лицом, творя какие-то непонятные знаки.
Дана напряглась, ожидая всплеска магии. Но ничего не произошло.
«Что она делала? Что это за пассы правой рукой?»
– Матушка! Матушка! Раненая в себя пришла! – позвала монахиня кого-то на стороне. – Ты, милая, лежи, не двигайся, – эти слова были обращены уже к Дане, – в аварию ты попала на дороге. Мы тебя, почитай, с того света достали, спасибо собаке твоей – в кустах тебя нашли, так далеко ты отлетела. Если бы не собака твоя – ты бы там Богу душу и отдала!
Дана скосила глаз (у нее все еще был открыт только один) и увидела знакомую лохматую голову. Край сидел на полу рядом со столом, на который ее положили, и с надеждой глядел на свою хозяйку. Встретившись с ней взглядом, пес заскулил и начал вилять хвостом.
– Спасибо тебе, Край, – прошептала девушка и попробовала улыбнуться уголками губ.
Лицо не послушалось – то ли у нее не было сил, то ли на нем было столько грязи или засохшей крови, что оно окаменело.
– Слава Богу, вы в сознании! – воскликнула подбежавшая к столу матушка. – Как вы себя чувствуете? Что у вас болит?
– Пить, – попросила Дана, открывая второй глаз.
«Тянем время».
Пока ей несли воду, она попыталась синхронизировать глаза, чтобы они показывали мозгу одно и то же. Звучало смешно, но было крайне неудобно – изображения не сходились, усиливая головокружение и тошноту.
Дана начала глубоко и медленно дышать, закрыла глаза и ушла в себя – послушать маленькую искорку тепла, пульсирующую на границе груди с животом. Искорка от потока внимания начала разгораться в маленький горячий комок энергии. Он разгорелся ярко и чётко, и начал раскручиваться и расширяться, проникая во все части израненного тела – горячая энергия потекла в руки, спустилась в живот, и дальше – к ногам. Лишь в голову пока не дошло, и она осталась холодной. И больной.
«Что со мной? Новая магия? Откуда? Хотя… что-то похожее было, когда я попала под руку Хлуду Косе».
Монахини помогли приподняться, дали воды. Вода была странная, как будто ее долго-долго кипятили.
Сидеть было проще, чем лежать – голова меньше кружилась. И через минутку глаза, наконец, синхронизировались. Тошнота сразу стала проходить.
Она окинула помещение цельным взглядом. Все было чужим и необычным. Высокие белые своды на потолке еще можно было отнести к обычному монастырю. Но кто со скорбными лицами нарисован на стенах? Откуда такое призрачно-прозрачное стекло в окнах? Мебель – необычная. Инструменты в руках у сестёр – какие-то совсем непонятные … И на пострадавших, которые на столах – одежда невиданная. Что происходит?
– Спасибо, – хрипло поблагодарила Дана. – Где я?
– В женском монастыре, милая. Мы первыми оказались на месте аварии, а сейчас вызвали помощь из района, за вами прилетят вертолеты МЧС, заберут в госпиталь.
«Непонятно… Но в подробности пока вдаваться не рискну. И в госпиталь…»
– Меня не надо в госпиталь, – твердо сказала она. – Я уже почти в порядке. У меня почти ничего не болит.
– Как не надо? А это? – монахиня махнула рукой вниз.
Дана опустила взгляд. Левая нога ниже колена была в крови, подол юбки тоже весь пропитался кровью. И на столе подсыхала небольшая багровая лужица.
– Это пройдет, я себя уже лучше чувствую, правда, – она посмотрела на монахинь. – Скажите, а далеко ли столица? Мне надо…
«…предупредить короля», – чуть было не сорвалось с языка, но она решила сначала выяснить, где она вообще.
– Так. Значит, до Горно – Алтайска километров триста, или ты про Барнаул?
Она прикрыла глаза – вопрос совпал с моментом, когда Дана вроде как приспособилась управлять внутренним теплом, и послала его вверх. Плечи и шея перегрелись, но тепло, наконец, зашло в голову. Боль не ушла, но стала терпимой, и совсем пропала тошнота. Внутри стало явно лучше. Снаружи – всё больше непонятней. Она сверилась с памятью, и убедилась, про такие города там не было. И «километров» – тоже… То есть…
– А… Этерна, – Дана нервно сглотнула, – далеко?
Она уже понимала, что спрашивать – тупо. Уже было понятно, что она выпала из одного мира и попала – в другой. Но не спросить она не могла. Пока что – не могла убить в себе надежду, что прошлая жизнь вернётся. Просто не было сил принять, что туман навсегда отсек её от Лекса, мастера Симса, своего славного помощника Ларса, мурчания ласковых вуров. Что вообще весь ее мир для неё – исчез. Насовсем. Навсегда. Необратимо.
Глаза стало нестерпимо жечь, уже привычно все расплылось, но на этот раз разбитая голова была ни при чем, защипало в носу. Но до слез дело не дошло – волной накатил ужас.
«Что с Лексом!? Не узнать. Никогда. А ведь он пришел на помощь! И приказал шагнуть в туман. Это – спасло её, а Лекс остался один на один с Кнутом… прикрывать отход…»
От острой боли в сердце она прикрыла глаза, по щеке, смывая грязь, пепел и кровь, покатилась светлая дорожка.
– Вы про поселок староверов? Так он по – другому называется, – голос монахини выдернул из мыслей, – А вас как зовут? Вы свое имя помните?
«Надо взять себя в руки… и ответить… правду?»
– Да, меня зовут… Дана.
– Ну, и славно! Сестра Анна, помогите Дане, и отправляйтесь к другим, если тут ваша помощь больше не нужна, – распорядилась матушка. – Боюсь, один из раненых не доживет, уж больно плох. Все в руках Господа!
Матушка погладила Дану по голове, окатив теплом руки, вздохнула, сделала тот же знак правой рукой и поспешила в другую часть зала.
Дана проводила её растерянным взглядом, и перевела его на сестру Анну, которая ковырялась в коробе под столом.
– Вы идите, сестра Анна. Мне уже лучше, не беспокойтесь. Я сама себя перевяжу, вы только дайте мне необходимое.
Монахиня коротко кивнула, вынула из короба несколько ослепительно-белых мотков ткани, бутылочку с бесцветной жидкостью, пергаментные пакетики с какими-то порошками.
– Это на рану высыпь все – от воспаления поможет, – сказала Анна, подхватила короб и пошла к другому столу с раненым.
Дана согнулась, чтобы осмотреть свою ногу… И вместе с лёгкой болью от раны, её резко прострелило паникой, что меча – нет. Удар паники был внезапным, резким, как удар в поддых. Её реально стало тяжело дышать от ощущения абсолютной беззащитности и одиночества, от разрыва последней ниточки, связывающей с прошлой жизнью.
«Надо вспомнить, что случилось, когда я шагнула в туман! Тогда, может, я смогу найти свой меч. Еще не все потеряно! Но… тогда мне нельзя отсюда никуда уезжать, ни в какой госпиталь. Что монахиня говорила? Кто-то должен за ними… Кто все эти люди на столах?… Кто-то должен приехать или даже… прилететь!? Как – прилететь? Ездовые птицы? Маги, сломавшие тягу земли – по двое на носилки? Да бред. Как она сказала… «прилетят вертолёты эмчеэс»? Так… допустим, это как «прискачут рыцари короля»… или «прилетят стрелы атамана»… кто такой «эмчеес»?.. потом… «вертолёт». Вертеть-летать… воздушники, закручивающие вихрь и летающие на нём?… сложно…»
Мысли лихорадочно скакали у Даны в голове, пока она перевязывала ногу, краем сознания оценивая раны.
Рана на ноге была неопасной, но большой – на внешней стороне икры была полностью содрана кожа, кое-где – с мясом. Ребра болели, дышать было тяжело, но боль не такая острая, как при переломе. Как при переломе, Дана помнила. Мелкие царапины, она не считала – само заживёт.
«В общем, с таким не умирают. И искусство врачевания, похоже, в этих местах на должном уровне – бинты-то белоснежные, будто не стираные не разу. Грязь вокруг раны от жидкости из склянки вспенилась и сама сошла. Особенно засохшая кровь, которую так-то намучаешься, пока размочишь, особенно холодной водой. Надо такое себе в аптечку».
Помедлив в предчувствиях, Дана всё-таки собралась с духом и сыпанула на рану порошком из пергаментных пакетиков. Чуть защипало и только. Она вздохнула и начала бинтоваться.
Закончив, легла и попробовала направить гуляющее по телу тепло от головы к ноге. От рук и груди жар отхлынул неохотно, не сразу. Но всё-таки потёк в ногу.
– Вот деточка, переоденься, – Дана открыла глаза и увидел у стола пожилую монахиню с рясой в руках, – Твое платье совсем изодрано и все в крови. У нас только такая одежда. Мирской нет, но это лучше, чем твои лохмотья. Тебе помочь?
– Не надо, сестра, я сама. Спасибо.
Дана сделала глубокий вдох-выдох и начала вставать…
Монахиня с удивлением провожала взглядом шатающуюся женщину с множеством ран, только что пришедшую в себя после страшной аварии, но уже сумевшую сесть, перевязать себя, самостоятельно встать, спросить, где укромно и пойти переодеваться. Следом за женщиной, прихрамывая, брела большая лохматая собака.
«Сильная. И стыд не растеряла», – подумала монахиня, перекрестила их вослед и вернулась к своим делам.
Простая темная рубашка оказалась впору. Широкая длинная юбка (с удивительным растягивающимся поясом!) на вкус Даны была коротковата. Но ходить в окровавленных драных лохмотьях было нельзя, тут монахиня была права.
Дана осторожно выглянула из своего укрытия, скорее всего – кухни, так тут стояло много разного вида посуды. Выглянула – посмотреть на монахинь и понять, куда девать непонятный пока темный треугольный кусок тонкой ткани.
«Наверное, на голову. Вон у двух молоденьких девчонок такие есть. Правда одежда у меня, не длинные черные балахоны, а юбка с кофтой, но… да. Тут никого с волосами навыпуск. Лучше не выделяться. Но как это правильно намотать? И как это мне можно наматывать? Вдруг это символ какой, как корона… про который все знают, – как…»
Дана высунулась из-за угла, подождала полминутки и позвала:
– Сестра Анна!
Монахиня поспешила с тревожным лицом.
– Все в порядке, не волнуйтесь! Помогите мне, – Дана встряхнула треугольником, – а то пальцы пока что-то не очень слушаются.
– Тебе необязательно платок носить, ты же не послушница, – терпеливо пояснила сестра Анна.
– Но я хочу, как у вас! – попросила Дана, посмотрев собеседнице в глаза. – Я без этого… так будет неправильно.
Анна на мгновение задумалась, протянула с сомнением:
– Уж больно отважная ты, девочка. Похоже, из местных… Послушай, ты из Семеновых? Обрядница?
На всякий случай, Дана кивнула. Похоже, это обстоятельство многое монахине объяснит. Потом, в крайнем случае, можно извиниться.
– Что же ты, милая, нам сразу не сказала? С тебя же и спрос другой! Ох, слава Богу, теперь мне все понятно! На вот, полотенчико тебе, лицо хоть немного вытри, а то одни глаза только и видны!
Сестра Анна тряхнула тканью, расправляя ее, накинула платок Дане голову и быстро завязала его, но на другой манер, не как у послушниц – обернула вокруг шеи и низко спустила на лоб.
– Отсюда не отходи, милая, – наставила Дану монахиня, – как суета закончится, мы к матушке пойдем. И врачам тебя, все равно, показать бы надо, – сестра Анна посмотрела на девушку, впрочем, без всякой надежды, – но ты ведь не пойдешь?
Дана покачала головой.
– Ну, как знаешь. Мне идти надо, у нас один пострадавший умирает – не дождется он, по всему видать, помощи. Матушка велела побыть у него. Смотри, не уходи отсюда никуда, хорошо?
Договаривала Анна уже на ходу – спешила к дальнему углу зала, где у окна на столе лежал мужчина. Вокруг все было забрызгано кровью, суетились люди.
Дана постояла полминутки, прислушиваясь к себе. Особенно – к глазам. А потом тихо выскользнула из кухни и пошла в зал. Во всеобщей суматохе, стонах раненых и переговорах монахинь никто не обратил внимания на еще одну женщину, чей взгляд скользил по раненым.
Мужчина средних лет в странной одежде с разорванной штаниной. Забинтована голова, сломанная рука висела тряпкой вдоль тела и была неестественно вывернута. Две послушницы хлопочут – срезали штанину, перевязывая кровящую рану на бедре. Сердце человека – сильное, источник жизни все еще яркий.
«Этот выживет, хоть и страдает от боли. А этот уже отключился, что хорошо. У него полно переломов, и быть без сознания – лучше. Выживет, если убавить боль, пока он не придет в себя. Надеюсь, монахини знают какой-нибудь способ».
Еще два крупных мужчины были целехоньки, не считая мелких царапин. Но по пустым глазам и обмякшим лицам было видно, что они в шоке.
Она дошла до стола у окна, и встала поодаль в ногах – с другой стороны раненого загораживали две широких спины.
– Петрович, ты это, ты держись! – бормотал один из здоровяков, склонившись над умирающим. – Ты чего это удумал, а? Ну, куда же мы без тебя, Петрович?
«А вот тут дело плохо. Внутреннее кровотечение, ребра переломаны, разбита голова. Если не умрет от потери крови, то от боли – точно».
Внутренняя энергия почти погасла в теле еще недавно сильного и здорового человека. В животе еле-еле теплился слабенькая искорка, готовая в любой момент вспыхнуть последний раз и погаснуть. А остальное тело уже потихоньку холодело от потери крови и жизненной силы».
Мужик вдруг открыл глаза и осмысленно посмотрел вокруг себя. Слабая гримаса, напоминающая улыбку, скривила его лицо.
– Петрович! – обрадовался мужик. – Держись! Леха, Колдун глаза открыл, ему лучше! – крикнул здоровяк третьему приятелю, сидевшему на стуле в изголовье.
Тот немедленно подскочил и посмотрел на умирающего с надеждой.
«Ошибаетесь, ребятки!»
Дана подумала, и пошла к столу. Леха, как почуял, мгновенно перетёк, загораживая проход. И замер, давя тяжелым недобрым взглядом. Друг? Соратник? Охранник? Вот и второй подоспел. явно видно, что напарники…
– Пропусти, – жёстко произнесла Дана. – Я хочу помочь.
Стена из костей и мышц не шелохнулась. Леха прошёлся по ней взглядом, прошипел яростно-отчаянно:
– Да чем ты можешь помочь?! Ты – кто?! Монашки сказали, что он… что ему…
– Как хочешь, – Дана не стала дослушивать истерику, Развернулась в сторону кухни, бросила через плечё с первым шагом: – Считай, что потерял работу.
– Погоди! – Леха догнал, схватил за плечо.
Плечо, ушибленное и в царапинах, припекало от внутреннего огня. Но когда бугай в него вцепился, оно вспыхнуло болью. Она стиснула зубы, зажимая в себе ругань. И посмотрела на руку, затем в глаза Лёхи. Он резко отдёрнул руку.
– Я не то хотел сказать, – он нервно облизывал губы, – я хотел… Короче – помоги, если можешь. Ну, хотя бы попробуй! Колдун – он, понимаешь, он такой мужик! Он такой…
– Отойди.
Леха, непонятно для себя почему, заробел перед какой-то монашкой. Уж больно уверенно себя она вела – как будто все тут у нее в подчинении. Он отшагнул, давая пройти к Колдуну. Дернулся шугнуть следом, и сам себя дёрнул обратно, чтобы не мешать какой-то девчонке в старушечьем платке по брови лечить босса.
Дана положила руку на живот умирающему. Закрыла глаза и сосредоточилась на ощущениях. Мельком отметила, что с закрытыми глазами она продолжала видеть. И даже смутно видела на десяток шагов за стеной. Только картинка стала туманной и черно-оранжевой. Изменились и звуки, став чище и резче. Обострилось обоняние – нос наполнился новыми запахами, и усилились уже знакомые. Пяток секунд она просто привыкала к новым ощущениям, а потом вернулась к раненому.
«Надо закрыть рану, из которой внутрь живота течёт кровь… Интересно, если просто влить своей жизни – поможет? И если да, то как бы самой не того… Ведь тоже… на силе воли двигаюсь. Ах, была не была, надо попробовать! Надеюсь, потеряюсь и упаду раньше, чем отдам последнее…»
Через десять минут Колдун продолжал жить. И искорка, разгоревшаяся в животе, потянулась теплом и затянула что-то, откуда лилась кровь. Дана переместила руку на голову – убрать боль, чтобы он пришёл в сознание и помогал бороться за свою жизнь. Источник его жизни все еще оставался крохотным, но уже не грозился погаснуть в любой момент.
«Сейчас уйдет боль».
– Посмотри на меня, – Дана обратилась к своему пациенту, – открой глаза.
За ее спиной сгрудились монахини, те, кто был свободен от помощи раненым. Они что-то синхронно шептали, но это не мешало Дане в ее целительском эксперименте.
– Как его имя?
– Александр Петрович… Александр! – торопливо ответил Леха.
Знакомые сочетания букв ранили прямо в самое сердце. Александр… Лекс…
Чувство горечи сбило было концентрацию, но человек на столе застонал – и Дана выскользнула из воспоминаний.
– Александр, открой глаза, – твердо попросила она, – ты меня слышишь, я это знаю. Сейчас уйдет боль, я обещаю.
Веки раненого дрогнули и медленно поползли вверх. Затуманенные болью глаза остановились на лице девушки. Сморгнули. Прояснились, отгоняя боль от разума.
– Ты, это… ты как это делаешь-то? – забубнил под боком второй охранник. – Леха, ты смотри, он же живой! Петрович, ты это… ты молодец!
Дана улыбнулась уголками губ.
«Я помогу этому Александру здесь, а тому… пусть помогут, где он ни был, тот, кто в силах это сделать!»
Она закрыла глаза, нашла его искорку и начала подливать своей силы и потихоньку раскручивать вихрь.
Через час в зал начали вбегать люди в странной белой одежде. Первые сразу же ринулись к столу с пациентом Даны. Должно быть, среди раненых он был самым важным.
Клубок жизненной энергии в груди Колдуна уже заметно увеличился в объеме и теперь медленно, но уверенно вращался. Ещё не заращивая, но уже удерживая в живых.
Дана, почуяв настрой этих людей в белом, отпустила пациента и отшагнула. Без её поддержки, всё могло откатиться, но эти пришедшие должно быть, знали, что делать. А ей самой сейчас лучше всего затеряться в толпе. Хотя, сестра Анна согласилась с тем, что ни в какой госпиталь девушка не поедет… и не полетит, тем более.
Суета вокруг раненых стремительно нарастала – их укладывали на носилки и выносили на улицу. Дана, чтобы не мешать, вышла и встала у стенки. Глядя на большую хвостатую карету с окном впереди, рокочущую и шуршащую положенной на бок ветряной мельницей на крыше. Только лопасти были не тряпичные, а будто из длинных двуручных мечей… подходить близко Дане сразу расхотелось.
Когда Колдуна проносили мимо, он слабо шевельнул рукой. Но этот жест немедленно заметил ближайший к нему охранник, подскочил к шефу и придержал носилки. Колдун был в сознании, он внимательно посмотрел девушке в лицо и тихо прошептал:
– Я тебя найду.
По лицу Даны промелькнула горькая усмешка от воспоминания, когда она слышала это в прошлый раз.
Она вздохнула, провела по лицу рукой, разглаживая его. И пошла на кухню искать еды.
