Kitobni o'qish: «Пленники Эсте»

01. Перши Паре

Перши выглядел молодо. Слишком молодо. На вид лет восемнадцать. Юнец не видавший жизни, но успевший забить себе голову бунтарскими мыслями и отрицанием всего, что считалось приемлемым в обществе. Такое бывает, причем со всеми подростками, но у большинства из них подобная дурь выбивается родителями еще до достижения совершеннолетия. Паре видимо не били в детстве, а может наоборот – совали подзатыльники за каждую провинность. Как бы то ни было, паренек встал не на тот путь, связался с плохой компанией, и жизнь покатилась по наклонной. Сначала мелочь: драки, хулиганство, воровство; потом преступления посерьезнее, и вот Перши Паре приговорен к ликвидации.

Молодой, тощий, с бледной кожей и ярко выраженными азиатскими чертами лица. Совсем еще пацан. Паскаль от всей души надеялся, что парню больше чем кажется, гораздо больше. Вот они издержки профессии: можно устранять преступников, пребывая в уверенности, что выполняешь важную работу, избавляя общество от мрази, но однажды тебе прикажут ликвидировать вот такого малолетку Перши Паре, и ты уже не знаешь тот ли путь выбрал и твое ли это призвание убивать людей.

Перши отирался возле проезжей части, недалеко от трамвайной остановки и по-видимому кого-то ждал. Паскаль наблюдал за пареньком из укрытия, стараясь приметить какие-то детали, способные помочь ему в предстоящей охоте. Час был поздний, «солнце» зашло давно. Весь освещаемый участок остановки был занят людьми – трамвая не было уже долго. Слева от остановки не горело несколько фонарей. Паскалю не хотелось убивать Паре на глазах у прохожих, поэтому пацана нужно было спугнуть, дабы увести подальше от скопления ненужной публики. Если обозначить себя, то Перши непременно попытается скрыться в темноте, это и было нужно, вот только место выбрано не совсем удачно: дальше за остановкой располагается трамвайное депо, и затеряться среди машин преступнику будет проще простого.

Паскаль пересчитал возможных свидетелей: девять человек. Девять темных силуэтов под желтой лампой остановочного освещения. Никому нет дела до того, что происходит вне поля их проблем, основными из которых были назойливые насекомые, роящиеся в свете фонарей, и трамвай, отошедший от депо с полчаса назад и «застрявший» где-то на дорожной развязке.

На самом деле это все иллюзия. Это сейчас кажется, что люди поглощены собственными мыслями. Но стоит чему-то случиться, произойти какому-то даже самому незначительному событию, и заголовки всех завтрашних новостей будут кричать о случившемся, а это уже нарушение всех норм, всех правил и законов, вообще всего, за что все так рьяно боролось общество. Нет, Паскаль не станет убивать Паре здесь. Где угодно, только не здесь.

Внезапно проезжая часть осветилась яркими огнями вдруг заработавшего освещения. Вот и причина задержки трамвая: оказывается, все это время попросту не было электричества в сетях.

Перши вперился удивленными глазами в охотника, наблюдавшего за ним с противоположной стороны улицы. Паскаль был удивлен не меньше – он-то думал, что здесь всегда так темно. Но, оцепенение «жертвы» длилось недолго. Быстро придя в себя, Паре рванул во всю прыть в сторону депо.

Охотник кинулся следом, но, зацепившись ботинком за поребрик, едва не растянулся на проезжей части. Дабы не ободрать себе локти и подбородок, Паскаль сгруппировался и, перекатившись, снова оказался на ногах. Пронзительный звук сигнала ударил в барабанные перепонки. Охотник встал как вкопанный, встретившись взглядом с машинисткой подошедшего трамвая. Вагон, скрипя подвеской, остановился в нескольких сантиметрах от Паскаля. Люди на остановке зашумели, выражая свое возмущение нарушителю спокойного течения их мыслей.

Спустя мгновение, охотник пришел в себя и вновь пустился за своей жертвой. Он сильно отстал от Паре, но все еще надеялся настичь его, прежде чем тот успеет добежать до неосвещенного участка. Тяжелые ботинки гулко стучали по металлическому полу, выдавая преследователя, насекомые лезли в лицо, а спертый влажный воздух, казалось, был начисто лишен кислорода.

Перши был молод и быстр, но Паскаль получил статус охотника не за здорово живешь, и выносливости ему было не занимать. Спустя десяток-другой метров, расстояние между ними стало заметно сокращаться. Вдруг освещение снова погасло. Остались гореть лишь несколько далеких фонарей да лампы внутри ангаров, расставленных равными рядами по ту сторону депо. К этому времени Паре достиг путей и спрыгнул с платформы на железную дорогу. Перебравшись через стрелочную развязку, он помчался наперерез приближающемуся составу, намереваясь «отрезать» охотника. Сцепка состояла всего из четырех вагонов, но этого было бы достаточно, чтобы Паскаль потерял след, ибо со следующего пути брали свое начало ряды списанных локомотивов, предназначенных для утилизации. Если Перши достигнет этого кладбища техники, то сможет уйти, это сильно усложнит задачу по его дальнейшей ликвидации, ибо паренек непременно «заляжет» и объявится совсем не скоро.

Паскаль сбавил ход, расчехляя на ходу оружие. Это был армак – винтовка Сумаку, сделанная по спецзаказу в закрытых мастерских Эсте: укороченная «рельса», усиленные катушки и сверхъемкие конденсаторы. Уступая прочим стволам в точности прицеливания, армак стократ выигрывал в мобильности и поражающей способности.

Одно нажатие на курок, и цельнометаллическая болванка, разогнанная в магнитном поле, пробьет тело Паре, несколько вагонов и застрянет внутри какого-нибудь мотора, если не прошибет на вылет все «кладбище», состоящее из пары десятков рядов. Конечно, сейчас подобная сила была ни к чему, но Паскалю по долгу службы приходилось иметь дело не только с людьми, но и с порождениями технологий, а тут уже сетовать, что не прихватил с собой гаубицу, было бессмысленно и смертельно опасно. Так что, винтовка, заменяющая собой противотанковое ружье, была всегда кстати. Кроме того, из пистолета Паскаль все равно не достал бы своего противника, с такого-то расстояния.

«Ну вот и все, Перши. Все вышло как нельзя лучше. Свидетелей нет. Ничей покой не нарушен и мир избавлен от еще одного преступника, пусть совсем молодого и возможно даже не заслуживающего смерти».

Паскаль остановился, вскинул армак, медленно выдохнул и спустил курок.

Состав был уже совсем близко. От спасения Паре отделял всего один прыжок, через выемку с рельсами по которой двигались вагоны. Машинист неистово давил рычаг тормоза и гудел сиреной, завидев бегущего под колеса человека, но было уже поздно. Достигнув проема, Перши прыгнул. В самой верхней точке прыжка заряд настиг его, ударив между лопатками и перевернув в воздухе. Беглец влетел в корпус списанного трамвая, стоящего на соседнем пути, выбив спиной окно и застряв в проеме кверху ногами.

Состав наконец остановился, перекрыв охотнику дорогу.

Отдышавшись и обойдя вагоны, Паскаль показал остолбеневшему машинисту жетон охотника и знаком дал понять, чтобы тот проезжал дальше.

Когда состав удалился, охотник подошел к мертвому Паре, включив фонарик. Паренек висел вниз головой, по его молодому лицу стекали темные струйки крови и, собираясь в длинных спутанных волосах, капали на покрытый ржавчиной пол. Забравшись во внутренний карман куртки, Паскаль вытащил карту-ключ от дома Паре, положив вместо нее ордер на ликвидацию. Еще раз осмотрев место исполнения приговора, он попытался выдернуть тело из оконного проема, но так и не смог. Да и черт с ним, пусть с этим разбираются стражи. Работа охотника была выполнена, причем выполнена чисто, остальное Паскаля не должно было волновать, разве что возраст Паре не давал покоя. Чего же такого успел натворить молодой Перши, что его приговорили к ликвидации?

Сунув ключ-карту в карман, Паскаль двинулся к выходу.

Покинув депо, он вышел ко все еще погруженной во тьму проезжей части, перешел улицу, и достигнув ближайшего терминала, отправил сообщение об успешной ликвидации. Рабочий день закончился, но охотник не спешил домой: нужно было наведаться в жилище только что убитого Перши, пока стражи не опечатали там все, и попытаться выяснить, чем тот занимался. Почему-то Паскаль чувствовал такую необходимость.

* * *

В трущобах не спали. Горели фонари, верещали детишки, где-то звучала музыка и голоса веселящейся молодежи. Паскаль прошел по узким улочкам до дома недавней жертвы, отметив про себя, что совсем не хочет «производить обыск», но отделаться от чувства вины после убийства паренька никак не мог. Нужно было проверить все, хотя бы для того, чтобы убедиться, что Паре и вправду был опасен для общества, и его смерть была необходимой мерой. Паскаль терзал себя мыслями, что совершает акт некоего очищения совести, ради собственного спокойствия и от этого было тошно. Втайне, где-то очень глубоко в душе он надеялся, что обнаружит нечто такое, что оправдает и Перши, и его самого. Так было бы проще.

Вокруг было чисто: улочки убраны, помоями не воняло, хотя этот район всегда ассоциировался с чем-то не очень приятным. На самом деле трущобы были просто пригородом Урбо – основного поселения на Эсте и, вопреки всему, местом для сбора всяческого отребья не являлись. Здесь обитали те, кто выбрал свободное существование, отдельное от общества, от его правил и законов. Здесь существовали свои законы, не менее справедливые, чем в городе, может менее гуманные, но, тем не менее, достаточно строгие. Однако данное обстоятельство не означало, что стражам нет дела до этого района. Вовсе нет. В трущобах регулярно проводились проверки, диспансеризация являлась чуть ли не обязательным условием для проживания, а агенты генетического контроля, так вообще едва ли не присутствовали при каждом совершаемом половом акте. Несмотря на это, район всегда считался свободной зоной на Эсте и отнять это чувство независимости у его жителей никому было уже не под силу.

Паскаль прошел мимо шумной компании молодых людей, которые тут же притихли, признав в нем охотника, немного задержался на пересечении двух улиц, вспоминая выданный Департаментом адрес Перши, отогнал от себя мысль, что молодой преступник запросто мог проживать с родителями или невестой, например, затем двинул дальше. В трущобах было опасно, здесь могли скрываться настоящие отморозки, коих всегда хватало, не смотря на бесчисленные рейды стражей порядка. Впрочем, Паскаль понимал это, равно как и понимал, что в самом мегаполисе было ничуть не лучше. На то он и был охотником, на то Департамент и утвердил данное подразделение, перестав надеяться на стражей.

Наконец, Паскаль обнаружил нужное строение. Обычная многоэтажная коробка, собранная из пустых контейнеров. Лестницы, сваренные из железа, принесенного от заброшенных заводов, неаккуратные вырезы для окон, «остекление» собранное из кусков прозрачного пластика, тряпье на полу вместо ковров, несколько самодельных фонарей освещающих площадку возле дома, наверняка запитанные без соблюдения каких-либо правил безопасности.

Паскаль вошел внутрь, пропустив мимо себя ватагу ребятишек. В коридоре было светло, и немного шумно от работающих вентиляторов, что выгоняли влагу из помещений наружу. Вообще на Эсте всегда было сыро. С самых давних пор, и даже еще раньше.

Не найдя нужной комнаты (номера были намалеваны краской прямо на дверях), охотник поднялся на второй этаж. На ступенях ему встретилась девушка лет девятнадцати-двадцати с довольно странным макияжем и совсем уж скромным количеством одежды. Она что-то курила и не удостоила охотника даже взглядом. На Эсте курили, не смотря на запреты. Курили, по мнению Паскаля, все подряд, что можно было высушить и скрутить в папиросу. Особенно увлекалась этим молодежь, выращивая табак и прочие курительные культуры, даже под страхом ликвидации. Может Перши был приговорен за распространение? Вряд ли, как правило за это сначала судят, потом назначают исправительные работы, и лишь после того, если перевоспитания не произошло, приговаривают к ликвидации. Паре был молод, и даже если его взяли за распространение, сейчас он должен был вкалывать где-нибудь в плавильне или на водоочистке, в зависимости от тяжести преступления.

Обнаружив нужную дверь, Паскаль сунул ключ-карту в приемник. Дождавшись щелчка магнитного запора, он толкнул створку и вошел внутрь. В помещении никого не было, но свет горел. Обстановка вполне соответствовала району: драный диван, пара таких же кресел, стол на трех ногах и ящике из-под какого-то красителя, судя по маркировке. Обескураживало наличие книжной полки, заставленной технической литературой, принесенной, видимо, из библиотеки закрытого города. Больше на Эсте книг взять было попросту негде. Бумага производилась из синтетического сырья, но чаще использовалась для записей и рисунков, нежели в качестве носителя информации. Вместо книг и учебников были компьютеры и коммуникаторы, коих со временем становилось все меньше, но альтернатива пока оставалась не найденной, поэтому электронные накопители занимали первое место по популярности.

Паскаль осмотрел стол, заваленный бумагами. Среди исписанных какими-то формулами и расчетами листков попадались чертежи всевозможных агрегатов и план-схемы различных областей Эсте. Охотник мало что понимал в этом, но наличие такого количества подобных вещей ему показалось странным. Заметив в углу комнаты терминал, Паскаль включил его.

– Ээ… привет, – послышалось от входной двери.

Паскаль едва удержал руку, инстинктивно дернувшуюся к оружию. «Надо было захлопнуть дверь», – возникла запоздалая мысль.

– Привет, – ответил он вслух, поворачиваясь на звук.

На пороге стояла та самая девица, что курила на лестничной площадке.

Она махнула рукой отгоняя назойливых мотыльков, проникнувших в помещение вслед за ней, и вошла внутрь.

– Ты ведь охотник, да? – спросила девушка.

– Да, – ответил Паскаль.

У него появилась возможность разглядеть ее. Она оказалась вполне милой на лицо, не смотря на яркий макияж и густую подводку. Сожженные перекисью волосы были небрежно собраны в хвост, хотя еще на лестнице они, кажется, были распущены. Коротенькая, до пупка, маечка вызывающе обтягивала ее грудь, немного крупноватую для возраста незнакомки, а миниатюрные шорты не расходились по швам просто каким-то непостижимым образом. На ногах были ботинки, обычные носимые всеми жителями Эсте ботинки, на твердой подошве, с высоким голенищем и шнуровкой.

– Ты убил Перши, так? – спросила она Паскаль не ответил.

– Да, я знаю, ты убил его, – не унималась девушка. – Иначе тебя бы не было здесь. Кстати, что ты ищешь?

– Доказательства, – сухо ответил Паскаль, стараясь не смотреть на обнаженные участки ее тела.

– Доказательства чего?

– Того, что убил его не напрасно.

– Странно, – пожала плечами она. – Разве это делается не наоборот?

– Наоборот, – согласился Паскаль. – Но я не занимаюсь расследованиями. Я лишь исполняю приговор.

– То есть, – улыбнулась незнакомка, присаживаясь на спинку кресла. – Ты сначала убил его, а потом усомнился в правильности приговора.

– Получается так.

Она посмотрела на него с сочувствием. Ему не понравился этот взгляд, вообще вся ситуация граничила с абсурдом, но отступать было уже поздно. Повисла неловкая пауза.

– Как тебя зовут? – спросил охотник.

– Зачем тебе?

– Можешь не говорить, если не хочешь.

Девушка промолчала. Может и вправду не хотела говорить, а может решила, что момент уже потерян и возвращаться к этому вопросу не совсем удобно.

– Чем занимался Перши? – спросил Паскаль.

– Не знаю даже, – ответила она. – Носился по палубам как угоревший, все мерил что-то, да считал. Я слышала он связался с Риганом. Знаешь такого?

– Немного, – произнес охотник, возвращаясь к бумагам на столе. – Риган, вроде как отступник, ренегат. Пытается влиять на массы, но слушать его особо никто не хочет. Департамент считает его не опасным. Но за связь с Риганом Паре не стали бы приговаривать к смерти, максимум на исправительные работы.

– Может Департамент изменил мнение? – предположила девушка.

– Запросто, – согласился Паскаль. – Хотя, вероятность этого совсем ничтожна.

Он поднял со стола листок с изображением какого-то плана. Местность не была знакомой, впрочем, и остальные рисунки также содержали неизвестные схемы, но охотник был уверен, что это какие-то ключевые точки Эсте.

– Знаешь, что это? – спросил он, показывая листок девушке.

– Какой-то чертеж, – пожала плечам она.

– Понятно, – вздохнул Паскаль, решив, что ничего существенного он от нее не добьется. – У Перши были друзья или родные?

– Родных не видела. Насчет друзей тоже сложно сказать, здесь бывали разные люди… каждый раз разные, так что… Все-таки, что ты ищешь?

– Я уже объяснял, – ответил охотник. – Хочу выяснить за что его приговорили.

– Да ладно, перестань, – усмехнулась она. – Вешаешь мне лапшу. Так и скажи, что хочешь выследить остальных: Ригана и прочих…

– Думай, что хочешь, – отмахнулся Паскаль.

Бросив бумаги на стол, он собрался уходить.

– А тебя как зовут? – внезапно спросила девушка.

– Том, – ответил он.

– В смысле Томас?

– Да, Томас. Томас Паскаль.

Она снова посмотрела на него пристально. Он не мог себе позволить подобного, уж слишком мало на ней было одежды, боялся, что она воспримет его взгляд иначе, чем того хотелось. Впрочем, это не имело особого значения: Паскаль был уверен, что не увидит ее больше никогда.

– Слушай, – произнес он. – У меня к тебе небольшая просьба.

– Валяй, – усмехнулась незнакомка.

– Через час, может полтора, сюда явятся стражи. Не говори им обо мне. Хорошо?

– Почему?

– Не хочу, чтобы мне перекрыли доступ к этому делу.

– Ладно, – дернула плечом она и, поднявшись со спинки кресла, вышла на лестницу.

Паскаль закрыл дверь, оставив свет включенным, как это было до его прихода. Да, он ничего не выяснил, ничего не понял, но желание разобраться с этим делом осталось, и совесть здесь уже играла не такую важную роль. Перши не мог быть маньяком, убийцей или насильником, это просто не помещалось в голове охотника, и пока Паскаль не узнает, что послужило поводом для ликвидации, останется именно при этом мнении.

– Марта, – произнесла девушка вслед. – Меня зовут Марта.

– Рад знакомству, Марта, – улыбнулся Томас и легонько пожав предложенную руку, направился вниз по ступеням.

– Еще увидимся, Том.

– Непременно.

Чувство того, что из него просто «вытащили» нужную информацию, не покидало Паскаля еще очень долго.

* * *

Элине Ламанг было двадцать пять, по крайней мере таков был ее официальный возраст, хотя выглядела она лет на пять старше. Последние четыре года она была главой Департамента и имела полный доступ ко всем библиотекам и хранилищам Эсте, соответственно она была в курсе всех выносимых приговоров и решений, более того принимала личное участие в составлении некоторых из них.

– Привет, Том, – поздоровалась она своим обычным нарочито ласковым голосом, едва ее бледное лицо возникло на экране терминала.

В жилище охотника царил полумрак. Тусклый свет городских улиц проникал в помещение через единственное, но достаточно большое окно, и очерчивал ровный голубоватый прямоугольник на противоположной стене с постоянно мелькающими внутри него тенями. Одинокая лампа, горящая в углу комнаты, совсем не добавляла света, но подчеркивала его дефицит.

Обстановка комнаты была весьма скудной: терминал с прямым выходом в сеть, вращающееся кресло на колесиках, да кровать у стены, рассчитанная на одного человека. У Паскаля не было кухни, позволить себе готовить самостоятельно на Эсте могли только зажиточные жители, все остальные питались либо пайками выдаваемыми специальными раздатчиками, либо в столовых по жетонам. Причем жетон давал некоторые привилегии, хоть и зависящие от социального статуса и занимаемой должности.

– Доброй ночи, – вздохнул Томас, испытав неловкость, что поднял Ламанг в столь поздний час.

– Не спится?

– Да.

– Ну, рассказывай. Что тебя гнетет?

Элина не была яркой личностью, не появлялась в новостях, не проявляла участия в жизни общественности, она была плохим политиком, но на Эсте не было необходимости в обратном. На Эсте вообще не существовало политики.

У Ламанг были темные волосы, серые глаза и бледные, почти бесцветные губы. Паскаль никогда не видел на ней макияжа, не видел какой-либо другой прически, кроме «конского хвоста», что она носила. В ней не было ничего сексуального. Она была стройна, даже слегка худощава, среднего роста, и могла «гордиться», наверное, первым размером груди.

Томас иногда ловил себя на мысли, что испытывает к Элине какие-то чувства, уж очень хорошо она вписывалась в его серую жизнь, переполненную сомнениями и вечными поисками себя, которые, впрочем, дальше мысленного самобичевания никогда не продвигались. Но, бывали времена, когда он откровенно ненавидел ее, ненавидел Департамент, свою работу и вообще все, что было связано с приговорами и их исполнениями. К счастью, сегодня был не такой день.

– За что приговорили Перши Паре? – спросил он, решив не тянуть время.

Получилось немного резко.

– Почему тебя это интересует?

– Ты пытаешься уйти от ответа?

– Вовсе нет, – в ее голосе появились стальные нотки. – Я лишь хочу напомнить, что подобная информация не предназначена для охотников.

Томасу захотелось выключить терминал. Правда, он понимал, что это приведет лишь к тому, что Элина пойдет досыпать, а он промучается всю оставшуюся ночь, надеясь, что она перезвонит. Тем не менее, желание было столь сильным, что ему пришлось встать из кресла.

– Это не запрещено, – почти крикнул он.

– Это не рекомендовано. Ради твоего же блага, – парировала Элина. – Если ты будешь вникать в каждое дело, у тебя не останется времени для работы, зато сомнений появится столько, что ты потеряешь бдительность и погибнешь, рано или поздно.

– Лучше умереть с уверенностью…, – вздохнул Паскаль.

– …Чем жить и сомневаться, – закончила Ламанг. – Знаю, слышала не раз. Но, прошу тебя, Том, не забивай себе голову…

– Я тоже тебя прошу, – произнес он, возвращаясь в кресло. – Ты должна меня понять, не каждый день приходится убивать восемнадцатилетних мальчишек.

– Ему было двадцать…

– Тем не менее, я хочу знать, за какое преступление…

Элина вздохнула.

– За самое страшное преступление. За преступление против человечества. Перши связался с Джоном Риганом. С отступником, который собрал вокруг себя группу единомышленников и разносит по округе весть, подкрепляемую самыми нелепыми аргументами: якобы Эсте не движется к цели, а Департамент скрывает от людей правду. Перши Паре был одним из наиболее приближенных к ренегату, поэтому подлежал ликвидации. То же самое ждет и остальных отступников, поскольку на общем собрании Департамента было принято решение уничтожать распространителей подобных слухов, ради сохранения общественного спокойствия. Кризис на Эсте и без того доставляет немало хлопот, но что будет если население выйдет из-под контроля – страшно представить.

– Почему бы не устранить самого Ригана? – спросил Томас, внутренне осуждая принятие столь радикальных мер.

– ЦЕРБО был подключен к решению данного вопроса и рассчитал наиболее рациональную очередность. Перши был первым в списке. Риган последний. Если устранить ренегата сейчас, то остальная группировка распадется на отдельные очаги, которые будет очень сложно контролировать, поэтому Риган, оставлен на последнюю очередь в качестве связывающего звена для остальных.

ЦЕРБО – хранитель Эсте. Искусственный разум, коим пронизан каждый уголок обители человечества. Паскаль точно не помнил, как расшифровывается данная аббревиатура: что-то вроде Центрального Единого Разума и так далее… в общем, не важно. ЦЕРБО всегда оставался для него просто цербо и не более того.

Задача хранителя заключалась лишь в одном – уберечь человечество от помешательства, до того момента, когда Эсте достигнет конечной точки своего путешествия. После этого его функция закончится, и выжившие люди должны будут самостоятельно принимать решения и обустраивать свою жизнь. Но пока этого не произошло, цербо, как неоспоримый член Департамента, будучи осведомленным относительно всей человеческой истории, участвует непосредственно в принятии нелегких решений, касающихся сохранности общества.

Кроме того, цербо следит за порядком. Все машины, системы, и механизмы, работающие на Эсте, каким-то образом, зависят от него и «прислушиваются» к его «мнению». Поэтому любой железяке, способной двигаться, хранитель мог поручить любое задание, в том числе и убийство, но Департамент до поры не прибегал к подобной практике используя для данной цели лишь охотников.

– Ну, что? – поинтересовалась Ламанг. – Тебе стало легче?

– Нет, – резко ответил Томас. – Я не могу смириться с мыслью, что машина выносит подобные решения. Это противоречит ее назначению. Сохранить человечество, а не уничтожить его, вот задача хранителя…

– Не стоит утрировать, Том. Решение принял Департамент, совместно, на общем собрании, ЦЕРБО лишь рассчитал последовательность. Нам необходимо ликвидировать всех, включая самого Ригана, и никого не упустить. Малейший промах, и отступники разбегутся. Что станет с обществом после этого, представить не сложно. Перши Паре – это всего лишь меньшее зло.

– Это может выйти другим боком, – подытожил Паскаль. – Люди могут решить, что Департаменту есть что скрывать, раз отступникам вынесен смертельный приговор. Это сыграет на руку этому вашему Джону Ригану.

– Возможно, – согласилась Ламанг. – Но, как я уже говорила, пока мы лишь выбираем меньшее зло. Советую перестать думать об этом, особенно учитывая тот факт, что у тебя есть новая жертва.

– Кто это? – спросил Томас, тяжело вздохнув.

– Кинси Дит. Была помечена наблюдателем в западном районе Урбо. Ее след пока не потерян, но если она заметит слежку, то «заляжет», поэтому советую не тянуть с этим.

Внезапно на Паскаля навалилась усталость, захотелось все бросить, оборвать этот разговор и завалиться спать, чтобы проснуться лишь ближе к полудню. Но работа обязывала быть во всеоружии уже к рассвету, поэтому рассчитывать на полноценный сон, особенно когда треть ночи уже миновала, было напрасно.

– Хорошо, – согласился охотник. – Где я смогу найти ее?

– Внутри Урбо работает коммуникационная связь. Подключишься к оператору, и ЦЕРБО проведет тебя до жертвы. Еще раз напомню, что не стоит задерживать с этим: рано или поздно Кинси поймет, что за ней наблюдают…

– Мне нужно поспать, – произнес Том. – Завтра с утра выйду на охоту.

– Конечно, – улыбнулась Ламанг. – Вот еще что: Дит очень опасна, она гораздо старше и опытнее Паре, к тому же может быть вооружена.

– Спасибо я учту это.

Томас выключил терминал и завалился на кровать прямо в одежде. Вопреки ожиданиям, он долго не мог заснуть: расчерченное струйками крови лицо Перши Паре никак не выходило из головы.