Kitobni o'qish: «Дело не моей жизни»

Посвящается моей бабушке, Елене Гавриловне Селивановских, человеку, благодаря которому я полюбила книги и начала писать. Надеюсь, тебе там хорошо. Я до сих пор скучаю.

Пролог

Я очнулась в больнице с капельницей в вене, сухостью во рту и ощущением слипшихся сальных волос на голове. Мой телефон, паспорт, еще какие-то вещи кучей лежали на столике у кровати. В палате кроме меня было еще пять человек, я – шестая. Голова страшно болела, зрение подводило: я не различала, что нарисовано на картине на противоположной стене, не могла разглядеть лица. Страшно испугалась, что теперь так будет всегда. Как же я смогу быть дизайнером?

Казалось, что прошла уже целая вечность, а ко мне все еще никто не приходил. Люди лежали молча, поэтому я тоже закрыла глаза в надежде подремать. Заснула. А когда снова открыла, капельницы уже не было. Не знаю, сколько прошло времени. Голове стало чуть легче, но фоновая боль не прошла до конца.

Глава 1. Дни суда

Я с трудом проснулась по будильнику. По-быстрому выпила кофе с бутербродом и побежала на работу. Совершенно не наелась, но опаздывать нельзя, заседание сегодня в девять. А надо еще успеть включить компьютер, принять документы у участников, проверить программу для аудиозаписи. Работы много, и она однообразная, но это в любом случае лучше, чем под папиным зорким оком. К счастью, чтобы стать адвокатом, необходимо набрать минимум два года юридического стажа, только потом можно будет попробовать сдать экзамен. И совсем не факт, что у меня получится. В судьи попасть еще сложнее. Поэтому я работаю в городском суде секретарем судебного заседания. Папа рассчитывал, что я пойду к нему в контору хотя бы помощником адвоката для начала, но если на юриста я еще худо-бедно выучилась – знание законов мне хотя бы может пригодиться в жизни, – то видеть папу и дома, и на работе, почти двадцать четыре на семь, не хотелось. Мне удалось убедить его, что надо сначала узнать обстановку изнутри, посмотреть, как себя ведут другие адвокаты во время процесса, поднабраться опыта и обрасти толстой шкурой.

А на самом деле я просто физически не выдержу так много его присутствия в своей жизни. Да и учеба на адвоката – это еще один сложный квест, на который я не готова подписываться ни на каких условиях. Но пока я о своих планах не говорила, и у меня есть целых два года, чтобы выкрутиться.

Я люблю своего папу. И он меня тоже. И знаю, что он хочет для дочери всего самого лучшего. К сожалению, наши с ним представления о самом лучшем немного расходятся.

***

День выдался спокойный. На первое заседание никто не пришел, пришлось переносить. Зато я успела допечатать протокол по вчерашнему. Аким Игоревич любит поболтать, а мне остается записывать за ним все его красноречие. Определенно, если я когда-нибудь и стану адвокатом, то немногословным. Буду говорить только четко и по делу, с состраданием относясь к девчонкам, которым потом придется сидеть вечерами и переслушивать по десятому кругу мои речи с процесса. И надо поработать над дикцией. Чтобы на микрофонной записи им не пришлось прокручивать по сто раз фразу, не понимая, я сказала «мармелад» или «марины зад».

Во время обеда девчонки обычно собираются в столовой, болтают о приставах, адвокатах и просто обо всем на свете. Все они, как и я, работают за копейки, берут дела домой, сидят допоздна.

Многие надеются стать когда-нибудь судьями. В их понимании это престижная профессия, отличная зарплата, ранняя пенсия и всякие другие плюшки от государства. Плюс там еще как-то интересно копится отпуск, типа со временем он будет не двадцать восемь дней, как у всего офисного планктона, а больше. Некоторые аж по два месяца умудряются отдыхать. Многие надеются пробиться к звездам, верят в судьбу, в себя и прочее. Но я стараюсь в это не вникать. Судьи свои места оставить не торопятся, сидят до глубоких седин, к тому же судей явно меньше, чем рядовых работников – так что шансы попасть на это место невелики. Но кто я такая, чтобы отбирать у людей надежду? В конце концов, это их жизнь. Может, у кого-то из них и правда все сложится удачно.

Я же тут засиживаться не планирую. Поэтому стараюсь держаться особнячком, избегаю переработок насколько это возможно, а остальные мою отстраненность, наверное, принимают за стеснительность или за надменность.

Даже не знаю, что хуже. Быть секретарем в суде за копейки и каждый раз с боем отказываться от работы на дом или пойти к папе. Когда устраивалась в суд, я мечтала лишь сбежать от папы и передозировки законодательством, не особо вникая в то, каково мне будет здесь и что вообще нужно делать. В папиной конторе я успела поработать сразу после получения диплома и уже через пару месяцев чуть с ума не сошла от его неусыпного контроля. К счастью, он и сам поддержал мою идею, что сначала неплохо бы заработать стаж в «горячей точке», посмотреть на реальные дела и немного понюхать пороху. Правда, сейчас уже сомневаюсь, точно ли это лучше. Постоянно слышишь ссоры и дрязги в коридорах между истцами и ответчиками. Посетители почти всегда недовольные. И это я еще на гражданских делах! Представляю, какой ужас творится в уголовных! До меня иногда долетают сплетни про то, что очередной алкаш во время ссоры убил собутыльника, вонзив вилку ему в глаз, про педофила, который пытался заманить конфетами к себе в машину девочку, но, к счастью, обошлось. Про какого-то психа, пырнувшего ножом школьника. Наверное, мой мир был слишком розовым, наполненным скачущими единорогами и феями, но ей-богу, я и не подозревала, сколько криминала происходит в нашем городе изо дня в день!

В общем, уже пожалела, что сменила тихий красивый офис на государственное учреждение. Но и к папе я не вернусь! Хоть режьте меня. Мало того, что там та же самая нудятина из букв закона, в которых я до сих пор разбираюсь с трудом, так еще и папа с его вечным стремлением проверить мои знания, проконтролировать, что я делаю и подшутить надо мной в присутствии коллег.

К сожалению, компы тут древние, да и те, что новые, не особо мощные. Ни ArchiCAD, ни что-то подобное запустить тут просто нереально. В общем, для работы в ворде и консультанте большего и не надо. Да и местный айтишник вряд ли разрешит поставить что-то стороннее на служебную технику. А гонять каждый день с ноутом – это перебор. Единственное, что мне доступно, делать наброски и эскизы проектов на черновиках. Ластик и набор карандашей разной мягкости принести в суд не проблема. Иногда мне везет, и на долгих заседаниях я втихаря рисую, когда в качестве вещдока приносят видеозапись и вести протокол в это время не требуется.

Иногда мне кажется, что я зависла в состоянии никогде. Сейчас у меня есть три варианта. Первый: продолжать работать в суде и сетовать на судьбу. Второй: устроиться на работу юристом куда-то еще, но вряд ли там будет лучше, потому что быть юристом для меня априори – ужас и скука. К тому же придется заново привыкать к новому месту, новым обязанностям. И не факт, что будет выше зарплата. Третий вариант: вернуться в фирму к папе. Там будет нормально по деньгам, обстановка поприятнее, но там папа. Я не продаюсь так легко. Хотя иногда, в особо запарные дни, мне кажется, что я морально слабее, чем думаю. Уже дважды за год едва не подала заявление на увольнение и не сбежала. Но в последний момент понимала, что прийти к папе, склонив голову – равно предать себя.

Есть и четвертый вариант, но он пока неосуществим. И как к нему подобраться, не имея никакой финансовой подушки и с нищенской зарплатой, я не знаю. Можно послать, наконец, к черту всю эту юриспруденцию и заняться ландшафтным дизайном и дизайном интерьеров. И дело даже не в деньгах: в глубине души я понимала, что, выбрав этот путь, я отрежу себя от родителей навсегда. А этого мне не хотелось. Каким бы ни был мой папа, я люблю его. Я еще смогу убедить его, что стану отличным дизайнером и проживу счастливую жизнь. Ведь хороший, даже средненький счастливый дизайнер – это намного лучше, чем отвратительный и глубоко несчастный адвокат.

***

Каким-то чудом скопив денег, я начала снимать комнату в крохотной двушке. Моей соседкой стала Инна. Мы решили попробовать пожить самостоятельно. Точнее, я просто сбежала из дома от бесконечных расспросов папы. А Инна меня поддержала, понимая, что жить в комнате не пойми с кем так себе идея, а снимать однушку я не потяну. К тому же ей тоже не хватало простора, чтобы как следует развернуться с шитьем. Дома у ее родителей жила старая и вредная кошка, она постоянно норовила играть с нитками, когда Инна шила, спать на отрезах ткани, заполоняя все вокруг шерстью. Инна любила Мурку, но понимала, что шитье и любовь к кошке придется разделить на два разных помещения. Она даже подумывала попробовать арендовать офис, сделать что-то типа ателье. Но когда узнала, что я задумываюсь съехать от родителей, сразу же согласилась снимать со мной вместе.

Помню, как однажды пришла домой уставшая. Пришлось задержаться на работе, так как я катастрофически не успевала готовить протоколы и повестки. А еще надо было шить дела! Шить, Карл! Руками, нитками… И это в двадцать первом веке. Я попробовала сопротивляться первые дни, но быстро поняла, что одна я эту систему не сломаю. Тут нужен либо массовый бунт, либо массовые увольнения. Но даже это вряд ли изменит порядок хранения документов, все это слишком муторный и неповоротливый процесс. К тому же я пообщалась с Витей, местным айтишником. Он говорит, что суды не готовы к переходу на электронный документооборот, есть куча нюансов, которые еще предстоит учесть и подготовиться. И проблема эта касается не только судов, но и многих других государственных структур, где точно также весь документооборот ведется наполовину вручную, и оригиналы документов обязательно нужно хранить в архивах. Поэтому я смиренно сижу и шью дела, как остальные. Поэтому переход полностью на электронные документы, скорее всего, не скоро наступит. Надеюсь, я к тому времени уже буду дизайнером и меня не будет никоим образом волновать этот вопрос.

Так вот, в тот день я заболталась с одной новенькой девчонкой, Людой. Она тоже, как и я, пришла работать почти сразу после универа. Мы сдружились. Стали собираться у нее или у меня, пить чай, шить дела и болтать. За разговорами дело шло быстрее. Даже не заметила, как наступил поздний вечер. Даже самые заядлые любители посидеть до ночи уже разошлись. Мы тоже стали собираться. Домой пришла уже ближе к десяти вечера.

– Кира, где ты пропадала? Мы с мамой уже хотели в полицию звонить! Трубку не берешь!

– Пап, я не слышала звонка. У меня же на телефоне звук выключен весь день. Вечером забыла включить. Работы было много, вот я и задержалась. И вообще, – я продолжила говорить, не дав папе вставить слово, потому что заметила, что он уже готов был разразиться тирадой, – мне уже не семнадцать лет! И времени десяти еще нет! Даже дети могут спокойно гулять. Надоел ваш контроль! Хотели, чтобы я стала юристом, набралась опыта? Чтобы усердно трудилась? Вот и получайте! Тружусь как пчела. Может, вы мне позволите пройти на кухню и поесть, если допрос окончен?

Папа в тот вечер растерялся, лишь смерил меня уничижающим взглядом и молча ушел в свой кабинет. Мама потом весь вечер донимала меня:

– Кирушка, сходи к папе, извинись, я тебя умоляю. Целый день отца не видела, и сразу нагрубила.

Я молча уничтожала ужин и делала вид, что не слышу.

В какой-то момент поняла, что больше так не могу. В один из дней сразу после работы поехала с Инной смотреть квартиры. Выбирать пришлось из самых недорогих вариантов, но решила, что главное: пусть хозяин даст добро на переделки, а я уж сделаю конфетку из всего, что только попадется нам под руку. Квартиру мы нашли в тот же вечер, вариант попался удачный, нам разрешили сделать ремонт и даже согласились вычитать половину расходов на материалы из арендной платы. Редкая удача! Маме с папой я ничего не сказала. Еще неделю самозабвенно рисовала дизайн нашей квартиры, и готовила ее к ремонту. Инна закупила материалы и возила на своем старом «Matiz». За пару недель управились. А через день я встала утром пораньше, загрузила к Инне вещи первой необходимости и свалила.

Родителям о переезде рассказала уже постфактум. Я знала, что мама будет расстраиваться и уговорит меня остаться. А папа лишь разозлится. Проще сначала все сделать, чтобы не возникло лишних конфликтов.

Без ссоры, правда, все равно не обошлось. Я позвонила маме, мы уже почти закончили разговор, как вдруг вклинился папа:

– Дай мне телефон! Я сказал, дай телефон!!! – И почти сразу я услышала папин голос, обращенный уже ко мне. – Ты что себе позволяешь? Кто разрешил тебе уехать? Чем тебя не устраивал наш дом? Как ты могла, вот так, втихаря, даже не обсудить ничего, не посоветоваться! Кира, это же просто детский сад! Глупости какие-то! Решила поиграть во взрослую? Наживешься еще одна, сейчас тебе важно посвятить себя не домашним заботам, а профессии. Ты уже давно в суде работаешь, стаж уже есть, опыта хватает, надо начинать готовиться к экзамену. Время быстро пролетит. Нечего сидеть в секретарях, тебя ждет большое будущее.

– Пап, я и так уже взрослая. Дайте мне пожить спокойно, пожалуйста. Иные родители не знают, как детей из дома выгнать, а вы, наоборот, держите! Смешно же, мне двадцать три!

***

Прошла уже пара недель с нашей ссоры. Родителям принципиально не звонила. Мама написала робкое сообщение в WhatsApp: «Кирочка, ты как? Все в порядке? Как на работе дела? Приходи в гости, я пирогов напеку». Все еще злая на всех, я ответила сухо: «Привет. Все нормально, много работы. Как-нибудь потом зайду обязательно».

Папа хладнокровно молчал, но мне от этого даже было легче. Уворачиваться от работы, которую просто невозможно физически выполнить в рамках сорокачасовой рабочей недели, стало сложнее. То судья вежливо попросит не тянуть, то помощник укоризненно посмотрит. То из канцелярии покосятся недобро, потому что их заставили шить вместо меня. Я же по-прежнему хотела только рисовать дизайны и ничего больше.

Кроме Люды я по-прежнему ни с кем особо не общалась. Разговоры с ней по вечерам скрашивали необходимость задерживаться на работе. Если бы не она, конфликтов было бы не избежать. А еще я попыталась сдружиться с Витей, так как он был немного вне системы, приходил и уходил когда ему вздумается, вел себя крайне отстраненно и, как мне казалось, даже немного пренебрежительно. Но диалога у нас не получалось, он был слишком себе на уме: казалось, что компьютеры ему интереснее людей. Он зависал в подвальчике, где хранились картриджи, – там ему оборудовали место для ремонта техники. Иногда его можно было найти в серверной, где стояла такая холодина, что находиться там дольше пары минут невыносимо. Витю это не смущало, он мог провести там в футболке полдня и совсем не выглядеть замерзшим. Он любил приходить рано по утрам либо вечером, чаще всего, когда уже большинство работников ушли, днем приезжал, только когда что-то серьезное случалось. Поэтому пообщаться как следует, без спешки удавалось только под конец рабочего дня. Бывало, мы с Людой и Витей садились втроем пить чай у меня в зале, Витя ковырял какой-нибудь системник, настраивал что-то у меня на компьютере или устанавливал обновления на сервере, а мы с Людой шили дела. Не то чтобы мы вели какие-то невероятные разговоры. Но мы были одинаково недовольны бумажной волокитой, медленной техникой и вообще системой, которая актуальна скорее для прошлого века, чем для нынешнего. Витю, видимо, это раздражало с профессиональной точки зрения, меня – потому что мне в принципе надоело работать здесь. Предстоящий экзамен повис надо мной, как дамоклов меч. А Люда просто была новичком, вчерашней прогрессивной студенткой, не успевшей свыкнуться с жесткой реальностью.

Глава 2. Самая лучшая бабушка на свете

Вот так и пролетели и два года работы в суде, и три, и четыре. Мне стукнуло двадцать семь. Я все еще снимала ту самую крохотную квартиру с Инной, работала в суде и избегала общения с папой. На удивление, в какой-то момент он отстал от меня со своей адвокатурой. И случилось это пару лет назад благодаря бабушке. Уж не знаю, что она ему сказала, я не стала выспрашивать, мне было достаточно того, что хотя бы на какое-то время меня оставили в покое.

Я приехала к бабушке в деревню на выходные, стояли теплые майские вечера, словно уже лето, а не весна. Мы пили чай на крыльце, я рассказывала о работе, о своих планах, о многом.

– Знаешь, бабушка, а я все-таки стану дизайнером. Вот возьму и выучусь! Я уже начала копить деньги на второе высшее, но дело идет медленно с моей-то зарплатой.

– Кира, я уже давно предлагаю, как надумаешь – обращайся. Мне все равно в деревне тратить деньги некуда.

– Нет, ба. Так не пойдет. Вдруг что случится. Дом подремонтировать, что-нибудь прикупить. Я уже взрослая, все смогу сама. Главное, чтобы папа оставил меня в покое.

– С ним я поговорю, надеюсь, он успокоится. Да и что папа? Не все ли равно, что он думает? Ты живи свою жизнь, Кира. Не думай о нас, мало ли что мы там ворчим и требуем.

– Ой, бабушка, неужели он тебя послушает? Он ведь никого не слушает, все знает лучше всех!

– Ну, посмотрим. Все-таки я ему мать. Глядишь, найду, как на него повлиять. А что у тебя с дизайном, ты рисуешь, чертишь? Или совсем забросила со своим судом?

– Я поначалу рисовала много, вечерами сидела. А сейчас да, подзабросила. В стол не интересно, да и знаний не хватает, и вообще, как я могу предлагать свои услуги без диплома? Надо бы учиться пойти. Но когда? Работы столько валят, только успевай разгребать.

– Ох, Кира. Не нравится мне это. Зачем хоронить раньше времени свою мечту? Пожалеешь потом, что сидела в суде до старости и бумажки подшивала, да поздно будет. Ты же всегда мечтала стать дизайнером, а теперь все забросила.

– Ты права, бабушка. Бывает тоскливо, что совсем нет проектов. Это правда. Инна вот молодец, у нее уже почти свое ателье. Развернулась девчонка, клиентов толпы, еще что-то интересное придумывает. Вот она нашла себя.

– А у Таси как дела? Она за третьим поди уже сходила?

Я засмеялась. Бабушка знала всех моих близких подруг, ведь, бывало, когда еще учились в универе, мы приезжали к ней в деревню, проводили тут дни, бегали на речку, гуляли по лесу.

– Может, и собирается. Надо позвонить ей, узнать как дела. Инна, наверное, тоже скоро замуж выйдет, парня встретила. Вроде он классный.

– А ты когда замуж выйдешь? Думаешь, есть у меня шанс дожить до правнуков? Уж коли карьерой и творчеством не занимаешься, так подумала бы о семье. Переживаю, как бы ты совсем одна не осталась. Одной жить намаешься. Да и деток потом захочешь, а поздно будет.

Бабушка была одним из тех немногих людей, кого я посвящала в свои душевные тайны, в том числе и в свои влюбленности. Девчонки, мои подруги, порой сами не знали, как поступить или как расценивать поступок парня, от них толку было немного. Маме я почему-то никогда не доверяла, может, потому что боялась, что она все расскажет папе. А папа, как мне казалось, за хотя бы взгляд в сторону мальчиков голову оторвет. Ни разу не случалось ничего подобного, но я не хотела проверять и испытывать судьбу. Поэтому в курсе всех моих душевных метаний была бабушка. Именно она могла и утешить, и подбодрить, и дать совет. Она отлично знала, что последние мои отношения с парнем закончились еще в универе, когда он уехал работать в какое-то захолустье, чтобы там стать судьей. По его плану, там это было легче сделать, чем в относительно большом городе. К тому же он сам был родом из того поселка, тянуло в родные места. Тянуло сильнее, чем к девушке, то есть ко мне. Помню, я больно переживала его отъезд. Но он был категоричен: хочешь, езжай со мной, я не возражаю. Если нет, тогда пора попрощаться навсегда.

Помню, как приехала, вся заплаканная, к бабушке, как в этот раз. Ничто не могло меня утешить. И бабушка тогда заварила мне чаю с малиной и рассказывала о том, как она познакомилась с дедушкой. И говорила, что мужчин около меня еще вагон будет, и нечего цепляться за того, кто меня не ценит и не считается со мной. Поэтому вопрос бабушки был логичен, закономерен и справедлив. Честно говоря, меня порой тоже мучали те же сомнения и страхи, что и ее. Но я старалась отогнать их прочь. Я с делом жизни и с работой разобраться не могу, на мужчин и подавно нет ни сил, ни времени. К тому же где их искать, если я целыми днями работаю? С юристом я свою жизнь связывать точно не хочу. Не хватало еще, чтобы они спелись с отцом и окончательно свели меня с ума.

– Бабушка, не начинай! Знаю я, знаю. Нет никого вокруг нормального, я что сделаю. Все успею, одна уж точно оставаться не планирую.

***

После выходных, проведенных у бабушки, обычные рутинные дела кажутся приятнее и милее. Даже в суд я шла сегодня без обычной скуки и печали. Меня угнетало, что я застряла тут так надолго и теперь уже не знала, как разорвать этот порочный круг. Хотя бабушка и успокоила меня, что папа ко мне не сунется, все равно на душе было неспокойно. Мне казалось, как только он узнает, что я занялась дизайном, все начнется сначала. И даже бабушка окажется бессильной.

Сегодня поистине удачный день, перенеслись все заседания кроме одного. Но оно длилось всего полчаса. Вот это я понимаю, настоящий кайф. Я даже умудрилась пораньше отпроситься домой, так как раньше срока закончила все протоколы.

– Инна, ты тут? – крикнула я из коридора.

– Ага, залетай, я тут на ужин пиццу решила замутить. Что-то ты рано сегодня.

– Ага, повезло. Сама пекла? – я уже уловила запах свежей выпечки с кухни, слюнки потекли. Скинула обувь и куртку и побежала вглубь квартиры.

Разговор с бабушкой не прошел даром, мечты о дизайне снова ожили. Я подумала, а, может, и правда, ну его, это образование? Попробовать хотя бы просто для себя снова чертить и проектировать? Пока ехала в автобусе, в голову пришла крутейшая идея для сада. Но в нем будет не один пруд, а несколько маленьких, естественной формы, соединенных между собой ручейками. Что-то подобное я видела в Партените в Крыму несколько лет назад. Пруды будут неглубокие, детям не опасно, при этом красиво и приятно. Я люблю сидеть у воды. Думаю, остальные тоже. У нас в городе даже частные дома находятся далеко от рек, но не зря же люди испокон веков селились на берегах. Если воды рядом нет, всегда можно организовать ее самим!

– Ты что, меня не слушаешь? – слышу возмущенный голос подруги.

– А ты что-то говорила? – переспрашиваю я, бегая по комнате в поисках листочка и карандаша. Компьютер включать уже не буду, пицца остынет, а я голодная как зверь. Но хотя бы на бумаге надо зафиксировать план, иначе потом забудется. Проверено.

Помню, однажды, когда еще училась в универе, мне пришла в голову какая-то совершенно гениальнейшая идея. Но в автобусе была такая давка, что невозможно было достать ни телефон, ни блокнот, ни что-либо вообще. Потом какой-то мужчина не успел выйти на своей остановке и поднял крик. А я, отвлекшись на него, совершенно потеряла мысль. Не раз я забывала сны. Помню, просыпалась утром, отчетливо все помня, хотела рассказать подругам, а пока доходило до разговора – осознавала, что все напрочь вылетело из головы. Остались только обрывки воспоминаний. Поэтому сейчас я не стала бы ни на что отвлекаться, даже на внезапно наступивший зомби-апокалипсис, пока не набросаю эскиз.

– Ну, ты! – Инна стояла на пороге комнаты, наблюдая за моими перемещениями. – Давай на кухню, остынет же все. И вообще, разговор есть.

***

Мы уплетали за обе щеки только что вынутую из духовки великолепную пиццу. Я чуть ли не постанывала от удовольствия – вкус божественный, не сравнить с покупной. «Все-таки я отлично придумала снимать квартиру вместе с Инной! Она повар от Бога», – похвалила мысленно сама себя.

– И почему ты решила шить одежду, а не готовить? Мне кажется, тебя бы запросто взяли в мишленовский ресторан! Это же просто божественно!

– Кир, я с тобой хочу поговорить. Насчет аренды. Мне Иван предложил съехаться, и замуж позвал.

– Ого! Так вот в честь чего пицца! Помолвка! Поздравляю! – я бросилась к подруге на шею, едва не задушив. – А сам он где? Надо позвать еще Тасю и его друзей – отметим с размахом!

– Он хочет позвать друзей и родителей уже в нашу новую квартиру. Ипотеку взял, на трешку. Чтобы комнату для детей выделить и мне под шитье отдельный кабинет. Я это к чему, ты же понимаешь, что я не смогу снимать квартиру с тобой больше? Ты как, потянешь? Или к родителям вернешься?

– Насчет меня не парься, я найду другой вариант, подешевле. К родителям – точно нет. Я и так слишком долго у них жила, сколько можно! Да и с папой пересекаться не хочу. Жаль, что мы почти не общаемся, но это лучше, чем позволять ему есть мой мозг каждый день. Ты когда съезжаешь?

– Я еще пару месяцев поживу здесь, минимум один, пока ремонт не будет готов. Мы, честно говоря, даже еще не думали над дизайном и планировкой. Менять глобально, наверное, ничего не будем, а то и так слишком уж много денег на все нужно.

– Инна, слушай, а может, мне вам дизайн-проект нарисовать? Вы мне скажете свои пожелания, надо встретиться в выходные, обсудить. Я могу быстро сделать, ты не переживай!

– Кир, точно! Я и не сообразила. Давай, буду рада. Твой первый коммерческий заказ будет. Давно пора взяться!

– Какой еще коммерческий? – я чуть не подавилась куском пиццы. – Сдурела, что ли? Это подарок на новоселье и на свадьбу. Я вон даже Димке с Наташей бесплатно в универе рисовала, а с тебя деньги брать буду? Ну уж нет.

– Ты же всегда мечтала быть дизайнером! Я помогаю исполниться твоей мечте. А то так и будешь бесплатно в свободное от работы время рисовать?

– Мне это нравится. А деньги – дело десятое. Будут – хорошо, не будет, тоже неплохо. Мама всегда говорила, что увлечения и работу надо разделять. Может, она и права.

– Ой, Кира, не нравится мне твой настрой. – Инна как-то очень серьезно на меня посмотрела. – Не хочу тебя одну оставлять, ох как не хочу. Дурное предчувствие.

– Перестань. Что может случиться? Едь уже к своему Ивану и наслаждайся семейным счастьем. Будете ко мне в гости приходить. Я же никуда от вас не денусь. Главное, придумать план, как свалить с юридической сферы и заработать деньжат! Тогда весь мир будет у меня в кармане.

Мы еще немного поболтали о пустяках, рассматривали каталоги свадебных платьев. Я тоже замечталась, что когда-нибудь предстану перед алтарем вся в белом, рядом с любимым.

А когда мы наконец разошлись спать, тревога о будущем все-таки меня настигла. При Инне я старалась держать лицо, чтобы она не заподозрила моих опасений. Я с трудом выплачивала свою половину за аренду квартиры, ясно, что снимать одна двушку не потяну. Было жаль ремонта, который мы тут сделали. Он до сих пор выглядел свежо. На новой квартире все придется начинать сначала. Но выбора у меня, похоже, не осталось. Завтра же начну искать квартиру, хотя бы помониторю цены, чтобы сориентироваться, насколько меньше мне придется есть.