Kitobni o'qish: «Попаданка для герцога – 2»
Глава 1
В первую ночь было немного страшно, я ведь осталась совсем одна во всей усадьбе. Но я так устала, отдраивая кухню, что заснула сразу, как только голова коснулась подушки. Утром тоже оказалось совсем не до рефлексии, за ночь дом выстудило, ведь никто не подкидывал дровишки в топку среди ночи… И мне пришлось, трясясь от холода, одеваться и идти топить печи. А еще, оказывается, никто не принес дрова.
Упахалась я до завтрака. Зато в доме, наконец-то стало тепло и уютно. Затопила плиту, сожгла яичницу… вторая попытка оказалась более удачной. Оказалось, не так-то просто готовить на дровяной плите, нужно знать как сильно ее растапливать. Раньше, когда я готовила, этим занималась Клати…
Но потихоньку я училась. Приносила дрова заранее, подтапливала печи прямо перед сном, чтобы за ночь дом не остыл, догадалась подкидывать в растопку кухонной плиты буквально по полешку, поддерживая нужную температуру.
Я вымыла весь дом, заглянула в каждую щель, вымела каждый угол… это тоже оказалось совсем не так просто, как в нашем мире. Воду приходилось греть в котлах на кухне, потому что в водопроводе она просто не успевала нагреваться. А еще не было специальных салфеток, «умных» тряпочек, меламиновых губок… не было даже стирального порошка и каустической соды. Только мыло и щетки. А еще не было резиновых перчаток. По вечерам я густо смазывала руки топленым сливочным маслом, но кожа все равно сохла и трескалась.
Еще я совсем забыла про лошадь… и почти сутки животное простояло в сарае без еды и воды. Потом я таскала ей воду и ревела от жалости. Но все обошлось. Я нашла, где лежит сено, и кормила-поила скотинку два раза в день. Были в конюшне и запасы зерна. Я рассудила, что зерно здесь не просто так, и выдавала его лошади по две-три горсти в день. И даже выводила на прогулку. Запрягать я ее так и не научилась, смогла только разобраться, как надевать уздечку. И по часу в день таскала лошадь на веревочке по заднему двору… только она оказалась не приученная и все равно справляла нужду прямо в стойле. И мне приходилось его чистить каждый день. Не спать же несчастному животному в какашках.
Целый день я убила на то, чтобы заколотить разбитое окно в своей спальне куском тяжеленной деревянной доски, оставшейся после ремонта цехов. Я обвязала ее веревками, доволокла до лестницы, которая так и осталась стоять со дня нападения. Потом так же на веревках, потихоньку подняла на второй этаж.
Прибивала я эту доску самыми длинными гвоздями, которые нашла в той же подсобке, что и деревяшку. Я помню, как играючи управлялись молотками Фипп и его ребята, и не думала, что это так сложно. Проклятые гвозди гнулись и ни в какую не хотели забиваться куда нужно. А я так боялась разбить себе пальцы, что придумала держать гвозди деревянными щепочками.
Кое-как, криво-косо, и плача, и ругаясь, перепортив две дюжины гвоздей и расколошматив края доски, я смогла вбить по три гвоздя с каждой стороны, чтобы доска плотно прилегала к стене дома. Мне повезло, что стены второго этажа были деревянные, а не каменные.
Зато в моей спальне сразу стало тепло. И я вернулась в свою постель. Думала, мне будет страшно, я же не забыла Аталрика с пистолетом, но воспоминания уже не казались жуткими. Все закончилось хорошо. И в своей комнате я спала так же хорошо, как в гостевой.
Прошло две недели. И утром пятнадцатого дня я проснулась от шума во дворе.
Я вскочила и, не накинув даже халат, в одной ночной сорочке, босиком помчалась в соседнюю комнату, посмотреть в окно. Во дворе, утопая в мокром раскисшем снегу, стояли подводы… я радостно засмеялась: все хорошо, все идет по плану.
– Леди Лили! Леди Лили! – раздался стук во входную дверь, – леди Лили!
Я, хохоча от переполняющего меня восторга, помчалась вниз, перепрыгивая через три ступеньки, распахнула дверь и с визгом повисла на шее Фиппа.
– Леди Лили, – с облегчением вдохнул он и, засияв не хуже меня, поддержал меня за талию, – как вы? Все хорошо?
Но ответить я не успела, он вдруг вспыхнул, мгновенно становясь ярко-алым, как все белокожие люди, шагнул во внутрь и закрыл дверь. И отвернулся в сторону, чтобы не смотреть на меня.
– Леди Лили, вы не одеты, – хрипло от смущения и с явной укоризной в голосе произнес он, аккуратно отлепив меня от себя и поставив на пол, – вы же замерзнете. Да и неприлично… Вам нужно одеться…
– Дома тепло, – отмахнулась я, – а я только встала.
Я так рада была его видеть! Все эти дни я больше всего переживала об успехе нашего замысла. Тогда в столовой, когда я попросила Фиппа не уезжать, он решил остаться. И помочь мне в ее одной попытке запустить консервный цех.
И предложил мне воспользоваться его деньгами и связями Агуста и Орста. И мы разработали план…
Во-первых, я побоялась, что если Фипп останется, его светлость увезет меня из поместья силой. Потому что неприлично мужчине и женщине жить вместе в одном доме, и не быть при этом мужем и женой… ну, или сестрой и братом, или родителем и ребенком… Тем более тогда мы бы на самом деле остались совсем одни. Даже без прислуги. Поэтому Фипп поехал в Крамсберг, чтобы его светлость решил, что я остаюсь одна, и чтобы нанять прислугу в мое поместье.
Во-вторых, он поговорил с дядями, рассказал им о наших успехах и заручился их поддержкой. Фипп сказал, что Агуст сразу же уехал в Мерденбург в «ручному» генералу, договариваться о заключении договоров. А взамен мы подарили им патент на консервный нож. Делать его легко и просто, и Агуст с Орстом смогут легко открыть свою мастерскую по их производству, и снабжать этим нужным девайсом армию. А дальше и до фабрики недалеко.
В-третьих, Фипп закупил кое-какие запчасти для доработки станков. Я предложила попробовать выпускать маленькие консервы весом в одну либру (*500гр), а не двадцать. Это сделает продукт еще более дешевым и доступным. И можно будет продавать не только в армию, но и домохозяйствам. И не только тушенку, но и овощные консервы. В этом нам тоже помогут Агуст и Орст… у них ведь уже есть лавки.
Конечно же, я сильно нервничала, ожидая возвращения Фиппа. Ведь все могло пойти совсем не так, как мне хотелось бы.
Теперь, я правда, должна была Фиппу столько, что у меня холодело в груди… но зато можно было двигаться дальше.
Фипп представил меня прислуге, как хозяйку поместья. Экономка – госпожа Зензи, кухарка, горничная Парла и конюх почтительно кланялись и заверяли меня, что приложат все усилия для работы. Вот только они у меня не вызывали никаких чувств.
Я уже знала, что с экономкой мы никогда не подружимся. Горничная так и останется услужливой тенью рядом. Конюх никогда не подскажет, как лучше поступить. А кухарка… просто будет… И хотя я буду относиться ко всем с должным уважением, они никогда не заменят мне Гизеллу и ее семью.
Не знаю, они в этом виноваты, или я так сильно изменилась.
Со следующего дня заработал наш цех. Пять ведерных банок в день кажется не так уж много, но полки в кладовке постепенно заполнялись, вселяя в меня надежду на лучшее.
Фипп работал над проектом модернизации оборудования, чтобы можно было делать маленькие баночки, следил за работой ребят на станках и по вечерам загружал автоклав.
На мне было общее руководство, контроль за работой убойного цеха, за разделкой мяса, за соблюдением точного рецепта, за порядком в цехе, в служебном помещении, где переодевались и обедали сотрудники, за чистотой спецодежды… Я по несколько раз в день обходила цеха, решая проблемы, возникающие на ровном месте.
Мне пришлось нанять уборщицу, потому что снег стал энергично таять и всю грязь работники невольно потащили в цеха. К тому же бойню надо было тщательно очищать и расстилать на землю толстый слой свежей соломы каждый раз после забоя. Я когда в первый раз зашла туда после разделки мяса, чуть не свалилась в обморок. Не думала, что это такое жуткое зрелище.
На кухне мы тоже мыли столы, стены и полы по два-три раза в день. Сначала я думала, что Матти, кухонная работница, сама справится с уборкой, но потом поняла – это совсем негигиенично. Надо разделять условно чистые и условно грязные работы.
Кроме всего прочего мне пришлось взять на себя еще и ведение учета по цеху и поместью в целом. Книги по домашнему хозяйству вела экономка. Я только раз в неделю проверяла ее расчеты и переносила данные в сводную таблицу.
Каждый вечер после ужина, пока Фипп караулил автоклав, я по паре часов проводила в кабинете за расчетами.
– Леди, – в один из таких вечеров ко мне постучала экономка, – к вам прибыл посыльный его величества. Говорит срочно…
Я от неожиданности даже перо выронила из рук, заляпав чернилами всю страницу. Сердце глухо стукнулось об ребра… что еще за неприятности нас ждут? Когда все хорошо, посыльные от его величества не приезжают.
– Леди Лили, – посыльный оказался совсем еще молодым человеком, не старше двадцати лет. Рыженький, конопатый и очень милый. Вот только взгляд его был не по годам серьезен, – послание от его величества. Велено, чтобы вы ознакомились и дали ответ тотчас же…
Он вытащил из-за пазухи большой конверт, запечатанный сургучной печатью и протянул мне с легким поклоном.
Видно было, что он спешил. Его одежда, весьма приличная, была заляпана весенней грязью, покрыта пылью, а сам он выглядел очень усталым.
– Благодарю, – я взяла письмо от короля, стараясь чтобы голос не дрожал, а руки не тряслись от страха, – присаживайтесь, – кивнула я на кресло.
Посыльный, поблагодарив, воспользовался моим предложением, сел, старательно скрывая облегчение, и вытянул ноги…
– Вы, вероятно, голодны? – улыбнулась я, неосознанно желая получить отсрочку от казни. Ничего хорошего от послания его величества я не ждала, – я приглашаю вас на ужин и предлагаю переночевать в моем доме.
От ужина парень не отказался, а вот ночевать оставаться не захотел. Сказал, что должен отправиться обратно, как можно быстрее. Его величество велел поторопиться. И он сядет в вечерний дилижанс, чтобы поспать по дороге, а завтра с утра возьмет коня на станции и поедет верхом.
– Слишком сложная политическая ситуация, леди, – вздохнул он, – очень много перестановок в государственной службе. Его величество недоволен работой слишком многих. А тут еще Иноста стягивает войска к границам Эсты. Все говорят, что войны не избежать. И, возможно, она начнется уже в этом году. Не зря же герцог Бартенбергский уехал к границам… хотя, – важно заметил посыльный, – ходят слухи, что это вовсе не из-за войны, а из-за женщины. Вроде как его величество и его светлость не поделили какую-то красавицу, и король отправил герцога в ссылку, – он насмешливо фыркнул, – но я бы не слишком верил досужим сплетням…
Я слушала его и кивала, соглашаясь со всем, что он говорил. Кажется, войне быть. Слишком часто я слышу о ней. Хорошо, что мое баронство слишком далеко от границы, чтобы начинать беспокоиться.
Я вскрыла конверт и вчиталась в строчки, написанные твердым мужским почерком…
«Леди Лили, – писал его величество, – я хочу лично выразить вам благодарность за найденный архив заговорщиков. Ваша помощь в укреплении нашей власти и государства неоценима. Мы решили вознаградить вас. В Купеческий банк Крамсберга на ваш счет поступило пятьсот золотых от имени Купеческой гильдии Мерденбурга.
Но это еще не все. До вас уже, вероятно, дошли слухи о возможной войне с Иностой. И хотя мы всеми силами пытаемся остановить кровопролитие, такой исход возможен, не буду скрывать. И нам нужны ваши консервы. Договор о поставках вы получите через своих представителей, я его уже одобрил и подписал. Аванс поступит на ваш счет от королевского казначейства в самом ближайшем будущем.
На этом закончим с делами и перейдем к вопросу о личном… Экберт рвет и мечет от того, что вы ему отказали, но, леди Лили, здесь я скорее на вашей стороне. Мне ли не знать, как мой брат относится к женщинам. Но в то же время я прошу вас быть к нему снисходительней и простить за то, бросил вас в поместье совсем одну. Ему не слишком везло в возлюбленными, и это сделало его чересчур черствым. А за то, что он сорвал наши с вами договоренности по поставкам консервов, я отстранил его от должности и отправил инспектировать приграничные гарнизоны. Уж поверьте, для Экберта это очень суровое наказание.
Я очень хорошо знаю брата, и уверен он влюблен в вас, как мальчишка. И он мучается от своего поступка гораздо больше, чем могло бы показаться. Вся его глупости по отношению к вам объясняются только совершеннейшей неопытностью в вопросах завоевания прекрасных леди. Ему, знаете ли, еще никогда не приходилось это делать. И я еще никогда не видел его таким страдающим… В какой-то мере это даже забавно.
Через три месяца закончится срок, который мы с вами оговорили в день нашего знакомства. И вы должны знать, решение о том, кто из моих приближенных станет вашим супругом уже принято. И я надеюсь, вы оба сможете забыть все недоразумения, случившиеся между вами.
P.S. Чуть не забыл… Это послание сожгите прямо при посыльном, а потом чиркните мне пару слов, запечатайте личной печатью и отдайте ему. И повздыхайте немного. Парень считает, что возит любовные записки его величества, а не деловые документы. Не портите мне веселье»
Удивительный человек его величество. Одним письмом сумел заставить меня и улыбаться, радуясь награде и заключению договора, хмуриться, читая о герцоге, и рассмеяться после последних строчек. Со стороны вполне могло показаться, что это на самом деле любовное послание. И я не стала отказывать монарху в небольшой шалости. С чувством повздыхала, прижимая письмецо к груди и закатывая глазки…
А потом, закусив губу и смущаясь, написала несколько строк.
На самом деле покраснела я от усердия, боялась поставить кляксу на послании его величеству. Но ведь посыльному об этом знать не обязательно.
«Благодарю вас, ваше величество, за награду и особенно за договора. Возможность стать самостоятельной и независимой от мужчины рядом со мной, для меня очень важна.
Просьбу вашу исполняю. Ваш посыльный уверен, что это было совсем не деловое письмо.»
Сложила лист конвертом, вложив туда записочку, и запечатала сургучной печатью. Тот еще квест…
Сначала сургуч нужно было растопить над лампой, потом зачерпнуть специальной деревянной лопаточкой и плюхнуть толстую каплю точно в центр, на все четыре уголка сложенного конвертом листа бумаги. И заверить личной печатью.
Письмо его величества я сожгла в пламени той же лампы…
Глава 2
Ужинали мы втроем. Посыльный болтал как заведенный, рассказывая последние столичные сплетни. Но я никого не знала, поэтому для меня все его рассказы были, как белый шум. Знай себе кивай и поддакивай. Фипп, мне кажется, воспользовался такой же уловкой.
Больше всего мне хотелось поговорить с Фиппом о письме короля, о награде, о договорах. Обсудить план действий. Мне нужно поехать в Крамсберг как можно быстрее, рассчитаться с банком за кредит, купить одежду, а то я уже очень сильно ощущала недостатки зимнего гардероба, и забрать договора. Поэтому я ерзала от нетерпения и ждала, когда же ужин закончится, а посыльный уедет.
И когда экономка закрыла за ним дверь, я обернулась к Фиппу:
– Сэр Фипп, мне нужно с вами поговорить. Пройдемте в мой кабинет.
– С удовольствием, леди Лили, – улыбнулся он, хотя в глазах появился тревожный огонек, и подал мне руку, – прошу вас.
Мы степенно и важно, как и полагается аристократам в сто двадцатом поколении, поднялись наверх. Но как только за нами закрылась дверь кабинета, я позволила себе быть собой, и от души порадовалась новостям. А Фипп с улыбкой смотрел на мои прыжки, визги и писки, и не говорил, что такое проявление чувств не подобает баронессе.
– Сэр Фипп, – поспешила я поделиться с ним новостями, захлебываясь от восторга, – мне выдали премию за найденные бумаги! Целых пятьсот золотых! Пять сотен монет! И теперь я могу раздать все долги! И банку! И вам! Представляете?!
– Представляю, – рассмеялся он, – и очень рад за вас, леди Лили, вы это заслужили. Только, – он виновато взглянул на меня, – я уже рассчитался с банком по вашему кредиту. И вы мне ничего не должны. Эти деньги оставил мне дед. Сказал, чтобы я потратил на то, во что буду верить. А я верю в вас, леди Лили. Так что считайте, что я просто исполнил волю своего деда…
– Сэр Фипп! – Ахнула я… вот уж удивил меня маг-ниженер. И ничего не сказал даже… Это было так трогательно, так благородно с его стороны. И, вообще… решение пришло мгновенно, – сэр Фипп, а как вы смотрите на то, чтобы стать партнерами? Пополам? Пока, конечно, особенно делить нечего, кроме долгов, – улыбнулась я.
– Я был бы рад разделить с вами все, что угодно, леди Лили, – улыбнулся Фипп. И что-то было в его взгляде такое, что заставило меня смутиться. Захотелось сбежать и спрятаться, как в детстве. Но я взяла себя в руки.
– Значит договорились, мы с вами поедем в Крамсберг вместе. Как партнеры. По бизнесу, – уточнила я. На всякий случай. А то какой-то двусмысленный разговор у нас получается.
– Хорошо, – кивнул он, – думаю, мы с вами будем хорошими партнерами по бизнесу…
– Отлично, – рассмеялась я. Наверное, двусмысленность мне просто показалась, а Фипп ничего такого не имел в виду. – Но это еще не все, дорогой партнер. Нам с вами нужно забрать договора на поставку консервов для армии! Его величество написал, что на днях уже поступит аванс!
Я не выдержала восторга и снова подпрыгнула на месте и закружилась от избытка эмоций. А Фипп онемел. Он смотрел на меня как-то странно…
– Леди Лили, – осторожно спросил он, – вы предложили мне партнерство, зная, что договор уже заключен и поставки тушенки в армию у вас уже в кармане? Вы уверены, что это разумно? Я не обижусь, если вы хорошо подумаете и откажетесь от партнерства…
– Сэр Фипп, если бы не вы, ничего этого бы не было. Вы ведь могли уехать, когда все пошло прахом, но вы остались. Вы потратили все свои сбережения, чтобы помочь мне двигаться дальше. И с моей стороны было бы черной неблагодарностью забыть об этом в тот самый миг, когда дела пошли на лад. И потом, – я улыбалась, – вы же согласились, не зная, о заключении договора. Значит ваша совесть чиста. И моя тоже. Осталось решить, когда поедем в Крамсберг…
О второй части письма я умолчала… Не знаю почему. Может быть не хотела портить себе настроение?
В Крамсберг мы поехали через пару дней после получения письма от его величества. Но в этот раз не дилижансом, а своим ходом, потому что повезли первые пятьдесят банок консервов.
Фипп два дня пытался было отговорить меня от поездки с обозом, но тут уж я встала насмерть. Не хочу ехать в дилижансе. Стало совсем тепло, народа на дорогах прибавилось. И весь день сидеть в полумраке, среди посторонних людей, задыхаться от духоты и нюхать чьи-то потные подмышки мне совсем не улыбалось. И никакие доводы о приличиях не смогли сломить мое упрямство. В конце-концов Фипп сдался, хотя смотрел на меня с укоризной.
Выехали мы рано утром. Я немного боялась, что меня не разбудят, поэтому вскочила сама еще затемно. Разбудила Парлу, и вышла к загруженному с вечера обозу сразу после конюха.
Рассвет только начинался, разгораясь тонкой, огненной полосой на горизонте. Всполохи восходящего солнца наполняли воздух золотисто-розовой предрассветной дымкой, от которой все вокруг казалось укрытым особенной магией. Не той, которая была в этом мире в виде разноцветных кристаллов, а самой настоящей магией сказочных фей. И мне казалось, что стоит взмахнуть руками и я взлечу. Как Питер Пэн. Высоко… Прямо к к темному черно-голубому небу, на котором крохотными гаснущими точками еще угадывались звезды.
Над озером поднимался легкий белый туман и расплывался по покрытым первой зеленой травкой лугам, цепляясь за крыши деревенских домов. Кажется я поняла, почему граф не убрал деревеньку совсем. Без нее картина не была бы такой пронзительной… От воды ветер нес к усадьбе прохладу и сонный покой. Захотелось свернуться калачиком на телеге и снова заснуть.
– Леди Лили, – на мои плечи опустилась теплая шаль, – я попросил Парлу вынести для вас шаль. Мне показалось, она вам пригодится, – Фипп встал рядом и тоже замолчал, любуясь видом из открытых ворот усадьбы.
– Спасибо, сэр Фипп, – улыбнулась я, кутаясь пуховой платок. Да, в одном платье и в домашнем меховом жилете я немного замерзла. Но не надевать же дубленку, когда снег уже растаял.
Половину дороги я проспала, уютно устроившись на телеге и привалившись к Фиппу. И проснулась только ближе к обеду.
Вот тут сразу стало понятно, что я не ошиблась, когда решила ехать обозом. Мы тут же остановились на ближайшей полянке, сделать дела и позавтракать. А то пришлось бы ждать до следующей станции, и обедать на ходу, в сухомятку.
Сейчас же конюх с Фиппом быстренько соорудили костерок и вскипятили чай в котелке, я расстелила на травке плед, и разложила по тарелкам пироги и закуски собранные в дорогу кухаркой. Конюх с нами есть не стал, схватил свою тарелку и огромную почти литровую кружку, в которую вылилось половина котелка, и умчался к лошадям.
Мы с Фиппом остались одни. И с наслаждением завтракали и болтали обо всем и ни о чем, обсуждая недавнее прошлое и мечтая о будущем, которое начнется уже завтра. Мы не знали, что там в договорах, но надеялись, что объем поставок будет не меньше пятидесяти-семидесяти банок… С полной нагрузкой мы можем, конечно, выдать сто пятьдесят… Но Агуст и Орст говорили Фиппу, что даже третья часть такого объема каждый месяц будет большой удачей. И я им верила.
С погодой нам повезло, на небе не было ни облачка, солнце грело почти по летнему, и я даже сняла жилет, накинув на плечи шаль. Ветер все еще был холодным, а от земли тянуло сыростью. Но по приметам, сказал конюх, лето должно быть теплым и влажным.
В Крамсберг мы приехали глубокой ночью. Я уже дремала, положив голову на плечо Фиппа, как и утром. От поездки на неудобной карете болело все тело. Спина, попа, ноги, руки… все мышцы тянуло и они ныли от непривычной нагрузки и неудобных поз. Что ни говори, а в дилижансе в этом плане гораздо удобнее, чем в телеге. Так я после поездок в дилижансе не уставала даже зимой.
– Вот и приехали, – улыбнулся Фипп, – это дом дяди Агуста. Он будет рад гостям.
«Дом дяди Агуста» был больше моей усадьбы раза в два… как минимум. Я смотрела на трехэтажный каменный особняк отделанный белым мрамором и чувствовала себя деревенской дурочкой, впервые приехавшей в город. Вот ничего себе нищий купец, потерявший все!
И это, надо полагать не центральный вход, а что-то вроде заднего двора. Слева располагались приземистые одноэтажные строения. То ли склады, то ли конюшни… весь двор по периметру был накрыт навесами, под которыми стояли груженые телеги. Приехали они или уехали, было не понятно, но возов было не меньше десяти-двенадцати.
Весь двор был замощен круглыми деревянными плашками. Если бы не это, то телеги бы намесили во дворе такую грязь, что не пройти не проехать. А еще во дворе горели фонари… керосиновые, конечно. Но я до этого видела их только во дворце его величества и на центральной площади Крамсберга!
– Ничего себе домик, – выдохнула я удивленно.
– Да, – улыбнулся Фипп, – дядя Агуст любит шокировать. У него все такое… У дяди Орста домик поскромнее будет.
Мы поднялись по деревянной лестнице и вошли в дом через небольшой узенький коридор. Слева гремела посуда, пахло едой и слышались крики кухарки, а справа, вероятно были кладовые и погреба. Моя догадка, что это задний двор подтвердилась. Но мраморная отделка на стенах мне точно не привиделась!
– Фипп, племянничек, – Агуст в домашнем халате, спешно спускался с лестницы, – приехали… А ты почто леди Лили с черного хода завел? Там же и смотреть-то не на что… леди Лили, у меня ведь и дорожка есть, и клумбы, и статуи на входе… все как в лучших столичных особняках. А недавно я фонтану построил. Красота, я скажу вам, неописуемая…
Тараторил он, потирая гордо «трудовую мозоль» обтянутую дорогой парчой. А потом, подхватив меня под локоточек, потащил к выходу. Не иначе собрался показать все красоты прямо сейчас.
– Дядя Агуст, – рассмеялся Фипп, – предлагают отложить экскурсию на завтра. Сегодня уже темно, и леди не сможет увидеть все так же хорошо, как днем.
– Твоя правда, Фипп, – замер Агуст, – что ж это я не подумавши… Но, леди Лили, я завтра сам лично покажу вам все… и клумбы покажу, и дорожку, и статуи, и фонтану… ох, и красивая эта фонтана… Леди Лили, а вы в столице фонтану видели?
Пока мы ужинали Агуст говорил про фонтаны. Как он увидел его в столице как пришел в восхищение и непременно захотел точно такой же у себя дома, как нашел мага-инженера… он говорил, я кивала, а Фипп виновато улыбался. Уж он-то точно знал своего дядюшку, и скорее всего привез меня сюда нарочно, чтобы самому не выслушивать этот рассказ про «фонтану».
– Ох, леди Лили, – Агуст на мгновение замолчал и нас с Фиппом, – совсем я вас заговорил. – он вздохнул и явно с трудом переключился, – я же забыл сказать самое главное… На днях генерал Горфид передал нам договор на поставку консервов, подписанный его величеством. И это удивительно, – почесал он бровь, – обычно генерал сам все подписывает. И все бывает наоборот, сначала мы, потом он.. видать, и правда, его величество очень заинтересован в консервах.
После таких слов сон и усталость у меня как рукой сняло. И я категорически отказалась отложить дела на завтра и радостно поскакала в кабинет за Агустом, чтобы, наконец-то, заполучить в руки договор и прочитать, что там за условия… И, вообще, я так полагаю, раз его величество подписал договор самолично, то это скорее не договор, а скорее распоряжение некой баронессе, которая теперь должна в лепешку расшибиться, но выполнить его условия. Такой намек, мол, пункты договора установлены и пересматриваться не будут.
А вдруг там цена невыгодная? Или сроки нереальные? Или еще что? Волнительно.
Листки договора я взяла трясущимися руками, поднесла к керосиновой лампе на столе Агуста, вчиталась… и с облегчением выдохнула. Ничего невозможного в договоре не было.
Мы были обязаны поставлять на армейский склады в Крамсберге по сто банок тушенки каждый месяц, начиная с этого. С учетом нашей максимальной производительности в сто пятьдесят за тридцать дней, не так уж плохо. Даже остается пул для маневров… мы же хотели попробовать модернизировать производство, чтобы выпускать еще и маленькие банки.
Я передала договор Фиппу, он ведь теперь мой партнер, пусть пока еще это и не оформлено. А сама с облегчением выдохнула.
Кабинет у Агуста был такой же помпезный, как и весь дом. Но в то же время нельзя было сказать, что богатство хозяина было нарочитым, а обстановка безвкусной. Нет, Агуст явно знал меру. И это наводило на мысли, что он вовсе не был нуворишем. И привык к роскоши и богатству с самого детства.
И, я покосилась на Фиппа, читающего договор. Мой партнер, воспитанный дедом и отдавший в банк сто золотых, чтобы погасить мой долг, теперь раскрывался с другой стороны. Он совсем не бедный маг-инженер, зарабатывающий на жизнь своим трудом, как я привыкла думать…
– Что? – улыбнулся он, оторвавшись от договора, – мне кажется, это прекрасно. Или вы думаете по-другому?
– Э-э-э, – мне понадобилась целая секунда, чтобы сообразить, что Фипп говорит о договоре, а не о себе или своем состоянии, – да, меня тоже все устраивает… просто… у нас будут оставаться излишки, если мы загрузим производство на полную мощь.
– Ну, это же не на долго, – вздохнул Фипп, – я вот думаю, что нам придется срочно расширяться и ставить вторую линию…
– Почему это? – удивилась я, – сто банок в месяц это почти в половину меньше, чем мы можем производить уже сейчас.
– Леди Лили, – укоризненно вздохнул Фипп, – а приписочку в конце договора вы читали? Под звездочкой?
– Что за приписочка? – удивилась я, вскочила с кресла и склонилась над договором вместе с Фиппом…
И точно. В конце договора меленькими буковками, под звездочкой вроде сноски было написано, что в случае начала военных действий, я буду обязана в течении двух недель увеличить производство в три раза, до трех сотен банок в месяц…
Я даже глаза протерла. Но ничего не изменилось. Мелкие буковки никуда не делись. А я-то думала, это изобретение ушлых юристов из нашего мира. Выходит нет, здесь тоже есть ушлые короли, которые так хитро чуть не подставили наивную баронессу Лили.
И прав Фипп, теперь придется побеспокоиться о второй линии. Раз уже ведутся разговоры о войне, то нужно быть готовым.
– Ох, как же вы хорошо смотритесь вместе, – раздался голос Агуста, о котором мы, обсуждая договор, совсем забыли, – как жаль, что у вас, леди Лили, уже есть жених.
Купец сокрушенно вздохнул. А Фипп бросил на меня быстрый, нечитаемый взгляд, а я смутилась. Он же не знает, что жених у меня теперь есть… герцог… его величество намекнул об этом в своем письме весьма прозрачно. А я не знаю, как к этому относиться. Слишком сильно взволновал меня наш поцелуй.
