Kitobni o'qish: «Попаданка-2. Из грязи – в князи»
Пролог
Сумрачным этот зал, спрятанный глубоко-глубоко под землей, называли не только из-за тьмы, лежащих в углах помещения. Нет. Это место несло на себе печать прошлого, боль и скорбь настоящего и пустоту надежд будущего. Именно здесь сейчас не билось Мертвое Сердце арровых ведьм.
В самом темном углу, где чернота казалась осязаемой и живой, и где ее не могли разогнать даже пара десятки горящих прямо сейчас факелов, стоял Трон Верховной. Пока пустой. Вчера последняя Верховная наконец-то покинула этот мир, ступив в могилу второй ногой. Она правила ведьмами много тысяч лет, но вчера ее срок закончился.
И сегодня на Трон сядет новая Верховная, которую выберет Сердце, чтобы править следующие бесконечно долгие тысячи лет.
По всему залу полыхали огни не разгоняющие тьму. Длинная вереница арровых ведьм в платьях-мешках из самой жесткой дерюги вступила в зал, двигаясь по замысловатой траектории, от тени к тени, от тьмы к тьме.
Ведьмы шли след в след, медленно и осторожно. Ошибиться нельзя, сойти с белой цепочки следов значит сгинуть. Заунывный вой по голодной тьмы сопровождал эту странную процессию. Перед троном каждая ведьма замирала на одно короткое мгновение, левой рукой касаясь отполированного миллионами прикосновений Сердца. Но оно молчало.
Молчало до тех пор, пока перед ним не замерла хрупкая фигура молоденькой арровой ведьмы. Сердце дрогнуло. А когда маленькая ладошка осторожно коснулась ледяной поверхности Сердца, оно громко, четко и ясно, на весь зал сообщило о своем выборе:
– Тук! Тук-Тук!
Новая Верховная определена. Неясный гул прошел по залу. Слишком молодая. Слишком неопытная. Слишком сильная. Но кто посмеет спорить с Сердцем?!
Мушка сделала шаг, переступая одной ногой в могилу, голодные тени взметнулись, но Сердце защищало от их злобы. Она села на Трон, так и не оторвав левую руку от Сердца, лежащего на широком подлокотнике, а правую ногу от безопасной дорожки, по которой шли ведьмы.
Чернота легкой дымкой поднималась по белоснежной коже молодой женщины. Мушка еле слышно стонала, чувствуя леденящий холод Сердца, который стремился туда, где пока билось, пока ее, пока живое сердце. Пара бесконечных мгновений, и сердце в последний раз гулко стукнув об ребра, остановилось. Вот и все…
Верховная поднялась с трона и оглядела замерших на коленях ведьм.
– Она нужна нам, сестры, – по Залу разносился хриплый каркающий голос. И тьма вторила ему восторженными криками.
Через некоторое время все ведьмы, во главе с Верховной покинули тронный зал, запечатывая двери до следующего Ритуала Выбора Верховной. И только Мертвое Сердце ритмично сокращалось, гоняя черную кровь того, кого прятала тьма Сумрачного зала.
Глава 1
– Малла, не пойму, как мне распределить доярок по бригадам? И как они будут следить за рационом и самочувствием коров? Они же не умеют?!
Рыска в сотый раз завела свою шарманку. Первым делом мы с господином Гририхом решили заняться двумя направлениями: молочная ферма и сыроварня. Все же основные заработки колхозу дают именно они. Если наведем порядок там, то дальше будет легче. Но моя сестра старательно ставила палки в колеса.
– Рыска, – я вздохнула. Тяжело быть председателем. Я всего пол дня на этой должности, а уже устала, – но ведь как-то все остальные, у кого нет Дара держат коров. Они же как-то их кормят, следят за ними. Если ты считаешь, что твои девочки-доярки бестолковее этих крестьянок, то замени их на других. Желающих много.
– Нет, мне не нужны другие! – Рыска нервничала. Она впервые на моей памяти проявляла такие яркие эмоции, – но, Малла, а как же я?! Если они справятся без меня, то я-то зачем?! Ты хочешь меня выгнать?! Но я же сама каждую из этих коровок выбирала. Они же все мои, Малла. А ты говоришь, что я не должна ими заниматься! А как же я без них-то?!
– Рыска, – вмешался господин Гририх, – все коровы, которые у нас есть, и которые у нас еще будут, так и останутся твои. Только стойла почистить и навоз в поля вывезти твоего Дара не нужно. И чтобы по составленному тобой рациону коров накормить. И с дойкой без тебя справятся.
– Но…
– Если захочешь, – не дал ей возразить господин Гририх, – можешь подоить одну-две коровы для удовольствия. Но от ежедневной и постоянной рутинной работы в коровнике нам надо тебя освободить. Ты же сама видишь, что много других дел копится. Нужно следить, когда на какое пастбище стадо отправить, когда сена подвезти, когда каши, когда ведра пропарить… у тебя сейчас сорок коров, а будет сотня.
– Да, но…
– Никаких но, Рыска. Ты же сама голосовала за такую конц… за такое видение нашего колхоза.
Рыска набрала в грудь воздух, намереваясь разразиться гневной тирадой, но господин Гририх моментально сбил ей настрой.
– Мы тут подумали… за следующей партией коров ты можешь ехать сразу, как только наладишь работу на ферме. Сама понимаешь, в округе мы всех разобрали, придется ходить порталами. И поездка может занять не один день… пока приедешь, пока к коровам приглядишься, пока выберешь… и каждый месяц будем по двадцать коров докупать, пока всю сотню не наберем…
Рыска сразу же забыла, о своем недовольстве и, тихо выпустив воздух, с восторгом слушала господина Гририха. Как и я… я уже две части билась с Рыской. А бывший председатель справился за пару долек. Вот как он это сделал? Откуда он знал, что нужно говорить, чтобы Рыска перестала бояться доверить своих коров дояркам?
– Малла, улыбнулся господин Гририх, когда довольная Рыска убежала строить своих доярок, – главное заинтересовать человека в том, что ты хочешь от него. Дать такую ценность или цель, чтобы он сам с радостью побежит делать то, что тебе нужно. Вот я и дал Рыске возможность заполучить в свои руки еще больше коров. Ты ведь по себе знаешь, когда есть Дар, хочется приложить его к работе так, чтобы он работал в полную силу. Простые операции вроде доения или уборки навоза не требуют работы Дара, поэтому, вот увидишь, Рыска с легкостью перестанет это делать. Вот сейчас Сайка придет. Что ты ей предложишь?
– Возможность варить больше сыров? – мгновенно ответила я и тут же поняла, что не права, – нет… ее Дар направлен на уют, чистоту и порядок… значит мы ей скажем, что распределив по бригадам разные сыры, она наведет чистоту и порядок в сыроварне? Что меньше будет грязи и бестолковой суеты?
– Верно, – рассмеялся господин Гририх, – только Сайка уже все просчитала и прикинула. Она ушлая баба. Так что она сама начнет требовать, чтобы мы быстрее достроили сыроварню, чтобы она могла сделать все так, как говорили на собрании.
И он снова оказался прав. Сайка первым делом потребовала, чтобы строители как можно быстрее достроили сыроварню. Потому что у нее уже все готово, и девочки-сыровары хоть завтра могут начать работать по-новому.
Господин Гририх хмыкал и подмигивал мне, когда теперь уже я пыталась уговорить Сайку еще немного поработать по-старому… вот откуда он знал, что так будет? Управление тяжелая наука. Нужно столько всего знать…
Я вздохнула… придется учиться… вчера негодяйский негодяй составил мне расписание моего обучения. Мы даже поругались. Там предметов больше, чем у нас в училище было. И все такие сложные… законоведение, практика хозяйствования, устройство государства, искусство душевности, история… ужас… и, главное, ни словечка про управление моими способностями. Как будто бы я не для этого поклялась сесть за учебники.
Но первый день в должности председателя показал, негодяй частично был прав. По крайней мере, людей и их психологию, то есть то самое странное искусство душевности, мне точно нужно знать. И законы, наверное… А вот история там всякая, государственное устройство – это бесполезные занятия. Еще бы физику меня учить заставил.
Вечером я еле-еле волочила ноги с работы. Мне казалось, что я не в правлении весь день просидела, не вставая, а в поле гектар картошки в одиночку выкопала. Даже мышцы болели так же.
Но зато я сегодня столько сделала! Уже сейчас ферма начала работать по новому… ну, Рыска по крайней мере пытается. Салина чуть не подралась с Сайкой, но увела строителей с сыроварни и они ей за полдня поставили небольшую лавочку – прилавок с крышей – прямо рядом с правлением. Под склад господин Гририх временно выделил ту комнату, где я трое суток отсиживала и вручил ключи Анье, которую Салина взяла себе в помощницы. Сразу стало легче, спокойнее. Купцы перестали суетиться и кидаться на Салину с криками, когда из огорода приносили короба с овощами. И она сказала, что так получается гораздо спокойнее. И правильнее. Ведь ее отец тоже за каждой пуговицей сам не ездит. Есть у его и управляющий, и помощник.
А дома меня ждали негодяй и… ужин. И салатик, главное, настрогал, как я люблю. Они-то здесь мало овощи едят, не привыкли. Все на кашу свою, да на мясо налегают…
– Устала? – спрашивает, и в глазки-то заглядывает, как будто бы у нас не нелепый случайный брак, как будто бы он меня не ненавидит. И я его тоже.
– Устала, – ответила. Даже огрызнуться сил не было. Думала поем, спать лягу. Да только я еще доесть не успела, как Орбрен мне под нос книжку сунул:
– С первой по десятую главу. Потом я тебя поспрашиваю, ответишь на все вопросы с первого раза – пойдешь отдыхать. Нет – будешь читать снова.
Где был мой мозг, когда я соглашалась учиться? И ничего же не поделаешь. Отводишь глаза от книги – глаза болеть и слезиться начинают. Оракул… чтоб его. Пришлось читать. Вот жаль у меня Оракула в школе не было. Я бы отличницей стала.
«Как с покон веков жили люди в мире и довольствие,
Кашку сеяли, скот пасли да на солнце радовались глядучи,
И были среди них люди Ведающие силой большой владеющие
Землей, водой и ветром управлялись играючи…»
Продираться через текст сначала сложно было. А потом приноровилась. Тем более первые несколько страниц рассказывали о той истории, что я знала уже. Пока читала, зевала от усталости. А вот потом, когда добралась я до того места как людей в Хадоа погнали, затянуло меня…
«Согнали вороги злобные детей молодших в толпы огромныя,
Да погнали по земле родной, черной да мертвоя.
А земля-то прокляла их. И превращались они в чудища страшныя
Волосья да кожу по дороге сбрасывая, да помирая как нечистые.»
Много детей умирало по дороге к порталу. Он-то один на весь мир был. Из тысячи людей единицы живыми доходили. Всю землю костям своими в несколько слоев устлали. А те кто выжил пожалели. Мир Хадоа был таким же мертвым, как Гвенар они за собой оставили. И животные, и птицы и растения мертвые были. На вид как живые, но мертвые.
Стали люди гвенарские в хадоа рабами. Несложная-то работа была, потому что еще чудища мертвые хадоа служили.
Кроме людей в хадоа привели и домашних животных: коров, лошадей, кур, свиней и овец. Очень уж новые хозяева мясо полюбили. Да только в хадоа на мертвых землях даже травы живой не было. Только мертвая. А ее животные есть отказывались.
Хорошо, что воины, из любопытства травы живой, да ветки деревьев нарвали на Гвенаре, да тайком в хадоа принесли, до того, как сжечь мир покинутый дотла. Из них потом леса и луга в Хадоа выросли. Стали гвенарцы за скотом ухаживать. Стал оживать мир. А тут еще оказалось, что дети от гвенарцев здоровее получаются… вот тогда и потеряли они чистоту Древней Крови.
И людей становилось все больше и больше, и травы, и деревьев, и животных. Перестал мир Хадоа быть черной пустыней, ожил. И решили хадоа попробовать оживить и второй уничтоженный мир. Места-то для всех не хватало. Очень много людей стало.
«И вернулись люди в мир родный, века веков назад покинутый
И замер народ в ужасе: так и остался мир черным да мертвым
Прахом серым от дитячьих косточек истлевших покрытым
Скорбью горькой, болью на губах оседающим…»
Дочитала я десятую главу, а у самой слезы на глазах. Как же страшно это, особенно когда видишь, что все это правда. Ни птиц в Гвенаре не осталось, ни рыбы, насекомых тоже совсем мало было, раз про них не написали ничего, они, наверное, сами в портал проползли, да залетели. Так и выжили. И от этого так больно.
И я снова почувствовала, что подниматься стала. Как тогда, когда песню про Катюшу пела… выше и выше, а мир вокруг все меньше и меньше становился… И когда уже Вард увидела, Орбрен вдруг подскочил, затряс меня, а потом как влепит пощечину…
Я на землю и рухнула… Нет, понимаю, что все это время я тут на стульчике и сидела, но по ощущениям как будто бы с высоты огромной упала. Даже дыхание выбило от чудовищной силы удара…
Вскочила я, рот открываю, а вдохнуть не могу. А рядом Орбрен, встревоженно в глаза мои вгляделся, руку на грудь положил и отпустило меня. Я со свистом воздух втянула и задышала, согнувшись, как будто бы стометровку пробежала на время.
– Ты как? – негодяй меня ласково за ручку взял, смотрит…
А я выпрямилась через силу, и со всего маха ему ответный привет залепила. Что это он руки свои распускает? Да меня даже зайка-алкоголик никогда пальцем не тронул!
– С ума сошла? – Орбрен схватился за щеку и смотрел на меня удивленно, – ты же опять к Оракулу подключалась. Я должен был тебя остановить!
– Можно было просто сказать, – часто дыша ответила я, – было очень больно падать с такой высоты.
– Я тебя звал, тряс и даже облил водой… ты никак не реагировала.
– Облил водой? – Я опустила глаза вниз и увидела, что стою мокрая с головы до ног в огромной луже, – кошмар меня подери, ты что на меня ведро воды вылил?!
– Да, – ответил Орбрен, сел за стол и почти спокойно заметил, – ты даже не заметила. И еще я тебя усыпить не смог, потому, что ты еще сегодняшнее задание не доделала. Пришлось прибегнуть к последнему средству.
Кошмар меня подери! Да что же это такое?! Я ведь на самом деле не хотела ничего такого.
– Я не хотела. Оно опять получилось само. И прости… что ударила, – я присела за свой стул, – что же делать? Ты обещал научить меня контролировать это состояние… а вместо этого, – я кивнула на книгу, – заставляешь читать историю.
– Видишь ли, – Орбрен нахмурился, – мне надо было проверить свою догадку. И теперь я точно знаю, ты подключаешься к Оракулу, когда испытываешь сильное эмоциональное потрясение от какой-то неправильности… ты поняла о чем я?
– Поняла, – кивнула я, – если мне что-то очень сильно не нравится и я очень хочу это исправить, то… только, – я помолчала, – я сама не знаю, что именно сделаю, как буду все это исправлять… наверное, за меня решает подсознание....
– Под…что?
– Ну… подсознание, – я покраснела. Странно быть умнее учителя, – у нас так говорят. Вроде как есть сознание, которые мы контролируем, а есть более глубокое подсознание, которое мы контролировать не можем.
– Хм… интересно, – Орбрен недоуменно почесал затылок, чем смутил меня окончательно. А я-то думала, негодяй все знает. – Об этом мы подумаем потом. Сейчас наша с тобой цель разорвать эту цепочку реакций. Поняла?
– Так ты это нарочно?! Нарочно хотел, чтобы я подключилась… чтобы ударить…
– Чтобы ты могла учиться управлять своими силами, – перебил меня Орбрен, – сначала надо научиться не выходить на связь с Оракулом произвольно. Иначе тебя так и будет таскать туда каждый раз, когда ты прикасаешься к Жару. Поэтому да, нарочно. И буду делать это не один раз.
Кошмар меня подери! И ведь не скажешь, что он не прав. Как я могу чем-то научиться, если меня сразу волочет наверх, без участия разума?
– Ладно, – обреченно согласилась я, – только не бей меня больше. Придумай что-нибудь другое. И не не тяни, чтобы я не успела… взлететь высоко. А то больно падать.
Одно хорошо, запомнила я все с первого раза… хорошо, но странно… и когда Орбрен, наконец, отпустил меня спать, я думала усну мгновенно.
Но не тут-то было. Я еще полночи проворочалась. Все казалось, что из угла на меня смотрит сама тьма. И от этого было страшно и жутко. А когда заснула мне приснился Орландо. Будто бы пришел он ко мне здесь, в Гвенаре, встал в дверях, улыбается. Руки ко мне протягивает.
– Малла, я так соскучился. Иди ко мне, любимая. Мы снова будем жить вместе. Сына растить…
А меня аж затрусило всю. И к нему бежать хочется, на шее повиснуть и разрыдаться. Ведь соскучилась тоже… и мешает что-то… так и сидела, как дурочка, всю ночь, не могла выбрать, что делать. Очень дурацкий сон. Непонятный.
Глава 2
Утром меня разбудило солнце. Я нарочно не стала окошко занавешивать, хотела пораньше встать. Я же теперь не просто колхозница Малла, а целый председатель. И жизнь у меня теперь новая началась. Нельзя в постели валяться. Я даже зарядку сделала… ну, раз у меня теперь все так правильно и ответственно… значит надо.
Несмотря на мутный некошмарный кошмар с Орландо в главной роли, я выспалась. И проглотив молока с куском цветочного хлеба, побежала на работу.
Первым делом на ферму, конечно. Они раньше всех начинают. Так и вышло. Рыска уже своих доярок гоняла… ну, пыталась гонять.
– Рыска, – уперла руки в бока Найка, – а ты чего стоишь? Бери подойник, да помогай. Или иди коровник чисти, пока мы тут всех подоим, ты как раз закончишь. Или ты у нас теперь важная птица и ручки свои марать не хочешь?
И вижу я Рыска растерялась. Ну, она сама, наверное, думает так же, как эта баба наглая говорит. Поэтому и стоит, не знает, что ответить. И почувствовала я, что возьмется сейчас Рыска за вилы. И пойдет навоз кидать. А не дело это. У нее своя работа. Так что решила я вмешаться:
– Найка, – улыбнулась во все тридцать два зуба, – правильно говоришь. Ты подойник-то свой Рыске отдай. Она вместо тебя доить и коровник чистить будет. А ты вместо нее Зорьку лечить будешь, ночами караулить, чтоб не сдохла корова-то колхозная. А то я с тебя ее стоимость вычту. И имей в виду, если за день молока меньше сдашь сыроварам, Сайка тебя на клочки порвет. И я добавлю. У нас весь сыр сегодняшний до мешочка (*килограмма) расписан. Не хватит молока, сама будешь перед ее величеством ответ держать.
– Да, уж пошутить нельзя, – сразу пошла на попятный Найка, – пошли, бабоньки, работать. А то ее величество сыры ждет… как бы не померла с голоду-то…
И доярки весело хихикая подхватили ведра и пошли доить коров.
А мы с Рыской остались. И хорошо, что никто не увидел, как у меня коленки тряслись от волнения. Вдруг бы доярки меня не послушались бы. Что бы я тогда делала?
Вот интересно… почему я с Орбреном могу вести себя, как королева, а вот со всеми остальными – нет? Его бы я легко и просто на место поставила, хотя он целый герцог, а это обычные деревенские бабы. Хотя нет… не поставила бы… этот негодяй давно простися, да не получается у меня.
– Малла, – отвлекла меня сестра, и задумчиво продолжила, – знаешь, а я теперь тоже поняла, почему не должна коров доить… я же получается, должна совсем другим заниматься… молока нам надо больше. Больше молока – больше сыра и, значит, денег в колхозе. Если я буду сама коров обхаживать, то больше молока будет только от тех, что я сама подоила. А если я буду всеми коровами заниматься, то молока будет больше от всех… И значит Найка не права. Моя другая работа так же важна, как дойка или чистка коровника…
Мы с Рыской еще поболтали чуточку. Она мне про Зорькино самочувствие рассказала, я на учебу свою пожаловалась… а сама думала, что Рыску не только заинтересовать надо было, но еще и объяснить, почему все должно быть именно так, а не иначе…
Вот почему кто-то слету ловит свою выгоду, как Сайка, а кому-то, как Рыске и мне, еще все по полочкам разложить нужно? Я бы не сказала, что Сайка умнее Рыски или меня. Значит, ум совершенно не при чем. А что при чем?
Так ни до чего не додумавшись я добежала до Сайкиного дома. Дирк уже пошел на стройку, как раз мне навстречу попался. А Сайка готовила сыры к Салине нести. Те, что в ночную смену сварены были. Я помочь, конечно, вызвалась. Мне все равно в правление нужно.
– Малла, – Сайка не умела долго молчать, – мне тут господин Гририх рассказал, что ты ему про другие молочные продукты говорила. Я хочу попробовать что-нибудь еще придумать… из сыворотки сырной. У меня прямо душа кровью обливается, когда мы ее выливаем. Все мне кажется, гроты из ведер в землю уходят… Может быть попробовать из него творог сделать? Как думаешь? Получится?
– Я не знаю, – пожала плечами, – Сайка, я же ничем таким не интересовалась никогда. Давай попробуем прямо сейчас…
Так мы получили еще один вид сыра, который назвали Сывороточным. Очень мягкий и нежный, с приятный вкусом. Получалось не так много, где-то с полмешочка (*половина кг) с ведра молока, но фактически из ничего же. Из отходов. Делать мы его стали с разными добавками, очень уж к нему и укроп, и розки ложились.
Первую партию мы сразу же в то утро отнесли Салине. И как водится забрала ее на пробу королевская кухня.
Возле правления с раннего утра толпился народ. Купцы, которые с вечера очередь за сырами занимали, вдовушки, которые у нас в колхозе числились, но постоянного места работы не имели. Мы их каждое утро на самый тяжелый участок определяли. Весь последний месяц ходили они в поля кашку собирать. Так что я долго не думала, что с ними делать.
Купцы все дружно к Анье в лавку побежали. За сырами и овощами, которые мои овощеводки уже приволокли с утра.
Обычно после этого площадь перед правлением пустела, но не сегодня. Пара десятков мужчин подозрительной наружности, так и остались сидеть на лавочках, что мы для купцов расставили. Сами вроде в простых рубахах, а видно люди не простые… не бывают у мужиков деревенских такого цепкого взгляда, такой кошачьей грации в движениях, и спокойной уверенности в своих силах.
– Девушка, – подал голос один из них. Самый старший на вид. У него у одного виски с сединой были, – нам бы председателя вашего увидеть, господина Гририха…
А мне будто бы ледяной водой за шиворот плеснули. Не ждали мы сегодня никого и ничего.
– Господин Гририх сегодня в Варн уехал, вечером только будет, – сначала я хотела свалить все на него, но потом передумала… все равно же придется когда-нибудь начинать председателем по настоящему быть. Почему бы не сегодня? Даже если ошибусь, ничего страшного. Ну, не побьют же меня, – а что вы хотели?
– Вот беда-то, – вздохнул мужчина. Симпатичный между прочим. Высоченный, статный, настоящий богатырь и выправкой на господина Гририха очень похож. Как встал он, так сразу понятно стало, что тоже из воинов. И голос такой приятный, низкий, – подождем мы тогда… есть у вас в колхозе, где можно день провести, не на улице же сидеть до вечера…
– И не нужно вам до вечера на улице сидеть, – улыбнулась я, тщательно скрывая страх, – пройдемте в правление. Со вчерашнего дня в колхозе новый председатель. И он на месте.
– Неужто господин Орбрен у вас теперь председательствует? – усмехнулся богатырь, – неожиданно…
– Нет, – еще шире растянула я губы в улыбке, – не он. А я… Меня Малла зовут. А вас?
– Добрей кличут, – кивнул он и протянул мне руку, – рад знакомству, Малла… Раз уж вы председатель, так значит мы к вам.
Пожала я руку протянутую, а у самой от счастья, что приняли меня всерьез, без шуток, сердечко-то и застучало. И еще украдкой взглянула на Добрю… эх… что же меня угораздило замуж за негодяя выйти? Вот такого надо было мужика выбирать. И красивый, и обходительный, и со всем уважением. А что виски седые, да морщинки в уголках глаз… Да разве когда возраст настоящего мужчину портил? Этот уж хватать и кричать, что дура я, не будет. И имя-то какое подходящее…
– Услышали мы от людей добрых, – гудел Добря, – что удивительные вещи творятся в колхозе вашем. Цыплята без кур выводятся, сотни коров по лугам бродят, чистыми гротами доятся, что овощи невиданные у вас растут… и всем вдовушки в одиночку управляются. Не поверили сначала, думали брешут люди. А тут купец к нам на заставу приехал, и рассказал, что сам у вас был, сам все видел. Вот мы с однополчанами и решили, что после службы к вам отправимся. На чудеса поглядеть. Все равно отставка близко. А родни ни у кого не осталось. Женами мы не обзавелись, не хотелось вдовами их оставлять. Вот и пришли… может у вас найдется работа какая для двадцати здоровых мужиков? Очень уж мы по труду крестьянскому соскучились. Все из простых… а там глядишь, присмотрим женушек себе, да насовсем и останемся…
Даже если бы я не растаяла от обаяния этого простого мужика, то все равно бы их не отпустила. Раз они готовы создать семью, значит надо хватать их за руки и за ноги. У нас сто пятнадцать… ой, сто четырнадцать, Грайя же уехала… вдов еще осталось. И они меня никогда не простят, если я женихов из колхоза заверну.
– Очень хорошо, – теперь я улыбалась искренне, и страх куда-то пропал, и уверенность появилась, – а что вы умеете?
– Ну, дак… все… – вскинул брови Добря, – за скотиной ухаживать, кашку сеять, рубить, пилить, строгать… все умеем… Дары у нас у всех, правда, воинские… но это даже хорошо же? Если что мы и в драке на вашу сторону станем…
Он повел плечами так, что я невольно залюбовалась… вот же повезет кому-то… эх… быстрее надо учиться силами управлять, и развод просить. Может и на мое счастье такой богатырь найдется…
А! Кошмар меня подери! О деле надо думать! О деле!
– Хорошо, – проморгалась я, – в колхоз я вас пока взять не могу, надо чтоб колхозники одобрили. А собрание только в следующей семидневке будет, во Второй день. Но работу найду и жильем обеспечу. Бабы вас на постой к себе с радостью возьмут. А кто не захочет… у нас пара домиков свободных осталось еще…
– Договорились, хозяюшка, – улыбнулся Добря… не зря его так назвали, ох, не зря… и не имя это, а прозвище скорее. Вон какие глаза добрые. Так и тянет улыбаться вместе с ним. И счастье от одной его улыбки изнутри поднимается…
– Вы сегодня по колхозу погуляйте, с жильем определитесь, а завтра уже на работы. Обедом я вас накормлю, – я замолчала решая что делать. То ли домой пригласить, то ли сюда в правление кашу принести…
– Хозяюшка, – влез в паузу богатырь, – не стоит утруждаться. Вы нам ключи от домиков-то выдайте. Мы обживаться будем. У нас запасы свои есть. Мы ими еще пару недель перебьемся. А кто к бабам на постой пойдет долю выделим. Нахлебниками не будем. А там, глядишь, и сами чего заработаем…
– Вы так уверены, что не найдете никого, кто вас на постой примет? – улыбнулась я.
– Может кто и примет, – пожал плечами Добря, – но я сам уже ни к кому не пойду…
Кошмар меня подери! И так посмотрел на меня, что я как девчонка покраснела… аж до слез…
А он хмыкнул довольно, встал, поклонился слегка и, задевая плечами широкими проем дверной, вышел, оставив приходить в себя глупую бабу… вот такой мужик в доме должен быть… кошмар меня подери… вот не везет мне на мужиков… вечно какие-то не такие попадаются: то зайка-алкоголик, то герцог Древних Кровей… а я простого хочу. Нормального.
Пару долек (*минут) продышалась, взяла ключи от домов свободных, которые у нас вроде дежурного жилья были. И пошли мы цепочкой по деревне: я маленькая, Добре едва до плеча достаю, и за мной двадцать богатырей…
Бабы как уж углядели процессию нашу, вроде же все работали, делом заняты были, но к домишкам на окраине мы уже толпой подходили. И возле каждого мужчины уже по паре тройке баб толкалось. Расспрашивали что к чему, на постой зазывали, хихикали, глазки строили…
Только Добря так один и шел. Как-то получалось у него одним взглядом от внимания женского избавляться…
