Kitobni o'qish: «Ты будешь моим, милый!»

Пролог

2 года назад

Ну вот и всё, похоже, моя жизнь подошла к концу. Тело налилось тяжестью и даже пальцем пошевелить не получалось, а легкие горели из-за нехватки воздуха. Из-под полуопущенных ресниц я смотрела на голубое летнее небо без единого белого росчерка облаков, когда в поле зрения появилась мужская фигура.

Даже ангел спустился, чтобы проводить меня к чертогам райских кущ. И такой красивый. Вот если бы в храме такие лица на картинах были, все девки в деревне ходили молиться.

Лицо ангела склонилось надо мной, давая возможность разглядеть невероятно яркие синие глаза, которые он зачем-то прикрыл, и пока я недоумевала, поступил весьма жестоко, сжав мне нос, а другой рукой задрав подбородок и прижимаясь своими губами к моим.

Этот поцелуй был как глоток чистого воздуха, как сладость спелой клубники в жаркий день, как…

А потом меня вырвало водой, и я, наконец, пришла в себя.

– Милая леди, что с вами случилось? – обеспокоенный бархатистый голос проник в мое сознание.

Продолжая отхаркиваться, я начала крутить головой из стороны в сторону, чтобы понять, что за леди здесь пострадала со мной. Никого не оказалось. И тут до меня дошло. Леди – это я! Ангел не только красив, но и учтив, и добр.

– Вам всё еще плохо? – обеспокоенно спросил он, вновь оказываясь прямо передо мной. Ух ты, у него такие белые волосы, на свету прям сияют. И мягкие даже на вид. А на ощупь… хм, еще мягче. Ангел мягко взял мою ладошку к себе в руку и отвел от волос. – Девушка, вы меня хорошо видите?

– Д-да, – хрипло из-за боли в горле ответила ему.

– Отлично. Значит, и слышите, раз ответили. Почему вы оказались в воде? Утопиться захотели?

– Нет, как вы могли подумать такое, – попыталась возмутиться, но получилось лишь не очень внятно прохрипеть. Ноги всё еще отказывались слушаться, поэтому я продолжала валяться на траве у берега Вонючки – речки в пяти километрах от деревни, по нелепому стечению обстоятельств, в водах которой я сегодня оказалась.

– И правда, как я мог… – усмехнулся он, помогая мне сесть.

Не сразу поняла о чём он, пока не вспомнила, как выгляжу в данный момент. И я рассказала, как всё происходило в этот злополучный день. Ну почти всё, некоторые детали решила опустить.

Неприятности начались с утра. Собравшись за водой к колодцу, я прихватила два ведра и вышла за калитку. Напротив через дорогу, стояла запряженная телега, груженная сеном, а у заднего колеса жалобно блеял маленький белый козлик, застрявший между деревянными спицами колеса. Как он туда засунул голову, а главное, зачем было непонятно, но мне жаль стало беднягу, так что решила помочь.

Ни соседа, ни его сына поблизости не наблюдалось, так что смело приблизилась к малышу.

– Тише, сейчас тебе помогу, – ласково проговорила козлику, склоняясь над колесом. Для удобства перекинула хвост на плечо и, встав на четвереньки, залезла наполовину под телегу, чтобы видеть мордочку малыша.

Возилась долго. Солнце сверху припекало, и пот стекал по лицу, а волосы растрепались еще сильнее. Наконец мне удалось удачно повернуть голову козленка и, чуть нажав, освободить его из плена. Громко заблеяв, малыш ускакал, оставляя меня одну.

Попятившись назад, я хотела уже встать, но на полпути резкая боль остановила меня. Спасая беднягу, я сама оказалась пленницей чертова колеса: пока я крутилась под телегой, волосы намотались на ступицу. Осложнялось дело тем, что волосы у меня были волнистыми и очень длинными, и сейчас напоминали клубок, который нужно было скорее распутывать.

Вернувшись обратно на четвереньки и тихо проклиная свою доброту, я постаралась освободиться, но, кажется, только сильнее затянула волосы.

– Ммм, какой вид. Узнаю эту тощую задницу. Санька, ты чего там позабыла? – Огромная лапища легла мне на попу, чуть сжав ее.

Войко Жарвис, соседский сынок. Ну всё, мне хана. Пнув пару раз назад ногой, я куда-то попала, после чего Войко охнул, убрал руку с моего тела и присел рядом, смотря на меня и широко улыбаясь.

– Саньк, давай я тебе помогу, а ты со мной гулять пойдешь? – предложил он, придурковато улыбаясь.

– Ни за что!

Войко Жарвис, двадцатилетний сын Ворбада Жарвиса – довольно знаменитого кузнеца в нашей округе, телосложением пошел в папу и был одним из немногих, кто возвышался надо мной (а это непросто при моих ста восьмидесяти сантиметрах). С раннего детства он шпынял меня, а пять лет назад внезапно изменил тактику и теперь проходу не давал, норовя облапать. То веник из цветов принесет, то с отцом в гости придет и весь вечер глаза лупит. И не сбежать на улицу, он следом идет.

А там свои беды. Войко парень видный, высокий, плечистый, красотой не обделен, если верить девкам деревенским. Волосы черны, глаза зеленые, нос чуть кривоват (а не стоило в навоз меня пихать, когда мне было десять), но это только добавляет мужественности. А еще в нем была магия, и он собирался отправиться в город, чтобы пройти обучение на элитного телохранителя. В общем, фигура весьма завидная. А потому поклонниц у него было много, и главной среди них считалась дочка старосты, которая и личиком мила, и фигуриста весьма. Характер, правда, имела вредный, но кто ж на это будет смотреть, когда перед глазами пышная грудь мелькает.

Не то что я, длинная, тощая, ни груди, ни попы, еще и конопатая. Лишь волосы были на зависть всем – ниже пятой точки, густые, волнистые, насыщенного рыжего цвета.

И вот сейчас моя гордость в заложниках у телеги. А рядом Войко, которому я ни за что не хочу быть должной.

– Ну давай, соглашайся, не обижу тебя.

– Ага, всё детство обижал, а тут вдруг не обижу.

– Нашла что вспомнить. Сейчас-то мы с тобой повзрослели. Тебе уже восемнадцать, засиделась в девках.

– Не поняла… – Это на что он намекает?

– Эх, экая ты непонятливая, – посетовал Войко, бойко возвращая свою лапу на мою попу и начиная наглаживать ее. – Соглашайся, и я тебе всё расскажу и обязательно покажу.

– Ничего мне от тебя не нужно.

Не знаю, что он там хотел мне показать, но нужно было поскорее бежать. Взгляд упал на нож, который Войко всегда носил на поясе. Дальше действовала быстро: наклонилась чуть вперед, сколько позволяла длина волос, привлекая внимание парня, пристально смотрела ему в глаза, пока рукой шарила по талии. Зрачки его глаз удивленно расширились, после чего Войко похабно улыбнулся и с силой сжал руку на попе. Наконец нащупала нож и, откинувшись назад, полоснула по хвосту, разрезая у самой ленты, державшей волосы собранными. Обрезала сбоку, поэтому одна сторона оказалась короче другой, плюс без тяжести волосы из волн превратились в кучеряшки и теперь торчали во все стороны.

– Дура, ты что натворила? – завопил Войко, с ужасом глядя то на намотанный ком волос на колесе, то на мою короткую стрижку.

– Ничего, – пожала я плечами вставая. А у самой глаза на мокром месте, ведь волосы я с двенадцати лет отращивала. Нужно было поскорее ретироваться, пока он не заметил слабости и поэтому я схватила ведра и почти побежала к колодцу. – Извини, но мне нужно воды набрать. И так задержалась здесь.

Дома мне еще влетело от бабушки, после чего она подровняла обкорнала совсем коротко, и я стала похожей на рыжий одуванчик. Отсидеться дома всё равно не получилось бы, поэтому, когда после обеда соседские девчонки позвали с собой в лес, я решила пойти.

И ведь стоило догадаться, что если день не задался, значит и потом ничего хорошего не светит. Мы пошли за ягодами, уходя от деревни всё дальше. Марика и Венька подгоняли вперед, обещая поляну, поросшую земляникой. По пути ягоды и правда попадались, отчего я азартно продвигалась в нужном им направлении.

Из-за этого я совсем расслабилась и беспечно пошла по краю оврага, где было больше всего земляники.

– Ой! – воскликнула сбоку Марика, пошатнулась и полетела на меня, сталкивая в овраг. Её тут же схватила Венька, удерживая наверху, а я вот упала на землю и покатилась.

Поначалу обрадовалась мягкой листве, благодаря которой я не получила травм, пока не начало гореть всё тело. Особенно лицо, которым я приземлилась в листву. Поднявшись, я присмотрелась и поняла, что нахожусь на дне оврага, который зарос ядовитым плющом. Нужно было срочно возвращаться домой, чтобы сделать компресс, пока не стало слишком поздно.

– Прости, Санька, я случайно, – донеслось сверху от Марики.

– Помогите, пожалуйста, подняться, – попросила их.

– Ты что, там же плющ. Вечером танцы, мы не можем их пропустить, – заявила Марика, после чего они с Венькой скрылись с глаз. Подозреваю, сбежали домой, бросив меня здесь.

Подниматься пришлось, хватаясь руками за плющ. Ноги постоянно норовили соскользнуть, но всё же я смогла выбраться из этой западни и, пошатываясь, отправилась домой.

Путь мой лежал через речку Вонючку, нужно было перебраться на другой берег, но мост находился намного ниже по течению, а все в деревне перебирались по бревну, которое было перекинуто через реку, сколько себя помню. К этому моменту лицо опухло настолько, что глаза с трудом открывались и вовсю слезились, мешая нормально разглядеть, что находится под ногами. Но всё равно полезла на бревно, и только когда нога соскользнула, и я полетела вниз, только тогда на ум пришло, что плавать-то я так и не научилась. Темнота сомкнулась над головой.

Дальше я пришла в себя, лежа на берегу и смотря в небо, а рядом находился ангел. Глаза еще плохо открывались, но уже не слезились. Да и не болели больше ожоги от плюща. Видимо, смыла речка с меня сок.

– М-да, не повезло, – протянул ангел, поднимаясь на ноги. – Встать сможете?

С его помощью у меня получилось встать на ноги. Вокруг ни одной живой души, кроме коня серой масти, пасущегося в нескольких метрах от нас. К нему мы и побрели.

– Спасибо вам большое за спасение, – жарко принялась благодарить его. – Что я могу сделать для вас?

– Больше не топиться. Места довольно безлюдные, вам крупно повезло, что я решил до города поехать через лес.

– Ой, а меня Сания Солар зовут, – представилась я, вспоминая, что даже имени своего спасителя не знаю. Только вот ангел не спешил называться в ответ, безмолвно ведя вперед. Пришлось самой спрашивать: – А можно узнать ваше имя, мой спаситель?

– Грегори, – всё же ответил он. Дальше я молчала.

Мы добрались до коня, после чего он подсадил меня боком спереди, а сам сел позади, смущая своим близким присутствием. Я показала в какой стороне деревня, и чтобы отвлечься от странных мыслей (почти божество сидело близко-близко, и я даже целовалась с ним), спросила, куда именно в город он направляется.

– В Академию стражей – я там прохожу обучение.

– Ух ты, а я слышала, чтобы там учиться, нужно иметь магию. Получается у вас…?

– Необязательно. Есть специальности, где магия не требуется. Но да, у меня она есть.

Мы как раз подъехали к частоколу, который ограждал деревню, и я попросила спустить меня здесь, заверив, что дальше могу и сама добраться. Он не сопротивлялся, легко спрыгнул и, положив руки мне на талию, поставил на землю. Мурашки пробежали по всему телу, но я их списала на действие плюща.

Попрощавшись с Грегори, зашла за частокол и оттуда наблюдала за удаляющейся фигурой всадника. Тот быстро скрылся за деревьями, и мне ничего не оставалось, как идти к дому, старательно обходя центральную площадь, где сегодня намечались танцы.

Если заехать в деревню по грунтовой дороге через главные ворота, то, проехав прямо, упрешься в единственную и неповторимую таверну, где можно поесть и снять комнату, чтобы отдохнуть, правда, за всё время моего существования еще ни разу путники не останавливались в деревне. Так вот, перед таверной располагался круглый пятачок утоптанной земли, которую староста гордо прозвал центральной площадью. Здесь был врыт в землю столб с доской, на который каждую неделю староста вывешивал экземпляр королевской газеты, покупаемый им в городе. Так мы узнавали о том, что творится за пределами нашего маленького мирка, и привносили разнообразие в наши сплетни.

А еще в теплое время года из таверны выносились лавки и столы и три раза в месяц устраивались танцы, где молодежь любила покрасоваться. Мне там и в обычное время делать было нечего – танцевать я не умела, да и не любила это дело, а сейчас в таком виде и вовсе никому на глаза попадаться не стоит. Лицо очистится, а разговоров еще на год вперед хватит.

Так что следующую неделю провела дома, лечась от ожогов и волдырей. Домашние хлопоты помогали скоротать время, и пока я занималась уборкой или поливала огород, в голове постоянно вертелись мысли о Грегори. Дошло до того, что во сне его синие глаза преследовали меня повсюду.

Не выдержав, я подошла к бабуле.

– Скажи, ба, а вот если думаешь постоянно об одном и том же человеке, то что это значит?

– Ой, Санька, ты что ж, влюбилась? Неужто Войко дождался, бедный парень.

– Чего это он бедный? – проворчала я, думая о том, что вряд ли это любовь, ведь видела же его всего один раз.

– Так до тебя ж, дылды, доходит очень туго. Ростом-то ты в отца пошла, а сообразительностью – в козу Каську. Сколько лет он мучается от безответной любви, а ты только соизволила обратить на него внимание.

– Не может он любить меня, – отмахнулась от слов бабули, гадая, стоит ли обижаться на ее слова или нет, ведь Каська была самой тупой животиной на деревне. Решила повременить. – Да и вообще, не о нем я сейчас говорю.

Ба нахмурилась, посмотрела с подозрением и таким вкрадчивым голосом спросила, после которого обычно следует либо оплеуха, либо полотенцем по попе:

– И в кого же ты влюбилась?

– Да не влюбилась я, бабуль, скажешь тоже.

Кое-как отбрехалась от мнительной родственницы и сбежала в комнату. А сама задумалась: неужто и правда влюбилась? До этого мне никто не нравился, да и с кем гулять, если только Войко выше меня, а остальные обзываются оглоблей и близко не подходят. А Грегори высокий.

Промучившись еще один день, собралась и отправилась через лес в город. Все деревенские сокращали так путь и за два часа добирались до стен Дагроута. Пройдя охрану и расставшись с медяком, помчалась напрямки до здания академии и уселась на лавочку чуть в стороне, чтобы дождаться парня и еще раз увидеть его, но при этом не попасться на глаза. И пусть за неделю почти всё сошло, но лицо всё еще выглядело опухшим, а с короткой прической всё это бросалось в глаза еще сильнее. Так что было принято решение проверить догадку ба, проследив за мужчиной со стороны.

Сердце сразу же забилось быстрее, стоило только увидеть Грегори в окружении четверых молодых людей, выходящих из академии. Во рту пересохло, а вот ладошки противно вспотели. А еще мне не хотелось отводить от него взгляд. Оно это или не оно?

Полдня я упрямо преследовала их, бредя от магазина до магазина, пока они не забрели в трактир. Пыталась хоть что-то разглядеть в грязное окно, но всё, что получила в итоге – это пара медяков от посетителя и синяк от попрошаек, которые приняли меня за конкурента и прогнали с места.

Еще неделю каждодневных преследований мне понадобилось, чтобы признаться самой себе, что да, я влюбилась. И как можно не влюбиться в этого доброго, чуткого, замечательного человека? Мне кажется, что за эту неделю я узнала его очень хорошо, наблюдая, как он общается с горожанами, как помогает старикам, что мимо беды никогда не пройдет.

И я поняла, что нужно действовать, такого жениха не стоит упускать. Вот местные девахи обзавидуются, когда Грегори приедет свататься. Только вот опыта в признаниях у меня не было. Как и в охмурении. Зато перед глазами находился живой пример – дочка старосты. Пришлось даже сходить разок на танцы и присмотреться. Войко постоянно крутился рядом и мешался, но основное я поняла: нужен яркий макияж и показать грудь.

На свидание собиралась, когда все ушли из дома. У мамы нашла ярко-красную помаду, а у бабули сыпучие тени синего цвета (один в один как глаза Грегори, поэтому схватила их не раздумывая). Начала с губ. Вышло кривовато, но в целом, если всё время улыбаться, то не очень-то и заметно. Потом пальцем нанесла тени на веки, скептически оглядела себя в зеркало и добавила еще чуток. Теперь нужно было что-то сделать с одуванчиком на голове. Лучше всего получалось, когда волосы были влажными и тяжелыми, они смирно лежали на голове, а не торчали во все стороны. Только вот ведь высохнут, пока я до города доберусь. Я металась по дому в поисках выхода и нашла его. На глаза мне попались яйца, которые утром принесла из курятника. Отделила белок от желтка и намазала им волосы.

И напоследок платье. В ход пошло самое лучшее, которое у меня было – нежно-лилового цвета, с темной лентой под грудью, от которой платье расширялось. А на лифе были пришиты рюши, отчего казалось, что внутри даже есть грудь.

Как только переоделась, сразу же поспешила через лес в город. Наступал вечер, и Грегори, как обычно, со своими товарищами, должен был отправиться в трактир, так что нужно было перехватить его до того, как он зайдет внутрь.

Я успела вовремя. Грегори как раз отходил от академии, и я пристроилась позади, пытаясь придумать, что же ему сказать.

– Эй, Грег, тут твоя преследовательница выбралась наружу, – внезапно проговорил один из друзей, останавливая всех и тыча пальцем в меня.

Прятаться было негде, да и незачем. Поэтому я стояла и с трепетом смотрела, как приближается мой возлюбленный. Друзья его смеялись и веселились, а вот он выглядел сердитым.

– Ты зачем таскаешься за нами? – спросил он зло. От былой вежливости не осталось и следа.

– Здравствуйте. Вы, наверно, не помните меня…

– Помню. Так что надо?

Так обидно стало, что аж слезы набежали на глаза. Никогда не плакала без причин и сейчас не стоит. Быстро потерла глаза, вытирая влагу. Позади Грегори кто-то из парней прыснул от смеха.

– А мы не могли бы отойти в сторону, чтобы поговорить? – с надеждой спросила у него, на что тот грубо отказал.

– Или говори сейчас, или мы уходим.

– Понимаете, после того как вы меня спасли, я всё время думаю о вас, – начала говорить, с мольбой глядя на него. – Я… я хотела сказать, что люблю вас. Станьте моим женихом.

– Чего? – возглас Грегори потонул во взрыве смеха четверых парней. – Слушай, как там тебя?

– Я Сания.

– Так вот, Сания, ты себя в зеркало видела? С тобой-то ночь провести стыдно будет, а ты в невесты набиваешься.

– Стыдно ночь провести? Вы о чем? – я так старалась, прихорашивалась, а он стыдится меня?

Грегори вздохнул, после чего посмотрел в упор и, чеканя каждое слово, проговорил:

– Я говорю, что, будь мы в порту, на тебя не позарился бы даже матрос, год не видевший девку. Пожалуйста, перестать приходить каждый день к академии, прячешься ужасно.

Он отвернулся от меня и подошел к своим друзьям, после чего они продолжили свой путь, продолжая смеяться.

Кругом сновали люди, оглядываясь на меня и тоже смеялись. Теперь-то я понимала, что это были насмешки, а ведь когда шла сюда, принимала за дружелюбие. Вот наивная.

– Клянусь, что больше ни один мужчина не заставит мое сердце биться чаще, – прошептала я, смотря, как удаляется тот, кто только что отверг мои чувства.

Глава 1. Новости из столицы – отбору быть!

Настоящее время

– Так-так-так, – приговаривала, вышагивая у настенных часов. Словно назло, стрелка застыла на цифре семь и отказывалась сдвигаться дальше.

– Не мельтеши, сядь, – прикрикнула бабуля, накрывая на стол. – А еще лучше сбегай за водой свежей.

Подхватила ведра и побежала на улицу, краем глаз замечая уже взрослого козла Грога, пытающегося стащить с телеги сено. Два года прошло, как я впервые освободила неугомонного козлика, застрявшего в колесе, оставив взамен свои волосы. После этого еще не раз я находила его в такой же щекотливой ситуации и вытаскивала, пока он не подрос и его морда не перестала пролазить между спицами.

Погладила упрямца и добежала до колодца, после чего вернулась домой. Часы показывали семь тридцать две… Я так точно сойду с ума.

Ба фыркнула и пошла звать родителей за стол.

Первым вошел отец, заслоняя собой довольно немаленький проход. Высокий, под два метра ростом, широкие плечи и абсолютно седой. В прошлом он был магом в королевских войсках, но в одной из атак, дар сгорел, оставив после себя только пепел. Про это время отец не очень любил распространяться, а вот что было дальше, бабушка с мамой рассказывали мне в детстве вместо сказок, так что я всё выучила наизусть.

Раненный и опустошенный Дэймос Солар вернулся в столицу, где ему за верную службу выделили хорошие отступные и назначили ветеранские выплаты. Не зная, чем заняться, он отправился в путешествие и на другом конце материка, на невольничьем рынке встретил Нииму – красноволосую нимфу (так мама любила про себя говорить, а отец на это только усмехался).

История была до банального романтичной. На деревню мамы напали кочевники, перебили взрослых мужчин, а детей и женщин согнали в рабство. На тот момент Нииме стукнуло пятнадцать, из родственников у нее был только отец, который погиб при набеге. Испуганную девочку бросилась защищать соседка Вармина – сорокалетняя вдова, у которой своих детей не случилось. Яркая внешность девочки спасла их от насилия со стороны захватчиков (только став старше, я узнала, что бабуле повезло меньше, но в романтическую историю для девочки жестокость не очень вписывалась, так что этот момент опустили) – было решено продать ее подороже, как диковинку.

Их так и отправили в клетку вместе – Нииму и Вармину, и в первый же день пребывания на рынке на них наткнулся Дэймос Солар. Почему он пожалел именно маму, непонятно, видимо, судьба, но в итоге он лишился почти всех своих отступных и получил в нагрузку женщину и подростка (по версии мамы, приобрел счастье по весьма скромным расценкам).

Пришлось ему срочно возвращаться домой, в свое королевство, в котором рабство было под запретом и девушки могли чувствовать себя в безопасности. Дэймос отдал им последние деньги и с чистой совестью отпустил их на волю. Только вот те не захотели освобождаться, как бы бывший маг не настаивал. За время путешествия маман влюбилась и теперь строила планы по совращению отца, и судя по тому, что через пять лет на свет появилась я, у нее все получилось.

На личные сбережения Дэймос купил дом в деревне Кокушкино – всего в двух днях пути от столицы, но так как не у основного тракта, то по факту глушь глухая. А потом уж и я родилась. Росла, росла и выродилась, во что уж получилось.

От отца мне достался только рост, всё остальное я получила от мамы. И упертость, и внешность. Тот же ровный аккуратный носик, голубые широкие глаза. Губы, конечно, не бантиком, но и не жабий рот, как у Веньки. Еще отличался цвет волос: если у мамы они были красными, то у меня получились скорее медными.

А вот строение тела было свое, эксклюзивное. Лет с двенадцати мне твердили постоянно, что всё вырастет и округлится, но так ничего и не поменялось. До восемнадцати меня это волновало и огорчало, а потом стало всё равно. Замуж идти не собиралась, а для учебы фигура не важна. Единственное что волновало меня во внешности, – это мои волосы. За два года они отросли до поясницы, и теперь я трепетно следила, чтобы ничего с ними не произошло.

– Ну чего ты копошишься? Время от этого не пойдет быстрее, – пробасил отец, усаживаясь за стол.

– Я вообще не понимаю, зачем тебе учиться? Читать, писать в школе научилась, а теперь пора о свадьбе думать. Скоро Войко на несколько месяцев в академию уедет, и опять не успеем договориться.

Мама вновь принялась причитать о своем. За эти два года Войко приходил просить моей руки раз шесть, и я всегда отказывалась. Отец вмешался только однажды, когда мама решила за спиной сговориться с соседями. Тогда он хлопнул кулаком по столу и напомнил, что рабство здесь запрещено и если ей так хочется повластвовать над кем-то, то пусть возвращается на родину. Одна.

После этого мама долго ходила, дулась, считая нас неблагодарными. Потом стала давить на то, что нет денег на академию, и поэтому после первого провала в прошлом году мне пришлось сильно поднапрячься, чтобы сдать вступительные и получить стипендию в этом. Для этого даже изучила все книги, которые были в школе. Школой у нас была пристройка у храма Четырех Великих Богов, в которой четыре священнослужителя вели занятия. Книг было много, около сорока, и все большие, толстые, в тяжелом переплете. За этот год я узнала о мире больше, чем за все свое детство, и теперь не хотела провести всю жизнь в этой деревне.

Ба сохраняла нейтралитет и только следила, чтоб за столом не было скандалов. Так что в этот раз цыкнула на мать и быстро усадила нас с ней по разные от себя стороны.

– Я всё! – быстро прожевав остатки завтрака, бросила взгляд на часы. Восемь часов! – Убежала, мам, пап.

– Удачи, – буркнула мама, вызывая улыбки у всех.

Путь мой лежал на центральную площадь. Там у таверны, староста построил небольшой домик на три комнаты, гордо назвал ратушей и заседал в ней (читай: прятался от жены и многочисленного потомства).

Именно в ратушу приезжал к восьми утра почтальон и отдавал все письма для жителей. Также завозил газету, которую позже вывешивал староста на столбе. И очень редко передавал королевские указы.

Сегодня газета уже висела на столбе, но мне некогда было разглядывать ее, поэтому проскочила мимо, и нырнула в дверь ратуши.

– Дядя Ульхей, я за письмом, – прокричала с порога и ворвалась в кабинет старосты. У того от испуга дрогнула рука, и наливка вместо рта пролилась на пузо. Он сердито посмотрел в мою сторону, а потом кивнул на коробку.

Тут же подскочила к ней, готовясь к поиску, но там лежало всего пять писем, и мое на самом верху. Видимо, дядя Ульхей ждал моего появления.

Нервничая, достала письмо и трясущимися руками вскрыла его. Прочитала раз, потом другой.

– Да! Я поступила, – подпрыгнула на месте, во второй раз пугая старосту, и вновь содержимое рюмки не добралось до назначения. Плюнув, дядя Ульхей вернул стопку на стол. Хотел что-то сказать, но просто махнул рукой.

На радостях полезла обниматься со старостой, а потом вылетела на площадь, где уже народ собрался у столба и что-то весело и громко обсуждал. До меня долетели слова «отбор», «невесты» и «король», но мои новости были намного интереснее и важнее, так что даже замедляться не стала.

А дома все сидели там же за столом и распивали чаи. Кто-то может и сказал бы, что они совсем не переживали, но я знала, что ждали именно меня.

– Я сдала! Поступила! – закричала изо всех сил, сама еще не веря в такое счастье. – Поздравляйте меня скорее.

– Молодец, – похвалил отец, потрепал по волосам, а потом сказал, что пора приниматься за работу, и ушёл в огород.

– Ну ничего, Войко учится в той же академии. Думаю, если будете видеться чаще, то и свадьбу быстрее сыграем. – Кто о чём, а мама о своем.

Зато бабуля пообещала мои любимые пироги с капустой и занялась тестом. Я отнесла письмо к себе в уголок и спрятала в шкатулку к другим важным вещам. К примеру, там же лежали миленькие золотые сережки в форме полумесяцев. На пятнадцатый день рождения родители подарили их мне, но я так и не осмелилась проколоть уши, поэтому определила их в шкатулку и иногда доставала, чтобы «примерить» к ушам.

Как только письмо обрело свое место, вернулась на кухню помогать бабушке с готовкой, но меня отвлекли.

– Эй, Санька, – послышался за окном крик дяди Ульхея.

– Это что, старосты голос? – грозно спросила ба, оглядываясь в поисках полотенца, которым так любила размахивать в порыве гнева. – Признавайся, что натворила?

– Н-ничего, – клятвенно заверила ее, бочком пробираясь к выходу. Тут главное – не мешкать, а то прилетит ни за что.

А на улице продолжал надрываться староста, вызывая меня выйти. Такое нечасто случалось, обычно дядя Ульхей приходил ругаться, но я ведь была сегодня у него, буквально полчаса назад и ничего не успела натворить.

– Ульхей, – бабушка высунулась в окно, чтобы узнать всё из первых рук. – Санька учудила что-то?

– Нет, – донеслось от старосты, и я выдохнула. Добралась до порога и, пока обувалась, слушала их перекрикивания.

– Тьху ты, чего тогда орешь дурниной?

– Да она письмо не забрала, а мне за ней бегай теперь. Своих дел полно.

– Да знаю я твои дела. С утра небось уже наливку приговорил.

– Дядя Ульхей, а от кого письмо?

Последний вопрос не принадлежал ба. Этот голос я узнаю всегда – Войко Жарвис собственной персоной. Стоит только ему услышать мое имя, как сразу появляется рядом.

Выскочила за дверь и побежала к калитке, как была, в одной сандалии. Не знаю, что там за письмо, но уж точно не хочу, чтоб Войко был первым, кто это узнает.

– Дядя Ульхей, ну чего вы за забором-то мнетесь, проходите внутрь, чай вам налью, – схватив старосту за рукав рубахи, потянула к дому. Обернулась чтобы вежливо попрощаться с соседом, а он уже дверь закрыл с внутренней стороны и нагонял нас. Я аж обомлела от такой наглости. – А ты куда?

– К тете Вармине муки попросить, – ответил он, после чего обогнал меня и первым добрался до ба.

А когда мы вошли, Войко уже сидел за столом с кружкой чая, рогаликом и вареньем, всем видом показывая, что с места не сдвинется, пока всё не выпьет.

Староста с удовольствием присоединился, нахваливая бабушкино варенье. Пришлось напомнить про письмо.

– Ах да, вот, возьми. Из самой столицы пришло, – важно добавил он, после чего ба и Войко с изумлением посмотрели на меня.

Я была удивлена не меньше их. Поэтому сбежала к себе, краем уха слушая, о чём говорит староста.

– Представляете, сегодня в газете написали, что начинается Королевский отбор. Впервые за сорок лет будут искать невесту новому Стражу Завесы. И тут письмо нашей Саньке из столицы. А если она одна из невест, представляете, как это повысит статус нашей деревни? Возможно, даже налоги сократят.

– Невеста? – слаженно заорали Войко с бабулей.

Адрес мне никак не помог, ведь в столице я ни разу не была. Аккуратно вскрыв конверт, достала оттуда лист и развернула его.

Сания Солар!

Рады сообщить, что вы стали одной из претенденток на Королевском отборе. Вам необходимо прибыть в столицу в течение недели со дня получения данного письма.

С уважением, Норман Греймас,

старший секретарь Его Величества Рэндала Вергелинга

И всё. С другой стороны тоже пусто. Ничего не понятно. Вот как они определят, получила я письмо или нет?

В этот момент лист бумаги засветился зеленым, а следом – яркая вспышка, отчего я уронила письмо. Поднимала его с опаской, вдруг вообще загорится, но больше никаких проявлений магии не было.

Сделаю вид, что ничего не получала. Уеду в академию, там не найдут. Да и написано ведь одна из, значит, ничего страшного, если не приеду.