Kitobni o'qish: «Мечта жизни, или Наследство отменяется»

***

Сегодня вечером

Марта попятилась задом в самую густую тяжелую темноту парка. Она боялась крови, а не темноту. Что может быть страшного в темноте? А при виде крови она падала в обморок. Такое уже было. Когда это было? В школе? В пятом классе? Или в седьмом? Какая разница?

Сегодня! Сейчас! Она сейчас упадет в обморок!

Марта стала заваливаться назад, ноги сами пытались восстановить равновесие, поэтому она попятилась задом. От этого ужаса и крови.

Она не могла больше смотреть, но смотрела. Не было сил и храбрости отвести взгляд. Она выпучила глаза и смотрела. Женщина лежала ничком на животе, лицом в траве, возле красивого куста лесного пиона. Волосы желтого цвета на затылке испачканы кровью, которая вытекла из огромной раны. Вытекла и испачкала все волосы, протекла возле уха, стекла по скуле, оставляя длинный широкий, темно красный след на белой коже.

Марта пятилась, тараща глаза на женщину. Шаг назад, второй, следующий, дальше от безжизненного тела. Только не потерять сознание. Но кровь приковывала взгляд и вытягивала силы из полуживой Марты.

Еще шаг вглубь темноты, дальше от освещенной дорожки, дальше от освещенной лавочки, дальше от освещенного тела женщины.

Бежать! Нужно бежать! Но ноги не слушаются.

Марта все пятилась и пятилась, пока не оперлась спиной об ствол дерева. Она остановилась и наконец, задышала. Да, она забыла, как надо дышать, а тут остановилась и задышала. Получалось плохо – прерывисто, нервно, лихорадочно.

Она запрокинула голову вверх и посмотрела сквозь лапы сосны на ночное небо, на луну, выползающую из-за тучки. Полнолуние. В такое полнолуние вылетают ведьмы на шабаш. В такое полнолуние выползают оборотни. Или они не выползают? Нет. Лет пятнадцать назад, в возрасте перехода из детства во взрослую жизнь, из начальной школы в асоциальное поведение переходного возраста, а именно в подростковом возрасте неокрепших понятий и пристрастий и желания оградиться от реальности и социума она читала мистические, вернее фантастические сказки. Про то, как оборотнями становятся. Люди становятся оборотнями. Вот был человек, а потом при свете полной луны он превращается в волка или подобие волка. Все это сказки и непонятные истории о тех существах, которые не имеют математической формулы и физического объяснения. А вот труп женщины имеется без всяких математических доказательств и теорем. Это все полнолуние со своими причудами. В полнолуние случаются самые страшные истории, а не сказки.

Бежать! Нужно бежать! Дышать и бежать.

И тут она почувствовала. Каждой клеточкой своего тела почувствовала. Каждой клеточкой кожи почувствовала сзади себя движение. Чьи-то жуткие руки тянулись к ней сзади. За деревом, о которое она оперлась спиной, кто-то стоял. Он захотел ее схватить. Схватить за горло. Или замахнуться тяжелым булыжником.

Не надо было видеть этого человека. А может и не человека вовсе, может это оборотень или ведьма, выползли в полнолуние.

Не надо было его видеть. Надо только его почувствовать. И она почувствовала. Его тонкие длинные пальцы с толстыми узловатыми суставами, с желтыми длинными и острыми, чуть загнутыми ногтями, потянулись к ней. Из темноты векового парка, прямо к ее горлу надвигалась угроза, опасность.

Не надо видеть этого человека. Можно почувствовать его желание навредить. Угроза в паре со смертью ходили рядом. И Марта их почувствовала.

И закричала. И оттолкнулась от ствола дерева. И побежала со всех сил. Побежала на свет. На освещенную тропинку, к освещенной лавочке, к освещенному трупу женщины.

Только не смотреть на кровь.

Так она и сделала. Стараясь не смотреть на окровавленную голову женщины, пробежала мимо нее по тропинке к замку. В огромном красивом замке есть люди. Не оборотни и ведьмы, а люди. Они спасут ее.

В жизни каждый шаг нужно обдумывать – умная, но запоздалая мысль. Чем Марта думала, когда отправилась ночью на тайную встречу с Зиной? Явно не умными мыслями.

***

Девушка на негнущихся ногах спустилась по широкой каменной лестнице на первый этаж. Она очень боялась поскользнуться на мокрых ступеньках… и упасть … и сломать… как он…

Ее затошнило, но она сдержала этот непроизвольный порыв организма. Реакция на…

Она боялась упасть, но за перила не держалась и под ноги не смотрела. Она смотрела на него. Она боялась упасть и сломать себе шею. Так же как он. Он лежал возле первой ступеньки, неестественно закинув руку и правую ногу, неестественно закатив глаза, вывалив язык. Неестественно запрокинув голову. Живые люди так не смогли бы. Так могут лежать только мертвые.

Она подошла ближе и заглянула в глаза. Мужчина не имел зрачков. Они закатились вглубь головы и сияли белым глазным яблоком. Грудь не вздымалась от дыхания, как всего лишь минуту назад. Всего минуту назад он страстно и тяжело дышал, обдавая ее неприятным запахом изо рта.

Из желудка к горлу поднялось что-то большое и противное. Ее опять затошнило. Голова закружилась. Ее повело в сторону. Она схватилась за перила. Чтобы ее не вырвало прямо возле упавшего со второго этажа мужчины, она закрыла ладонью рот, закрыла глаза и попыталась привести себя в адекватное состояние души и тела.

Тело подышало, подышало и успокоилось. В животе все нормализовалось и спустилось обратно в желудок.

Душа вроде стала приходить в себя и потребовала: «Нужно уходить. Быстрее. Не тормози. Ты его убила. Ты его толкнула. Он упал. Тебя посадят. Срочно уходи».

Девушка переступила через безжизненное тело мужчины, скинула фартук, перебежала огромный холл, звонко цокая каблучками своей обуви, жалея, что не ходит в мокасинах или мягких тапочках, на шерстяной подошве.

Возле входа поскользнулась, чуть не упала, устояла, схватилась за ручку двери, отворила дверь, надеясь не встретить во дворе садовника и водителя, и выбежала из дома.

Она ничего не видела перед собой, только в глазах «кино»: от удара он не удержал равновесие и катится по ступенькам вниз. В глазах его ужас и паника. Единственное спасение – это перила. Он пытается расставить руки и зацепиться за них, но они далеко от него. Сейчас он умрет от перелома всех своих костей. Он это понимает. Он, как снежная лавина. Она пытается зацепиться за уступы скал, за деревья, но не может. Она слишком тяжела, чтобы остановиться на полпути. Только у подножия горы. Так и этот мужчина остановился только у подножия лестницы.

Девушка видела весь ужас и страх в его глазах. А еще она видела, как этот ужас и страх исчез. Ведь у безжизненного человека не может быть ужаса и страха. Ведь у безжизненного человека не может быть эмоций. У этого человека уже никаких эмоций не будет. Он умер.

«Кино» в ее глазах закончилось, а она все бежала и бежала.

***

Несколько дней назад

Марта, наконец, пробралась по узкому коридору между креслами к своему месту. Она сверила номер со своим посадочным талоном. Место ей досталось у окна, вернее иллюминатора. Вот здорово, косноязычно обрадовалась она. Мало того что она ни разу еще не летала на самолете, мало того что она боится летать на самолете, мало того что она боится высоты птичьего полета, и тем более самолетного полета, так ей еще и предстоит все это лицезреть в окошко, ой, в иллюминатор.

Она пристроилась на свое место, размышляя, стоит ли просить соседей поменяться с ней местами, или отважно смотреть своему страху (ну как страху? скорее опасению, точнее мандражированию) в глаза. Подумав и поразмышляв на тему, если ее хорошо примут в новой семье, (а именно на это она рассчитывала) новые родственники – брат Кристиан и сестра Беатрис – то ей придется хотя бы раз в год летать в Польшу. А обычные девушки летают обычно на самолетах. Это необычным девушкам на выбор предоставляется еще и метла. Марта усмехнулась – на метле страшнее.

Решив, что страх к самолетам и полетам на них, нужно преодолевать, она основательно и удобно устроилась на своем месте.

Самое лучшее средство избавиться от страха – не думать о нем.

Самое лучшее средство избавиться от страха – думать о всем, только не о нем.

Ну или хотя бы почитать книгу. Книгу она естественно не брала с собой. Непредусмотрительна. Зато в кармашке переднего кресла она приметила яркий красочный журнал тематики авиакомпании. Она достала его, пролистала, отметив статьи, к которым вернется во время полета. Подумала и закрыла. Из головы не шла последняя встреча с Оленькой и Митей.

Каждый день приближал их всех к оформлению опеки над детьми. Вернее сказать, приближал их всех к этому юридический отдел фирмы «БигФудХаус». Юристы изо дня в день собирали документы, прибегали к ней за подписью, увозили папки в интернат, в отдел опеки и прочие инстанции. Марта честно не понимала, зачем собирать столько бумаг? Для сдачи в макулатуру? Кажется, документов уже подписано не одну тонну, а производители бумаги разбогатели только на «макулатуре» для опеки. Юристам большое спасибо, за то, что требуют, отстаивают, защищают и приближают день окончания бюрократических мытарств.

– Ты собираешься уехать без нас? – вспылив, возмутилась девочка.

– Оля! – потребовал Митя – что это ты возмущаешься?

– Я же не на море еду – сказала Марта, как нашкодивший ребенок.

Да она провинилась, пообещала своему брату по отцу приехать к ним в гости в Польшу.

Две недели назад, он приезжал в Москву по делам, три дня жил в доме отца, который тот записал в завещании на Марту. Они познакомились. Он произвел на Марту положительное впечатление. А на Аню – умопомрачительное впечатление. Анюта в тот же вечер сообщила Марте, что таких принцев она еще не встречала, и скорей всего больше не встретит.

– Ты обещала ездить только с нами.

– Что значит обещала? Прекрати! – потребовал брат.

– Оленька, я узнавала в интернате, вас не отпустят со мной. Тем более за границу. А Польша – это и есть заграница.

– Я знаю. Не надо мне объяснять, как пятилетней. Но ты же можешь, подождать, когда тебе дадут опеку. И тогда мы можем поехать все вместе.

Марте было стыдно.

– А как ты себе это представляешь? – развел руками Митя. – Марту пригласили брат и сестра. А приедет вся толпа.

– Мы не толпа.

– Вы не толпа. Но… – попыталась оправдаться Марта, но девочка перебила.

– Ты меня обманула.

– Нет. Я всего лишь на неделю. Познакомлюсь. Вернусь. А в следующий раз поедем уже все вместе. Обещаю.

– Ты мне уже обещала. – Она безжалостно передразнила – только вместе, всегда вместе.

Она сложила руки на груди, насупилась и продолжила:

– Ты же можешь остаться и подождать?

– Кристиан пригласил именно на этой неделе. У него и Беатрис день рождения. Я не могу не поехать. И я ведь не виновата, что опека так долго затягивает с подписанием всех документов.

– Оля, ты не имеешь право запрещать Марте ехать и тем более требовать остаться. Она и так только-только познакомилась со своим братом. Она знать не знала о его существовании. Марта думала, что у нее больше нет родственников. А тут оказалось, что у нее есть близкие, очень близкие, родные. А ты не даешь ей ехать. А если бы мы с тобой были в такой ситуации? Поставь себя на место Марты. Ты бы не поехала знакомиться со своей новой семьей? Ты бы осталась ждать каких-то разрешений? Тем более у твоего брата день рождения. Как бы ты поступила?

Оленька поджала губы, пожевала ими, опустила глаза и ответила:

– Я бы купила самый лучший подарок в мире и поехала к своему брату. – Она подняла на Марту свои красивые огромные глаза с капельками слез в уголках, подошла и обняла. – Извини. Я очень-очень не права. Ты должна ехать на день рождения.

Марта была очень благодарна Мите, он так по-филосовски выкрутил ситуацию. Марта бы не смогла поехать, если бы Оля и дальше пребывала в таком настроении – обвинительно – обидчивом.

На самом деле Митя был прав, Марта все время, сколько себя помнила, думала, (да что там думала, она была уверенна), что кроме мамы у нее на этом свете никого нет. Об отце мама разговоры не вела. Марта несколько раз спрашивала в детском возрасте, и пару раз в юности, но получала один и тот же ответ, который отбивал желание спрашивать повторно. Да она и сама понимала: женщина, которая воспитывает ребенка одна должна принять одно из двух направлений: либо рассказать какой у ребенка отец мерзавец и подлец, либо вообще о нем не рассказывать. Видимо, мама решила, что третьего варианта не дано. Она решила стоять на втором варианте.

И каково же было ее удивление, когда она читала письмо отца, полученное в конторе международного юриста, из которого она узнала, что у отца еще есть дети-близнецы – ее брат и сестра. Так это-то не удивительно. Удивительно то, что ее нашел отец.

Еще больший ее шок был от того, что в том же письме отец рассказал, о знакомстве с ее матерью в институте. В институте! Этому Марта не могла поверить. Мама никогда не говорила, что училась в институте. Не говорила, что жила в Москве. Она наоборот всегда говорила и наставляла Марту на хорошую учебу в школе, чтобы была возможность поступить в институт, отучиться, получить профессию и пойти работать на высокооплачиваемую работу. А не так как она сама. Без образования! без опыта работы! без нормальной работы! Вот так все время в колхозе, на поле, с тяпкой, не разгибая спины.

Марта открыла сумочку, достала паспорт и вынула из него лист бумаги свернутый в два раза. Это было то самое письмо, которое навело в ее душе много смятений, родило очень много вопросов, и не раскрыло ни одной тайны.

Если бы она знала в этот момент, когда в сто первый раз перечитывала письмо, что на каждом шагу ее будет встречаться тайна жизни ее отца, то сошла бы с самолета, причем без парашюта.

«Дорогая, доченька. – Читала Марта – Я впервые тебя так называю, еще и в письме. Очень переживаю. Но поверь мне, и не сомневайся, я очень часто думаю о тебе.

В молодости я познакомился с твоей матерью. Она такая красивая была. Всегда была. Влюбился без памяти. Она тоже полюбила. Все в институте говорили, что мы самая красивая пара на курсе. Мы и были парой. Выпускную ночь мы провели вместе.

К сожалению, я не сделал предложение твоей матери и уехал на родину. Она осталась в Москве. Но при каждом моем визите, мы встречались. Так продолжалось почти двадцать лет. Я приезжал, она ждала.

Так повернулась судьба, что я женился на своей нынешней жене. Она очень хороший человек, добрая.

А потом твоя мать обратилась ко мне, когда узнала, что беременна. Извини меня, но я не смог с ней быть.

Я не смог оставить свою беременную жену. Твоего брата и сестру. Они близнецы. Беатрис и Кристиан.

Я много думал и удивлялся судьбе. Мои дети родились в один год, разницей в четыре месяца. Мне уже было сорок два года.

Я ругаю себя, что в сорок два года я был глуп. Когда Оксана сожгла все мосты и уехала из Москвы, я поддался порыву гордости и тоже не захотел с ней общаться. Как я себя ругаю.

Но ты, наверное, все это знаешь из первых уст.

Уже в старости я стал мудрее, я стал чаще думать о ней, о тебе. Хотел приехать. Да, да я знал, где вы живете. И я приехал. Но она сказала, что вы ни в чем не нуждаетесь и справитесь сами. Прости меня, я в этом виноват сам. Ведь хотел сжечь мосты, сжег, а другой дороги к тебе не нашел. После того, как она выгнала и не позволила видеться с тобой, я опять вернулся в Польшу.

Совсем недавно я узнал, что она умерла, но приехать не мог – болел. Но поверь, я думал о тебе все время. Говорил о тебе. Рассказывал своим детям. Потом написал завещание на тебя. Я очень надеюсь, что ты не откажешь мне в предсмертном признании. И не откажешься от моего подарка. Я знаю, что ни одно имущество не заменит тебе отсутствие отца. За это и прошу прощение.

Я очень хочу, чтоб ты знала, я твой отец, а ты моя старшая дочь.

Я очень надеюсь, что ты подружишься со своим братом и сестрой.

Я очень прошу тебя – прости меня за все».

Марта свернула лист, убрала обратно в паспорт, зная, что будет перечитывать его еще сто двадцать три раза, вернее, больше. Каждое слово из письма, казалось ей выдумкой, нереальной историей.

Чужая нереальная выдуманная история.

Чтобы доказать себе, что мама не врала ей, рассказывая ей свою биографию, что она не училась в институте в Москве, что не была студенткой, могла познакомиться с Мазуровским Святославом Раславовичем везде где угодно, только не в институте, Марта вернулась в Норки, в родное село, чтобы найти все документы матери.

И каково же было ее удивление, шок и разочарование, когда в старом бархатном альбоме для фотографий, за снимком маленькой девочки, она нашла фотографию диплома об окончании института финансов в городе Москва.

Удивилась. Ведь мама никогда не вспоминала об институте. Почему?

Шок. Ведь мама умышленно упустила несколько лет своей жизни, не вспоминая об институте, о студенческих годах, о знакомстве со Святославом. О своем дипломе финансиста. С красным дипломом она могла работать в банке, в министерстве, да где угодно, даже в колхозе главным специалистом. Всю жизнь она скрывала это от дочери. Даже в конце своей жизни ни слова не сказала. Хотя болела почти год и знала, что с таким диагнозом долго не живут. Но унесла все в могилу.

Разочарование. Ведь мама врала ей. Да? Да. Она говорила, что всю жизнь прожила в Норках. Сразу после школы пошла работать в колхоз.

Почему? Почему скрывала, утаивала? Почему врала? Что случилось? А случилось ли?

Столько вопросов. И кто может на них ответить. Никто. Никого нет. Ни мамы, ни папы.

Вопросы, на которые она не получала ответы, не давали ей покоя, не давали ей спать, они захватили ее всю, ее сознание, ее сон и подсознание. Все мысли были только о том времени, когда ее мама врала ей. Врала. Обманывала. Марта не могла уже с этим жить. Ей нужно было восстановить всю историю, чтобы восстановить незапятнанную репутацию мамы. Или она запятнана? В это не хотелось верить. Но…

Где взять ответы? Как найти информацию?

На сегодняшний день, а еще и на вчерашний, и видимо на завра, вопросов было много, поэтому Марта вернулась в Норки. Найдя диплом, она отправилась в бухгалтерию колхоза, в котором мама проработала всю жизнь, сразу после школы. Если это так.

И каково же было ее удивление.

Колхоз уже развалился, но люди, работавшие при колхозе плавно перекочевали на работу в ООО, потом в ЗАО, потом в фермерское хозяйство. Благо люди остались и архив остался.

Не это, конечно ее удивило, а то, что трудовая книжка колхозника начиналась с года, когда родилась Марта, когда маме уже было сорок лет.

Пожилая женщина – бухгалтер – пояснила, что Оксана Максимовна Снегирева, переехала в Норки, пришла в колхоз, сказала, что все трудовые документы утеряны на прошлой работе, ее взяли подсобным работником, потому что без образования и диплома, лучшее не положено. Потом она ушла в декрет, потом вернулась из него, а потом…

А что было потом, Марта и сама знает.

Удивлению Марты не было предела, мысленно она металась в своей памяти, пыталась вспомнить, пыталась понять, пыталась найти объяснения.

Когда Марта еще училась в школе, в классе пятом или четвертом, они пошли в поход, недалеко, в ближайший лесок возле озера. Разбили лагерь. Громкое слово – лагерь, поход, точнее сказать вылазка учителя физкультуры с классом на природу, с разведением костра и жаркой на нем гренок и картошки в углях. Все с собой брали все то, что пригодится в походе-вылазке. Марта, например, взяла вареные яйца, потому что курей у них было много. Ромка взял палатку, потому что у отца имелась. Анюта взяла котелок для варки ухи и одноразовую посуду. А Лена взяла фотоаппарат. Фотоаппарат – мыльница, почему их так называли, никто из ребят не знал. Сходство с мыльницами не просматривалось. Лена сказала: «Отец только что заправил фотик пленкой и она будет всех фоткать». Что она и делала, целых тридцать шесть раз. Они фотографировались у озера, всем классом, потом по отдельности, кто с кем хотел, потом опять всем классом, только уже у костра, потом опять по отдельности. Потом Лена сказала, что пленка закончилась, фотоаппарат сам, автоматически, со звуком уезжающего автомобиля перемотал пленку в барабан и выключился. Лена, как самая просвещенная, объяснила, что папа проявит пленку, ее можно будет посмотреть и выбрать нужные кадры. Они там под номерами. Она принесет пленку в школу и весь класс на перемене выберет нужные кадры, сделают заказ, а отец в фотоателье в райцентре для всех закажет фотографии. «Мы всегда так делаем, чтоб лишние деньги на фотки не тратить». Так и сделали, через неделю Лена принесла в школу пленку, вот только с десятого по восемнадцатый кадр фотопленка была засвечена. Ни одного кадра. Пустой промежуток. Есть снимки, где они разбивают лагерь, на поляне, возле леса, возле костра. А возле озера ни одного кадра. Как так получилось? Даже в фотоателье не смогли объяснить. Брак. Частично засвечена.

Как жалко, думала тогда Марта. Возле озера должны были получиться красивые фотографии. В тот день, выдалась безветренная теплая погода. Ничто не тревожило водную гладь. Каждое беленькое облачко, каждая птичка на небе, каждый листик на дереве, отражались в зеркале воды. Это было неописуемо красиво. Казалось, даже отличное настроение учеников отражается в спокойной, зеркальной воде. Очень хотелось оставить в памяти каждый момент того дня проведенный возле озера.

А именно, кадры возле озера засвечены.

Вот этот фрагмент пленки напоминал Марте жизнь мамы. С одной лишь разницей, все то, что происходило тогда возле озера, Марта помнила, а то, что происходило с ее мамой, Марта даже не знала.

Хотя, всю свою жизнь Марта думала, что все про маму знает, про ее жизнь, про ее дом, где она жила, где училась, где работала.

А все оказалось не правдой? Частично все, частично не все.

На сегодняшний день, а еще и на вчерашний, и видимо на завра вопросов не уменьшилось, поэтому она решила не останавливать поиски утратившей страницы биографии мамы, и, вернувшись в Москву, направилась в институт финансов. Оставила там запрос на имя ректора и стала ждать.

А еще она решила ехать в Польшу, благо ее пригласили на день рождения.

Так она оказалась в самолете по направлению в Варшаву.

Может семья Мазуровских знает о пробелах в жизни мамы. Это навряд ли. Навряд ли он рассказывал о своей… ммм… о своей подруге.

Хотя всякое может быть, про Марту же отец рассказал своим детям-близнецам. Она аккуратно поспрашивает и, может, восстановит этот ужасный пробел.

Самолет, не спеша, но уверенными темпами наполнялся пассажирами. Рядом с Мартой присел мужчина, а в проходе – парнишка лет шестнадцати, его мама села в соседнем ряду с дочкой лет десяти.

Мужчина галантно поздоровался, дыхнув на всех коньяком, удобно устроился, пристегнулся, затянул ремень и закрыл глаза. Через минуту он уже глубоко дышал, всем своим видом показывая: я тоже боюсь летать, поэтому для храбрости влил в себя сто грамм коньяка и теперь весь полет просплю сном младенца.

Женщина усадила дочку, пристегнула, дала четкие указания сыну по поводу наушников от телефона, торчащих из его ушей:

– Один наушник вытащи.

– Ну, мам.

– Что? Так положено.

– Ну, мам, – парень закатил глаза.

– Сейчас к тебе проводница подойдет и сделает замечание.

– Стюардесса – недовольно поправил сын.

– Вот обязательно надо сделать мне замечание. Ты же меня понял.

– Да понял я, понял – парень вытащил один наушник, из которого стучала, громыхала музыка.

– Мам, – позвала девочка – я пить хочу.

– Сейчас дам.

Женщина вернулась на свое место.

Марта опять загрустила, вспомнив, как Оля обиделась на нее. Марте было стыдно, но она не могла взять с собой детей. Ну ничего в следующий раз обязательно возьмет. Скорей всего, следующая поездка будет обязательно в Крым, обязательно с Митей и Олей, обязательно с Анютой. А предел счастья – еще и с Валерием Викторовичем и его дочуркой Светочкой. Но он, продолжает вести себя отстраненно и сдержанней, но так же галантно, культурно и великодушно. Как будто ей только это надо. Она по-прежнему, а иногда даже с большей силой мечтает о любви, о нем, о его поддержке, о его особенном взгляде. Но она продолжает вести себя как прилично воспитанная барышня. Марта хмыкнула, в принципе, так и есть, с этим не поспоришь.

А вот Валерий изменился, стал сдержанней. Хотя, она голову может дать на отсечение, он хотел ее поцеловать. Он хотел ее защищать, он хотел ее поддерживать. И дело вовсе не в том, что она была в заложницах у Кости, не в том, что бандит хотел сделать из нее сексуальную рабыню. Дело в том, что Марта понравилась Валерию. Она это знала точно. Но все изменилось, как только она приняла наследство. Может правду Анечка говорит: «Валера решил, что он тебе не пара».

Что за глупости? Пара не пара. Все это предрассудки, условности, которые можно поменять.

Она видела этот особенный взгляд. Она его никогда не забудет. Взгляд с искоркой нежности и туманом страсти. Да и сегодня, когда он проводил ее в аэропорту, улыбнулся, помахал рукой и взглянул…

Ну, да. Действительно. Такой же особенный взгляд. Взгляд трепетный с нотками переживания, нежности и… еще чего то…

Через некоторое время самолет стал выруливать на взлетную полосу, а стюард и стюардессы стали объяснять использование масок, жилетов и правил поведения в самолете. Марта внимательно слушала, внимала и запоминала. Чтобы отважно посмотреть своему страху в глаза, нужно внимательно изучить его.

Говорят, если знаешь, то не так уж и страшно. Пугает незнание.

А что Марта знала о взлете самолета? Ничего. Поэтому, когда самолет стал разгоняться и с резким ускорением подниматься в небо, она от страха вытаращила глаза, схватила журнал и прижала его к груди. Уши заложило, в горло поднялась тошнота, Марта быстро достала с кармана леденец и положила его в рот, интенсивно рассасывая. Самолет выровнял свою траекторию полета и полетел плавно. Конфеты помогли справиться с заложенностью в ушах и тошнотой, и Марта успокоилась. Теперь она знала эти ощущения, ничего катастрофически страшного в них нет. Теперь они не будут ее пугать в следующий полет.

Страх отошел, и вернулись мысли о любимом человеке, который предусмотрительно и вовремя дал ей пакетик с конфетками.

«Почему он не поцеловал меня? – думала Марта. – Ведь у него была такая возможность. Если бы он тогда меня поцеловал, все кардинально бы изменилось. Теперь я буду ждать его проявления чувств годы, десятилетия. До самой старости. Времени у меня много. Надеюсь, он проявит храбрость раньше, чем я состарюсь. Он ведь храбрый полицейский. Это обнадеживает. Может, долго ждать не придется».

Марта вздохнула, мужчина рядом всхрапнул, разбудил себя, поерзал на кресле, и опять заснул.

Стали разносить еду и Марта отвлеклась с приятных мыслей о Валерии. К страху к полетам она тоже не возвращалась.

***

Марта вышла в зал аэропорта, катя за собой чемодан.

Она с Аней долго думала, что из гостинцев взять для угощения новых родственников, но так и не придумали ничего путного. Что они предпочитают, никто не знал. Что бы им понравилось, не понятно. Поэтому она купила несколько килограммов конфет, решив, что сладкое угощение приятно каждому человеку.

Кристиан спокойно осматривал выходящих пассажиров, цепляясь взглядом за лица. Марта заметила его сразу, он выделялся из толпы встречающих – высокий, статный, красивый блондин, в черном пиджачном костюме. Весь его вид говорил о достатке, интеллигенции и успешности во всем.

Почти все женщины независимо от возраста обращали на него внимание. На некоторых отсутствие рядом с ним девушки, действовало впечатляюще. Проходя мимо, они старались задержать его взгляд на себе. Кристиан, видимо был привычен к подобным реакциям, поэтому не поддавался чарам кокетства.

Заметив Марту, он улыбнулся и помахал рукой. Направился к ней.

«Интересно, подумала Марта, как он меня воспринимает? Как сестру? Или девушку, свалившуюся на его семью, как снег на голову?».

Пока шла ему навстречу, присматривалась и издалека осматривала. С первого взгляда, а также всех последующих взглядов, ей виделось общее сходство с братом. Во всяком случае, ей так хотелось.

– Привет, Марта, – заговорил он на вполне хорошем русском языке.

– Привет, Кристиан, – скромно улыбнулась девушка.

Она не знала, как поступить. Возникла неловкая пауза. По сути, они родные люди, но совершенно не знают как себя вести друг с другом. Кристиан раздумывал быстро и четко, не дал ей времени сомневаться, обнял ее и поцеловал в щеку.

– Как я рад. Наконец-то ты приехала. Давай сюда свой чемодан.

Он взял из ее рук ручку от чемодана, Марту взял за руку и повел к выходу.

– Я тоже очень рада – спохватилась Марта. Где-то внутри души она была открыта для общения, но не могла справиться с замкнутостью. Как будто пленка стеснения и привычки к сиротству на поверхности не позволяла пробиться потоку родственных чувств. Такие отношения – норма для полноценных счастливых семей. Память «услужливо» напоминала Марте, что половину из этого она не знает.

– Жаль, что отец не дожил до этого – с ноткой грусти, сказал Кристиан.

– Да – согласилась Марта. Она не знала, но ей показалось, что брат часто об этом думал.

Они вышли на стоянку. Чемодан приятно стучал колесиками по плиточке дорожек.

– Я ведь про отца ничего не знаю – сообщила Марта.

– Да? – удивился Кристиан и посмотрел на нее сбоку вниз. – Почему?

Марта пожала плечами.

– Долгая история.

– У нас теперь полно времени – философски ответил Кристиан, – у меня есть время слушать, а ты как будешь готова – расскажи.

– Конечно – горячо заверила Марта. – Я просто не совсем понимаю, почему ничего не знаю про отца. Дело в том, что моя мама совсем ничего о нем не говорила. Так жаль, что их уже нет в живых.

– Да. Спросить не у кого – согласился Кристиан.

– Я так надеюсь, что вы мне про отца расскажете.

– Расскажем – опять согласился парень.

Они подошли к низкой спортивной машине, белого цвета, под стать Кристиану. Почему-то Марта догадывалась, что у такого спортивного парня должна быть спортивная машина. Кристиан щелкнул на кнопочку пульта, машина весело поздоровалась с хозяином и… (такое Марта только в кино видела) сделала ошарашивающее: плавно отодвинула свою крышу.

– Ничего себе – не удержалась Марта – никогда не ездила в кабриолете.

– Это моя «летняя» машина. Пока тепло на улице, езжу с открытым верхом. На зиму у меня теплый джип. А у тебя какая машина? – хитро поинтересовался Кристиан, любуясь реакцией своей новой сестры.

Марта заподозрила в его вопросе некий подвох, но быстро откинула подозрения. Ни одна интонация не сбивала её с пути наивности. Иногда Марта ругала себя за это, но, решив, что Кристиан таким образом пытается настроить общение, честно ответила: