Kitobni o'qish: «Майорчик»

Рассказ

Как-то раз, летом, идя по улице по служебным делам, я повстречал его.

– Майорчик, ты, что ли? – сказал я, добродушно улыбаясь.

– Я, Владимирович, – ответил Майорчик, пытаясь улыбаться в ответ. Однако улыбка у него выходила очень жалкая. И какая-то, я бы сказал, карикатурная. Дело в том, что морда у моего давнего знакомого была до неузнаваемости обезображена синяками, ссадинами и шишками, глаза-щёлки заплыли бордово-синими фингалами, щёки раздулись, и лицо стало похоже на большую деформированную грушу. Ведущий асоциальный образ жизни, ранее неоднократно судимый Майоров Андрюха и в обычном состоянии имел вид далеко не респектабельный: вечно небритый, часть зубов отсутствует, синяки на лице – постоянный атрибут. Одет был в обноски и вонял чем-то непередаваемым. Это был букет, состоящий из алкогольного перегара, давно немытого тела, мочи и дешёвого табака. Но в этот раз внешность бедолаги явно выходила за рамки привычного образа.

– Кто это тебя так, Андрюха? – поинтересовался я участливо.

– Мальчишки-хулиганы, ёка-врока, – прогнусавил Андрюха, делая и без того жалкое лицо ещё более жалким и печальным.

– Владимирович, не выручишь копеечкой? Подыхаю.

– Как тебя, бедолагу, не выручить? – ответил я, доставая сторублёвую купюру и передавая её в услужливо протянутую мне большую, грязную ладонь.

– Как хоть получилось-то?

Спрятав заветную бумажку в карман и получив в своё распоряжение свободные уши, Майорчик немного выпрямился, приосанился и с гордым видом поведал, как к нему на Арбате¹ пристали те самые злополучные мальчишки-хулиганы и попросили закурить. Но Майорчик (он же из блатных² – знатный сиделец) надавал всем звиздюлей: то ли троих, то ли пятерых уделал. Они испугались и убежали, кто куда. О том, что разбежавшиеся случайно превратили физиономию Майорчика в футбольный мяч, в бойком повествовании крутого перца опускалось. Ещё он говорил что-то про стрелку, смотрящих, угрозу спросить с беспредельщиков, но в общем мне было понятно: Майорчик просто выхватил от кого-то. Не испытывая особого желания продолжать прослушивание столь героической истории, я откланялся, пообещав наказать обидчиков, если поймаю. А у Майорчика с моими ста рублями появился закономерный интерес незамедлительно пустить их на пойло.