«Мысленный волк» kitobiga sharhlar, 19 izohlar

Книга в художественном смысле явно подхватывает задел, уже существующий в «Красном Колесе» Александра Солженицына, – писать о России в классической традиции, но после Набокова, после постмодернизма, в пост-телевизионную эпоху, когда информация, идущая через Сеть, сминает (или во всяком случае пытается смять) все прежние источники – в том числе эстетические.

Варламов хочет, как и предшественник,перевести своих читателей от созданий Толстых, Льва и Алексея, может, отчасти Шолохова и Малышкина, в свой мир и доказать, что о времени всего внятнее можно сказать языком времени, причём литературно переформатированным. Тот, для кого литература началась раньше Улицкой и Пелевина, своё в этой книге получит. Это не значит, что это варламовская удача. Но это – движение по направлению солнца, и видимые просчёты тоже сдетонируют благодатно в читательской памяти. Понятно, что «Мысленный волк» премию получит. Вероятно, первую.

скверно, неприятно на душе от чтения этого произведения. даже если есть какие-то литературные достоинства у этой книги, даже дочитывать не хочется, гнилым духом веет.

Варламов изумительный стилист! А вот сильно много новых идей я отсюда не подхватила, хотя и ждала! Есть писатели, которые пишут намного хуже, но при этом из-за идеи их производения оставляют большее послевкусие. Например, роман «Грудинин», где критикуется социальный дарвинизм, мне несколько больше понравился, хотя автор явно на уровень ниже Варламова....

Сквозь ткань повествования «Мысленного волка» отчетливо проступают предшествующие ему биографические тексты автора о Пришвине, Распутине и Александре Грине. Словно он создавал их, одновременно проводя кастинг среди писателей на роль персонажа своей будущей книги. Либо, будучи скованным рамками документального повествования, так и не решился сказать, что же на самом деле про них думает, а ему очень хотелось это сделать. Поэтому автор создает воображаемое пространство, в котором художнику все позволено, где тот сам себе судья. И вот уже Пришвин каким-то непостижимым образом сливается с другим историческим лицом – хлыстом Павлом Легкобытовым: живет его судьбой, говорит его словами. К примеру, Варламов приводит в биографическом тексте хлесткую цитату из пришвинского дневника — по поводу литературной тусовки Серебряного века: «Все эти импотенты, педерасты, онанисты, мне враждебные люди, хотя были бы и гениальными: я не признаю». В романе она трансформируется в такую: «Он вспоминал Петербург, писал про писателей-алкоголиков, педерастов, морфинистов и кокаинистов, распутных, развращенных и развращающих всех, кто к ним попадал». Такие совпадения создают ощущение, что сначала прочел черновик романа, а теперь перед глазами его финальная версия, и как будто становишься очевидцем его генезиса в писательском воображении, когда на твоих глазах формируется скелет романа, а потом вокруг него образуется плоть. В фигуре загадочного дяди Тома, который к концу романа саморазоблачается не то как «попаданец» из будущего, не то как представитель сверхцивилизации, наблюдающей за протеканием исторических событий, угадывается сам писатель. Во всяком случае, именно ему автор доверяет самое сокровенное: «Придет время, не знаю сколько, не знаю почему, не знаю зачем — ничего не знаю, но знаю, что именно эта земля станет ковчегом спасения и мы посланы ее сберечь и вести».

Тягостное ощущение. Книга по стилю как будто написана в то время, о котором повествует - лексика, интонации, ритм. Смутное и страшное время, тоскующая рефлексия, герои (не все), кажется, не столько живут, сколько пытаются осмыслить свою жизнь в своей стране. Кажется, в этом люди сильно изменились. Плохо знакома с биографиями Пришвина и Грина, но, надеюсь, это не портреты.

Читать книгу было тяжело, но есть о чем задуматься. У нас сравнительно мало художественных произведений про Первую мировую войну, поскольку ее затмила Вторая мировая. Согласна с автором и его героями, что в революции и неудачах Первой мировой войны во многом виноват Николай II. То, что он не отрекся от власти ни после Ходынки,ни после рождения больного сына уже было низко по отношению к России. Но его отречение в 1917 было настоящим предательством. Интересен и взгляд автора на личность Распутина, которого большинство демонизирует.

Восхищаюсь глубиной творчества Варламова и его знаниями философии, культуры, политических настроений начала века и до Первой мировой войны
Нелегко далась эта книга, даже местами показалась запутаннее.
Интересен был взгляд на Распутина, Розанова, политические и идеологические воззрения того времени.
Советую, но местами нелегко, особенно споры Легкобытова и Комиссарова (говорящие, собственно, фамилии).

Как сладить с собственной головой, как спасти ее от мысленного волка и не позволять ему рыскать по твоим мозгам и рисовать в воображении картины соблазнительные и страшные, имеющие несчастие сбываться? Стоит человеку послать неконтролируемый сигнал, слабый импульс от своего мозга, как мысленный волк этот сигнал улавливает, и нельзя от волка убежать, нет такого дерева, на которое можно забраться, нет такого убежища, в которое можно спрятаться.

Стандартный способ распространения информации: увидеть в анонсе издательства книгу; вспомнить, что встречала название в лонг-листе литературной премии и тогда уже подумалось, что непременно попадет в шорт; заинтересоваться автором; прочесть прежний его роман о Серебряном веке, чтобы составить представление. Почему "Мысленный волк", а не "Булгаков", "Пришвин" или "Алексей Толстой"? Не большая поклонница биографий, о людях имеет смысл судить по тому, что успели сделать, а не по обстоятельствам их жизни. И за биографическими сведениями о Михаиле Афанасьевиче, буде такая необходимость возникнет, предпочту обратиться к подлинному исследователю - к Мариэтте Чудаковой. А еще "Мысленный волк" потому что действие закона парности в моей жизни неотвратимо как дембель и вчера говорила о повести "Пчелиный волк", а завтра стану сказывать о книге, героиню которой зовут, как у Варламова, Ульяной. Вам часто встречается это имя в книгах? Вот и я не могу припомнить ни одного случая, а тут в три дня дважды. У каждого свой узор жизненного кружева, мой такой и нужно двигаться, куда тебя ведут нити.

Серебряного века, обещанного аннотацией, будет мало. Собственно, только Пришвин и Грин, о том и другом Алексеем Николаевичем написаны биографии в серии ЖЗЛ, потому, без сомнения, предметом он владеет отменно. Еще будет Распутин, хотя сомневаюсь, что его можно отнести к эпохе, разве что на роли артефакта или фона. Пришвина вспоминаю примерно раз в году, всегда в одной и той же связи - несколько собачьих рассказов: Травка, Лада, как они научились есть горох; как откопали на краю участка почерневшую коровью челюсть и она на некоторое время стала предметом собачьего культа; еще про маленького песика Лимона (визгу много, шерсти мало); и про старушку, которая задумала умирать, легла на лесной опушке, закрыла глаза, воробьи вокруг скачут, щебечут "Чив, чив" , а старушке слышится: "Жив-Жив!" и раздумала она умирать, решила еще пожить. Собственно, об этом и книга. В смысле?

В прямом: о странных аберрациях авторской воли, принудивших героев играть внутренне чуждую их природе роль (Михаил Пришвин как зеркало русской революции, Александр Грин как зеркало русской революции?); про визгу много - шерсти мало; про героиню, которая уж было собирается помирать, да видит, как в небесах разрывом туч сложился крест и решает еще пожить. Профанация? Ни в коем случае, просто тезисное изложение. Романный жанр, в отличие от строгих рамок биографии, дает автору возможность порезвиться, сыграть с героями в занятные игры. Итак, есть Павел Матвеевич Легкобытов, "Охотник", писатель посредственных дарований, но наделенный редким каузальным талантом, в котором читатель узнает Михаила Михайловича Пришвина. Что такое каузальный талант? Искусство жить в свое удовольствие и в гармонии с собой, скользя по поверхности, ни во что слишком глубоко не вовлекаясь, не опережая время и не отставая от него. Недаром варламовская биография Пришвина называется "Пришвин или Гений жизни". Есть его друг и сосед по даче Василий Христофорович Комиссаров (надо полагать, вымышленный персонаж), глубоко сочувствующий Революции и отдающий на дело ее финансирования половину дохода на протяжении многих лет. Женат вторым браком, после того, как много лет назад первая жена бросила его с маленькой дочерью на руках. Эта самая малютка Ульяна и станет героиней романа, хотя других особенностей ее личности, кроме "скачет козой", я и не назову, пожалуй. Вот она все скачет по лесам-по полям, а призванный ее несчастной матерью Мысленный Волк. Девочка по малолетству совсем не ходила и мама молила за нее, обещая, как водится, больше, чем готова была отдать и больше, чем у нее было, а МВ услыхал и дал Уле козью прыгучесть - то есть легконогость, конечно и в уплату вознамерился сожрать ни много-ни мало - Рассеюшку, что с успехом и сделал не без помощи злодея Ницше.

О, боги мои, что за бред? Нет, отчего же, отменный гладкий литературный язык, живые герои: Вера, жена Комиссарова, чудо как хороша; Уля тоже ничего так; яркий Легкобытов и дивный-дивный Грин, который здесь Савелий Круд, "престидижитатор" (чего стоит один только эпизод с Сапфиром). Я только никак не могу принять здешней апологии Распутина, но то субъективное. Думаю, что "Душа моя, Павел" все-таки стоит того. чтобы прочесть.

Книга написана языком классической русской литературы и читается очень приятно. На страницах произведения мы встречаемся с Распутиным, Розановым, Куприным, но , вместе с этим это глубоко художественная книга с четко прописанными главными и второстепенными героями, исторической сюжетной линией и размышлениями о судьбе России. Наблюдая за вымышленными и реальными историческими персонажами мы видим их переживания за судьбу страны и отсутствием возможности влиять на непредотвратимые события. Алексей Варламов автор множества биографий, специализирующийся на русской литературе 19 века. Таким образом при создании произведения автор обладал солидным исследовательским багажом.

Читайте больше друзья!!!

Варламов попытался соединить героев всех написанных им биографий и противопоставить их друг другу. Каждый имеет свои взгляды на жизнь, революцию, добро и зло и степени дозволенности. Сначала может показаться суховато, потом может показаться, что слишком много герои беседуют о жизни и своей роли в ней. Варламов чем-то близок к Достоевскому по масштабу вопросов, включению некоторой мистики и саморефлексирующих, иногда полусумасшедших героев. Но, в отличие от Достоевского, все же максимально отдаляет свою собственную авторскую позицию.

Когда читала, бросала через каждые 100-150 страниц, что-то обдумывая. Но в конце появилось чувство того, что прочитал такой умный, целостный роман.