Kitobni o'qish: «Точка»
Поставьте точку после тех, кто уйдет, чтобы имя тех, кто придет, было с большой буквы. (Платон)
1
– Тебе понравилось.
– Да.
– Это был не вопрос, – она встала и принялась искать глазами одежду. – Странное у тебя имя.
– Странное?
– Необычное. Ни разу такого не слышала.
– Бывает.
– Ты же иммигрант?
Он промолчал.
– Ну да, конечно – мы все тут такие, но я имела в виду, что тебя, может быть, назвали уже здесь?
– Нет, меня назвали… еще… там, – он кивнул головой в сторону пола.
Она заметила это движение.
– Да и ведешь ты себя странно.
– Энсемьпятьтриноля, ты как будто пришла в первый раз.
– Раньше не обращала внимания, но ты зовешь меня уже… – она задумалась, словно производя в уме какие-то сложные вычисления, – даже не могу сказать точно.
– Раз двадцать, кажется.
– Да, раз двадцать, не меньше, – согласилась она. – Я тебе нравлюсь.
– Да.
– Это был не вопрос, – она повернулась к нему, разматывая какую-то часть своего наряда и произнесла с едва заметным раздражением, – Икар.
– Что?
Не ответила. Он подошел к окну. Его жилище состояло всего из одной комнаты и было похоже на огромный пузырь. Икару казалось, что он живет внутри икринки какого-то гигантского существа, огромной воздушной рыбины, из тех, что рисуют на картинах, а затем оживляют в играх или в кино. И внутри этой здоровенной икринки, разумеется, не было ни одной более-менее ровной поверхности. Ни одной по-настоящему горизонтальной или вертикальной плоскости. Кровать, с которой он встал, имела семь ножек различной длины и формы. Их размер был подогнан под неровности пола, так что переставить кровать на другое место было почти невозможно. Вообще, кровать и не предусматривалась в этом жилище. Те, кто его проектировали, строили и прежде в нём жили, не имели ни малейшего представления о том, что такое кровать, зачем ей вообще быть, стоять ровно и не шататься. Это жилище строили не для таких, как Икар, а для других, для очень-очень других. Всё серое и неровное, слишком мрачное, навязчивое и подавляющее. Тоску навевает. Но Икару удалось кое-как украсить стены. Одно из таких украшений привлекло внимание Энсемьпятьтриноля еще во время её первого визита.
– Что это? – спросила она тогда, с интересом рассматривая висящее на стене изображение в тонкой призрачной рамке.
Это была листовка, которая чудом сохранилась у Икара во время его стремительного бегства с Энджи, плавившейся от собственного огня и так дорого доставшейся «Победы». На листовке были изображены люди в экипировке штурмовых сил флота, их светлые ясные лица выражали уверенность и смертоносную решимость. Космическое пространство за их спинами резали снопы ударных дронов, где-то рядом виднелись монументальные конструкции гигантских шлюзов. На груди у пилотов отчетливо просматривалась эмблема космических сил Энджи – тёмно-пепельный иероглиф, смысл которого Икар уже не мог вспомнить: не то «создатели новой вселенной», не то «творцы нового мира». Хотя этот символ сопровождал его с самого детства и был для него вроде всеобщей эмблемы – самым родным и знакомым – графический синоним Родины. Такие листовки раздавали всем, кто покидал Энджи в самый сложный для нее час, всем кто убегал. Те, кто раздавал их не могли никому помешать спасать свои жизни, но могли обратиться к их чувствам. И обращались, немного пафосно и просто, но из самых лучших побуждений.
«Не уходи!» – гласил плакат. И ниже помельче: «Победа наша, но реактор стоит. Заводы стоят. Помоги!».
Каким-то чудом эта листовка затесалась в его вещи, Икар точно помнил, что хотел ее выбросить, и помнил все эти едкие усмешки в очередях на посадку при упоминании «Победы», и то, как ему хотелось избавиться от всего, что хоть как-то напоминало ему о доме. А потом, намного позже, случайно обнаружив эту листовку в старых вещах, он замер, сердце отозвалось, забилось. И столько всего поднялось в памяти… чего, казалось, там уже и быть не могло, но вот перед ним эта жалкая, потрепанная частичка Родины, умирающий кусочек его личной истории, и грудь сдавило от горьких воспоминаний, и захотелось вернуться домой, рассмотреть его, впитать, сохранить что-то большее для себя, не забыть. Тогда Икар бережно сложил листовку и спрятал. А потом решил, что это по сути еще одно предательство – стесняться дома, и, снова достав листовку, закрепил её на стене своего странного неудобного жилища.
– Икар?
– Да.
– Что это? – повторила вопрос Энсемьпятьтриноля.
– Да так, сувенир, – ответил Икар.
– Откуда?
– Ну… как… Тут рядом есть одно необычное место… это… там раздавали.
Тогда, слегка удивившись слову «рядом», Энсемьпятьтриноля разделась и больше о листовке не спрашивала.
Теперь же ее взгляд снова упал на лица пилотов штурмовых космических сил Энджи и на слова под ними.
– А что здесь написано? – спросила она без особого интереса.
– Не знаю, – соврал Икар.
– А зачем тогда повесил?
– Картинка прикольная.
Энсемьпятьтриноля присмотрелась и фыркнула.
– Ерунда, уроды какие мерзкие, фу.
Икар не ответил. Может быть и ерунда, его совершенно не интересовало изобразительное искусство и живопись, но нравилось разглядывать изображения. И не важно, были они на листовках или на полноценных картинах. Хотя картины ему нравились больше. Некоторые он даже запоминал по имени, то есть по названию, которое считал неотъемлемой частью художественного замысла. И если картина никак не называлась, он её никак и не запоминал. Разве можно запомнить что-то, у чего нет названия? Правда, настоящие картины встречались ему крайне редко, картинок было полно: одни нравились, другие не очень – мелькали мимо, бесследно забываясь. Почти все.
Картины, в отличие от картинок, можно было долго разглядывать, смотреть как фильм. Особенно ему нравилось, что картины рассказывали ему о нём самом. Икар смотрел на картину, а разглядывал в ней себя, погружаясь с её помощью в свои чувства, в свои ощущения, в свои воспоминания.
Энсемьпятьтриноля одевалась. Скоро она уйдет, и он снова останется один. Снова на него накатит тоска и грусть одиночества, и молчание, и тишина.
– Все время забываю, какой у тебя эшелон? – спросила девушка.
– Два три четыре.
– Спасибо.
Ей нужно было уточнить это для такси. Икар вдруг подумал, что это странно, что она не внесла номер его эшелона в карточку клиента, как она наверняка делала со всеми остальными, кто её звал. Наверное, это особенность характера, лёгкая расхлябанность или беспорядок, который необходим некоторым, чтобы ощущать движение жизни. Как высунутая в окно дрона кисть руки, играющая с ветром. В салоне такси тихо, и картинка за окном похожа на кино, в котором ты никак не участвуешь и которое ты никак не чувствуешь. А вот рука и воздух – это движение, вполне ощутимая связь с реальностью. Подтверждение твоего контакта с окружающим тебя миром. Так же и с номером его эшелона, который определяет высоту навигационного слоя относительно поверхности. Это же часть его адреса, почему бы его не записать и больше не спрашивать…
Странно. Икар бросил на Энсемьпятьтриноля короткий взгляд: она всегда очень долго собиралась, и обычно ему нравилось наблюдать за ней, но сейчас хотелось, чтобы она перестала одеваться и осталась. Чтобы встала рядом с ним у окна, и чтобы они вдвоём смотрели на закат и молчали, сплетаясь хвостами. И смотрели, как неторопливо погружается за горизонт меркнущая полоска Аури. И он бы сказал:
«Смотри, днем сложно разглядеть, что это именно полоска, а вечером видно вполне отчетливо. Саму полоску видно и даже некоторые элементы полярных колпаков. Если как следует присмотреться».
А она бы вздохнула и обняла его. Тёплая, нежная, как будто родная.
Единственное окно его жилища выходило как раз на запад. Аури всегда заходила в одном и том же месте – в просвете между огромными колоннами домов, основания которых терялись в дымном мраке нижних эшелонов, а вершины находились так высоко, что растворялись в облаках.
Икар считал, что ему повезло с видом из окна. Большинство домов смотрели друг на друга: из них ничего, кроме бесконечно повторяющейся текстуры точно таких же, совершенно одинаковых домов, видно не было. В просветах носились на безумных скоростях огромные грузовые дроны, и медленно, неторопливо проплывали не менее здоровенные, но, усыпанные светящимися иллюминаторами, пассажирские. Если бы не Энсемьпятьтриноля, Икар бы и не помнил, какой там у него эшелон. Цифра была прошита в его разрешении проживания на Хити, а точнее только в одном из районов под названием «Гронш». Что-то вроде изолятора для таких как он. Бывший жилой комплекс для низших слоёв, а теперь дом для мигрантов, чтобы те не смущали коренных жителей своими, так сказать, бытовыми особенностями.
– Там очередь, придётся подождать, ты не против, – сказала Энсемьпятьтриноля, не отрывая взгляд от визора.
– Не против.
– Надо же, не замечала за тобой такого раньше.
– Какого?
– Ты как будто мне всё время отвечаешь, когда я не спрашиваю.
Икар присмотрелся к девушке.
– Ты же спросила, не против ли я.
– Я так сказала, да, но это был не вопрос.
Икар отвернулся чтобы скрыть растерянность, а вдруг он действительно делает что-то неправильно, и она сейчас обо всём догадается? А что, если она уже догадалась? Он посмотрел на нее еще раз: копается в сумочке. Нет, если бы догадалась, не вела бы себя так спокойно.
– Надолго?
– Не знаю, там очередь. Говорю же. Если тебе не терпится от меня избавиться, можешь заплатить за приоритет, улечу за секунду.
– Подождем, – отозвался Икар. Это совпадало с его настроением, чтобы она осталась на какое-то время, но не слишком надолго, иначе с ним начнутся возвратные изменения, и тут уже не надо быть слишком уж проницательным, чтобы догадаться, кто он на самом деле. Даже слепой и глухой сможет это пронюхать.
– Как скажешь. Сегодня я не тороплюсь.
– Я тоже.
Энсемьпятьтриноля разобралась с сумочкой, притихла, вздохнула, пространство приняло ее вздох, проглотило и вернулось к привычной тишине. Вынужденное ожидание затягивалось, тихая пауза между отрезками жизни, Икар решил разбавить его разговором, которого ему всегда не хватало. Ни на работе, ни дома, ни в барах, куда он изредка наведывался, чтобы занять перерывы между короткими рабочими днями, поговорить было особо не с кем.
– Одна живешь? – начал Икар.
– Да. Ты, как я понимаю, тоже.
Икар хотел ответить, что «да», но решил, что это, видимо, снова не вопрос.
– А ты давно здесь? – спросил он, – Ну, на Хити.
– Лет сто, не меньше, сбилась со счета. Тут все так быстро. Такие короткие года.
– Да уж, – согласился Икар.
– Здесь стало тесно, они всё принимают и принимают. Ну…, – Энсемьпятьтриноля поднялась с кровати и подошла к пузырю окна, встав рядом с Икаром, – последние пару лет никого нового. Последнее, что слышала на эту тему, была новость про этих… не помню, как они там официально… у нас зовут их пожирателями.
– Да? Пожиратели? И что они пожирают?
– Не знаю, – широко улыбнулась Энсемьпятьтриноля, – надеюсь не наших.
Икар тоже улыбнулся, только намного осторожней.
– Пожиратели, жутко прям. И как они принимают кого-то с таким именем? – спросил Икар.
– Ты же знаешь, они всех принимают. Они никого не боятся.
– И после этих… что? Никого?
– Никого.
– Надо же, – поежился Икар, – как-то даже грустно. Неужели всё? Неужели это всё, что осталось?
– А тебе мало? – удивилась Энсемьпятьтриноля, поднимая глаза на Икара.
Какая же она красивая, подумал Икар, невероятная, сногсшибательная. Хочется оставить у себя и разглядывать, разглядывать…
– Нет, – промямлил он, – но все равно… немного грустно.
– Грустно.
Икар снова не понял, вопрос это или нет, и решил промолчать.
– Ты тоже здесь один?
– Нет, у меня есть близнец, Иван, он тоже на Хити, только не в этом районе, он всегда в разных, потому что работает экспедитором. С ним почти никогда нет связи, мотается то там, то сям, так что считай, что вроде и есть брат, но как будто его и нет. Даже не помню, когда виделся с ним последний раз…
Все это время, пока Икар говорил, он смотрел в окно на носившиеся среди мерцающих колонн искрящиеся дроны, и не обратил внимание, что глаза Энсемьпятьтриноля раскрылись еще шире, так широко, как еще ни разу не раскрывались. И когда он снова к ней повернулся – она уже не показалась ему такой красивой.
– Что такое? – спросил Икар, чувствуя, как пересохло у него во рту.
– Близнец? – кривясь спросила Энсемьпятьтриноля, и на этот раз это был явный вопрос. – Ты сказал близнец?
Икар растерялся, в голову ударила кровь, мысли забегали и засуетились так, словно он попался на чем-то нехорошем, и этот её безумный взгляд: с удивлением, с сомнением, с чувством нависшего над ней предательства, со страхом. К счастью, за окном мелькнул пятнистый бок такси. Значит, у нее всего пара минут, чтобы собраться и уйти, иначе ей упадёт штраф и понижение приоритета, на это она не пойдёт. Но этот ее пронизывающий взгляд, которым она начала стрелять по Икару, забираясь в самые непрозрачные уголки, и поднимая со дна памяти все, какие у нее были воспоминания о нем, поднимая для повторного осмотра и разбора… сейчас она начнет анализировать всё, что про него успела узнать, все их встречи, все его слова, его жесты, взгляды, движения, – всё, вообще всё… Икар жутко боялся, что рано или поздно это произойдет, и тогда он попадётся ей на своём вранье. Она его раскусит. Разгадает обязательно – и тогда… что будет тогда, он не знал. Женщина бросается на загадку, словно изголодавшийся хищник на беспомощную добычу, но всякий раз поступает с ней по-разному. А как бы ему хотелось снова ее увидеть, снова потрогать, погладить… полюбить её.
– Близнец, – повторила она страшным голосом, пятясь от него к лежавшей на кровати сумочке. – Иван?!
Теперь она рассматривала его целиком, с ног до головы, и Икару показалось, что он стоит перед ней не просто голый, но даже без шерсти и без кожи. Энсемьпятьтриноля схватила сумочку и медленно, словно плывя во сне, направилась к причальной платформе.
Ну же… не тормози, молил ее Икар, садись в такси и забудь, потом будет проще, напишу, что оговорился… придумаю что-нибудь… что-нибудь точно придумаю…
Энсемьпятьтриноля прошла к платформе… дверь перед ней открылась, она шагнула в салон, и обернувшись, с отвращением спросила, словно обо всем уже догадалась:
– Кто ты?
Её лицо покрывала тень. Икар похолодел. Дверь закрылась. Такси медленно отползло от причала, и, набирая скорость, полетело прочь. Он проводил его взглядом, опустил внешнюю заслонку и разбито поплёлся в ванную. На миг ему показалось, что в её взгляде было прощение, понимание того, зачем он это делает, и истинной причины его наивной безобидности, но как знать… Никогда нельзя быть уверенным в том, что говорят женщины, и о чем они думают. Они и сами, пожалуй, этого не знают.
Он встал перед зеркалом, вздохнул, провел рукой по вибриссам, приподнял небольшие мохнатые ушки, почти такие же шерстяные и бархатные, как и у Энсемьпятьтриноля, и произнёс с какой-то горькой, протестующей гордостью:
– Я – человек.
276 – 375
{#276}
Ну что, соскучились? Да, давно я не писал. Не о чем было на самом-то деле. Время летит быстрее, чем наш дорогой шарик. Так вот, раз уж теперь все знают и на ушах стоят от радости, я тоже напишу. Мне, если честно, будет не хватать этой жизни. Да, родители говорят, что там будет настоящее небо и настоящее солнце, но я ни разу не видел ни того ни другого, так что наши местные – меня вполне устраивают. Там еще говорят будет погода – эй, кто знает, что это? Если это не самая приятная вещь на свете, как говорит отец, зачем она нужна? Что в ней хорошего? Пофиг, мне нравится шарик, мне даже нравится его название. Короче, я – против настоящего солнца.
{#277}
Вчера после школы сгоняли с братом в один магазин пятой секции, ну вы знаете, там где такие смешные круглолицые человечки. Затарились прикольным шмотом, зацените прикид (фото). Да, у них там как-то всё веселее, чем у нас, всё мигает, двигается, надписи кругом разноцветные, вообще не так скучно, как у нас, жаль только, что я только их закорючки не понимаю. Ну и говорят они забавно. А, ну и конечно, у них тоже прямо истерика на тему приближения к настоящей звезде. Че такого, народ, че вы все с ума посходили?
{#278}
Почитал тут ваши комменты… эээ… а кто сказал, что нам достанется целая планета? Вы если к кому-то в квартиру напроситесь, вам разве сразу так и подарят целую комнату? Что за бред? Я думаю так не проканает, комнату придётся либо выкупить, либо отжать. Не знаю, как там насчет первого, а вот со вторым за нами, похоже, не заржавеет. Отец говорит, если придётся – мы кого хочешь в два счета и все дела… Сил, говорит, у нас достаточно. Но я, если что, за мир и дружбу, и против погоды.
{#279}
Вчера как накаркал – сегодня нас водили всем классом на военный завод. Круто, мощно… но я ни черта не понял, спасибо Ола-оле с её этими самыми… девчачьими глупостями… ну вы знаете. А также двум дебилам из параллельного, не знаю, как вас там зовут, парни, но вы ржали, как те мерзкие твари из зоопарка на седьмом. Кстати, этот самый зоопарк – самое вонючее место на шарике, по-моему. Не ходите туда, братцы. Хотя… как туда не пойдёшь, если завучу эта идея прожжёт мозг посильнее самого жесткого гамма-излучения. Короче, завод какой-то военной хрени у нас на шарике типа норм. Ставлю пять.
{#280}
Вдруг осознал, что совсем скоро выпускной. Прощай родная школа, привет физмат. Да, парни, я уже выбрал. Физика! Только физика! Физика – это всё!
Кто знает, что с переводчиком с крякозябрского? У нас тут чего-то не грузится, а без него никак не могу раскодить инструкцию к одному прикольному датчику. Прикупил тут заодно у круглолицых из пятой секции. Кнопочек много разных, а как включить не понятно. Уже все перенажимал в разных комбинациях, а толку никакого. Странный народ. Хотя, конечно, до черномазых с обратки им еще далеко.
{#281}
Благодаря вам, друзья, вчера я узнал, что кракозябры оказывается бывают разные. Те, что у меня – японские. А бывают еще китайские, корейские, арабские и всякие какие-то прочие… Спасибо вам за разъяснения, конечно, но легче не стало. Локальный словарь всё равно не раскрывается, так что подожду, когда отлипнет общий. Кстати, ваши предки тоже дёргаются с последних новостей, как будто через них ток пропускают, или это только у меня они такие?
{#282}
Снова долго не писал, по понятным причинам. Чертова барокамера! Поганый гравитационный зал! Я и представить не мог, что в нашей занюханной школе всё это имеется – собственная пыточная. О, сколько нам открытий чудных… готовит завуча недуг. Меня, если честно, этот бред взрослых с их типа «настоящей планетой» окончательно достал. И не надо к ней готовиться. У меня от этой подготовки… с утра до вечера кости ломит, и башка трещит, как дозиметр в районе центрального реактора. Надеюсь, через сто двадцать циклов, или сколько там еще, что-нибудь изменится, и мы всё же останемся на своём шарике. Нет, парни, я тоже смотрю в иллюминаторы. Хотя раньше они казались мне просто нарисованными, черными непрозрачными пятнами на полу, а теперь смотрю – красиво, блин! Ну вот прям очень красиво. Но только пусть оно там снаружи и остаётся красивым. Ха, родители даже коврики поубирали, под некоторыми оказывается тоже были иллюминаторы, а я и не знал. Мне всегда казалось, что они на стенах, а на стенах оказывается экраны, а настоящие иллюминаторы у нас под ногами, в полу. Короче так – хочу, чтобы наши просто заняли какую-нибудь орбитку и успокоились. Мне нравится шарик, мне хорошо здесь, я не хочу какого-то типа настоящего Солнца, какой-то загадочной «земной тверди», каких-то там деревьев, и зверья, от которого воняет хоть вешайся, ну и погоды, конечно, не хочу отдельно – ветер, дождь… эй, люди, что за дичь, вы серьёзно? ЗАЧЕМ?! Чем вам не угодило Солнце?? на внешнем слое, чем оно не настоящее? Фотоны те же, излучение то же, да оно вообще почти идеальное, хотя поляризацию я бы убрал и ультрафиолет подрезал, но в остальном же порядок. Короче… не пойму я этот наш Совет Капитанов.
Короче, тут вроде переводчик отлип, пошел читать китайскую инструкцию. Или японскую… да пофиг.
{#283}
Узнал, что через сотню циклов мы только начнём торможение на очень вытянутой эллиптической орбите. У меня прямо отлегло. А до полного торможения и выхода на орбиту контакта – ух ты – еще пять тысяч циклов. Вот тут прям повторно отлегло… А там, кто знает, может и передумают.
А еще тут на днях я немного подправил свой китайский датчик и, кажется, сломал. Он теперь несёт какой-то чокнутый бред. И вот ведь облом – уже не сдашь назад и не поменяешь. Узкоглазые вмиг раскусят перепрошивочку. Попробую загнать жлобам с обратки, правда, туда добираться ох, ё… да и одному – не охота.
{#284 … #322}
{#323}
Спасибо всем за поздравления. Стареем, стареем. Представьте, отец подарил мне пистолет. Да! Тот самый, который ему подарил его отец, когда моему отцу стукнуло 22 года, что примерно равняется моим вчерашним 80.00 ОВДС. Так что, мужики, у меня теперь есть собственное огнестрельное оружие. И знаете – это круто. Неожиданные чувства возникают. Энергия в нём, как будто. На нём выбит год, не поверите – тот самый год. Охренеть! Последний год Земли.
Теперь я, кажется, стал немного понимать своего старика, и почему он сделал то, что сделал. И почему стал тем, кем стал.
{#324}
На прошлой неделе мне, наконец, удалось систематизировать данные с «ПНЭ-1». Я составил карту небольшого участка космического пространства с разрешением в одну угловую секунду. Ну да, не слишком точно, но результат всё равно хороший. Отнес своему научному руководителю. Теперь для защиты надо сертифицировать мой прибор. И в этом проблема, потому что в основе его лежит какой-то старый китайский МК-датчик, а инструкцию к нему я посеял. Но даже если бы она и была, там еще сотня прошивок сверху… как всё это описывать на защите… разве что «уф-уф» и при этом скакать как алхимик с обратки. Но я же будущий физик – стратегия защиты должна быть другой. Короче, есть среди вас спецы на тему квантового копирования и алгоритмической декомпиляции управляющих РМ-блоков типа КС-235-МР-3 с УДЧ-16 или УДЧ-18? Напишите, пожалуйста, в личку. Очень, очень нужна ваша помощь.
{#325 … #355}
{#356}
Вчера заметил в иллюминаторе, насколько Система стала ярче. Ярче и ближе. Наверное, даже невооруженным глазом можно разглядеть в её центре оранжевую звезду. Непривычно. Все наши солнца традиционно желтые. А эта – другая.
У меня сегодня защита. Пожелайте чего-нибудь похуже. И к черту вас всех, к черту!
{#357}
Братцы, поздравьте меня! Всех люблю, обнимаю. Ха! А кафедру физики – с новым гениальным ученым! Даешь ПНЭ-2! Да здравствуют звёзды! Черные дыры? Н-э-э-э-э… Это, братцы, другое. Д-ру-го-э. Но мы выясним! Наш долг – природу победить, и в небо разум устремить… забыл как там дальше… ну и… пофиг. Сейчас – Ура!
{#358}
Сегодня в 7 на стадионе «Доминион» концерт «Ундоса». Мы с Ола-олой идём.
А теперь быстро – кто с нами!
Ну?!
Дэфы только не забудьте, «Ундосы» шарашат в четкую, на лермиончиках. Мало не покажется.
{#359}
Так, со мной всё в порядке. Небольшая трещина большой берцовой кости на левой ноге. Мне прилепили там какой-то датчик, делов-то. Живу, хожу. А вот мой карт буквально рассыпался. Скафандр выручил, и, если бы не детектор частиц ДЧ-20992-ФИС, торчащий из обшивки нашего любимого шарика каждые сто метров, то и с ногой у меня всё было бы в порядке. Кстати, эти ДЧ давно пора демонтировать ко всем чертям, потому что устарели еще когда «я под стол пешком ходил». А так, из-за этой хреновины у меня трещина. Но! Картинг – это тема, давно мечтал в космосе погонять, да всё никак. Вот, теперь погонял. Такая там внизу красота! Сам, конечно, виноват, засмотрелся. Система – это очень мощно, самое крутое, что я когда-либо видел. Она кстати будет так хорошо видна совсем недолго, шарик делает виток, и мы снова уходим в афелий, а следующее такое сближение примерно через сто циклов. Так что спешите, друзья мои, только будьте осторожней. Не как я.
{#360}
Мы тормозим, тормозим, мы очень медленно тормозим. И это хорошо. Последнее время меня бесят те, кто требует тормозить быстрее. Бесят в первую очередь потому, что они не понимают элементарной физики. Вот вам статья – читайте, там всё просто и понятно. Ах, ах, какие-то Сипаклы – они явились позже нас, а уже сидят на круговой орбите, хотя летели быстрее с другого конца Вселенной. Во-первых, у Вселенной нет конца – она бесконечна, так что они просто прилетели. Во-вторых, они летели не на шарообразном объекте, как мы, а на блинообразном. И сам этот их объект на несколько порядков меньшего размера, и на нём можно поддерживать искусственную гравитацию с помощью обычного ускорения. Поэтому при торможении, они просто перевернули свой блин и дали по тормозам. Мы не можем так сделать хотя бы потому, что у нас больше масса, и она распределена сферически, то есть, если мы сделаем как Сипаклы, Энджи разрушится, превратившись в пончик. Ведь мы же помним про центральный реактор, вокруг которого поддерживается электродинамический вакуум. Если так тормозить – он сначала схлопнется, а потом взорвётся. Так что выкиньте из головы всякий бред. У нас тупо другая физика. А то, что Сипаклы похожи на рептилий – это вообще ни при чем. Кстати, вы же видели этот ужас? Я про тварей, что населяют Систему. Черт, да кто, вообще, в здравом уме захочет делить с таким вонючим зоопарком одну планету? Эй, там, в Совете Капитанов, да загляните уже в этот чертов «Справочник видов»! Оно нам надо?! Мне – точно нет. Нам надо либо свою собственную отдельную планету, причем достаточно большую, либо вообще не вылезать из шарика. Если что – я за второе. Потому что первое, как говорит мой отец, скорее всего, закончится плохо.
{#361}
А я не пойду на выборы потому что все Капитаны говорят одно и то же. Какой смысл голосовать? Я против всех.
{#362}
Недавно были в гостях у родителей Ола-олы, с другими их друзьями, которые, как узнали, что я «занимаюсь физикой» (я вообще-то не просто занимаюсь физикой, я – физик!), взялись бомбить меня нелепыми вопросами. Сперва я думал, они шутят, потому что мне казалось, есть очевидные вещи, какие-то базовые знания, которые люди получают еще в школе. Но, видимо, не все получают, или они прогуливали, или болели, или школа у них какая-то другая была, но как бы там ни было, мне с удивительным интересом задавали самые примитивные вопросы.
Почему мы летим именно к Аури, когда вокруг полно других звёзд?
Потому что все другие звёзды, которые мы видим – мертвы.
Почему же они светят?
Потому что свет перемещается в пространстве со скоростью, обусловленной частотой мерцания этого пространства. Эта величина конечна. И тот свет, который мы сейчас видим, звезда излучала еще до своей гибели.
Откуда тогда мы знаем, что она погибла?
Мы знаем об этом благодаря информатору Рюминэ. Он содержится в каждом дисперсе пространства и хранит информацию о всех других информаторах Вселенной. Собственно, этот дисперс и есть информатор Рюминэ. Знаю, да… это самый сложный момент объяснения, и на нём собеседник обычно округляет глаза или посмеивается. Все же знают, что Вселенная бесконечна. Так и есть, она бесконечна, и ровно также бесконечна ёмкость информатора Рюминэ.
Как такое может быть?
Согласен, представить сложно, особенно человеку, впадающему в ступор еще при первых звуках объяснения общей теории относительности. Вы могли бы обратиться к Инфополю, поискать там, найти и углубиться в тему. Прочитать сотню другую научных статей и не разобраться в этом даже наполовину. Даже на десятую. И в этом нет ничего необычного. Рюминэ, открывшее всё это, не человек, а искусственное кибернетическое существо с мощнейшим разумом. Когда оно совместило наблюдения и знания по всем наукам, в том числе по биологии, химии, физики и космогонии, то обнаружило, что в каждой частице пространства – в том самом «дисперсе», содержится некий объект вроде биохимической молекулы ДНК. Затем оно вычислило, что каждая такая частица пространства – это и есть всё пространство. То есть, Вселенная – это часть самой себя. Она состоит из бесконечного количества собственных копий, чем и объясняется её физическая бесконечность. Однако каждая копия незначительно отличается от всех остальных, у неё есть нечто вроде порядкового номера, характеризующего время её возникновения, и этот номер уникален, что, следовательно, делает уникальным и саму частицу, а нам даёт возможность очень точной навигации в космосе, потому что является единственной и абсолютной координатой точки в космическом пространстве. А сам космос – это огромный массив таких уникальных точек, именно это и есть то самое трехмерное пространство, в котором мы можем перемещаться, где время – это показатель того, в каком из информаторов Рюминэ мы в данный момент находимся, то есть, какой из них сейчас является для нас актуальной Вселенной.
Так вот, взяв всего один такой информатор, совершенно любой, из любой точки реального пространства, и расшифровав его, мы с абсолютной точностью получим сведения обо всех населяющих Вселенную объектах, которых, что удивительно, всё же конечное количество (потому что Вселенная бесконечна не в пространственном понимании, а в физическом). Ну и конечно, приложив определённые усилия, по информатору Рюминэ мы способны вычислить, где (и когда) мы находимся среди всех этих звёзд, галактик, метагалактик и скоплений галактических кластеров. Что само по себе весьма полезно для космических перелётов, потому что представляет единую для всего реального пространства систему координат. Универсальную и совершенно естественную.
Так откуда мы знаем, что звёзды мертвы?
Мы знаем это из информаторов Рюминэ. Где увидеть любой объект можно не через миллиарды парсек расстояния, и не по отстающему от времени свету, а ровно такими, какими они существуют в момент наблюдения, т.е. одновременно с нами. Так мы узнали, что по каким-то непонятным причинам, вселенная вымерла, причем достаточно быстро, по астрономическим меркам вообще мгновенно. Однако, нам повезло, мы в последний момент успели спастись, и прямо сейчас приближаемся к последней уцелевшей звезде – Аури. Почему она единственная еще жива – мы пока не знаем.
Идём дальше.
Зачем мы летим к Аури, и почему нам не живётся спокойно в космосе, ведь у нас всё есть: топлива кругом полно, любых ресурсов, кислорода, водорода, тяжелых элементов и даже воды?
Затем, что космическое излучение вовсе не помогает нам жить, оно нас убивает, несмотря на все наши силовые поля, фильтры, декогерирующие источники, пассивную и активную защиты. Мы увы бессильны против того, что излучает космос, в то время как даже самая небольшая звезда с лёгкостью разгоняет всё это сильнейшим потоком собственного излучения, называемым «солнечный ветер». Мы, люди, родились и выросли у звезды, что же удивительного в том, что звездный ветер не так смертелен для нас, как космическое излучение.
