Kitobni o'qish: «Сквозь лёд и снег. Часть II. Антарктический беглец»
ГЛАВА I. ФРАНЦУЗСКАЯ РИВЬЕРА.
– Который час? – спросила Фрэя сонным голосом, проснувшись, вытягивая руки вверх и разводя их в стороны.
За окном мелькали деревья, кусты и поля. Весь пейзаж казался до мельчайших подробностей аккуратным, чистым и уравновешенным. Вдалеке периодически возникали какие-то фермы в старом европейском стиле с ветряными мельницами и домами, напоминающими иллюстрации в книге Шарля Перро «Кот в сапогах». Новенький серебристый кроссовер от BMW плавно скользил по асфальтовому серпантину дороги. Лёгкая едва заметная неоновая подсветка салона очень чётко сочеталась с недавно наступившими сумерками. Тёплый летний воздух, нагретый уползающим за горизонт солнцем, на ходу проникал в приоткрытое окно внедорожника и слегка трепал волосы Фреи, перемешиваясь с ароматом духов и оригинального ароматизатора салона.
– Где мы? – переспросила Фрэя, опустив левую ладонь на правое плечо Джонса, – я долго спала?
Джонс вёл машину с максимальным удовлетворением от комфорта в салоне и видов виноградников, спускающихся со склонов холмов.
– Сейчас мы проезжаем округ Лангон, один из исторических округов Франции в регионе Аквитания. У меня такое чувство, что сейчас на дорогу из кустов Де Артаньян на коне выскочит или Дон Кихот.
– Он же испанец, – возразила Фрэя.
– Кто? – с удивлением переспросил Джонс.
– Ну, Дон Кихот. Он в Испании жил, а не во Франции, – со смущённой улыбкой продолжала она.
Джонс немного смутился на секунду. Он не хотел отвлекаться от видов за окном и непревзойдённой динамики управления спортивной подвеской на поворотах серпантина, поэтому не слишком вдавался в суть сказанного Фреей. Тёмно-синяя шёлковая рубашка трепалась как парус на его груди от плотного воздушного потока через водительское окно. Внезапно «немец» чётко включил интеллектуальный свет фар.
– Неважно,– ответил Джонс, сделав некоторую паузу, – ты же понимаешь, что я это к слову о местных видах и мельницах. Сейчас без пяти семь, а что ты хотела?
– Может остановимся где-нибудь перекусить? Я проголодалась и хочу местного вина по случаю пребывания здесь. Ты ведь не собираешься вести машину всю ночь голодным?
Джонс переключился на голосовой поиск маршрутизатора в бортовом компьютере автомобиля. Приятный женский голос на русском языке сказал: «Введите параметры поиска». Джонс быстро произнёс: «Ресторан!», после чего на карте сразу же отобразились все близлежащие заведения по проложенному курсу с регистром регламента работы над каждым.
– До ближайшего ресторана всего пару миль, – сказал Джонс, – там и остановимся.
– Что ж, прекрасно, – ответила Фрэя и они продолжили свой путь молча, наслаждаясь закатом солнца, живописными видами и приятным тёплым воздухом французской провинции.
После ужина в летнем кафе на открытой террасе небольшого ресторанчика неподалёку от винодельни Шато-Понт-дэ-Брион в округе Сен-Пьер-де-Мон, с бокалом красного сухого вина при свечах под стрекотание цикад, запах цветущей лаванды и бесконечным звёздным небом, Фрею потянуло на романтические настроения и она произнесла:
– En ce monde tous les biens sont communs!
Джонс, будучи не особо осведомлённым в крылатых выражениях на французском языке продолжал молча жевать, сделав только некоторое такое саркастическое «Угу», как будто бы согласившись с произнесённым.
– Ты что понял, что я сказала? – с радостным удивлением спросила Фрэя.
– Нет, – коротко и просто ответил Джонс, сделав несколько глупое выражения лица, но при этом сохранив невозмутимость.
Фрэя подавилась смехом, манерно прикрывая ладонью нижнюю часть лица.
– «В этом мире есть все блага, надо лишь уметь их добыть», – ответила она с объяснительной интонацией.
К столику подошёл гарсон аккуратно держа перед собой на согнутой в локте руке белое полотенце с тиснёным гербом, по видимому местной винодельни, и уступчиво чуть подавши корпусом вперёд произнёс, обращаясь всё-таки как бы больше к Джонсу, чем к Фрэе:
– Encore la faute a la dame? (Ещё вина даме?фран.)
– Non, merci! («Нет, спасибо!»фран.) – ответила Фрэя.
– But, we will take one bottle of the same wine with ourselves («Но мы возьмём одну бутылку такого же вина с собой»), – сразу продолжила она на английском.
– Une bouteille meme. C,est bien! («Одну бутылку такого же. Хорошо!»фран.) – услужливо легко и весело произнёс гарсон и быстро удалился.
Уже садясь в машину и размещая фирменную корзину с вином и сыром в багажнике среди вещей, Фрэя вдруг спросила у Джонса:
– Помнишь тот случай с американским пилотом на Амундсен-Скотт?
– Я не хочу вспоминать подробности, если честно, – ответил Джонс.
– Да ладно тебе, в самом деле… Ты что собираешься прятаться и бегать от этого случая? Это смешно, давай поговорим об этом. Мне интересно понять, что стоит за всем этим? Да и тебе, как капитану в будущем будет полезно иметь в виду такие скрытые от общих взоров факторы.
– О чём ты говоришь, не понимаю? Он просто предложил – я просто отказался. Это американцы, они слишком раскрепощённые люди и бывают довольно наглыми.
Джонс запустил силовой агрегат, кроссовер плавно и бесшумно двинулся с места. Фрэя откинула спинку кресла немного назад и приняла полу лежачую позу на боку, повернувшись в сторону водителя лицом к Джонсу и подвернув левую ногу под себя.
– В тебе говорит обида, – продолжила она, – это неправильная позиция.
– Я говорю так, как было и как понимаю суть происходящего.
– Давай начнём заново, – и Фрэя добавила немного теплого воздуха на климат контроле в свою сторону. За окном становилось прохладней.
– Для начала, что ты знаешь про этого Стива Эдиссона? – спросила она.
– Это тебе к Гансу с Йозефом надо обратиться, – у них там контора исследует все подробности.
– Ничего смешного я в этом не вижу, но допустим, можно опустить эту часть.
– Да я как бы и не смеялся, просто мне всё равно. Я не строю какие-либо выводы и не вырабатываю в соответствии с ними тактик на основе личных данных и уж тем более не собираюсь заниматься шпионажем и разведкой. Я уверен в своих силах и навыках и действую в соответствии с возможностями, которые мне предоставлены, а не максимально перескакиваю допустимые пределы. Случай с Зордаксом – это совсем другое, там не было установлено явных преград для действий. А здесь мне пришлось бы очень долго объяснять, почему я вдруг сразу же после моего назначения сорвался в незапланированную гонку с американским пилотом вопреки распорядку миссии.
– Ты не хочешь меня слушать, а всё вторишь свои оправдания и уводишь куда-то от сути. Я уже сказала, что не обвиняю тебя, дело не в этом.
– А в чём тогда?! – начал раздражаться Джонс.
– Почему эта ситуация возникла и кому это было надо? Вот главный вопрос, на который ты должен ответить, – строго перебила его Фрэя.
– В смысле? – спросил Джонс уже более спокойно, – ты хочешь сказать, что за всем этим стоит нечто большее, чем просто желание этого Стива Эдиссона помериться кое-чем у всех на виду с явно выраженной, как это принято у американцев, вычурностью и манерностью?
– За всем этим стоит гораздо большее, чем мы с тобой сейчас можем предположить, – ответила Фрэя с явным усилением важности момента, – помнишь, что было приведено управлением миссии в изменениях к протоколам первой гонки на станции Ноймайер у немцев в качестве одной из целей? Там было сказано, что при победе немецких пилотов их группа будет иметь приоритет в участии при следующих миссиях.
– А что вообще это значит? Ты так говоришь, как будто знаешь заранее все итоговые последствия. Зачем вообще немцам нужны эти приоритеты и почему они сами по себе не могут организовывать и выполнять свои миссии?
– Ты что вообще дурак? – несколько риторично спросила Фрэя, – кого будут интересовать на мировом уровне какие-то чужие, не известные достижения, если они не входят в общий план программы всего проекта? Мы же говорим о реализации целой индустрии, в которой люди потом будут платить деньги, а значит, мы говорим о весомом участии в получении дальнейшей прибыли, не говоря уже о национальном престиже.
– Ладно, хорошо я понял, дальше что? Немцы могли получить доминирующую позицию, то есть ты хочешь сказать, что и американцы также стремятся её заполучить. Но причём тут частные формы выражения личной конкуренции?
– Элементарно! – для подавления боевого стимула. Вопрос даже не в этом. Интерес вызывает то, как они это делают, – продолжила Фрэя.
– Интересно, что же там такого ещё? – опять возразил Джонс.
– Дело не в самих подробностях, а в том, насколько тонко их анализировать. Судя по их поведению, мы можем говорить о том, что они обладают абсолютной независимостью, свободой действий и иммунитетом. И естественно такие полномочия им предоставляет их руководство, ведь не хочешь ли ты мне сказать, что Стив Эдиссон вот так вот просто без всякого разрешения на свой страх и риск будет предлагать тебе посреди незаконченной миссии личную дуэль, рискуя попасть в такие же неприятности, как и бывший капитан Зордакс? Даже если у него есть деньги и это его личный Сновигатор, то уже никак, согласись он в частном порядке без разрешений не выйдет в свободный незапланированный полёт по маршруту от станции до станции. Эти действия должны были быть в любом случае согласованы со всеми службами с их стороны, а раз он был настолько смел и решителен, то наверху об этом естественно знали.
Джонс в некоторой степени оторопел:
– Послушай Фрэя, я только что ощутил невероятный прилив масштабного прозрения, даже не знаю что сказать, мне нужно время, чтоб подумать ещё раз, ведь ты абсолютно права.
– Да, веселье ещё и в том, что кроме нас с тобой в группе об этом случае никто не знает, потому что мы договорились с тобой об этом никому пока не распространяться. И они, я пока ещё не готова ответить на вопрос «кто именно?», – знают об этом тоже и также принимают это в разработку.
– Так постой, тут получается целый заговор что ли? Может ты всё-таки накручиваешь обстановку?
– Какой заговор, Джонс? Это игра! Как ты не поймёшь? Нас втянули в чью-то игру, и я хочу приблизительно разобраться хотя бы с правилами, не говоря уже о конечных целях и тех, кто хочет их добиться наверху.
– Нифига себе история! – сказал Джонс, продолжая вести машину, – лишь бы это не оказалось очередными разговорами на ночь. Понимаешь, о чём я говорю?
– Успокойся, надо выстраивать цепочку на конкретных фактах, а не смотреть сквозь них, не обращая внимания на детали. Да и в целом ты же понимаешь, что мы не просто на велосипедиках в детском садике катаемся, в деле замешаны огромные деньги. Огромные деньги и интересы разных государств. Давай лучше попробуем применить для дальнейшего рассуждения метод допустимых вероятностей. У нас есть цели американской стороны и явная принадлежность этих целей к их высшему руководству. Таким образом, мы можем сделать вывод, что, скорее всего это могло обсуждаться между главами корпорации, но не обязательно в формате нашего конкретного случая, а как общая тактика развития программы с учётом баланса заинтересованных противостоящих сторон.
– Короче, ты хочешь сказать, что Архип Великий знает про эту американскую провокацию, и что они вместе с другими членами правления обсуждали возможность возникновения таких случаев, как методы влияния на цели всей миссии? – внезапно сформулировал Джонс.
– Именно! – ответила Фрэя с некоторым удовлетворением от того, что ей наконец удалось вывести Джонса на истинное понимание происходящего и оттолкнуть от комплекса проигравшего героя.
– Хорошо, – продолжила она, – теперь осталась уже совсем тонкая структура предположений о том, какими мотивами руководствовался Архип Великий и о чём вообще они там могли говорить?
– Ну, это уже совсем не реально, – ответил Джонс.
– Согласна, – сказала Фрэя, – но мне не нужно дословное содержание, я хочу просто понять позицию Архипа Великого.
– А что тебя в нём не устраивает?
– Да, понимаешь, это очень странно, назначать человека капитаном группы и тут же кидать его под танки, нарочно провоцируя на грубые нарушения.
– Но ты же сама сказала, что он не обязан был знать о конкретных действиях со стороны американцев.
– Да, но предположим, что он знал. Представь себе, что он знал об этом заранее. Что, как ты думаешь, он хотел понять или чего добиться, на что посмотреть? Что являлось объектом понимания в той ситуации?
– Ну, возможно вероятность моей победы или же чёткое подчинение распорядку.
– Ты опять слишком поверхностен. Здесь суть как раз в отношении одного к другому, то есть объектом исследования были твои личные качества, как капитана и военного офицера. Скорее всего, он изучал твоё внутреннее состояние, что одержит вверх в твоих чувствах: страх перед риском или же отчаянная смелость, некая такая отвязанность в поступках перед возможностью уступить сопернику или врагу.
– Подожди, так ты хочешь сказать, что Архип Великий проверял меня на трусость что ли?
– Практически да, только это ещё не всё.
– Да уже как бы плохо всё.
– Почему? – спросила Фрэя.
– Ну, наверно потому что я проиграл в данном случае, то есть струсил.
– Да нет, дело-то не в этом.
– Дело не в этом – дело не в этом… А в чём тогда дело?! Послушай, Фрэя, я устал уже от твоих дедуктивных психологических расследований. Говори попроще.
– Да не получается проще, тут и смысл был весь в рассуждениях. Чтобы что-то понять, надо задавать друг другу вопросы, понимаешь?
– Ну-ну и что там дальше-то у тебя, Шерлок Холмс? – саркастично спросил он.
– А дальше всё хреново, вот что! – недовольно ответила Фрэя, – зачем Архипу Великому устраивать психологические игры с подчинёнными, да ещё и в сговоре с американской стороной? Попахивает какими-то злыми клоунами в дерьмовом цирке.
– Так ведь там ещё по твоему же графику должен присутствовать представитель из Москвы, так ведь? Архип хоть и самостоятельная личность, но без Москвы он на такое не решится, ему сразу ноги начнут пилить.
– Всё правильно, только вот и Москва меня не особо вдохновляет в плане благочестивости.
– А ну то есть и они интерес имеют к этому?
– Конечно! Даже я бы сказала это конкретный заданный интерес, только вот я не могу понять, конкретно в чём?
– Ну, пользуясь твоими методами, я могу предположить, что они просто сравнивают нас и американцев. То есть это как ставки делают в человеческой игре личностей, брошенных в свободный бой на выживание, чтобы доказать, что мы действительно самые сильные и лучшие, а остальных используют для создания нарочных помех, чтобы усложнить правила.
– Ага, весёлая замануха! Я всю жизнь мечтала о подтасовках со стороны начальства. Замечательные такие соревнования, где твои тренеры делают тебе пакости, чтобы ты проиграл.
– Ну, может это ещё не так всё. Ты же сама сказала, что мы рассматриваем только вероятность.
– Не важно, надо готовиться к худшему. Примем всё так, как есть и надо как-то аккуратно довести это до остальных, чтобы все были осторожнее и внимательнее. Не известно, что там ещё нам могут подсунуть.
– А зачем так аккуратничать, – взяли да сказали. Сейчас вон приедем к Кэтрин с Акселем и расскажем всё как есть.
– Да нет, так тоже делать нельзя. Допустим Кэтрин и Акселю я доверяю, как собственно и всем остальным, но ты же понимаешь, что мы будем там нести? Фактически мы будем дискредитировать высшее руководство, обвиняя самого Архипа Великого в чём-то подобном предательству или скрытым махинациям, направленным на подавление участников миссии. Ну, короче, умышленном саботаже проекта.
– Допустим, а в чём умысел тогда?
– Ну, как, может он добивается перевеса сил? В пользу другого государства, например.
– А как же тогда Москва?
– Да хрен с ней с Москвой, что ты пристал? Может они ему там вдвоём мозги запудрили, этому представителю, а он и не в курсе сам. Это обычная техника двое против одного.
– Хорошо, вернёмся к осторожности и нашим ребятам. Давай расскажем часть истории без своих домыслов?
– Не пойдёт. Они не так поймут ситуацию, и будут вести себя гораздо проще, чем нужно.
– Тогда как?
– Надо рассказывать всё досконально со всеми домыслами, только заранее предупредить о том, что это опасно и говорить об этом за пределами группы ни в коем случае нельзя. И вот ещё что, я думаю Зордаксу вообще не стоит ничего говорить.
– Это ещё почему?
– Ты знаешь, если выяснится, что всё, о чём мы с тобой говорили это правда, то Зордакс – является самой уязвимой фигурой в этом фрагменте. Во-первых, вы с ним враги. Во-вторых, он и со мной теперь будет враждовать. В третьих, он должен денег и очень много Архипу Великому и не известно, каков критерий прощяемости таких долгов перед корпорацией. Он может спокойно придти к нему в палату с корзинкой фруктов, похлопать по плечу и пожелать скорейшего выздоровления, а заодно рассказать о нас с тобой, напомнить о сумме убытков проекту, предложить очередную «конфету» в случае полного подчинения и просто завербовать его, как обычного стукача в команде, который сразу же сольёт наши домыслы и планы напрямую без посредников.
– Вообще всё плохо ты рассказала, мне что-то и участвовать уже дальше перехотелось.
– Да?! А на новом BMW тебе по Европе путешествовать, свободно тратя деньги, не перехотелось? Сейчас вон ещё одна парочка в перламутровом бассейне на черноморском побережье среди крымских виноградников расслабляется в любовных играх, а ты у них типа ещё и капитан теперь.
– Так, ладно я понял, Зордаксу ни слова.
– Теперь смотри ещё… Хелбокс с Вэндэром тоже ребята ещё те. Вэндэр так вообще дурак наивный. Ходит на поводу у второго дурака напыщенного, Хэлбокса. Самомнение-то вперёд вылезает на метр, а человек ещё и не появился. Лишь бы он сдуру, как тогда с Гансом, не напорол чего. Здесь ему уже не просто ребята из соседней бригады… – по рогам так дадут, да и нас подставит, поэтому с ними нужно конкретно говорить, чтобы они рот зашили и не дёргались самостоятельно. И это уже твоя проблема, малыш, понимаешь? Ты капитан, ты должен давить на их сознательность, меня они так слушать уже не будут.
– Я сделаю всё как надо. Но если честно, мне всё равно не до конца понятно, чего мы должны опасаться?
– Да всего, особенно случайностей всяких. Типа «Давай прокатимся», да «Покажи мне, какой ты крутой» и так далее. Пускай сами себе там показывают. Ну, короче, – не влипать в истории, причём таким образом, чтобы не страдало не только собственное эго, но и честь команды. Подставы короче обходить. Достаточно не простая задача, особенно, когда их сочиняют англосаксы.
– Они же американцы.
– Этому всему их британская корона научила. Это те ещё ребята и судя по поведению Архипа Великого, этот ветер тоже оттуда дует. Я вот просто ещё думаю, а за что он нас так ненавидит?
– С чего ты взяла?
– Да, понимаешь… – это всё-таки больше похоже на ненависть. Ненависть к конкретным людям, но за что? Несмотря ни на что: ни на все их игры в кошки-мышки, ни на принципиальную жёсткость к героям, а просто веет от этого какой-то ненавистью и злом. Ведь он по сути всё решает, и может спокойно задать другой ритм и тон, но не делает этого. Ему по нраву больше издеваться над людьми, пытать их. Вот я и думаю, какова причина этого?
– Может он больной? – в шутливом тоне вдруг спросил Джонс и расхохотался.
– А то есть ты хочешь сказать, что маньяк или психопат? – в таком же тоне ответила Фрэя, – да нет, на психопата он не похож. Это не уровень обычного психопата. Это месть, он за что-то мстит. По-своему конечно, не настолько явно и возможно даже шутя, но с достаточным уровнем профессионализма. Он старается и старается очень хорошо. Так, чтобы мы почувствовали всё это дерьмо в душе. Тебе же очень не понравилось, когда пришлось отказаться от этой дуэли с Эдисоном.
– Ну да, омерзительное чувство поражения.
– Вот он это специально всё подстроил, понимаешь? Он хотел именно этого. И если бы ты тогда согласился и погнался за своими личными амбициями победителя, не факт, что он бы стал применять к тебе меры в соответствии с регламентом. Скорее всего, когда они получили результат, Архип наверняка бы упрекнул тебя в том, что ты отказался как лидер команды и не стал участвовать в этой произвольной схватке.
– Послушай Фрэя, а что если всё не так плохо и Архип вовсе не стремится к каким-то запутанным скрытым целям или желаниям, а просто спокойно наблюдает за происходящим, не влезая и не участвуя во всём этом посредственно, как бы пустив всё на самотёк? Поэтому и создаётся ощущение того, что он якобы за что-то мстит, как ты сказала.
– Тогда просто пофиг и всё. Сам понимаешь, в соответствии с жизненной логикой, если чего-то нет или не существует, то тогда и пофиг, а если есть – то интересно, что это такое.
– Завтра в это же время мы будем пересекать границу с Германией, – сказал Джонс, немного погодя.
– Да я знаю, ты уже говорил, – ответила Фрэя, – но мне такой маршрут не нравится. Я хотела проехать через Италию.
– Ты хотела побывать во Франции, попить вина, а я хочу попить пива в Германии. Не всё же мне баранку крутить одному. К тому же через Италию нам придётся делать большой крюк, а потом подниматься опять вверх через Швейцарию или Австрию, так как в Германию по другому не попасть, а у нас времени мало, нас ещё в Крыму ждут – не дождутся. Поэтому в этот раз мы поедем через Германию, Чехию, потом через Польшу в Беларусь, а там уже по российской территории спустимся к Керченскому проливу, потому что я очень хочу проехать по Крымскому мосту имени Путина.
– Ты так говоришь, как будто есть ещё какой-то Крымский мост.
– Здрассьте! У вас в Москве есть Крымский мост, причём я неоднократно был свидетелем того, что люди не сразу понимали о каком именно Крымском мосте идёт речь. Знаешь кстати, во сколько бы обошлось это путешествие в Крым, если бы Путин не вернул его тогда в состав России?
Я думаю и Аксель с Кэтрин наверняка бы не смогли позволить себе двухэтажный коттедж на берегу, да и моста такого бы не было в помине. Кто, кроме Путина и России взял бы тогда на себя его строительство и для чего? Чтобы русским было комфортней попадать на отдых? Они бы заставили людей платить за перелёты дополнительные деньги своим авиакомпаниям, отбив тем самым затраченные на строительство курортного бизнеса средства.
А теперь мы имеем возможность приобрести или построить там собственный дом с земельными участками и также выращивать виноград, как французы, от которых мы с тобой возвращаемся, и делать уже собственное вино, а уже технологии и качество – это вопрос желания, старания и времени.
– Полностью с тобой согласна. Это одно из великих достижений Путина в истории России, хотя я тогда только в первый класс пошла. Но сегодня, спустя семнадцать лет это оказалось не шуточным результатом для нас и Акселя с Кэтрин в частности. Неплохой бонус – проваляться до конца отпуска на побережье с личным бассейном и погонять на гидроскутерах нахаляву.
Машина выехала с серпантина на трассу с односторонним движением. Джонс повернул на топливную станцию, которая была достаточно удачно расположена неподалёку, видимо как раз для дозаправки перед более интенсивным движением в пути. Вернувшись в машину он включил музыку в стиле «Tech-House» и прибавил скорости по односторонней прямой.
– Ты не собираешься спать? – предусмотрительно спросил он Фрею.
– Не знаю, пусть играет пока. Если усну – сделаешь потише. Поехали!
Кроссовер с характерным драйвом от доносившихся ритмов электронной музыки из салона довольно уверенно удалялся куда-то в темноту, унося с собой непревзойдённый эффект иллюминации габаритных огней и передних фар, разрезающих тёмное пространство далеко перед собой. Это было лето две тысячи тридцать третьего года. Двое русских офицеров возвращались из путешествия по Европе к своим друзьям в Крым, чтобы вместе продолжить свой отпуск перед новой миссией программы «Polar Navigation» в Антарктиде.
ГЛАВА II. КРЫМСКАЯ ВИЛЛА.
Ранним утром машина Джонса въехала на грандиозное по своей масштабности инженерное творение, которое возвышалось над уровнем моря на высоту в тридцать пять метров, а впереди ещё простиралось на семнадцать километров пути среди непревзойдённого морского пространства и яркого голубого неба, освещённого утренним солнцем. Всё вокруг было неописуемо чисто и прозрачно, чувства необъятной свободы парило в воздухе и пространстве. Казалось, что это всё происходит на какой-то другой планете в далёком будущем. В такое время, не зависимо от сезона, количество машин было незначительным и это создавало ещё больше свободы в ощущениях окружающего пространства и атмосферы. Несомненно, Крымский мост имени Путина поражал своей красотой и фундаментальностью, оставляя глубокое впечатление в сознании любого человека.
Джонс не стал будить Фрею, она мирно спала на переднем пассажирском сидении и он не хотел специально тревожить её в этот раз, так как потом им всё равно предстоял ещё путь через мост обратно. При виде моря у Джонса внутри возникал ещё один особый ажиотаж: ему хотелось поскорее попасть на пляж, окунуться в море, купаться, плавать, загорать и радоваться солнцу. В голове проскакивали совсем уже сумасшедшие мысли о том, что можно было бы остановить машину и прыгнуть в море прямо сейчас отсюда, с края моста, а потом поплыть в бесконечно синюю бирюзовую даль к горизонту, туда, где море и небо соединяются друг с другом в ровную линию, едва заметную сквозь дымку утреннего тумана.
Температура над поверхностью воды в море с утра была невысокая. Солнце ещё не успело нагреть воздух, остывший за ночь. Джонс чуть-чуть опустил водительское стекло. В салон начал прорываться тонкий холодок с характерным запахом моря. В этот момент Джонсу очень захотелось оказаться на месте Фреи на пассажирском сидении, высунуться в полностью открытое окно и наблюдать за нестандартным движением пейзажа за мостом относительно скорости движения внутри него, вдыхая аромат морского воздуха и глядя в бесконечно глубокое небо.
Джонс вёл машину с мыслями о том, что сегодня им ещё предстоит встретиться со своими друзьями, Акселем и Кэтрин, что они обязательно отметят это: будут жарить мясо, пить вино, рассказывать друг другу разные истории, делиться новостями, шутить и смеяться вместе, и всё это ещё больше вдохновляло его, подталкивая к новому дню. Прокручивая в голове эти мысли, на середине моста он вдруг осознал, что для него не было бы ничего прекраснее из возможного, как только также поселиться здесь.
– Плохо, что Фрэя спит, – подумал он про себя, – неплохо было бы поделиться друг с другом мнениями по этому поводу, ведь мост однозначно играл во всём этом немаловажную роль.
Вдали за пеленой тумана начали более чётко проявляться очертания объектов на другом берегу. От места выезда с моста до места, где находился коттедж Акселя и Кэтрин, было ещё около двадцати километров на юг по побережью. Он располагался неподалёку от посёлка Героевка, известного своей военной славой времён Второй Мировой Войны. Здесь в 1943 году произошёл первый и самый главный удар по немецко-фашистским береговым укреплениям с моря. Это сражение за взятие высоты на побережье было отмечено в истории фатальным героизмом и масштабным кровопролитием со стороны Советской Армии. Советские солдаты форсировали берег на протяжении нескольких дней, используя довольно примитивные катера с установленными на них среднекалиберными орудиями. Против них в точке основного удара по дислокации немецких позиций был построен полномасштабный дот на самом верху сопки с несколькими пулемётами. Толщина его железобетонных стен могла запросто выдерживать попадания крупнокалиберных снарядов больших военных кораблей. От края берега, где начиналось море, до основания, достаточно крутого для обычного подъёма пешком, склона сопки было около ста метров. Поэтому подплыть катеру к берегу для возможной высадки десанта, не говоря уже о том, чтобы добраться живым до укреплений фашистов, было практически невозможно. Очень много людей погибло прямо в воде, не доплывая до берега. Но всё-таки в результате этой атаки Советским солдатам удалось форсировать берег, взять эту высоту, уничтожив немецкие укрепления и совершить переломный момент в начале общей военной операции по освобождению Крыма.
Также посёлок Героевка знаменит тем, что в достаточной близости от того самого немецкого дота, практически в двух ста метрах восточнее располагаются раскопки древнегреческого античного города Нимфей, относящегося к временам VI века до новой эры.
В заключении необходимо добавить, что в посёлке Героевка в 1985 году был установлен монумент «Парус» в честь героев-победителей в войне над фашизмом, который отличается своей масштабностью, в частности высотой в двадцать пять метров и относится к военным памятникам-гигантам времен СССР, таким как, например, памятник «Алёша» в городе-герое Мурманске.
Джонс уже отъехал пару миль от моста, когда Фрэя проснулась:
– Ты всё пропустила, – печально констатировал Джонс.
– Ты про что, про мост что ли? – спросила она, с некоторым равнодушием в голосе, – да видела я этот мост, ты что думаешь, я первый раз в Крым приехала? Мы тут каждый год, пока я училась, отдыхали с подругами.
– С кем? – переспросил Джонс удивлённо и с возмущением.
– С сокурсницами, а что такое? Это не вписывается в твои понятия об учёбе и отдыхе с друзьями? – переспросила она с иронической интонацией.
– Ну, я как-то наверно по-другому всё это представлял, – замялся в объяснениях Джонс, понимая, что непроизвольно намекает на некоторые недопустимые догадки в обобщении своих выводов.
– В смысле, я не поняла, что ты представлял? – уже более сурово начала допрашивать Фрэя.
– Да ничего! Я просто немного устал и не могу разговаривать, думать и вести машину одновременно.
– Не отмазывайся, ты наверно подумал про меня какую-то гадость, не так ли?
– Да нет, с чего ты взяла? Просто это всё прозвучало как-то слишком неожиданно для меня.
– То есть ты хочешь сказать, что ты просто позавидовал что ли?
– Да нет, почему сразу позавидовал? Вовсе не позавидовал, просто так и всё.
– Слу-у-ушай. А может ты меня приревновал? – начала Фрэя с уже более нежными нотками в голосе, – ну признайся, ты меня приревновал, да?
– Не знаю, может быть, не отвлекай меня.
– Я так и знала, Джонс, ты меня ревнуешь, ты – дурак, – шутливо сказала она с чувством собственного удовлетворения.
Машина ехала по дороге мимо полей, лугов и склонов, напоминающих те, которые они наблюдали во Франции. В целом и природа и ландшафт были такими же и ничем особым не отличались, кроме только того, что полностью отсутствовали красивые аккуратные здания ферм, древних исторических архитектурных построек, старых ветряных мельниц и прочего, что создавало чувство красоты и уюта от средневековой эстетики.