Kitobni o'qish: «(Не)добрый молодец»

Глава 1. Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца

«В лето 7106, от Рождества Христова 1598 года, вступил на престол Борис Годунов; дарами, ласкательством, обещаниями и угрозами привёл к тому бояр и народ, что его на царство выбрали и посадили мимо Фёдора Никитича, которого он в ссылке постриг. Царевича Димитрия убил во Углече в лето 1583. Тогда же, назвавшись именем царевича Дмитрия, чернец Гришка Отрепьев Рострига, женившись в Польше, привёл с собою в Россию множество поляков и литвы, которые рассеялись по всей России и многиям россиянам творили озлобления».

«В лето 7112, а от Рождества Христова 1604 года, Фёдор Борисович Годунов по смерти отца своего наречён на царство от всех чинов московского народа, который ему и учинил присягу; однако же, в войске больша часть дворян взволновались и предались Ростриге почти со всеми полками. Но Рострига старанием князя Василия Ивановича Шуйского убит позорною смертию; мёртвый сожжён, и пепел его развеян. Фёдор Борисович на престоле был шесть недель».

Гусиное перо на мгновение повисло в воздухе. Капля дорогих чернил упала с него на выскобленный добела деревянный стол и расплылась чёрной уродливой кляксой.

– Эх, ты ж!

Старый монах досадливо махнул рукой, глядя на расползающееся пятно.

– Эх, будь ты неладна! – вслух сказал он, – где промокашка? Промокашка нашлась на полу, куда сам же её невзначай смахнул. Подняв кусок разлохмаченной верёвки, старец стал протирать стол, обдумывая только что написанный текст. Вроде всё хорошо. Закончив протирать стол и очистив от чернил руки, он снова взял в них рукопись.

 Все буковки выглядели ровными и тщательно выполненными. Хорошо! Полюбовавшись своей работой, монах вздохнул и перекрестился на образ, висевший в углу. Благо, что клякса упала на стол, а не на рукопись. Столько труда было бы насмарку…

Чернец ещё раз вздохнул, подошёл к иконе и очистил в лампадке еле видный фитилёк. Огонёк под пальцами издал трескучий звук, очищаясь от остатков нагара, и засветил ровным пламенем, освещая скорбный образ богоматери.

Монах снова вздохнул, ещё раз перекрестился и опять сел к столу. На сегодня работа была окончена, и он, взяв песочницу с мелким песком, почти пылью, аккуратно посыпал им лист пергамента, дав высохнуть чернилам свеженаписанных строк. Встряхнул лист и задумался. Размышлял он недолго и, решившись, дописал ещё несколько строк.

«В лето 7116, а от Рождества Христова 1608 года, случилось в земле русской великое бедствие: мертвецы стали вставать, да на люд нападать. Откуда сия напасть пришла, то никому не ведомо, да видно, за грехи наши тяжки, да междоусобицу. Не прощает никому земля предательство, на то доля наша тяжкая, токмо верующие, да оружные справляются с ними, а всем остальным препятствия и смерть чинится, ну, да на то Воля Божья. А пошло сиё бедствие от Ростриги, сожжённого тотчас опосля смерти. А ежели кто пострадает от мертвецов, так тот бесноватым становится».

Инок снова отстранил от себя написанный текст и, близоруко прищурясь, осмотрел рукопись. Вот теперь она выглядела законченной! Бережно взяв в руки лист, он положил его к остальным, что вскоре должны были стать книгой. Внезапно за дверью послышался шум. Отставив дела, старый монах успел только поправить клобук, съехавший на затылок, как дверь распахнулась настежь.

– Иеремий! Напали!

– Кто?

– Так вестимо кто, поляки у ворот стоят или казаки, все они один лях!

– Иду! Иду! Опять? Господи, да деется-то што?! Третьего дня только отбились от мертвяков, упокоив всех, а теперь энти припёрлись. Да не упокоить-то всех, а и отличи, попробуй, бесноватых от живых ночью! Эх, народу много побили за три года голода и неурожая.

– Быстрей, Иеремий! Они уже у стен! – кричал насмерть перепуганный молодой послушник.

– Иду, иду я! – старый монах засуетился и, побросав вещи, быстро вышел из кельи.

***

– Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца! – мальчишка лет семи вприпрыжку прибежал на поле, где работал отец.

Ещё не сильно пожилой крестьянин вытер пот рукавом домотканой рубахи и посмотрел на сына.

– Какого рожна брешешь? Шо гуторишь, откель мертвец?

– Не знаю, тятя. Мы с братом рыбачили на запруде. Там течение слабое, бросили бредень, потянули, а он чижолый, еле вытянули. Глядь, а там мертвец, и шевелится, мы – тикать. Братуха в лес побежал, а я к тебе в поле.

– Мертвец встал? – нахмурил брови отец, довольно крепкий и ещё не старый селянин.

– Да, тятя.

– Так, може, он живой, а вы его за мертвеца приняли?

– Не, тятя, он уже весь распухший, раскорёженный, морда нечеловечья ужо, лохмы кожи свисают и зубы видны через щёку. Ужас, я и в портки надул от страха, а братишка, вроде, и наложил в них.

Вспомнив это, малец, по глупости малолетской, невольно хохотнул.

– Ладысь. Беги к мамке и предупреди её обо всём, а я соберу народ и на речку.

Отрок согласно кивнул и бросился бежать. Голые, чёрные от грязи пятки так и замелькали за его спиной. Мужик отвернулся и окинул взглядом свой инвентарь. Что за напасть случилась, непонятно, однако, надо собираться скопом и итить, упокаивать снова. А может просто труп или бесноватый это?

– Трифон, – окликнул мужик крестьянина с соседнего участка. – Сынок мой прибегал, говорит, мертвеца сети притащили, да он вроде как дышит, почти што живой.

– Так это, живой, наверное?

– Нет, малолетка не станет мне врать, и описал мертвеца не первого дня. Надо иттить, упокаивать.

– Вот етить твою разтудыть. Идём, а чем упокаивать будем, не лопатами же деревянными?

Мужик окинул взглядом свою лопату и согласился с Трифоном. Плуг тоже деревянный, а косы с собой и не было. Ладно, хоть нож широкий прихватил.

– Надо дубинки выломать и идти.

– Да, я себе дрын выломаю и пойдёмо, но, поди, наврал тебе мальчонок.

– Пойдём, раньше сходим, раньше возвратимся.

– И то дело, – крякнул Трифон и направился к перелеску, чтобы сломать подходящее деревце.

Через десяток минут крестьяне, вооружившись дубинками, отправились в сторону запруды. Довольно быстро они вышли к речке, и уже издалека услышали дикий женский вопль. Оба поневоле ускорили шаг, страшась того, что могут увидеть. Наконец, они выбежали с дрекольем к берегу.

Визжала старая Аглая, что пришла на речку стирать бельё. Вернее, пришла она с внучкой, но внучка, увидев мертвеца, так побежала с речки, что уже и видно не было. А у Аглаи от страха ноги отнялись. Старая клуша не смогла убежать от разлагающегося мертвеца. А тот, делая неуверенные шаги к ней, протягивал руки с длинными ороговевшими ногтями, уже превратившимися в когти.

– М, ммм, мя…, мяс…… агрх, – неуверенные шаги, трясущаяся голова на шее, объеденной рыбами, и протянутые вперёд руки.

– Мамочки! – старая женщина попятилась и собралась сбежать, но левая нога поскользнулась на мокрой траве, и она упала на спину, распластавшись перед мертвецом, а тот сразу впился в неё гнилыми зубами, пуская то ли слюну, то ли слизь. Аглая завизжала, словно девчонка.

Такую картину застали оба крестьянина и сразу бросились на помощь, ужасаясь от происходящего. Руками они побоялись оторвать мертвеца от старухи, но дрекольем не получалось. Наконец, Трифон смог отодвинуть голову мертвеца от груди Аглаи, а отец мальчика тут же с размаху саданул по мертвецу, перерубив ему шею.

Они ещё долго возились, разжимая зубы мертвеца на голове, что и не думала помирать. Всё же, разжав хватку, отбросили прочь, но она так и продолжала клацать челюстями. Конец этому положила дубина Трофима. Хрясь, и расколотый череп показал зелёно-чёрное содержимое.

– Ааааааа! Аааааа! – орала старуха, пока крестьяне несли её в деревню. Там ей омыли раны, приложив к ним распаренные лечебные травы. По деревне поплыл слух. Толпа селян отправилась на речку, чтобы прочесать её, но кроме одного мёртвого тела ничего больше не нашли. Тело сожгли там же, а пепел закопали в овраге.

А ночью случилось продолжение истории. К вечеру старуха совсем занемогла и стала метаться в горячечном бреду. Ничего не помогало, она пылала жаром, как печка. Дед, что был ей супругом, направился к местной знахарке.

– Ты бы помогла чем, Серафима, совсем старуха занемогла.

– Что же я сделаю, коли её мертвец укусил? Только молитва животворящая может ей помочь. Иди к священнику, проси его.

– Так далеко он, и не пойдёт на ночь глядя.

– Тогда сам молись, дённо и нощно. А то оборотится в кого другого.

– Ото ж, твоя правда, – пригорюнился старик. – Пойду я, жаль ладана не достать, налью хоть конопляного в лампадку.

А ночью всё село поднял истошный крик Агашки, внучки Аглаи.

– Ааааа, бабка умерла и снова поднялась, аааааа!

Пока все собрались, пока сбежались, а Аглая уже успела перегрызть горло своему старику, и откель только силы взялись. Взглянула она на людей, да как прыгнет, а все – врассыпную. Трифон бежал быстрее всех, проломив соседский забор и грохнувшись наземь.

Кто-то с ходу запрыгнул в колодец, кто-то спрятался в овин, кто – на стог, кто на крышу, кто в землянку. А старуха, дико визжа, стала искать себе поживу, гоняясь за всеми подряд. Волна страха донеслась до дома кузнеца, схватив со стены топор, он выскочил из дома. Люди, бежавшие во все стороны, завидев его, стали собираться вокруг, вооружаясь всем, что попадало под руку. Кто схватил нож, кто ухват, кто косу, кто багор. Собравшаяся внушительная толпа кинулась обратно. А старуха, так напугавшая всё село, уже бросила старика и забралась в хлев, где схватила порося, жадно его пожирая.

Там её и нашёл кузнец. Толпа галдела, а Трифон заорал: «В голову её бей, в голову». Кузнец не стал спорить, и когда старуха обернулась к нему, оскалив остатки зубов, он с размаху врезал по её голове топором.

Хрясь, и череп старухи раскололся, как спелый арбуз, потекла серо-зелёная жижа. Тело ещё немного постояло и рухнуло на землю, упав рядом с истерзанной свиной тушей. Толпа кинулась во все стороны.

К утру всё прояснилось. Не желая больше рисковать, оба трупа были брошены в дом. Туда же затащили внучку, несмотря на её рыдания, и кинули убитого поросёнка. Поднесли смоляной факел, и дом озарил столб огня. Ревущее пламя поднялось к небу, уничтожая и мёртвых, и живых. Дикий рёв огня поглотил слабые крики связанной девчонки. Вскоре все стихло, а к вечеру от дома стариков остались лишь одни угли и серый пепел.

Такие истории стали появляться в разных уголках большой страны, где-то они имели единичные случаи, а где-то приобретали размер стихийного бедствия, внезапно начинаясь и также внезапно заканчиваясь. А в стране и без этого наступила Смута, или как писали в летописях гораздо позже – Смутное время.

Глава 2. Попаданец

«В лето 7114, а от Рождества Христова 1606 года Василий Иванович Шуйский избран царём и самодержцем Всероссийским после гибели Ростригиной. В бытность его боляре и весь народ российский разделились на разные части. Междоусобные войны, разбойничества и нашествие поляков и шведов под видом спомогательства так утомили Россию и власть царскую умалили, что некоторые бояре, выбрав на царство польского королевича Владислава, постригли царя Василия Шуйского и польскому королю отдали. И было разорение во всей земле русской, какого и от татар не бывало.

Плач и стон стоит во земле русской, а все боляре каждый во свою мошну смотрит, да власти делит. Оскудела русская земля людьми честными, людьми любящими, да добро творящими, только голь перекатная по дорогам ходит, да убивцы и душегубы по лесам прячутся, честному народу жить не дают. Да на Христа Спасителя всяк надежду возлагает, да на его волю уповает. Днесь воскресе земля Русская, да смочь ли кто ношу ту взять?»

Иеремия отложил перо и задумался. Дума его была тяжкой и нерадостной. Да что тут можно поделать?! На всё воля Божья! Монах вздохнул и, ткнув гусиным пером в чернильницу, добавил в летопись ещё одну строчку.

«В тоже лето 7114, а от Рождества Христова 1606 года, из лесу близ монастыря вышел необычный отрок, речь его странна, а одежда неведома. Да на то всё воля Божья!»

Устало задув свечу, монах навел порядок на столе, покрестился на икону с горящей под ней лампадкой. Махонький огонёк трепетно дрожал, освещая лик божий. Ладан же распространял в келье благостный воздух. Прочитав «Отче наш» три раза, монах размашисто перекрестился и, покряхтев, улёгся спать. Перед его глазами долго кружились кони да люди, упыри да убивцы, пока не замельтешили чёрной круговертью, погрузив монаха в крепкий сон.

Полдень XXI век

Вадим Белозёрцев ака «avral» сидел перед компьютером и играл по сети в Warcraft, а именно: – в Wrath of the Lich King, когда в его комнату в общежитии зашёл приятель.

– Опять хнёй страдаешь?

Вадим поморщился. Что значит опять? Наоборот, опять… пришёл Олег. И не просто так пришёл, а права качать. Надоел уже. Вечно лезет со своими нравоучениями: «Зачем институт бросить хочешь?». И тут же: «А пойдём бухать!». Что за тип… Тоже мне, друг называется.

Хотя он сам виноват. Ну, а какие могут быть друзья, с такой замкнутостью и нелюдимостью? Разве что животные, хотя Олег с его жизненной позицией недалеко от животных ушел. Хрен с ним, поиграю ещё. Мысли Вадима перескакивали с одного на другое, настроение портилось, а Олег не отставал.

Сам Вадим представлял собой худого, довольно нескладного парня двадцати лет от роду, русоволосого, голубоглазого и скромного до безобразия. Роста среднего, ума большого, комплексов многих. Даже не многих, а оооочень многих.

Учился Вадим на четвёртом курсе Государственного университета землеустройства по специальности «Геодезия и дистанционное зондирование». Будущая профессия его откровенно не радовала, но, что поделать, родители решили, что она – самое то. Без куска хлеба не останется.

Будучи «бесхребетным» юношей, он облегченно вздохнул, когда за него всё решили, и благополучно поступил на бюджет, но чем дальше, тем меньше этому радовался. Страшно неинтересной оказалась эта самая геодезия, вот она ему и не зашла. А ещё на их факультете почти не было девчонок. Точнее, была одна, толстая и похабная Рита Нахамкис, которую с большим натягом можно было назвать девочкой. Весьма импозантная особа, ну в её семье все такими были, импозантными… Поэтому от неё стоило держаться подальше, а то, мало ли что.

Так или почти так думали и все остальные его однокашники, правда, Риту это нисколько не трогало. Она могла, ничуть не смущаясь, подойти к любому парню, с размаха хлопнуть его по заду и спросить: «Хочешь меня?»

Вопрос обычно ставил в тупик. Изредка кто-то мог выдавить из себя ответ: «Нет!». Но это бывало крайне редко, и большинство старалось уйти, как от ответа, так и подальше, дабы не нервировать даму. Рита же ждала ответного хлопка, но открыто на него никто не решался, и тогда она искала следующую жертву…

Белозёрцев вздохнул, прервав размышления.

– Что ты от меня хочешь? Видишь, я «рублюсь»?

Приятель взглянул на плоский экран старенького монитора, где вовсю бушевали масштабные магические схватки. Взрывы, потоки стрел, огняи ещё какой-то непонятной лабуды мелькали на нём, как в калейдоскопе, быстро сменяя друг друга. Объёмно-плоские фигурки игроков непоколебимо размазывали врагов по карте развернувшегося боя. Игра шла онлайн, и поэтому любое отвлечение от экрана грозило резким проигрышем всей команды. И Олег это знал. И в его адрес тут же пойдёт поток оскорблений и неприятных пожеланий.

– Видишь?! Не мешай!

– Так я и не мешаю! Давай подсказывать буду?

Вадим не ответил, напряжённо вальцуя своего противника. В это время послышалось шипение и скрежет открывающейся пробки на бутылке. Вадим раздражённо повернулся и увидел, как приятель, зажав в руке бутылку пива, присосался к ней губами. Бутылка, откупоренная варварским способом, хлестнула вверх фонтаном белой, резко пахнущей пены. И теперь, кряхтя от наслаждения, Олег судорожно сглатывал пенящуюся жидкость.

– Ять…, сколько тебе раз говорить, что не хрен ко мне с пивом ходить?! Мне это не нравится.

– А что тебе вообще нравится, Вадик-падик? – передразнил его мнимый товарищ. – ЖооЗ?

– Не ЖООЗ, а ЗОЖ, косноязычный ты наш. На тебя пиво плохо влияет. Ещё марихуану покури и вовсе дебилом станешь.

Скосив глаза на этикетку, Вадим прочитал на ней: «Крепкое». В это время картина боя на экране компьютера резко сменилась, и герой Вадима, получив критический удар, благополучно издох.

– Твою мать! – Вадим резко отодвинул от себя выдвижную клавиатуру и разразился детскими ругательствами.

– Опять всё насмарку, меня забанят из-за этого. Щас в личку начнут писать, что я никто, руки из жопы и…

– Да ладно тебе, ты лучший, Вадик, – Олег энергично размахивал бутылкой пива, – ты их всех одной кнопкой заклацаешь. Это они тебе завидуют, черти. Ты даже в соревнованиях по игре хотел участвовать, но тебя просто не взяли из-за сессии.

И Олег невозмутимо отхлебнул из бутылки.

– Да, но всё равно ты мне помешал!

– Не спорю, – рыгнув, Олег снова сделал очередной глоток пива. Он знал, что сейчас Вадик немного позлится и успокоится. Не впервой чудаку буянить. Олег про себя Вадика иначе, как чудаком, и не называл, но всё же ценил. Белозёрцев помогал ему с учёбой, и очень сильно помогал. Глупо терять человека, благодаря которому вытянул не одну сессию. Чудак он или не чудак, какая разница, главное, что задачу свою он выполнял.

– А ты летом что будешь делать? – Олег перевёл разговор на другую тему.

– Домой поеду.

– Ааа, правильно. Дома хорошо. В твоей Рузаевке чудо, как хорошо.

Вадим промолчал. Какое Олегу дело до его небольшого городка. Ну, не очень там хорошо, ну и что. Он же не лезет к нему с критикой и советами..

– Что молчишь?

– Думаю, как бы тебя повежливее послать.

– Да ладно, я тебе ещё пригожусь! – и Олег подмигнул.

Вадим поморщился, Олег действительно оказывался полезен, но Вадиму не хотелось об этом вспоминать. С ним всегда можно было снять уступчивых девушек на один вечер. А вот без него не получалось. Вадим вздохнул.

– А ты зачем спрашиваешь?

– Так это, – Олег снова отхлебнул из бутылки, – ты слышал, парни с юрфака собираются в поход?

– И что?

– Так там Снежана будет.

Вадим замер, сердце ёкнуло. Снежана, красивая крашеная блондинка с нежной белой кожей и длинными ногами давно пленила сердце Вадима. Вот только шансы на ответную симпатию совсем отсутствовали. Были бы деньги или харизма, пополам с мужской красотой, тогда да, а при нынешнем раскладе – увы.

– И куда они едут?

– В Козельск.

– А зачем?

– Да там такое дело. Сын нашего профессора увлекается раскопками на местах боёв. А под Козельском в лесах много было сражений, вот он туда и собрался, да других на это дело подбил. Сам он не первый раз в подобном участвует, знает всё, а вот девчонки – нет. Но зачем-то им захотелось тоже поехать. Точно не знаю, я не вникал, слухи только.

– И сколько человек едут?

– Семеро, но чем больше соберется компания, тем лучше. Пока только пять парней и две девчонки: Снежана и Ритка наша. И это, бро, плохая для тебя новость.

– ???

– Ритка хвастается, что обязательно с тобой переспит. Нравишься ты ей чем-то. Так что, если хочешь поехать с ними, я поговорю с сынком, он возьмёт тебя. Будет у вас любовный треугольник, – и приятель хохотнул, тут же сделав очередной глоток.

Пиво пошло не туда, и он поперхнулся. Откашлявшись, мнимый друг прочистил горло и сказал.

– Шутка плохая, сознаю. Но если ты хочешь не упустить шанс поиметь Снежану, надо пробовать. Подойдёшь к Снежане и скажешь: «Снежаночка, меня Маргарита везде преследует, помоги мне, можно мне переспать с тобой в твоей палатке?». А? Как идея? – и он одним богатырским глотком допил злополучное пиво.

Вадим скривился. Что тут скажешь: и хочется, и колется. От мысли хоть рядом побыть со Снежаной у него по телу пробежала приятная дрожь. Переспать вряд ли получится, нереально это, но всё же. Хотя бы прикоснуться рукой, ну или коленом, сидя у костра.

– Я согласен, но зачем Снежане ехать в лес комаров кормить?

– А, ну так лучший друг профессорского сынка – это Алмаз Сурепов, у того и денег немеряно. Не у него, конечно, у родоков, но когда это смущало девушек? Может, и она им заинтересовалась. Но самое главное, ей, по слухам, сразу пойдёт зачёт на сессию. Зимнюю, правда, но зимой готовься к лету, а летом – к зиме. Да, «художник»? – и Олег снова захохотал.

Художником звали Вадима, но не за умение рисовать, а за худобу. Худой или художник, так вроде красивее было, и он не обижался.

– Хорошо. Я поеду с ними.

– Лады. Поможешь мне тогда с сессией?

– Помогу, – буркнул Вадим и отвернулся обратно к монитору.

Олег одобрительно хлопнул товарища по плечу и вышел из комнаты.

И вот, ровно через два месяца, Вадим стоял на перроне Киевского вокзала, чтобы сесть в электричку, следовавшую в Калугу. Он стоял немного в стороне от группки студентов. Вместе с ним стоял и Олег, непрерывно наставляя, не забывая при этом смотреть на других.

– Смотри-ка, Ритка-то Нахамкис, что делает? Во даёт!

Одетая в добротный камуфляж Маргарита Львовна Нахамкис в это время достала из рюкзака большую курительную трубку, изогнутую крючком, и, насыпав туда табака, зажгла её толстой спичкой.

Деловито пыхнув густым дымом, она с наслаждением втянула его в себя, а потом, округлив губы, стала выдувать из него колечки. Она даже не закашлялась, видимо, долго тренировалась, надеясь произвести впечатление. И своего добилась.

– Видал, сосун какой? Это тебе не Вош энд Гоу какой-нибудь! Знойная женщина, мечта свободного художника! Бойся!!! – и, хлопнув Вадима по плечу, Олег ушёл, а Вадим направился к вагону.

Железнодорожный вокзал в Калуге встретил группу студентов обычной суетой и гомоном. Десять человек, одетых в разнородный камуфляж и увешанных рюкзаками, ковриками и маленькими лопатками, направились на автовокзал, который располагался прямо напротив железнодорожного вокзала. Здесь они купили билеты и стали ожидать рейсового автобуса, переговариваясь и громко смеясь над шутками.

Пока Вадим жадно рассматривал смеющуюся Снежану, Ритка успела забить новую трубку и громко пыхала ею, распугивая как мужиков, так и женщин. Прохожие недоумённо смотрели на упитанную девушку и её трубку, только качая головами.

– А давайте поедим, вон столовая, – махнул рукой Алмаз Сурепов, и вся группа, подхватив рюкзаки и сумки, с радостью направилась обедать.

– Я плачу за всех! – крикнул Алмаз, получив одобрительно-смущённое кхеканье парней и восторженное щебетание девушек.

«Как же, за них заплатили, крохоборки» …, – с обидой подумал Вадим и, схватив на линии поднос, встал в общую очередь. Обед получился плотный и для всех бесплатный.

«Ну, хоть что-то, раз ничего другого не предвидится», – сумбурно подумал Вадим и зашагал к автостанции вслед за остальными. Вскоре подошёл автобус и тёплая компания, толкаясь рюкзачками, быстро заскочила в него.

Через час они прибыли в город-герой Козельск, а ещё через час уже бодро шагали по заросшему лесу к местам жестоких боёв. Найдя подходящий для лагеря участок, они принялись его расчищать и устанавливать палатки. Потом последовал нехитрый ужин, песни под гитару и крепкий здоровый сон.

Несколько дней группа занималась раскопками, и всё это время Вадим выцеливал Снежану, а его выцеливала Ритка. Они дышали целебным лесным воздухом, копались в старых, оплывших от времени траншеях и беспрерывно болтали друг с другом. Наконец, Снежана соизволила заговорить с Вадимом и даже пригласила в свою палатку, где жила ещё с одной девочкой, которая присоединилась к группе в последний момент.

Вадим пришёл и даже успел немного поговорить с девчонками, пока его вежливо не попросили на выход. Окрылённый, он вернулся себе в палатку, долго думал, вспоминая её взгляды и слова, и всё-таки решился вечером вновь прийти к Снежане. Как говорил Олег, лучше один раз получить по морде за попытку поцеловать, чем всю жизнь потом об этом жалеть.

Расхрабрившись не в меру, Вадим быстро направился к палатке Снежаны. Уже подходя, он услышал весьма характерные звуки. Не веря своим ушам, парень приблизился вплотную к палатке. Так и есть, Снежана вовсю занималась любовью с кем-то ещё. А он тут со своими дурацкими поцелуями…

– Давай, давай! – послышался хриплый голос девушки, и шум резко усилился.

– Что?! Как же так, как же так! – бормотал Вадим про себя, пятясь в сторону от палатки. Волна обиды, гнева и отчаянья, поднявшись откуда-то, захлестнула его. В голове зашумело, он резко развернулся и, не разбирая дороги, быстро побежал, куда глаза глядят. Пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами, он сначала бежал, потом, запыхавшись, побрёл, не запоминая, куда, и вскоре заблудился. И осознал это далеко не сразу.

Ведь уже наступила ночь, и его окружал темный лес. Развернувшись, Вадим поспешил обратно. Ночная сырость, обычный страх и усталость снизили накал чувств и прояснили мозги. Обида ушла, уступив место страху. Он стал искать лагерь, петляя по лесу, но только ещё больше зашёл вглубь. Поняв, что ночью бесполезно искать выход, и он всё равно ничего не найдёт, Вадим присел возле широкого дерева и решил ждать утра. Через некоторое время небо стало сереть, потом светлеть, запели птицы. И наконец, наступило утро.

Вадим огляделся. Местность показалась ему совсем незнакомой, видимо, он ушёл далеко от лагеря. Надо идти обратно, и Белозёрцев пошёл, пытаясь найти дорогу. Через некоторое время под ногами захлюпало болото, придется поворачивать обратно. Он вернулся, но опять впереди оказалось болото, он стал метаться из стороны в стороны, пока совсем не потерял голову. Остановился, достал телефон. Связи не было, ни одной палки! Чертыхнувшись, Вадим бросил телефон обратно в карман и двинулся дальше.

Поскальзываясь на выступающих корнях, судорожно хватаясь руками за торчащие из воды ветки, кусты и кочки, он пытался найти выход из болота и не находил. Он устал, вымотался, покрылся липкой грязью с головы до ног, но так и не нашёл пути назад. А потом, неведомо откуда, на болото опустился туман.

В животе уже давно урчало, никакой еды не было, ведь он шёл к Снежане, и не стал с собой ничего брать, кроме фонарика и телефона. А вот сейчас оказался полностью беспомощным. В его кроссовках хлюпала вода, камуфляжная куртка и штаны были истрёпаны сучьями и ветками. Руки покрылись кровоточащими ссадинами и царапинами, и что дальше делать, он не знал.

Но тут Белозёрцев почувствовав под ногами твёрдую почву и пошел вперед, сам не зная куда. Он просто брёл и брёл в тумане, пока тот не стал постепенно редеть и истончаться. Резкий порыв ветра вдруг сдёрнул клочки слабой дымки, ещё цеплявшейся за ветки, и Вадим резко вывалился на ковёр из опавших прошлогодних иголок.

– Хрр, хрр, – хрипел он всей грудью, отчаянно радуясь тому, что смог вырваться из цепких объятий огромного болота. Вадим пытался сдерживаться, но усталость и собственная беспомощность навалились на него тяжёлым покрывалом, и он зарыдал, содрогаясь всем своим худым нескладным телом. Да и было отчего. Нарыдавшись, он сел и вытер с лица слёзы, а успокоившись, огляделся.

Лес казался вроде бы прежним, и в то же время совсем другим. Что-то было в нём не так. Вадим долго не мог понять, что, и только гораздо позже до него дошло, что лес оказался древним и очень мрачным. Деревья гораздо толще, кроны мощнее, и нигде не были видны следы деятельности человека. А вокруг не должно было быть глухих и по-настоящему таёжных углов.

А сейчас лишь только звериные тропы указывали на то, что здесь кто-то живёт. Не было ни старых следов былых боёв, ни участков давно заброшенных дорог, ни старых, сгнивших столбов электропередач или строений. Ничего не было, только лес кругом. Вадим снова достал телефон, глянул в него. Всё оказалось ещё хуже, чем вчера. Не было даже намёков на то, что связь есть или должна вот-вот появиться. Зарядка была уже 50 процентов и уменьшалась с каждой минутой.

С трудом поднявшись на ноги, Вадим побрёл вперёд, стараясь придерживаться одной линии. Продираясь через заросли, он окончательно истрепал одежду, а к тому времени, когда вышел на берег небольшой речки, его хвалёные китайские кроссовки фирмы «Nike» почти развалились. Ходьба по болоту и по пересечённой местности не оставила им никакого шанса уцелеть.

«Надо было берцы купить, – пожалел сам себя Вадим. Но что уж теперь?!». Хлюпая кроссовками, он спустился к берегу небольшой узкой речки и умылся. Очень сильно хотелось есть. Но с собой не было ни крошки еды, а вокруг не наблюдалось ничего съедобного.

Вадик с трудом нашёл немного земляники и с тоской посмотрел на мальков, резвившихся на мелководье, но как их поймать, он даже не представлял. А голод уже вовсю давал о себе знать. Был вариант с лягушками, но зажигалку он потерял, когда бродил по лесу, а палочками разжигать огонь не умел. Поэтому обед из жареной лягушки отменялся.

Он хотел было прыгнуть в речку и тем самым оглушить мальков, но понял, что это бред его уставшего от всех перипетий мозга. Оглянувшись, он обломал маленькое деревце и сделал из него тонкий дрын, чуть заострённый на конце. С ним и пошёл дальше.

Посмотрев по сторонам, Вадим здраво рассудил, что лучше идти вдоль берега вверх по течению. А там будь, что будет. Шёл он довольно долго, постоянно оскальзываясь и раздвигая высокую траву, пока река не вывела его. Деревья стали редеть, и он буквально вывалился из леса, остановившись на опушке.

Деловито прогудел большой шмель, торопясь спикировать на цветок клевера, прошуршала в траве большая мышь, цвиркнула в вышине какая-то птица. Прямо перед Вадимом оказался небольшой луг, а за ним, зажатое со всех сторон полями,виднелось на малом пригорке небольшое село.

Белозёрцев вздохнул с большим облегчением и радостно рассмеялся. И откуда только силы взялись! Он подхватился и быстро-быстро засеменил вперёд, хлюпая водою в кроссовках. Да только сначала левый, а потом и правый подвели его, быстро лишившись подошвы. Она ещё держалась, но уже не позволяла идти спокойно.

Остановившись, Вадим люто заматерился, чего за собой раньше не замечал. И тут из осоки кто-то поднялся. Он оглянулся. Твою мать – человек… был когда-то… То есть, труп, то есть…

– Ааааа, – Вадима накрыла волна ужаса, он бросился бежать, но в разорванных кроссовках не сильно-то и побегаешь. А мертвец молча кинулся за ним. Вадим оглянулся, мертвец догонял. Кого-то он ему напоминал? Точно! Это же из фильма америкосов про этих, как его, про живых мертвецов!!!

А что нужно делать, что нужно делать? Нужно в голову стрелять, стрелять из чего? Нет, в голову бить надо, в голову бить. Вадим упал, а мертвец подобрался, готовясь сделать последний прыжок. Они ударили одновременно, Вадик выкинул перед собой дрын, а мертвец кинулся на него, оскалив зубы.