Kitobni o'qish: «За сколько проданы печали?!»

«Я порой холодею от мысли…»

 
Я порой холодею от мысли,
Чтобы жить без тебя довелось.
Ты себя в мои жертвы зачислив,
Свою жизнь на мою, как на ось
Прибулавила,
               пригубила,
Приголубила,
               как прижгла.
И теперь центробежная сила
Не расклеит наши тела,
Наши души и наши губы,
Повторяющие: «Будь всегда!»
В этом мире простом и грубом
Мы свои создаем города —
В них мы зодчие,
                в них мы жители,
В них наш голос
                и звук шагов,
Но они как мираж обители
В переулках больших городов.
Потому центробежатся мысли,
Покидая Земную ось…
Жаль, что жизнь в осязаемом смысле,
Только то,
                 что прожить довелось!
 

«Ворчит тромбон и плачут скрипки…»

 
Ворчит тромбон и плачут скрипки,
Струиться кровь из тонких вен.
Снег на окне угрюмо липкий —
Апрельских просит перемен.
Но перемены не торопят
Ни солнце, ни ночной туман.
Секунды тонут в серых хлопьях,
На полке замер таракан;
В подъезде чьё-то бормотанье,
Да за окном писк воробья…
Пытаюсь разомкнуть гортань я,
Расклеив
           белых
                   губ края,
Но март безжалостно недвижен,
И я – не я,
             но только слух.
Тромбон всё дальше, скрипки ближе…
Глоток, как вздох, протяжен, сух.
Кто это, пола не касаясь,
Ко мне приблизился, завис? —
…Мы полетели…
                    тень косая,
Уже моя,
            метнулась вниз…
 

«За прилежание души…»

 
За прилежание души
К нам вдохновение нисходит,
И в тёмной вяжущей тиши
Звук прорастает, звук шуршит —
Листом белея на восходе.
На что разменяны года?!
За сколько проданы печали?!
Нам всё казалось —
                        мы в начале,
Мы не застрянем навсегда!
За прилежание сердец
К нам озарение слетает,
И – дрозд в мозгу,
                      в груди – скворец.
Но голос в панцире колец
Тускнеет,
            вянет,
                    хрипнет,
                               тает…
Ни сердца тающий родник,
Ни прилежания души —
Не вспоминай в своей тиши, —
От них остался только блик,
И он уже вдали летает…
 

«Уходит яростный февраль…»

 
Уходит яростный февраль, —
Уже медлительность в снежинках,
И я, как будто пьяный враль,
Боюсь идти по хрупким льдинкам:
Я для себя замыслил месть —
Купаться в холоде души,
Пропасть совсем и кануть весь
В сердечной вяжущей глуши!
А на меня дышал февраль,
Слегка морозило и дуло,
В глаза неслась чужая даль
И округлялась в стенки дула.
Нет, даже Гоголь не поймёт,
Откуда сумрак в наших душах,
Пока свой чайник Бегемот
Всё льёт, всё льёт,
                      а Мастер тушит.
Мы в наших трещинах квартир
Совсем не слышим и не видим.
И обживаем свой сортир,
Как близкий и понятный мир,
Но там февраль
                    уже
                         невидим…
 

«Высоту звенящего покоя…»

 
Высоту звенящего покоя
Выгибает радугой январь.
В синеве морозной за рекою
Ветками похрустывает хмарь.
Ты бежишь по узенькой тропинке,
Под тобой повизгивает снег,
На бровях замёрзшие росинки,
На губах аукающий смех…
Мимо, мимо… я стою опешив,
Глядя на хохочущий мираж.
Нет, – не ты…
                Я снова безутешен
И январь под радугой – не наш…
 

«В тишине забытых лет…»

 
В тишине забытых лет
Странно выгнуто пространство:
Там, где нас давно уж нет,
Там —
         любовь и постоянство.
Там большое и цветное
Счастье выткано над нами.
Горе —
          краткое, смешное,
А надежда, как цунами!
В тишине забытых лет —
Там,
      где нас
             давно уж
                       нет.
 

«Сварливые чёрные птицы…»

 
Сварливые чёрные птицы
В проталинах солнечных дней
Пытаются солнца напиться
И всласть наклеваться теней…
И гомон, и шелест, и шорох
В минутном прошедшем дожде
Траву встрепенул разговором
И тени качнул на воде.
Промыто, проглажено лето,
И лето в крови, как вино.
В России не статься поэтом
Не многим беспечно дано.
 

«Тяжелый ветер прикасаний…»

 
Тяжелый ветер прикасаний
Опять уносит нас в безлюдье
И там растерянных бросает,
И —
       будь, что будет,
                     будь, что будет!
Мы словно ждём, пережидаем
В себе разлад,
                как непогоду.
Душа гадает неживая,
Тасуя нервную колоду:
Налево туз,
             направо дама,
Налево шесть,
                направо туз…
Какая карточная драма!
Но я в глаза глядеть боюсь…
Боюсь, как ветра, —
                      прикасаний.
Боюсь —
           вдвоём.
Боюсь безлюдий.
Опять нас кто-нибудь бросает,
И —
      будь что будет,
                     будь что будет!
А мы всё ждём других прогнозов,
Спина к спине —
                     не развернуть.
Какая в нас метаморфоза!
Ещё дотерпим как-нибудь.
Похоже, мы в чужой колоде,
И не дотянется рука,
И вроде – жизнь,
                     надолго вроде,
Но…
      не тасована пока.
 

«Вода ведёт и тихо тает…»

 
Вода ведёт и тихо тает
В зелёном голосе Земли.
Смотри, какая завитая
Опушка вздрогнула вдали.
Летит летенница росою
Сквозь пальцы света…
Но кто же ветряной косою
Подкашивает это?
Чья кучевая борода
Парит над нами?
Не разглядеть!
                 Но лебеда
Восторжится волнами.
И напрягаются леса,
Закинув кроны.
В глаза упали небеса,
Вот-вот утонут.
Забеспокоился испуг
В твоих ресницах.
Всё охристей закатный круг —
Спешишь проститься.