Kitobni o'qish: «Девочка и химера»

Shrift:

Глава первая

– Дженни, деточка, что ты делаешь? – спросил Эдвард.

Таким спокойным голосом может говорить школьный учитель, уставший от ошибок после долгих объяснений. Вздохнет такой педагог, поправит очки тонкими пальцами, испачканными мелом, и обернется на класс. Вот только Эдвард, с узким лицом и злыми складками возле рта, совершенно не был похож на учителя. К тому же учителя обычно не лежат на металлических помостах посреди циркового манежа и не подбрасывают ногами в воздух юных девушек в серебристом трико.

– Разве это сальто? – продолжал Эдвард. – Это издевательство над зрителями. Эвелина, хоть ты ей скажи.

Сестра Эдварда пожала плечами. «Мое дело маленькое, – читалось на ее лице. – Стою на манеже и подхватываю Дженни в конце трюка. Четвертый час так стою. Надоели вы мне».

Дженни молча балансировала, опираясь лишь левой ступней на подошву правой ноги акробата.

– Еще раз! Работаем! – рявкнул Эдвард и подбросил Дженни в воздух.

Девочка взмахнула руками и, используя энергию броска Эдварда, подлетела вверх, уже в воздухе подтягивая колени к груди и переворачиваясь через голову.

Закрепленные на штангах под высоким куполом шатра прожекторы светили вполсилы: директор Морриган вечно экономил на дизельном топливе для генератора. Полумрак темной водой затопил зрительный зал передвижного цирка «Магус», разлился под сиденьями, затек за выключенные софиты, захлестнул решетки и крепежные штанги купола, омутами свернулся в дверных проемах, и сквозь толщу этой воды смутно желтело пятно манежа.

Раз – и Дженни, как серебристая рыбка, взметнулась над свежими, остро пахнущими смолой опилками, сделала кувырок, плеснула сложенными ножками и ушла на глубину.

– Опля! – девочка встала точно на плечи Эвелины и радостно раскинула руки. – Встречайте! На манеже – Дженни Великолепная, звезда цирка «Магус»!

– Плохо, Дженни, никуда не годится, – фыркнул Эдвард, утирая лицо платком. – Тебе выступать через два дня, а сальто назад – хуже некуда. Дергаешься, как под током.

– Хоть бы спасибо сказал, – почти без обиды заметила Дженни, спрыгнув на манеж. – У меня основной номер – фокусы вместе с Марко. А тебе я просто помогаю. Сам же просил. А теперь обзываешься.

– Ты согласилась, – не сдавался Эдвард. – Так что не надо отлынивать. Давай еще раз.

– Эд, хватит, – взмолилась Дженни. – Сколько можно? Я голодная!

Эдвард был изумлен. Оскорблен. Фраппирован.

– И эта неженка – дочь Эдны и Роберта? Тебя что, эльфы в колыбели подменили? Или Марко привез сиротку из католического приюта? А может…

Эвелина кинула ему в лицо полотенце.

Эдварда это не успокоило, но заткнуло. Мгновение они мерились мрачными взглядами.

– У Джен это не основной номер, – с нажимом сказала Эвелина. – Уймись.

– На что она вообще годится? – фыркнул акробат. – Если от такой малости раскисает?

Дженни резко развернулась – так, что манежные опилки брызнули из-под ног, – и пошла за кулисы.

Хотелось бежать, опрометью, что есть сил.

«Из приюта!»

Но она шла с прямой спиной.

– Сгоняй за жратвой, – уже возле выхода ее нагнал голос Эдварда. – Хоть какой-то толк от тебя.

Дженни ничего не ответила. Она вошла в темноту закулисья, как нырнула в прорубь. Ей не хотелось плакать. Ей хотелось что-нибудь сломать.

«Из приюта!»

И ведь он знает!

Мама и папа погибли, когда Дженни едва исполнилось два года. Во время гастролей в Южной Англии. Огромный рефрижератор вынесло на встречную полосу, и от фургона семьи Далфин осталась только искореженная груда металла.

Водитель фуры повредился в уме – бормотал на суде о каких-то чертях, вселившихся в машину. Его закатали на всю жизнь в психушку, но маму и папу не вернешь. А Дженни просто повезло. В тот раз фокусник Марко почему-то взял ее в свой фургон. Как будто он предчувствовал, что так случится.

Но это была обычная подлость жизни, которые случаются повсеместно – без предупреждения и без цели. Словно кто-то в небесах опрокинул ведро с гайками и они рухнули на землю, пробивая затылки кому придется.

Просто так.

Но Эд… Теперь эта гибкая сволочь отпускает шуточки про приют?!

Девочка пнула сложенные пирамидой жонглерские булавы, и по коридору прокатился слитный деревянный грохот. Не надевая куртки, как была, в тонком серебристом трико из тех, какие переливаются в свете прожекторов, – Эд настоял на сценическом костюме, – она вышла на улицу. Да пропади всё пропадом – и премьера, и выручка за этот сезон, и все эти тупые фермерские рожи, которые придут на представление!

Было пасмурно. С хмурого неба сеялся частый дождик. В воздухе висела тонкая пелена тумана, она чуть размывала очертания огромного многоцветного шатра, который раскинулся на большом поле Джимми Бэнкса по прозвищу Два Пенса (аренда сто фунтов в день, вода и свет за свой счет и чтобы не гадили и за зверьем своим следили!) возле городка Чайдок.

Зритель обычно видит цирк с его парадной стороны: сверкающие неоновыми огнями распахнутые двери, будку кассира с цветастыми афишами, шумные аттракционы, яркие автоматы с попкорном и кока-колой, тир с надувными игрушками и шары, множество шаров, и флажки, и лотки с хот-догами и сахарной ватой. Он слышит музыку и видит праздник – никогда не кончающийся праздник жизни. И никогда, слышите, никогда зритель не заглядывает за широкую пеструю спину шатра – туда, где лепятся жилые вагончики артистов и униформистов, где замерли фургоны и трейлеры для перевозки реквизита и пожитков, а в клетках от решетки к решетке бродят звери. Никогда обычный зритель не поднимет занавеса над скрытой жизнью цирка. Любовь и ненависть, ревность и зависть, восхищение и презрение – всё цирковые оставят себе, а вам – только зрелище, только представление, улыбки клоунов и трюки акробатов.

Тринадцать лет она живет за кулисами передвижного цирка шапито «Магус». Это ее мир. Близнецы Эвелина и Эдвард учили ее акробатике с тех пор, как она научилась ходить. Ближе них для Дженни был лишь Марко, который заменил ей маму с папой.

Ярость и злость схлынули, как вода во время отлива, и на влажном песке остались горькое недоумение и обида.

«Из приюта привез». Если бы так сказал дрессировщик Роджер, Дженни и внимания бы не обратила. Что взять с этого хама? Но как повернулся язык у Эдварда?! «Перенервничал, – подумала девочка. – Август. Сезон заканчивается. Выручки за лето – кот наплакал. Что мы вообще делаем в этом городишке?»

Если уж и ехать в эту часть Англии – в Восточный Суррей, – то на авиашоу в Редхилл. Вот где народу полно. А лучше вообще махнуть в графство Суссекс, в Кравли например. А еще лучше не тратить время на провинцию и ехать прямо в Лондон.

Джен вздохнула – в Лондон цирк не заезжал уже года три, а ей так хотелось там побывать. Погулять по Оксфорд-стрит, заглянуть в бутики на Кингс-Роуд (денег нет, так хоть поглядеть) или побродить по блошиному рынку Портобелло. Вместо этого – бесконечные переезды по маленьким городкам, где на представление собирается меньше зрителей, чем у них артистов в труппе.

Узкий проход между жилыми вагончиками, истоптанная земля. Мелькнула за пестрыми занавесками их бухгалтер и кассир мисс Доббс, она не отрывалась от телевизора, который приветливо поманил Дженни своим светом. Затем вагончик Людвига Ланге, весь расписанный волками, монстрами и девицами в крылатых шлемах и с мечами. На лицах всех персонажей, включая волков, застыло одинаково зверское выражение, и ночью мимо этого вагончика хотелось пробежать быстрее. Возможно, потому, что Людвиг использовал фосфоресцирующие краски.

Ланге был силовым акробатом, работал с тяжестями, любил слушать готический металл и совсем не умел рисовать. Обычно его вагончик отгоняли на край стоянки – никто из цирковых не разделял его пристрастия к хриплым воплям под удары отбойных молотков и гитарные запилы, хотя немец искренне считал это музыкой. Единственным невольным ценителем Людвиговой музыки был его помощник Джеймс – паренек лет пятнадцати, страстно мечтавший стать цирковым силачом. По мнению Дженни, для этой цели Джеймс жертвовал слишком многим. Кому нужен глухой атлет, страдающий эпилепсией? А до такого состояния ему уже немного оставалось – циркачи делали ставки, сколько продержится очередной ученик Людвига. Обычно больше полугода протянуть никто не мог, но Джеймс явно шел на рекорд – недавно начался второй год его ученичества.

Предыдущего ученика Ланге звали Ангус. Да, Ангус Маккормик. Хипповатый парень лет пятнадцати. Выше Дженни на полторы головы, худой и рыжий, грязные волосы торчат во все стороны. Не человек, а репейник в огне. Он прибился к «Магусу» в Эдинбурге, пытался стащить пакет попкорна с лотка во время представления. Людвиг, добрая душа, взял его к себе. Где его родители и есть ли вообще у него семья, Ангус так и не сказал. Зато он рассказывал множество историй – про то, как ловил сельдь на рыболовецкой шхуне на Шетландских островах или как был учеником волынщика в сельском оркестре. Впрочем, даже стальные нервы, какие надо иметь, чтобы учиться играть на шотландской волынке, его не спасли. На четвертые сутки после того, как Людвиг раздобыл новый альбом своей любимой группы «Цельнометаллический идол», Ангуса увезли в больницу с нервным срывом.

…Однако сейчас в вагончике силача было на удивление тихо.

«Ланге уехал или спит, – решила девочка. – Или Джеймс его придушил-таки». Впрочем, это вряд ли. Здоровья в Людвиге на семерых. Силач гнул пальцами толстые гвозди, рвал металлические цепи, ломал наручники, одной оплеухой валил наземь медведей Роджера. А уж сколько было разорвано на арене резиновых грелок и телефонных справочников, Дженни и не считала. Эдвард как-то составил шкалу, где за единицу измерения был принят «Ланге». Единица – это недостижимый абсолют. Чемпионы мира по боксу и знаменитые рестлеры топтались в самом низу, едва дотягивая до четверти «Ланге». Единственный человек, получивший «пол-Ланге», был старик Шварценеггер, да и то это был скорее знак уважения его актерских заслуг.

…Чужой джип Дженни заметила случайно, он стоял на проселочной дороге на краю поля, скрыт в наступающей зимней тени. Дженни бы не увидела его, если бы не огонек сигнализации под стеклом.

«Местные?»

Дженни напряглась. Иногда у деревенской молодежи шарики в голове перемыкает и они лезут к циркачам в поисках приключений. Как в прошлом году в Суффолке.

Ближе всего к краю дороги был вагончик дрессировщика Роджера Брэдли – рядом с клетками со зверями. Если местные решили поиграть с медведями Брэдли, он здорово сэкономит на корме. Правда, потом его посадят, но это даже хорошо. А вот если весь цирк закроют, то будет плохо.

Дженни осторожно обошла клетки. От них шел густой звериный запах, две черные глыбы неподвижно лежали на полу клетки. Похоже, к медведям никто не совался. В окне вагончика горел свет, жалюзи опущены, внутри два силуэта. Дженни и сама не заметила, как свернула с дорожки и подобралась ближе. Ноги как-то сами свернули.

«Я просто гуляю. Иду с тренировки. Иду… проведать медведей. Могу же я их проведать?»

Она стремительно перебежала лужайку и приникла к окну вагончика.

– …не договаривались! – заявил Брэдли, его низкий голос Дженни ни с чьим не перепутала бы.

– Все меняется, Родж. Меня прижали на таможне. Пришлось откупаться, – лениво растягивая гласные, сказал незнакомец. – Так что цена выросла.

«Странный у него выговор, – подумала Дженни. – Непривычный. Иностранец? Таможня?»

– Отвел бы им глаза.

– Это у вас в Магусе этим балуются, а я человек простой, из симплов, как говорится. У нас все проще, деньгами решается.

Брэдли пробормотал что-то невразумительное, но очевидно недружелюбное.

– Сейчас цена еще подрастет, – пригрозил продавец, – покупай, или я поехал.

Роджер Брэдли молчал. Сквозь щель в закрытых шторах Дженни видела, как его широкая тень шатается по стене. Дрессировщик был в явном раздражении. Однако заговорил он вкрадчиво, почти нежно.

– Сэмми… Я же не отказываюсь. Но ты пойми – дорого. Скинь хотя бы процентов двадцать.

– А ленточкой не обвязать? Цена окончательная. Если зверюги нужны, плати.

«Брэдли покупает контрабандных зверей? Вот это номер!»

Она прилипла носом к стеклу, сгорая от любопытства и желая узнать все, немедленно и в подробностях. У края окна штора немного отошла в сторону, и она увидела продавца.

Высокий и костлявый. Прислонился к стене, курил и стряхивал пепел прямо на пол. Немытые длинные волосы темными прядями висели вдоль унылого узкого лица. В тонких пальцах дымилась сигарета. Напротив нервно расхаживал Роджер Брэдли – крепко сбитый коренастый ирландец. Он походил на тигра в клетке, которого душил тугой ошейник. Незримый поводок от этого ошейника подрагивал в желтых прокуренных пальцах Сэма.

– Ладно, десять процентов, – сдался дрессировщик.

– Пять, не больше, – слегка улыбнулся Сэм. – В знак давней дружбы.

– Дружбы, ага… – Брэдли потер небритый подбородок. Тяжело поглядел на Сэма. – Значит, шесть тысяч? Тысячу за мадагаскарского льва и пять – за химеру?

«Шесть тысяч фунтов! – ахнула Дженни. – Вот деньжищи! Откуда? Цирк на мели! Он же сам говорил, что еды медведям на неделю хватит!»

– Семь, – уточнил Сэм, небрежно поводя сигаретой в воздухе. – Лев стоит две. Без него ты с химерой не сладишь.

Брэдли с ожесточением почесал рыжую щетину.

– Идет!

– Когда заберешь? – Продавец отлип от стены, загасил сигарету.

– Лучше ночью. И на этот раз машину поставь подальше, подъезжай к дальнему краю поля, – сказал Роджер. – Там лишних глаз не будет.

Пол заскрипел. Дженни нырнула под вагончик – больше спрятаться было негде.

«А здесь уютно», – отметила она. Сухая трава шелестела, пахло сеном и пивом. Дженни огляделась: под приставной лестничкой обнаружилась целая батарея пивных банок. Брэдли предпочитал темные крепкие сорта.

«Надо навестить этого алкоголика ночью, – решила девочка. – А лучше сообщить в полицию и стукнуть в Гринпис».

«Интересно, а что такое мадагаскарский лев? Мадагаскар – это же остров? Разве там водятся львы? И что за странный зверь – химера? Ящерица?»

У переднего колеса что-то зашуршало. Дженни повернулась.

Она увидела нечто загадочное. Ей показалось, что за ее спиной только что прошел кто-то неизвестный, и он был очень, очень странно одет.

Черная куртка и черная широкополая шляпа. Как гном из сказки, честное слово.

Дженни осторожно проползла вперед, заглянула за колесо.

Пусто.

«Уже гномы мерещатся».

Ступени заскрипели, и девочка услышала над головой тяжелые шаги дрессировщика. Она осторожно вылезла с другой стороны вагончика, отряхнулась, и тут из-за угла вынырнул Калеб. Как по заказу. Помощник Роджера. Почетный выноситель медвежьего помета и профессиональный подметальщик вольеров. Надежда цирка «Магус», короче. Это было почти так же плохо, как столкнуться с Брэдли. Но если дрессировщик полагался в общении на ошеломляющую грубость, то Калеб был противным прилипчивым мальчишкой, склонным к полноте и подлостям.

– Далфин? – сверкнул Калеб маленькими серыми глазками. – Тебе чего здесь надо?

– Домой иду, – соврала Дженни и попыталась проскочить мимо.

– Да ты что! – он заступил ей дорогу. – Твой фургон совсем в другой стороне.

Дженни смерила Калеба уничижительным взглядом: полненький, белесый, ниже ее почти на голову. Чудовищные мешковатые джинсы на два размера больше, убогая толстовка с Микки-Маусом…

«Кто вообще носит Микки-Мауса в его возрасте?! – подумала она. – Может, он так зверей отпугивает?»

– Не страшно тебе, Калеб, в клетку к медведям заходить?

Вопрос сбил мальчика с толку.

– Со зверем надо быть настороже, – помолчав, важно сказал он, явно повторяя за Роджером. – Они уважают только силу.

– Ну, этого у тебя хоть отбавляй! – закивала Дженни. – Но все-таки будь осторожней, когда к ним заглядываешь. Ты такой упитанный…

– Ах ты! – задохнулся от гнева Калеб, а девочка, пользуясь моментом, припустила прочь. – Я тебя уничтожу, Далфин!

Но Дженни была уже далеко.

* * *

– Ну ничего себе, – выдохнула она, захлопнув дверь вагончика, и осеклась.

На плите дымилась кастрюля, в душевой была приоткрыта дверь, и оттуда доносился плеск воды. Дед же собирался только вечером приехать! Принесло старого.

– Быстро ты…

Фокусник Марко Франчелли вышел, вытирая руки. Старый потертый фартук небрежно наброшен на клетчатую рубашку.

– Ты как-то не рада. Есть будешь?

Дженни принюхалась.

– Опять спагетти?

– А ты чего ждала?

– Ну, я не против устриц, например… – Дженни потянулась было к столу, но, поймав острый взгляд деда, поскакала мыть руки. Спорить с Марко из-за таких пустяков… нет уж, лучше просто вымыть руки.

«Рассказать ему о Брэдли? – размышляла Дженни. – Не, лучше я сама этого контрабандиста прижучу. Деду не понравится, что я подслушивала. Хотя… ради благого дела можно же?»

– Что нового?

– Я сделала сальто назад с выходом на одну ногу! – отрапортовала Дженни.

– Неужели? – поразился Марко. – С какого раза?

– Ну, – девочка замялась, – я не считала. На третий час стало получаться.

– Прогресс…

Никогда нельзя было точно сказать, шутит Марко или серьезен. Вот и сейчас – он аккуратно ел, поглядывая карими с прозеленью глазами, а что в этих глазах, поди разбери. У Дженни угадать никогда не получалось.

Тем более что сейчас в голове у нее роились коварные планы касательно Роджера Брэдли. Вот она прокрадывается ночью и маникюрными ножницами вскрывает замки на всех клетках… Вооружившись видеокамерой и микрофоном, застигает Брэдли на месте преступного обмена… Угоняет джип продавца и привозит редких зверей прямо в офис местных зеленых.

– Ты сегодня молчалива, – заметил дед.

Дженни со свистом втянула спагеттину.

– Утром я говорил с миссис Томпсон из отдела семейного образования. Ты помнишь, что скоро сдавать тест на успеваемость?

Девочка не донесла вилку до рта.

– Опять?! Я же уже сдавала! Сколько этих тестов вообще?!

– Сдавала два года назад, – заметил Марко. – В одиннадцать лет. Вообще-то работы надо писать каждый семестр. Нам пошли навстречу, потому что я рассказал трагическую историю о том, как наш автобус на гастролях в Малайзии сорвался в пропасть. Помнишь, как это было ужасно?

– Мы же не были в Малайзии.

– Да, и это самое ужасное в этой истории. Всегда хотел повидать Куала-Лумпур.

Он встал и пошарил на полке. Выложил на стол книгу.

Дженни присмотрелась.

– Шекспир?! Серьезно?!

– Мне, бедняку, все царство – книги.

– Это что?

– Это «Буря», детка. Тебе надо ее одолеть. И знай, что от теста тебя спасет только восстание машин или зомби-апокалипсис.

– Это отвратительная новость, – с чувством сказала Дженни. – Я в тот раз почти весь день перед компьютером просидела. Дед, это пытка. Лучше весь вечер без страховки на высоте отработать.

Она потянулась было к книге, но, поймав острый взгляд деда, открыла ее чистой зубочисткой, а не грязными руками.

Пускай на ваши головы падет
Зловредная роса, что мать сбирала
Пером совиным с гибельных болот!
Пусть ветер юго-западный покроет
Вам тело волдырями!¹

Внучка посмотрела на Марко с сомнением.

– Дед, а ты уверен, что мне можно это читать? Я же ребенок.

– Так скромный путь приводит к славной цели. Нужно, Джен.

Девочка вздохнула и закрыла книгу.

– Не переживай, впереди три месяца. Еще месяц покатаемся. С сентября засядешь за учебники, сдашь в декабре, а на Рождество поедем в Лондон.

– Правда? – Дженни аж подпрыгнула. – Серьезно?!

– Да.

– Ура! – Девочка выскочила из-за стола и решилась уже пройтись колесом…

– Никакой акробатики дома! – молниеносно отреагировал фокусник. – Дуй к Эдварду, там и прыгай.

Дженни скорчила гримасу в стиле «сколько занудства может помещаться в одном взрослом» и встала на руки, опираясь ногами о стену.

– У тебя макароны обратно не пойдут? – озабоченно спросил Марко.

Дженни покачала головой, оторвала левую руку от пола и показала лайк – мол, всё путем.

– Эд меня выгнал, – сообщила она. Теперь весь ее вес опирался на правую ладонь. – Сказал, что меня взяли из приюта.

– Эдвард так сказал? – переспросил Марко.

– Ага! Сказал, что я неженка и что у мамы такой дочери быть не могло! Представляешь?!

– И?

– А я была голодная. Плюнула на него и пошла домой есть. Вот пришла.

– Что дальше?

– В смысле? – Дженни встала на ноги. Смахнула с лица короткие светлые волосы. Потом подумала, взялась за расческу и быстро расчесалась.

– Так что ты будешь делать с Эдвардом? Оставишь все как есть? Скажешь ему, что думаешь? Будешь мстить?

Девочка просияла:

– А можно? Вот спасибо, дед!

– Ты куда в трико? Ну-ка живо переоденься!

Дженни закатила глаза, накинула осеннее пальто. Хлопнула дверь, и через мгновение девочка уже мчалась в лабиринте цирковых вагончиков.

Марко закрыл жалюзи и слегка улыбнулся. Погладил перстень на левой руке. В толстом ободке белого золота блестел синеватый прозрачный сапфир. Довольно старомодное украшение. Впрочем, и Франчелли не молод.

Марко Франчелли был среднего роста, подтянут и строен, несмотря на возраст. Волосы у него длинные, почти до плеч, каштановые, вьющиеся, с изрядной проседью. Холодные каре-зеленые глаза. Острый умный взгляд. Скупые, точные движения – движения фехтовальщика, а не фокусника. Положа руку на сердце, Марко Франчелли не слишком походил на человека, который взял бы младенца на воспитание. Без весомых на то причин.

– Значит, пора представить ее Магусу? – он говорил сам с собой, словно у него был невидимый собеседник. – А может, не стоит? Она еще совсем девочка…

Фокусник сложил грязные тарелки в посудомоечную машину и прошел в свою жилую зону. Их вагончик был устроен очень просто: посередине, напротив входа, располагалась кухня с обеденным столом, плитой и прочей техникой. Налево – территория Дженни: кровать, встроенные шкафчики с одеждой и обувью, откидной столик, за которым, как предполагалось, Джен должна была прилежно выполнять тестовые задания и контрольные, пара книжных полок и ящики для всякой всячины под кроватью. Все аккуратно и на своих местах. Во всяком случае, именно так эта часть вагончика выглядела на рекламном проспекте, когда Марко его покупал десять лет назад. На деле же всякая всячина пополам с одеждой и журналами мод вперемешку с «Цирковым вестником» ровным слоем усеивала логово Дженни Далфин. Отдельные отважные вещи порой заглядывали на кухню, но изгонялись оттуда суровой рукой Марко Франчелли.

Потому что после кухни, где царила чистота, начиналась уже территория Марко. Скучная пустыня порядка и прямых углов. Небольшой откидной диванчик, кресло, в котором он обыкновенно сиживал с книгой… а все остальное место, собственно, и занимали книги. Энциклопедии, словари, иллюстрированные пособия и старинные фолианты с жизнеописаниями великих фокусников прошлого. Стеллажи, стеллажи – вдоль каждого свободного сантиметра стен. Там, где нельзя было привинтить к стене стеллаж, Марко вешал полку. Там, где для полки не хватало места, фокусник прикручивал шуруп и усаживал на него рамку с какой-нибудь пожелтевшей от старости страницей на тарабарском языке. Венцом его инженерной мысли была книжная полка, которую он привинтил к потолку. «Завел бы себе ридер, – вздыхала обыкновенно Дженни, заглядывая в этот передвижной филиал Лондонской публичной библиотеки. – А весь этот хлам – в переработку».

Впрочем, среди полок была парочка интересных и для Дженни. Они были закрыты на ключ, а внутри плечом к плечу стояли тома в темных переплетах. Она не слишком любила читать – если это не касалось цирка, но ее интриговал сам факт. С чего бы деду прятать от нее какие-то книги? Что в них особенного? Что вообще особенного может быть в книгах? Зачем они нужны, когда есть интернет?

Свои размышления Дженни держала при себе – Марко ее взглядов на книги и их роль в жизни человека совсем не разделял. К своим томам, томикам, книжкам и брошюрам он относился очень бережно. Пыль сдувал. Буквально. Для Марко Франчелли было преступлением даже загнуть уголок страницы – как Дженни влетало за такие вещи! Поэтому она интересовалась, конечно, что же за книги таятся на закрытых полках, но умеренно. Без фанатизма.

* * *

– Ей уже пора.

Марко повертел в руках расческу Дженни, отложил в сторону. Подошел к окну, потер перстень.

– А все-таки… Она славный ребенок. Все детство кончится, как только я представлю ее Магусу.

В его длинных пальцах блеснул золотой волос.

– Я был острым лезвием меча. Я был каплей в воздухе. Я был сияющей звездой. Я был словом в книге. Я был книгой в начале. Я был светом лампады… Таков я.

Фокусник разжал пальцы, и волос рассыпался золотой пылью.

– Прости, Джен. Иначе ты не выживешь.

– Людвиг! – Дженни забарабанила в дверь.

Пожалуйста, пусть он окажется дома! А то ее изощренный план мести подлецу Эдварду Ларкину, который она только что гениально придумала, грозил так же гениально рассыпаться. У кого еще всегда есть парочка сосисок и горчица, как не у Людвига?

– Людвиг, ну где ты там?!

Она прошлась вдоль вагончика и постучала в окно.

– Хватит буянить, – выглянул взъерошенный юноша. – Он в городе. Вернется вечером. Тебе чего?

Ах, Джеймс Бакер, последний по счету ученик Людвига Ланге. Зеленые глаза, светлые вьющиеся волосы, атлетическое тело, силовая гимнастика – местные девушки обычно ему проходу не давали. Он был забавным, веселым и никогда не подводил Дженни. Она надеялась, что и сейчас не подведет.

– Одолжи пару хот-догов, Джеймс!

– Совсем оголодала на макаронах? – хмыкнул парень.

– Надо. Очень! – со значением сказала Дженни. – Я вечером принесу какой-нибудь жратвы.

– Людвиг вашей вермишелью давится. – Джеймс почесал веснушчатый нос. – Настоящий мужчина должен питаться мясом!

– Ага, и добывать его из хобота мамонта. Слушай, я принесу в два раза больше! Клянусь этими твоими… рогами диплодока!

– У диплодоков нет рогов, – поправил Джеймс, который был малость повернут на доисторической живности. – Смотри не подведи. А то Людвиг приедет, а в холодильнике пусто. А ты знаешь, как он злится, когда голоден.

– Нет, он добрый.

– Это он к тебе добрый, – фыркнул Джеймс, пошарил и вытащил ложку, завязанную узлом. – Видала? Это когда я картошку фри спалил. А это, – он показал вилку, зубцы которой были аккуратно скручены так, что завивались в подобие цветочного бутона, – когда у нас микроволновка сломалась. А это… – он вытащил половник, наполовину разорванный ВДОЛЬ.

– Ладно, ладно, я поняла, он страшный и ужасный! – замахала руками Дженни. – Хот-доги сделай, а?

Парень скрылся в вагончике.

– Кетчуп добавлять?

– Сделай один обычный, а второй с горчицей, чесноком, хреном, и перца, перца побольше! – потребовала Дженни.

– Ты уверена?! – переспросил с сомнением Джеймс. – У Людвига просто ядерная горчица.

– Фирменное блюдо Далфин подается на серебряном подносе, с холодным сердцем, полным мести, – ехидно улыбнулась девочка, – и непременно с горчицей.

Некоторое время Джеймс возился внутри, хлопая дверцами. Потом запищала микроволновка.

– Спасибо за ваш заказ, – мрачно сказал он, протягивая горячий пакет из окна. – С горчицей наверху.

– Ах, милорд Джеймс! – Дженни послала ему воздушный поцелуй, прямо к зеленым глазам.

– Мала ты еще, – фыркнул юноша. – Ты лучше четыре хот-дога принеси! – прокричал он ей вслед, но, кажется, Дженни уже не слышала.

* * *

– Ну что, заждались? – девочка ворвалась в шатер.

На нее никто не обратил внимания. Эдвард и Эвелина ожесточенно спорили с Брэдли.

– Вы уже свое время отпрыгали, – гремел дрессировщик.

– Роджер, у нас еще час, – спокойно отвечал Эдвард, но Дженни поняла, что он едва сдерживается. – Ты начинаешь работу только в два.

– Плевать, – отрезал Брэдли. – У меня медведи. Не уберетесь сами, они вас по кусочкам вынесут.

Он развернулся. На беду Дженни, они пересеклись у барьера манежа.

– А тебе чего?!

– Добрый день, мистер Брэдли… – девочка попятилась.

Глаза у него были красные, воспаленные и злые.

– Калеб сказал, что ты шлялась возле зверинца. Еще раз увижу – собак спущу. Ясно?

– Яснее некуда, – спокойно ответила Дженни, а сердце в груди бухало, как барабан.

Ирландец обдал ее дурным запахом изо рта и нагло вытащил из пакета хот-дог. Тот самый, густо залитый адской смесью по «фамильному рецепту Далфин».

– Мистер Бр…

– Увянь, Далфин, – довольно улыбнулся Брэдли и разом откусил половину сосиски.

Нервы у Дженни сдали, она на миг зажмурилась.

– Роджер? – обеспокоилась Эвелина.

Дженни открыла глаза. Дрессировщик побагровел, отшвырнул хот-дог и с мычанием выбежал из шатра.

– Дженни, золотце, что ты сделала? – восхитилась Эвелина.

– Это был подарочек для Эдварда, – вздохнула Дженни. – Роджер сам виноват.

– Да, но его это едва ли утешит, – отметил Эдвард. – Роджер не из тех людей, кто признает свои ошибки, если может свалить их на другого.

Он задумчиво поковырял остатки хот-дога и негигиенично облизал худой палец.

– Чеснок, горчица Людвига, хрен и два вида перца? Капсаицин² зашкаливает. Добрая девочка. Не бойся, мы тебя спасем.

– Хотелось бы… – Дженни села на манежный барьер. – У меня большие планы на будущее. Хотите хот-дог? Этот можно есть.

– Позже… – Эдвард торопливо развинчивал помост. – Что-то мне подсказывает, что Брэдли очень скоро вернется.

Втроем они быстро разобрали металлическую конструкцию и едва успели занести за кулисы, как у служебного выхода послышался шум.

– А вот и наш дикий друг дикой природы, – заметил Эдвард.

Эдвард и Эвелина поспешили к парадному входу. Дженни замешкалась. С минуты на минуту в узком проходе к манежу должен был показаться Брэдли, и она подняла боковую стенку картонной коробки «волшебного шкафа» и спряталась там. Фокус с этим аттракционом они отрабатывали с Марко в прошлом году, и девочка прекрасно помнила, как устроены его разборные стенки.

Сквозь узкую щель просматривался коридор. Что-то грузное, тяжелое заслонило свет и потянулось к ящику с жарким дыханием и присвистом. Плотный звериный дух потек сквозь щель. Дженни увидела маленькие, налитые злобой глаза, широкую морду, поросшую бурой жесткой шерстью, приоткрытую пасть с тупыми желтыми клыками. «Барри, – одними губами прошептала она и вжалась в стенку. – Хороший мишка».

Только сейчас она поняла, что пакет со вторым хот-догом у нее и медведя привлек этот запах.

– Барри, не стой на месте! – рявкнул Брэдли.

Медведь заворчал, царапнул когтями дощатый пол и, звеня цепью, неохотно двинулся прочь. Только когда дрессировщик скрылся на манеже, девочка выдохнула. Она вся взмокла, с ладоней капал кетчуп.

«Всё, домой, домой!» – Джен осторожно потянулась к ближайшей стенке, чтобы выбраться из ящика, но отчего-то не смогла ее нащупать. Она присела, повела руками вокруг. Ничего. Полоска света, пробивавшаяся из коридора, исчезла. Ее окружала кромешная темнота.

1.У. Шекспир. Буря. Перевод с англ. М. Донского.

2.Капсаицин – вещество, содержащееся в остром перце и отвечающее за его жгучий вкус и раздражающее действие. В умеренных количествах блюда, сдобренные острым перцем, повышают иммунитет, облегчают состояние при простудных заболеваниях. Чистый капсаицин способен при попадании на кожу вызвать сильный ожог, а попав на слизистую оболочку – боль, жжение, слезоточивость, спазм гортани… Собственно, поэтому на его основе делают перцовые баллончики.