Kitobni o'qish: «Лифт»

Маша не могла понять, каким образом за неполных два месяца жизнь её перевернулась с ног на голову. Вернее, понять-то она могла, но поверить в возможность такого, скажи ей кто-то об этом раньше, было весьма трудно.

Ей исполнилось двадцать четыре. И все эти двадцать четыре года имели достаточно чёткую логику развития – школа с золотой медалью, институт с красным дипломом, три месяца паники перед тем, как всё же найти более-менее приличную работу, где можно было набраться реального опыта, оказавшегося весьма отличным от той теории, которую ей преподавали в вузе. Потом знакомство с Павлом…

Павел-то и перетянул её сюда, в солидную строительную компанию, где Маша смогла проявить все самые лучшие свои достоинства как юрист. Теперь у неё имелся свой кабинет, постоянный прямой контакт с шефом, Сергеем Андреевичем, удобный график и солидная, по сравнению с предыдущей работой, зарплата. Павла такой расклад немножко смущал. Он, разумеется, никак внешне этого не проявлял, но Маша видела, что с некоторых пор он стал чувствовать себя как бы не в своей тарелке. И это было понятно. Во-первых, он был первоклассным специалистом по программному обеспечению лифтов и офисной электронной коммуникации в целом. Таких спецов по всей стране имелось человек десять, и все они прекрасно знали друг друга. Во-вторых, у него не было отдельного кабинета – вместе с другими программистами Павел ютился в угловом офисе десять на десять, на двенадцатом этаже с видом на унылую, закатанную в асфальт парковку. И в-третьих, и это самое главное, уже четвёртый его проект отклоняли из-за чрезмерной инновативности, технологической сложности и вероятных финансовых рисков. Для Павла-то никаких сложностей в его изобретениях не было – всё просто, элементарно, максимально эффективно и… В общем, если нужно было выбирать между перспективным (но новым) и старым (но понятным и давно зарекомендовавшим себя на рынке), то выбор неизменно падал в пользу второго. Его сослуживцы, – они же и конкуренты – с которыми Павел делил офис, одним пальцем, между ланчами и перепиской с друзьями, накидывали нехитрый программный код, изменяя ради иллюзии чего-то свеженького несколько строчек – и преспокойненько получали премиальные за отлично и в заданный срок выполненную работу. А Павел оставался без премии, без хорошего настроения и, главное, без понимания, которое для него, может, было даже важнее денег.

Денег им с Машей более чем хватало. У Павла и без премий оклад был в полтора раза выше Машиного. На его деньги они и жили последние три года перед тем, как расстаться. Да… Это-то расставание и стало поворотным моментом в жизни Маши. С каждым новым отклонённым проектом Павел всё больше мрачнел и погружался в себя. Маша не смогла долго выдерживать эту его отстранённость и спровоцировала на откровенный разговор. Оказалось, что Павел решил уйти из компании и уже месяц как подыскивал себе новую работу. Но даже в самом лучшем из вариантов получалось, что он терял в зарплате почти пятьдесят процентов. Фирмы с хорошими зарплатами были ничем не лучше той, из которой Павел собирался уйти – они тоже не дали бы хода его идеям. А те конторы, которые пошли бы на риск, не могли позволить себе поначалу высоких зарплат. Они с Машей прикинули – и выходило, что ту квартиру, которую три года уже снимали, они в случае увольнения Павла потянуть не смогут. А Маша успела уже привыкнуть к комфорту, да и начинать что-то с нуля ей жуть как не хотелось. В голове у неё успел нарисоваться скоростной лифт, который уносил на самые верхние этажи компании. Маша была девушкой амбициозной, и для подобных амбиций имелись у неё реальные основания. А тут такой поворот! Вероятность того, что её социальный лифт вдруг зависнет, не пройдя и половины пути, и медленно начнёт движение обратно к первому этажу, никак не устраивала поверившую в скорый успех Машу.

– Ты пойми, Маш, – говорил Павел, – рано или поздно нервы у меня всё равно сдадут. Меня словно привязали наручниками к батарее и держат на голодном пайке́, в то время как все нормальные люди свободны и развиваются в правильном направлении. Придёт день – и я психану. Уйду со скандалом. А ты знаешь Андреича – он человек мелочный и мстительный, потом палки станет совать в колёса, всем потенциальным работодателям нажужжит, что я в своём деле некомпетентен. И ведь прислушаются к нему! И не потому что поверят его словам, а просто не захотят связываться с влиятельным человеком.

– Ты преувеличиваешь, – возражала ему Маша. – Нормальный чел. Ты поговори с ним, объясни свои цели, убеди, что твои идеи выведут компанию на новый уровень. Мне кажется, он в состоянии всё правильно понять.

– Что?! – Павел посмотрел на свою подругу так, будто усомнился в её здравом рассудке. – Ты это сейчас серьёзно? Ты полагаешь, что я не пытался этого делать? И думаешь, я от обиды наговариваю на босса?

Маша почувствовала, что, наверное, сказала и правда что-то очень глупое. Но она ведь действительно считала Сергея Андреевича вполне вменяемым человеком. По крайней мере, с ней он вёл себя адекватно, всегда хвалил, если на то были реальные основания, и мягко указывал на ошибки, когда она их время от времени допускала. Маша знала, что многие считают шефа именно таким, каким обрисовал его Павел. Но внутренне она всегда с этим не соглашалась. А шеф как будто читал её мысли и с каждым днём становился к Маше всё более внимательнее и снисходительнее. Некоторым даже начинало казаться, что между ними намечается какая-то более тесная связь, выходящая за рамки служебной.

– Ну потерпи ты ещё немножко, – постаралась сменить тему Маша. – Накопим на своё жильё и тогда решим вопрос с твоей перспективой. Да, жизнь, может быть, и несправедлива. Наверное, то, что ты можешь, сделало бы фирму успешней. Но иногда стабильность бывает важней успеха. Паш. Не хочу я сейчас париться по поводу переезда. Это столько нервов. Я очень тебя прошу, ну давай ещё пару годиков оставим всё как есть. А потом решим.

– Мне двадцать восемь, Маша. – Павел совсем погрустнел, опустил глаза и обращался будто бы к кошке, которая лежала возле его ног. – Через пару годиков, как ты выразилась, мне стукнет тридцатник. Я перегорю. Перестану быть тем, кто я сейчас. Я же не машина по выработке идей. Через какое-то время я превращусь в такое же безразличное существо, как Кирюха или Антон, полдня буду лазить по порносайтам и новостным каналам вместо того, чтобы работать. Это ужасно, Маша. Неужели ты этого хочешь?

– Мы справимся, – говорила подруга, краешком ума уже понимая, что не сможет переубедить Павла.

Это был их последний разговор по душам. А дальше всё произошло именно так, как и предвидел Павел: после отклонения его пятого проекта, который он, как ему казалось, упростил до неприличия, нервы сдали окончательно. Павел послал Сергея Андреевича на три известные буквы, написал заявление на расчёт и не стал даже отрабатывать две недели. Вечером того же дня не выдержала и Маша: накричала на Павла, обозвала его истеричкой и даже – о, ужас! – сказала, что Сергей Андреевич намного адекватнее Павла, поскольку, вопреки ожиданиям последнего, не стал предъявлять беглецу никаких штрафных санкций и даже высказал Маше свои сожаления по поводу утраты такого ценного программиста. Это был удар ниже пояса. Павел собрал свои вещи и ушёл из квартиры, оставив Машу в тревожном одиночестве плакать и корить себя за несдержанность в таком преступном сравнении.

Ещё целую неделю Маша надеялась, что Павел ей позвонит, что как-нибудь они смогут утрясти эту непростую ситуацию, в которой вдруг оказались. Но Павел молчал. И даже не ответил на звонок Маши, когда та захотела первой перед ним извиниться.

Видя состояние девушки, Сергей Андреевич, которому, к слову, исполнилось совсем недавно лишь двадцать девять, окружил Машу трогательной заботой: существенно повысил оклад, выделил самый лучший кабинет по соседству со своим собственным, да и вообще зачастил к ней с душеспасительными беседами. Маша, к своему собственному удивлению и совсем немножко к стыду, спустя ещё неделю перестала переживать по поводу упорного молчания Павла, а к концу месяца и вовсе удалила его номер из телефона и почти не вспоминала о друге. Благодарность её за оказанную поддержку, позволившую сохранить за собой так полюбившуюся квартиру, стала постепенно перерастать в симпатию к Серёже, совсем скоро готовую пересечь ту грань, за которой начинаются интимные отношения. И полтора месяца свободной жизни тем и закончились, совершенно вскружив Маше голову и заставив всерьёз поверить в то, что у Сергея на неё самые серьёзные виды.

Тот успел познакомить девушку со своим отцом. А такое, надо сказать, не случается просто так и между делом. Отец Сергея, Андрей Георгиевич, и был, собственно говоря, настоящим владельцем компании, а сына поставил только исполнительным директором, дал ему, так сказать, возможность проявить себя в полной красе и убедить старика в том, что дело всей его жизни перейдёт рано или поздно в надёжные руки. И скорее это должно было случиться рано, поскольку ходили по фирме разговоры о том, что Андрей Георгиевич неизлечимо болен и жить ему осталось недолго. Лично получив возможность побеседовать с отцом Сергея, Маша пыталась понять, оправданы ли подобные слухи. Но понять этого не смогла – седовласый пожилой мужчина со строгими манерами и суровыми чертами лица ни единым словом, ни случайным жестом не выдал перед ней никакой слабины, которая могла бы показаться явным признаком рокового недуга. Он внимательно всматривался в новую подругу своего сына, задавал простые вопросы, деликатно отвечал на Машины, когда та решалась проявить инициативу в беседе. Маше казалось, будто он оценивает товар, прежде чем одобрить покупку сына. Это не вполне внятное чувство своей какой-то неполноценности тем же вечером было вытеснено праздником, который устроил Сергей для Маши. В конце концов, ну не с отцом же ей жить, если вдруг отношения с Сергеем примут серьёзный оборот.