Kitobni o'qish: «Любовь к жизни»
Любовь к жизни
Эльф наклонился, сорвал пучок чистой травы и стал сосредоточенно оттирать клинок от крови. Светлые волосы трепетали на свежем ветерке, дуновениям которого синда с удовольствием подставлял усталое лицо. Он бросил взгляд на поле, и его лик, разгладившийся было, вновь омрачился. Полсотни дохлых орков и два закованных в чёрные латы человека. Старший, насколько эльф разбирался в людском возрасте, мёртв. Бился умело и отчаянно. Его молодой товарищ, который бился просто отчаянно, ещё жив, но тяжело изранен.
– Что будем с ним делать? – спросил подошедший сзади друг.
– Милосерднее добить, – сухо отозвался светловолосый. – Он всё равно не выживет у нас, – он стоял как раз над телом юного рыцаря и с трудом преодолевал желание вновь испачкать меч. Этот неумелый мальчишка зарубил двоих его товарищей! Тех, с кем он бок о бок защищал границу в течение десятков, а то и сотен лет!
– Мне кажется, ты неправ. Горячка боя ещё не покинула тебя. Смотри, он болен, – мягко увещевал друг.
– Конечно. Его hroa изранена…
– Нет. Посмотри иначе. Его fea тоже…
– Потому что страдает тело.
– Нет. Болезнь души может вызвать недуг тела, но редко – наоборот.
– Не забывай, он смертный. У них может быть иначе.
– И тебе не хочется попробовать?
– Он враг! Он убивал наших друзей!
– Он мальчишка даже по их меркам. Дитя несмышлёное. Чему учили, то и делал. А учили убивать и ненавидеть…
– Нас, – тяжело добавил светловолосый.
– Да. Посмотри, его fea, хоть и нездорова, но цела, в то время, как души чёрных рыцарей всегда ущербны.
– Ты считаешь, его можно спасти?
– Да. Я хочу попытаться. Ты мне поможешь?
– Попробую.
Два эльфа склонились над бывшим врагом, осторожно сняли с него иссечённые доспехи, стараясь не потревожить раны. Впавший в забытье черноволосый юноша только тихо стонал сквозь зубы. Бледное лицо его исказила гримаса боли.
– Лечить его надо сейчас, иначе мы не донесём его до убежища, – озабоченно проговорил эльф, предложивший свой безумный план, уже сосредоточившись на ранах.
– Хорошо. Я скажу остальным, чтобы шли без нас.
Он поднялся и, подойдя к опушке, что-то сказал командиру отряда. Тот, видно, хотел спорить, но передумал и махнул рукой, а воин вернулся к своему другу.
– Что он сказал? – спросил стоящий на коленях пепельноволосый эльф, не повернув головы. С рук его струилось золотистое сияние, под властью которого медленно затягивались раны.
– Что на тебя напал fair, раз ты решил заняться таким делом, – отозвался светловолосый. – Слушай, Кемендил, что тобой движет: сострадание или жажда знаний об Edain?
– И то, и другое в равной степени, Анго. Я хочу спасти его, но хочу и узнать, какие же они, эти Вторые?
– А того, что они бьются против нас, тебе недостаточно? – жёстко спросил светловолосый.
– Но есть ведь и те, кто сражается за Короля, феанорингов и других Noldor. Финрод же, единственный из проклятого народа, кого принимает наш король, открыто назвался Atandil, Друг Людей…
