Kitobni o'qish: «Ошибка сказочника. Возвращение Бессмертного»

Shrift:

* * *

«По-настоящему волшебная история, которая заставляет вновь почувствовать себя ребенком».
Иван Охлобыстин

Книга первая. Возвращение Бессмертного

«Может, были с судьбой нелады, нелады
И со случаем плохи дела, дела –
А тугая струна на лады, на лады
С незаметным изъяном легла.»

Владимир Высоцкий

Пролог

Мальчишка стоял, прислонившись грудью к мраморному парапету балкона, и смотрел на лежащий внизу за рекой город. Уже стемнело, и людей на улицах не было видно, и шума, шума города, к которому он привык, который чувствовал всегда, даже самой глубокой ночью, тоже не слышалось.

Было тихо. Так тихо, что изредка в текущей под балконом реке слышался плеск крупной рыбы. Редкие огни освещали улицы и площади, да что-то мелькало вдали, на окраине. Но все ближние дома, все, которые мальчишка мог видеть, были темны и глухи. Город погружался в ночь с закрытыми ставнями. Это был другой город, это был другой Волхов.

Он переводил взгляд на небо, следил за поднимающейся в безоблачном небе Луной. Луна была та же. Это было странно, но Луна была та же. И даже созвездия, которые мальчишка помнил, были те же. Он нашёл Большую Медведицу, нашёл Кассиопею. Отец показывал ему Близнецов, показывал Малую Медведицу и Полярную звезду, но мальчишка забыл, где их искать, да не особенно и пытался.

Мысли путались. Он был не в состоянии задержаться ни на одной дольше, чем на пару секунд; вихрь эмоций захлёстывал, не давая сосредоточиться и толком осмыслить происходящее.

Ещё утром… нет… ладно, не утром. Ещё неделю назад всё было просто и понятно. Всё было скучно, тоскливо, противно, но понятно. Сейчас не понятно ничего. И меньше всего – как он оказался там, где оказался.

Его не может быть здесь. Самого этого места не может быть. Однако он здесь, и место то самое, и всё так, как говорил Алексей Иванович. Он сказал правду!

Засада в том, думал мальчишка, что никто в эту правду не поверит. Что бы и как бы он ни рассказывал про сегодняшний день, ему не поверит никто. Даже мама. Даже баба Нина, которая верила вообще всему. Даже тому, что он целовался с Микой.

Мальчишка фыркнул. Он фыркал всегда, когда вспоминал про Мику. Вообще-то, её звали Микаэла, и, наверное, родители рассчитывали, что из неё вырастет прекрасная изящная иностранка, которая выучится и уедет на Запад, и выйдет замуж за какого-нибудь Ортегу или Квальяреллу и станет у неё всё в апельсине и шоколаде. А выросла толстая некрасивая плакса, с брекетами и очками, которую шпыняли все кому не лень.

Мальчишка считал, что поделом. Нечего было выпендриваться и воображать из себя хрен знает что. Ладно, хоть не Хилари назвали или там Келли – совсем бы проходу ей не было от издёвок.

Скромнее надо быть. Соответствовать как-то окружению. Вот Алексей Иванович. Уж на что до невозможности странный тип, а зовут как? Просто Алексей Иванович.

Да, Алексей Иванович… Мальчишка передёрнул плечами от тянущего с реки ночного холода, оглянулся на раскрытую дверь. Нет, тихо, всё ещё никого.

Так вот, Алексей Иванович… Мальчишка вернулся к своим мыслям. С него всё началось. Это мой Хагрид. А я тогда Гарри Поттер, что ли?!

Мальчишка опять фыркнул. Эк меня занесло, подумал он, какой я ещё Гарри Поттер?! Тут вообще всё не о том. Хотя… кое-что общее всё-таки есть, сообразил мальчишка. Им обоим по одиннадцать. Когда всё началось.

– И закончилось, – пробормотал он. Если верить Алексею Ивановичу, для него всё сегодня и закончится. Завтра то есть.

Если верить… Мальчишка опять обернулся, задержавшись взглядом на тёмной комнате и пытаясь разглядеть вторую дверь в противоположной стене. Смутная тревога неприятно булькнула в животе. Алексей Иванович его не обманывал, всё было так, как он говорил. Почти всё. Но вот царица… царица…

Царица угостила его вкуснейшими мясными пирожками, острокислой солянкой, какой мальчишка ещё ни разу не пробовал, и малиновым квасом – наверное, квасом; в любом случае чем-то таким, в чём явственно ощущался нежный малиновый вкус.

Но смотрела царица холодно. Настороженно смотрела, почти всё время. И те часы… Мальчишка знал, что они произведут впечатление, но чтобы такое… Он ещё не видел, чтобы люди так пугались.

Ему не были рады здесь. Вообще никто. Мальчишка вдруг впервые осознал это, и сам испугался. Что-то складывалось не так. Не так, как говорил Алексей Иванович, не так, как он планировал. Его-то он, конечно, не обманывал, не мог обманывать. Но что, если обманывался сам?

Мальчишка в третий раз, уже довольно нервно, обернулся назад, и как раз вовремя, чтобы услышать, как открывается дальняя дверь. Немного скованно, не зная, куда девать руки, он зашёл с балкона в комнату.

С другой стороны входили две женщины и крупный серый кот с хитрой мордой. Это был не обычный кот, и мальчишка знал это, но сейчас ему было не до него.

Он нервно смотрел на вошедших женщин, перебегая взглядом с одной на другую. Та, что впереди, постарше и понаряднее, взмахом руки зажгла в комнате свечи, осветив мягким жёлтым светом кабинет из розового мрамора с огромным аквариумом в одной стене и камином в другой. Вторая, чуть посветлее и одетая попроще, но чем-то неуловимо похожая на первую, внимательно, доброжелательно и, кажется, даже с состраданием смотрела на него.

Мальчишка сглотнул, перевёл взгляд на старшую.

– Костя, знакомься, – начала царица. – Это моя сестра – княгиня Ольга. А это, – обернулась царица к сестре, – тот, о ком я говорила. Посланец нашего брата, Костя Благов.

– Здравствуй, Костя! – княгиня порывисто обняла его. – Ну, как ты тут, как добрался?

– Нормально, – пробормотал он. Княгиня смотрела на него светло, улыбаясь сквозь слёзы. Сквозь слёзы, мальчишка готов был поклясться в этом. Но больше, чем слёзы в глазах младшей сестры, его напугал сочувственный взгляд старшей. Лучше бы царица смотрела холодно и отстранённо, как раньше, как ещё пару часов назад. Это и то пугало бы его меньше.

– Марья Моревна! – мальчишка набрался духу. – Ну что… Что вы решили?

Царица смотрела на него секунд пять или шесть, прежде чем ответить. Кажется, тоже набиралась духу. Мальчишка уже понимал, что сейчас она скажет то, что не понравится ни ей, ни ему. Кот вскочил на стол, по-хозяйски уселся и переводил заинтересованный взгляд с мальчишки на царицу и обратно.

– Костя, – неожиданно спросила царица, – у тебя есть братья или сёстры?

– Нет, нету, – озадаченно ответил он.

– А родители? – царица медленно двинулась к окну. – Они знают, что ты здесь? Ты сказал им?

– Нет, – мальчишка похолодел. Только сейчас до него стало доходить, чем всё может обернуться.

– Почему? – мягко спросила царица, глядя в окно на поднявшуюся Луну. Мальчишка смотрел в пол, кот и княгиня – на мальчишку.

– Я… – он запнулся, – я… не подумал. Я забыл. Алексей Иванович рассказал про перо, показал колодец, и я… я… Марья Моревна, отпустите меня, пожалуйста!

Мальчишка пытался держаться, но понимал, что не может. Страх накрывал волнами, вытесняя все связные мысли. Он уже плакал, вытирая глаза рукавом. Княгиня Ольга, тоже не сдерживая слез, бросилась к нему, обняв за голову и прижав к груди.

– Ох, бедный, мой бедный! Да что же это такое?! Маша! – крикнула она, яростно вскинувшись на сестру.

– Костя! – мальчишка поднял заплаканное лицо на царицу. – Мне жаль тебя так, как ты и представить не можешь. Правда, жаль. – Царица смотрела на него с состраданием, но ему от этого было не легче. – Но я не могу отпустить тебя обратно. Прости. Тебе придётся остаться здесь.

От потрясения и усталости мальчишка ослабел до того, что не смог дальше спорить, и просто уткнулся, всхлипывая, в грудь княгини. Она обняла его ласково и нежно, прижалась щекой к голове, и этот совершенно материнский жест лишил его последних сил. Он зарыдал.

Часть первая. Мальчишка

Глава 1. Человек с алой розой

Никита отложил бинокль, опустил жалюзи, посмотрел на часы и беззвучно выругался. Всё то же самое уже третью неделю. Каждый день одно и то же, и даже Кошкина опаздывает так же, как и всегда. Надо как-нибудь тоже опоздать и посмотреть, что она скажет, когда придёт первая.

Тренькнул смартфон. Никита не стал утруждать себя. Он знал, что это Кошкина с её каждодневным «уже иду». Сейчас были более важные дела.

Он открыл планшет и в сотый или двухсотый раз вперился в фотографию, которую дал им Шмидт. Потом они сами наделали этих фотографий несколько сотен, но чем-то снимок Шмидта всё-таки от них отличался. Никита не мог понять чем, но чувствовал какую-то странность.

Человек с алой розой. Это сейчас, после двух недель слежки, они с Марго так его прозвали. На фото никакой розы не было. Это было простое чёрно-белое фото, очевидно, на какой-то официальный документ, скорее всего на старый паспорт. Обычное худощавое бритое лицо сорока пяти лет или около того. Тёмные глаза, тугой подбородок, стриженые седеющие волосы. Ничего необычного, разве что губы немного тонковаты. Но это не бросалось в глаза. Ничего в этом лице на фотографии не бросалось в глаза, и чем-то оно всё-таки неизъяснимо притягивало. Третью неделю Никита пытался понять чем.

Марго говорила, чтобы он бросал валять дурака. Марго говорила, чтобы не забивал себе голову. Что генерал из Москвы приехал не фигнёй страдать, а взять этого типа. И то, что он именно им, обычным местным стажёрам, а не своим матёрым оперативникам дал в разработку Бессмертного, можно считать большой удачей и шансом выбраться из этого задрипанного городишка. И не дай им боже упустить этот шанс!

Оно, конечно, так, соглашался Никита. Да только вот не было ничего на этого Бессмертного. За две с лишним недели они не нашли ничего, что хоть как-нибудь заинтересовало бы Шмидта. Обычный детский психолог, содержащий частную практику. Дипломированный, лицензированный, всё как полагается. Все бумаги в порядке, жалоб и претензий не поступало, местные мамаши на него не нарадуются.

Странно, конечно, что такой очевидный специалист практикует не в Питере или Москве, а в заштатном Волхове. Но, с другой стороны, конкуренция меньше. Так-то сказать, вообще, здесь нет никакой конкуренции. Всё законно, всё легально, подкопаться не к чему. Не с чем идти к Шмидту.

Хлопнула дверь. Ну вот и Кошкина. Никита откинул планшет, взял бинокль и снова встал к окну. Как у неё так получается? Вроде всегда опаздывает, а появляется в самый нужный момент.

– Никит! – Маргарита с бумажным пакетом в руке влетела в комнату. – Знаю, что ты скажешь, но сегодня реально была причина. У этих болванов кофейка сломалась, пришлось двадцать минут ждать.

– Угу, – буркнул Никита, не отрываясь от бинокля.

– Держи! – Маргарита вытащила из пакета два стакана кофе, протянула один Никите. – Есть что-нибудь?

– То же, что и всегда, – Никита взял кофе, отдал бинокль и вернулся за стол к планшету.

Маргарита прильнула к окулярам, старясь не слишком светиться за шторками жалюзи. Искать не было нужды, она уже знала, куда смотреть.

В хорошей дорогой серой тройке, в начищенных и тоже недешёвых ботинках, с добротным кожаным портфелем на плече, Бессмертный шёл по улице. Как и всегда, как и каждый будний день за эти две с лишним недели, что они следили за ним. Парковки на улице не было, машину Бессмертный оставлял в соседнем переулке.

Как обычно, задержался у цветочного ларька. Как обычно, купил алую розу. Каждый день, по пути на работу и домой, Бессмертный покупал по одной алой розе. Одна стоит у него в кабинете в офисе, другая дома – за две недели слежки ребята выяснили и это.

Они изрядно позубоскалили над этой странной привычкой. Кому он покупает? Вроде никому не дарит, ни с кем не живёт. Просто ставит в вазу на стол и любуется один.

– Может, он гей? – предположила Маргарита, следя, как человек с розой заходит в здание напротив. – Или импотент?

– Обсуждали уже, – буркнул Никита, не отрываясь от планшета.

– Педофил? – Маргарита не настаивала и даже не спрашивала. Просто перебирала вслух с вопросительной интонацией все версии, которые они обсуждали эти дни. Никита не счёл нужным отвечать.

– Тогда что? – Маргарита повернулась от окна, бросила бинокль на кресло. – Что Шмидту нужно от него? И почему, блин, он нам ничего не скажет?

– Почему в школе девочки обычно умнее мальчиков, а после школы наоборот? – пробормотал Никита, продолжая что-то читать.

Маргарита разозлилась.

– Слушай, умник, кофе у меня в стакане ещё горячий. Если я его тебе сейчас за шиворот…

– Смотри! – прервал Никита, повернув планшет и подтолкнув к Маргарите.

– Чего? – подозрительно спросила та, наклоняясь.

– Узнаёшь? – Никита ткнул пальцем в экран. – Сегодняшние пациенты.

– Клиенты, – поправила Маргарита, вчитываясь в список посетителей офиса детского терапевта Алексея Бессмертного. Дойдя до фамилии, в которую ткнул Никита, она осеклась. – Да ты ж маракуйя! А они-то чего тут делают? Какие у Костика-то проблемы?!

– Знаешь мальчишку?

– Шутишь?! Мамка моя у него классным руководителем была. Конечно, знаю. Не так чтобы… Но виделись пару раз, было дело.

– Так, и какие такие проблемы привели Костю Благова к Алексею Ивановичу? Исключая обычную мамашину паранойю.

– Вообще без понятия, – Маргарита растерянно смотрела в список. – В полвторого у них приём? Ну, вот и послушаем. Этот разговор мы с тобой внимательно послушаем.

Глава 2. Психотерапия

Юлия волновалась. Конечно, об Алексее Ивановиче говорили только хорошее, и Катя Горская, когда рекомендовала ей сходить, нахваливала Бессмертного в восторженных тонах. Да она и сама видела – тринадцатилетняя Светка всего за пару недель занятий с Бессмертным превратилась из стервозной истерички, совсем отбившейся от рук, во вполне вменяемого и адекватного подростка.

Нет, дело было не в Бессмертном, дело было в Костике. Угрюмый мальчишка ждал в приёмной, пока она тут закончит, а Юлия никак не могла начать.

– Алексей Иванович, – решилась она, наконец, – нам вас рекомендовали, и, наверное, нам действительно нужно было прийти. Но я… извините, я не совсем понимаю, как начать…

– Начнем с того, что у вашего ребёнка проблемы, – Бессмертный сидел, откинувшись в кресле, поставив локти на подлокотники и сцепив на весу пальцы с ухоженными ногтями. – Или то, что вы считаете проблемами. Ко мне вы пришли, чтобы я помог вам решить их.

Бессмертный сидел неподвижно, смотрел спокойно, улыбался… да нет, не улыбался, лишь обозначал улыбку уголками рта. Не напрашивался, не заигрывал, вёл себя, отметила Юлия, как уверенный в себе профессионал. Она решилась.

– Ну, да. Вы правы. Косте в последнее время непросто. Мы с мужем разводимся, и Костя… в общем… ну, переживает, прямо скажем. Вы не подумайте, я из-за одного этого не стала бы тревожить ни ребёнка, ни вас. Но дело в том, что из-за этого… а может, не из-за этого… не знаю уже… с ним происходит что-то странное.

– Да? – Бессмертный не сменил позы, но тоном обозначил заинтересованность.

– Да. У него начались кошмары. Он стал плохо спать, то и дело просыпается по ночам. По утрам целая история собрать его в школу. Не хочет, и всё! Не нравится ему в новой школе.

– Новой?

– Да, он летом перешёл в пятый класс, мы перевели его в новую школу. Она подальше от дома, но гораздо лучше. Там и преподаватели, и оснащение, и бассейн есть…

Бессмертный слушал, поощрительно кивая.

– А ещё эта книга, – Юлия опять замялась. – Мне кажется, из-за неё всё у Костика. Ну, не всё, но как-то это связано.

– Какая книга?

– Сказки!

– Сказки? – Бессмертный поднял бровь.

– Да, сказки. Самые обычные русские народные сказки. Лиза – это наша няня, няня Костика – на третий день рождения подарила ему книгу сказок. И дарила каждый год по очередному выпуску, даже когда ушла. Я не очень понимаю, что такого в этих сказках – обычные Иван Царевич да Баба-Яга. И… я не знаю, важно это или нет, но Костя сильно расстроился, когда в этом году не получил от Лизы очередной том.

– А почему не получил?

– Я сама, если честно, не понимаю. Мы хорошо с Лизой расстались, поддерживали связь. Но в последние три месяца она ни на звонки не отвечает, ни на сообщения. Даже я немного волнуюсь – представьте, что с ребёнком творится. Он её очень любил.

– М-да, интересно, – задумчиво протянул Бессмертный. – Лизой мы ещё успеем заняться – уверен, с ней всё хорошо. А вот что всё-таки насчёт сказок?

– Ачто? – Юлия сначала не поняла. – А, да, вы про это. В общем, Костя их перечитывает каждый вечер, и, по-моему, эти персонажи ему и снятся в кошмарах.

– Вполне естественно, если перечитывать каждый вечер. Вы не пробовали забрать их, дать что-нибудь другое?

– Конечно, пробовала. И «Гарри Поттера», и Жюля Верна, и Дюма. Но он прочитает их за два-три дня и снова возвращается к своим сказкам. Я уже не знаю, что делать, Алексей Иванович. Может быть, вы…

– Я вас понял. – Бессмертный положил ладони на стол, подался вперёд. – Что ж, зовите ребёнка. Попробуем с ним поговорить, выяснить, чем его так завлекли Иван Царевич с Бабой-Ягой.

* * *

Мальчишка сидел в невысоком удобном кресле напротив психолога и недоверчиво осматривал комнату. Психолог молчал, благожелательно глядя на мальчика – то ли оценивал, то ли ждал, что тот первый начнёт.

На кушетку он ему лечь не предложил, как ждал Костя по виденному в фильмах, да и не было здесь никакой кушетки. Был мягкий белый диван, белые кресла и белый ковёр. Белые не больничной проспиртованной мертвенной белизной, а пентхаусной белизной дорогих отелей и роскошных гостиных. Сам-то Костя не был ни там, ни там, а судил опять-таки по фильмам и рекламе.

На фоне белоснежных стен, пола и потолка выделялся чёрный полированный стол. На столе был чёрный ноутбук, чёрный бюст Пушкина и хрустальная узкая ваза с алой розой. Больше в комнате не было почти ничего. Алексей Иванович сидел, откинувшись в кресле, явно не собираясь ничего ни записывать, ни говорить.

Ну и мальчишка не собирался. Он упрямо нахмурился, разглядывая ногти. Это мама затеяла притащить его сюда – пусть сама и разбирается со всем этим. А он не станет! И вообще это ему…

– Семейные проблемы, Костя, это так скучно – не правда ли? – вкрадчивый голос Бессмертного раздался так неожиданно, что мальчишка вздрогнул и невольно взглянул на него.

Бессмертный смотрел внимательно, улыбаясь уголками губ. Костя неопределённо пожал плечами и снова отвернулся.

– Дурацкая ситуация, – продолжал Бессмертный. – Родители разводятся. Ребёнок переживает и хочет, чтобы его оставили в покое. А его тащат к психологу и требуют, чтобы он поговорил об этом. Притом что говорить ему совершенно не хочется.

Костя поднял глаза на Бессмертного. Он приготовился сопротивляться, но пока что приходилось только соглашаться. Хоть и молча.

– Но, видишь ли, тебе и необязательно ничего говорить. Я и так всё прекрасно знаю. Ты парень вроде неглупый, поэтому сэкономим время – перейдём к сути. Чего ты хочешь?

– Я? – Костя был немного ошарашен.

– Мама хочет, чтобы я привёл тебя в норму. Вернул, так сказать, в докризисное состояние. Примирил с разводом. А чего хочешь ты?

Костя задумался. Хмыкнул, потрогал бюст Пушкина.

– А это имеет значение? – спросил он, посмотрев в окно.

Бессмертный усмехнулся.

– Обычно – нет. Обычно мнение детей в таких ситуациях значения и впрямь не имеет. Но не в этот раз.

– Почему? – заинтересованно спросил Костя.

– Потому что ты не дурак, в отличие от большинства моих клиентов. И задаёшь правильные вопросы. И вызываешь у меня странное желание помочь тебе. По-настоящему.

– Как?

– Ещё один правильный вопрос, – поощрительно кивнул Бессмертный. – Я отвечу тебе, Костя. Но позволь ещё кое-что спросить. – Бессмертный перешёл на вкрадчивый шёпот. – Что такого в этих сказках, от которых ты не можешь оторваться?

Мальчишка вздрогнул.

– Сказки? А при чём тут сказки?

– Взрослые уходят от проблем в выпивку, в обжорство, в разврат, в экстрим. Куда уйти от своих проблем детям? Только в игры и в книги. Занятно, в какие книги ушёл ты.

– Почему? – настороженно спросил Костя.

– Сказки – это не самое странное, – Бессмертный отвечал словно бы не Костику, а каким-то своим мыслям. – Это приемлемый выбор. Хотя и нестандартный. Но в твоём возрасте «Гарри Поттера» читают обычно. «Властелина колец». Почему русские сказки?

Мальчишка пожал плечами. Надо бы ему рассказать о Лизе, о том, как она читала ему эти сказки в раннем детстве, как дарила на очередной день рождения очередной том с трогательной надписью, как его расстроило, что в последний раз она ему ничего не подарила и вообще куда-то пропала. Наверное, было бы правильно рассказать об этом. Но он не хотел. Не сейчас. Может быть, в другой раз.

– Не знаю, – начал он неуверенно, глядя на Пушкина. – В них есть… какая-то недосказанность всё время. Не то, что в «Гарри Поттере»… Словно они недописаны. Словно что-то утаивается… Важное… Специально причём. Можно пофантазировать, придумать свои версии.

– И какие же у тебя есть версии?

Костя рассмеялся.

– Да так… Это всё ерунда, – он помолчал, покусал губы. – Мне нравится думать, что сказочный мир существует в реальности. И сказочники его не придумывали, а описывали. Но только по слухам. Забавно, правда?

– Да… забавно… – Бессмертный откинулся в кресле, внимательно смотря на немного смущённого мальчика. – Забавно, но ты не первый, кому пришла в голову такая идея. Некоторые даже пробовали проверить её на практике.

– Как это? – ошарашенно спросил Костя.

– Как обычно, – невозмутимо ответил Бессмертный. – Методом опыта и эксперимента.

– Вы о чём вообще? – мальчишка перестал понимать происходящее и лишь недоумённо смотрел на Бессмертного.

– Все мы верим в чудо, – в голосе Бессмертного не было ни капли иронии. – Всем нам хочется волшебства. Хоть иногда. Хоть раз в жизни. Но мало кому приходит в голову не просто ждать чуда, а искать его. – Он наклонился к Косте через стол, доверительно понизив голос. – Потому что никто не знает где!

– Где?! – машинально выпалил мальчишка.

Бессмертный смотрел улыбаясь. Костя опомнился.

– Простите, – пробормотал он. – Вы так говорили, что я чуть не поверил. Прямо как Лиза.

– А ты бы хотел поверить? – Бессмертный предпочёл не заметить его оплошности.

– Поверить во что? – озадаченно нахмурился Костя.

– В свою версию. Версию сказок.

– Зачем? – Костя понимал, что опять перестаёт понимать.

– Видишь ли, Костя… – Бессмертный откинулся в кресле. – Вера – странная штука. Иногда ты веришь в то, чего нет. И все знают, что этого нет. А ты стоишь на своём, много лет убеждаешь всех, что прав, доказываешь королю, собираешь экспедицию и плывёшь через огромный, страшный, неведомый океан. И открываешь Америку. И тебя прославляют, и награждают, и твоё имя остаётся в веках. А могло бы остаться в памяти лишь пары родственников и соседей как синоним незадачливого дурачка. Если бы Колумб не настоял на своём и не пошёл бы до конца.

– Но ведь это же… – мальчишка окончательно запутался. – Это же не одно и то же. В смысле, сказка и Америка… И Колумб…

– Америка тоже когда-то была сказкой. Сказкой про Атлантиду. Знаешь такую?

Костя кивнул. Бессмертный сделал неопределённый жест: ну вот!

– Так что вы хотите сказать? – неуверенно спросил Костя. – Что сказки реальны?

– Реальность, Костя… – Бессмертный опять неопределённо повёл рукой. – Учёные до сих пор спорят о том, что такое реальное и нереальное. Сны, например, реальны или нет?

– Ну, конечно же, нет, – мальчишка ответил торопливо, не слишком задумываясь над вопросом. О своих кошмарах, как и о Лизе, он здесь рассказывать был не намерен.

– А вот Дмитрий Иванович Менделеев с тобой бы не согласился, – Бессмертный и эту оплошность предпочёл проигнорировать. – В восьмом классе вам будут преподавать периодическую таблицу элементов; наверняка сообщат, что Менделеев увидел её во сне. Как такое возможно?

Костя пожал плечами.

– Некая сущность идеального мира воплотилась в реальном, – Бессмертный качнулся в кресле, встал, подошёл к окну. Выглянул наружу, обернулся, скрестив руки, прислонился к подоконнику. Костя следил за ним, повернув кресло и машинально поглаживая левой рукой бронзового Пушкина. – Случай не уникальный, на самом деле, такое происходит сплошь и рядом. Писатель придумает образ, и – бац! – мы уже видим на экране этих героев как живых. Учёный делает открытие – и человек летит на Луну. Акт творения, Костя, – загадочная вещь. До сих пор загадочная. Кое-что, однако, можно утверждать наверняка. Любое материальное творение изначально начинается с нематериальной идеи. Даже мы с тобой. Наши родители сначала подумали о детях, представили себе некий идеальный образ ребёнка. А потом уже занялись производством.

Мальчишка смущённо хмыкнул.

– А ещё мы знаем, что с какого-то момента творения начинают жить независимо от творца. И порой даже вопреки его замыслам.

Костя помолчал.

– Так что тогда получается…

– Что твоя идея о реальности сказочного мира вовсе не такая бредовая, как тебе кажется. Тебе или окружающим. Вполне рабочая допустимая гипотеза.

– Вы серьёзно?! – мальчишка во все глаза смотрел на Бессмертного, пытаясь уловить иронию или насмешку.

– Такой же вопрос задавали Генриху Шлиману, который поверил в реальность легендарной Трои и отправился её искать. И, представь себе, нашёл! Тысячи лет люди думали, что космос – это обиталище богов и человеку туда не попасть, пока Королёв с Гагариным не убедили всех в обратном. Ты разумный адекватный парень, Костя, но в тебе чувствуется дух авантюризма. Разве тебе не хочется проверить свою гипотезу?

– Как?!

– Есть вариант… скажем так… – медленно произнёс Бессмертный. – Не спеши, подумай. Если захочешь попробовать, обсудим эту тему в следующий раз.

Костя во все глаза смотрел на Бессмертного. Он никому никогда не рассказывал о своих фантазиях. Как же этому человеку удалось за несколько минут выведать все его сокровенные мысли, страхи и желания? Да ещё и не высмеять их, не начать опровергать, а сделать вид… сделать вид… Или он не делает вид?!

– Кстати, Костя, – Бессмертный оттолкнулся от подоконника, подошёл к столу, явно намереваясь завершать встречу. – Не думай, что я забыл про твою первую проблему. Я помню. Я помогу тебе разобраться с разводом родителей. И попробую найти Лизу.

– Откуда вы… – выдавил Костя, вставая.

– Мама твоя сказала, – простодушно улыбнулся Бессмертный. – Наверное, догадалась, что ты ничего об этом не скажешь. Вообще-то, правильное решение, Костя. Но будь на моём месте другой специалист, ты бы ушёл отсюда без перспектив. Считай, что тебе повезло.

Бессмертный по-отечески хлопнул его по плечу и подмигнул. От неожиданности Костя подмигнул в ответ и расплылся в улыбке.

* * *

Пока ехали обратно, Юлия то и дело недоверчиво косилась на сына. Костя сидел, пристегнувшись, на переднем сиденье, вертел в руках подаренный на день рождения смартфон и загадочно улыбался.

Улыбался! Юлия не помнила, когда сын так улыбался в последний раз. Даже на день рождения он лишь старательно делал вид, что ему весело, хотя весело ему не было. В последние полгода с тех пор, как она поняла, что у мужа любовница, как начались постоянные ссоры и муж почти перестал ночевать дома, а она то и дело срывалась на сыне, а потом, в слезах, целовала, обнимала и просила прощения, Костя ходил подавленный. Он всё понимал, он знал, что так бывает, и не у него одного в семье, но ему всё равно было тяжело, и никакие ухищрения родителей, пытавшихся скрывать разлад как можно дольше, ни к чему не приводили.

Исчезновение Лизы и переход в новую школу только усугубили его и без того не радужное состояние. Мальчишка замкнулся в себе и почти не реагировал на все попытки растормошить его. Ни подарки отца, включая новейшую приставку и экскурсию в Питер, ни душевные разговоры с матерью, ни поездка в деревню к бабушке с дедушкой не могли его вывести из состояния угрюмой подавленности.

Иногда он оживлялся, казался почти обычным, почти счастливым ребёнком, но эта псевдоэйфория длилась несколько часов, после чего Костя опять приходил в уныние, которое, видя тревогу матери, научился скрывать за показным спокойствием и фальшивой улыбкой.

Но сейчас он улыбался не фальшиво. Он улыбался искренне, своей знакомой улыбкой проказника, что-то натворившего и уверенного, что мама ничего не узнает. А если и узнает, всё равно ругать не будет. Юлия поразилась, каким счастливым… нет, не счастливым, и даже не радостным, а – она долго подыскивала подходящее слово – воодушевлённым, да, воодушевлённым, вышел сын из кабинета Бессмертного. Она не решилась спрашивать там, она всю дорогу присматривалась к сыну, боясь спугнуть его вдохновлённый настрой. Но всё же не выдержала.

– Костя… э-э-эм… ну как тебе Алексей Иванович? – осторожно начала Юлия.

– Что? – Костя явно отвлёкся от каких-то своих мыслей. – А, Алексей Иванович… Ничего. Нормально.

– Ты словно светишься, – Юлия недоверчиво смотрела на сына. – Что он там такого тебе сказал?

– Да так, ничего особенного, – Костя думал о чём-то своём, продолжая улыбаться. – Просто поговорили.

– О чём?

– Да мам, ну не знаю о чём, – заныл Костя. – Как тебе сказать? О том, о сём, о книжках, о… Не знаю я, как сказать, ничего такого особенного. Просто он прикольный дядька. Как-то, знаешь… нормально разговаривает. Не как другие. И кабинет у него прикольный. Не как у врача.

Костя опять улыбнулся чему-то своему. Юлия удивлённо смотрела на сына, пока резко затормозивший впереди мусоровоз не заставил её выкрутить руль вправо, перебрать пару эпитетов и перевести дыхание. Костя, когда она снова повернулась к нему, кажется, даже не заметил этого. Он спокойно сидел, крутил смартфон и улыбался в лобовое стекло.

Мальчишка думал о чём-то своём, и Юлию кольнула смутная досада. Почему до её сына смог достучаться совершенно посторонний, пусть и профессионально подготовленный человек, а не она сама и вообще никто из близких? Что они делали не так?!