Kitobni o'qish: «Возвращение полуночи. Арка 2. Твари в ночи»
Сказ 1 – Танцующая деревня
– А куда делись эти? – Сойка поглядела на крышу крайней избы – воронёный богатырь и урядник пропали.
– Странно это все, – проговорил Наум. – Они вели себя так, будто желали Любиму…
Он запнулся.
– Смерти, – закончила за него Сойка.
Наум поглядел на неё расширившимися глазами и кивнул. Она хотела ещё что-то добавить, но за их спинами грохнуло, все обернулись. К огромной туше бера метнулся мальчуган. Увидав Любимку, он расплылся в широкой улыбке и едва не упал. Рядом прыгал маленький мохнатый комок.
– Прутик! Тишка! – обрадовался Любимка. – Ёшки-матрёшки! Отколь вы такие?!
Воздух рвался из горла мальчика с сипами, парень держался за бок и никак не мог отдышаться.
– Уф! Успел!.. Все… Хорошо! – отдуваясь, пропыхтел он.
– Конечно хорошо, – рассмеялся Любимка, – мы побили бера.
Сойка переглянулась с Наумом и Настенькой. Любим уже забыл, что справился один.
– А ты откуда тут? – спросил отрок.
Прутик почти отдышался.
– Я… – начал он и запнулся. Как такое рассказать? Поле, которое никто не видит, сияние посреди пасмурного дня и великан. Лучше промолчать – сочтут ещё за юродивого. – Тревожно было, неспокойно, недобро…
Он смутился.
– Зря беспокоился, Прутик! Мы справились! Справились! – Любимка счастливо расхохотался. Прутик выдохнул. К чему тогда была печаль в глазах великана? Может и правда привиделось?
– Нам пора, – сказала Сойка. – Тут мы управились. Лучше вернуться в лагерь до возвращения наставника. К тому же… – Синеволосая девица обвела взглядом развалившиеся избы и снесённые ворота. Туша медведя все ещё лежала посреди площади. – Как бы нас не попросили убирать за собой. Пусть Прут расскажет деревенским о наших подвигах.
– Да! – вскричал Любимка и вскинул кулак. – Вперёд! В Запредельный лес!
– Спорим, он видит там очередного чудовищного бера? – шепнула Сойка Науму и скорчила страшную рожу. – Ар-р!
Наум побледнел, а Настенька хихикнула. Синеволосая хлопнула толстоватого паренька:
– Умник, не боись ты так. Ты же мужик. Должон быть суровым и неприступным.
Травница прикрыла рот ладошкой. Наум поглядел на неё, потом на Сойку, у которой улыбка касалась ушей. Даже Любимка уже меньше косил на лес и больше присматривался к нему.
– Чего вы смеётесь? – удивлённо спросил он, глядя на девчонок. – Наум – не трус. Он теперь суровый побиватель медведей. Невозмутимый лесной воин. Вернёмся – я так Остапу и скажу.
Девчонки покатились от хохота. Наум вспыхнул и вдруг закричал:
– Если я должен быть, как настоящий мужик, тогда вы будьте, как настоящие девчонки – кокошники нацепите и сидите на крыльце, женихов ждите.
Сойка поперхнулась, щеки её покраснели, а Настенька перестала улыбаться. Наум разошёлся не на шутку и не мог уже остановиться. Парень подпёр щеку пальчиком, изобразил дурацкую улыбку и проговорил тоненьким голоском:
– Я милая пташечка – Соечка, жду своего жениха – настоящего мужика.
Выкрикнул и отскочил – показалось, что синеволосая сейчас врежет, да так, что ухи отпадут и покатятся.
Любимка захохотал. «Своего жениха… ха-ха… настоящего мужика…» Наська ткнулась плечом Науму в бок, отчего тот едва не упал. Сойка поглядела на умника, потом на остальных и тоже как захохочет.
– Тук-тук! – Любимка изобразил, как открывает ставни. – Девицы-красавицы, вы мужика настоящего ждёте? Есть у меня таков.
– Ступай прочь, холоп, – воскликнула Сойка. – Ишь, к нам девицам в кокошниках ластится. Мы только бла-агородных ждём.
Любимка замер на месте.
– Ага! Во-от с такими носами, – Наум показал пальцами шнобель, Любимка тут же вспомнил выдающийся нос Ярополка – рухнул на землю и задрыгал ногами.
Тягатели хохотали и дурачились, а Прутик глядел на них и хмурился. Что за ребячье поведение? Герои, так смело сражавшиеся с чудовищем, вдруг оказались один в один похожи на простых парней и девчонок из города Муром, куда большак как-то брал его на ярмарку. Прутику они тогда очень не по нраву пришлись. Бесшабашные дураки какие-то.
Правда, эти дураки только что побили здоровенного бера. А один из них обещал сделать его богатырём. «Может, так и надо? – подумалось пареньку. – Так враг не догадается с кем связался».
Все ещё улыбаясь, Любимка показал большой палец:
– Ёшки-матрёшки! Тыщу лет так не смеялся. Утешили, ребята. Вперёд, в Запредельный лес! Покажем всем, чего мы стоим!
Прутик приуныл. Так хотел расспросить героев об их делах: кто и где жил, как попал в тягатели…
– Ка-ар!
Наум вздрогнул от неожиданности, оглянулся испуганно – не видит ли кто. На ближайшем покосившемся плетне сидел ворон. Толстоватый тягатель рассмеялся: «У, ирод. Напужал!» Тут же подумалось, что ещё утром покраснел бы и начал оправдываться: «Я, де, не трушу. Просто неожиданно вышло!» Сейчас просто хохотнул вместе с остальными, словно шутке, и тут же забыл. Он поглядел на непривычно приветливую Сойку, совершенно непохожую на себя оживлённую Настеньку и Любима…
Один Любим с самого начала оставался собой, а они либо прятались от мира в скорлупки, либо корчили из себя невесть что. Это Любим сделал их самими собой. Только благодаря ему мы…
– Кар! Кар-р!
Ворон не унимался. Он сидел на краю покосившейся стены и, казалось, внимательно разглядывал их. Сойка побледнела и отступила назад, мотая головой.
– Нет. Только не это! – словно увидела давно забытый ужас, который чаяла навсегда оставить в прошлом.
– Тс-с-с! Слышите? – поднял руку Наум.
Настенька кивнула.
– Что? – Любимка тоже перешёл на шёпот.
– Вот, – толстоватый тягатель вскинул палец. – Слышишь? Играет кто-то…
Любимка прислушался. Шумит листва, поскрипывает дерево на ветру. Где-то капает вода, скорей всего, их битва с бером обернула бадью, вот и течёт. И… что-то ещё. Далеко-далеко, на грани слуха…
– Будто дудочка играет, – сказала Настя и улыбнулась. – Тихо так, печально…
Теперь отрок и сам слышал. Далёкий тоскливый звук пронзил сердце, нахлынула небывалая грусть. Вздохнул порывисто, в носу захлюпало, в глазах защипало – Любимка резко потёр их, не хватало ещё при девчонках расплакаться. Их глаза, кстати, тоже подозрительно блестели. Так и есть. Вон, у Наськи в уголках набухают большие прозрачные капли. Сойка мотала головой, словно не веря своим ушам.
– Пожалуйста. Только не снова.
– Может быть, пастушок? – предположила Настенька. – Наверное, его даже не предупредили, что в деревне опасность.
– Не, Госька так не умеет играть, – отозвался Прутик. – Он у нас простой.
А потом все разом изменилось. От печали не осталось и следа. Мелодия стала другой.
– Что это?! Гляди! – вскричал Наум.– Туча?
Любим всмотрелся в небо, пытаясь понять…
– Это… птицы?.. – выдохнул Прутик.
Любимка охнул – мальчик прав. Огромная стая птиц кружила, образуя воронку. Темные точки так и мельтешили на фоне чуть более светлого неба. Звезды исчезали одна за другой, словно их слизывал чей-то жадный язык.
– Кар! Кар-р! – напомнил о себе ворон и неспешно взлетел.
– Очень необычное поведение для птах, – сказал Наум. – Правда, Настя?
Мельтешащая стая отражалась в широко распахнутых глазах девушки. Теперь ребята слышали хлопанье крыльев и свист ветра в перьях. Любимка недоуменно крутил головой, не понимая, что не так в этой странной картине.
– Почему они молчат? – проговорила Настенька. – Такая большая стая просто не может молчать.
И тут сквозь хлопанье крыльев и вой ветра вновь пробился звук мелодии. Теперь она была гораздо ближе и громче, словно музыкант приближался к деревне.
Тягатели переглянулись. Несмотря на весёлую мелодию, музыка и тёмная стая птиц внушали тревогу.
– Не к добру это, – сказал Наум, придвигаясь к травнице. – Настя, у тебя какие травы остались?
Девушка молча указала на обрывки мешка. Толстоватый тягатель вздохнул и поглядел на синеволосую девицу.
– Сойка? Что с тобой?
Внучка разбойника и правда вела себя странно. Всегда бесшабашная и смелая, сейчас она стояла, сжав голову руками и что-то бормоча.
– Нет… Не это… – только и смог разобрать толстоватый тягатель.
Наум беспомощно оглянулся, но внимание остальных было приковано к небу.
Стая достигла крайних домов. Птицы рассыпались, словно вокруг домов была невидимая преграда. Под молчаливое хлопанье множества крыльев туча птиц завертелась вокруг деревни, ускоряя движение.
– Что это?! Глядите?!
Прутик показывал дрожащим пальцем куда-то вдаль. Любимка поглядел и ахнул: деревенское стадо, о котором все позабыли, возвращалось домой. Только вот – диво дивное! – с ним явно что-то неладно. Белые, черные, пёстрые, пятнистые коровы, которые так любили разнобой и шатание, шли теперь ровными рядами, словно воины на параде. Головы у всех одинаково опущены, даже копыта шагают в такт.
Топ-топ-топ!
И над всем этим несётся одинокая мелодия дудочки. Она уже не была печальной, в ней слышалась небывалая мощь и сила. Она завораживала, заставляла кровь быстрее струиться по жилам. Сердце сбивалось и пыталось подстроиться под ритм коровьего шага.
Топ-топ-топ!
Любимка поймал себя на том, что его ноги подрагивают.
Топ-топ-топ.
Коровы стройными рядами втягивались в деревню через пролом в стене и отходили в сторону. Там они останавливались, но продолжали маршировать на месте. Все это выглядело бы комично, если бы не было страшным.
В конце стада шагал ошалелый пастушок с вытаращенными глазами. Сам он не маршировал, но пребывал в глубочайшем шоке.
А потом в деревню стали входит её жители. Такими же ровными рядами, с побледневшими от ужаса лицами. Они тоже – топ-топ-топ – маршировали, ничем не отличаясь от коров.
Это были мужики и гридни, которые остались делать засеки против бера. Прутик отметил, что женщин и ребят, с которыми шёл он, здесь не было.
Последним в деревню вошёл покрасневший, отдувающийся большак и юноша с дудочкой. Сойка ахнула и подалась назад, скрываясь в одной из разорённых изб.
В тёмном плаще, который сливался с окружающей обстановкой, казалось, что голова и кисти парня плывут над землёй сами собой. Очень красивое одухотворённое лицо дудочника лучилось лихостью и бесшабашным весельем. Большие синие глаза глядели на мир с детской непосредственностью. На голове лихо сидела шляпа с изогнутой, словно капелька, тульёй. В руках паренька была дудочка, пальцы так и мелькали по тёмным дырочкам. Мелодия лилась непрерывная и звонкая, словно горный ручей.
Ноги незнакомца притопывали в такт музыки. Он пробрался между рядами своего коровьего воинства и встал прямо перед мужиками и тягателями. Мелодия неуловимо изменилась, больше в ней не было грохота шагов, зато появилось что-то успокаивающее и давно забытое. Любимка моргнул, на миг показалось, что хочет спать. Провёл рукой по лицу и словно убрал упавшую на глаза паутинку.
Мужики и гридни, не таясь, зевали. Войт и вовсе улёгся на землю и захрапел. Даже красное потное лицо большака разгладилось, обрюзгшие веки медленно закрывались.
Паренёк хитро подмигнул и оборвал мелодию. Большак вздрогнул и вытаращил по-старчески блеклые глаза.
– А?! Что?! – взгляд его сфокусировался на дудочнике. Борода затряслась от ярости. – Ты кто таков?! Чаво тут устроил?!
Любимка про себя удивился, как это дед забыл, что пару мгновений назад был в полной власти этого типа. А теперь возомнил, что может его наказать, как нашкодившего мальчишку.
– Кремень, Корчага, Куница – ну-ка поучите этого уму разуму, – повелительно рявкнул дед.
Три мужика двинулись к парню с дудкой. Вели себя так, словно не было ни одержимого бера, ни волшебной музыки – они спокойно сидели у себя в деревне, а к ним забрёл дурной парняга и принялся безобразить. Любимка вспомнил страшную силу Вия и остановившиеся лица жителей Москвы. Неужели музыка дударя действует подобным образом?
Любимка поглядел на друзей: Наум стоял, тараща глаза, Настенька комкала свой опустевший мешок. А где Сойка? Синеволосой девицы нигде не видно.
За пределами деревни продолжали беззвучно мелькать сотни крыльев. Птицы кружили вдоль стены, не пересекая невидимую черту и не отлетая далеко. Большак с сыновьями будто не замечали их вовсе. Мужики подошли к дударю вплотную.
– Что? – тот приподнял брови. Любимка вздрогнул – теперь в улыбке дударя сквозила жестокость, а не веселье. – Всякий старикашка будет мне указывать, что делать? Накажу!
Он поднял дудочку. К нему тянулись три мужика. Все кряжистые, мускулистые. На их фоне дударь выглядел мальчишкой, но ни капли страха не появилось в его глазах. Даже беспокойства не было. Он хитро улыбнулся, будто придумал какую-то шалость. Дудочка коснулась губ, все вдруг заполнила плясовая – воздушная и лёгкая. Парень прыгал в такт песне, кружился по вытоптанному пространству у ворот, словно несомый ветром листик. Несмотря на это, мелодия лилась ровная и мощная, словно у него в груди стояли непрерывные кузнечные меха, которые качали воздух, ни на мгновение не прерываясь.
Любимка не успел удивиться, как мужики остановились. У одного дёрнулись плечи, потом ноги, второй вдруг гикнул и закружился, копируя движения юноши. Третий пошёл вприсядку, каждый раз крякая. Следом за мужиками в пляс пустились и все окружающие. Любимка недоуменно таращился на жителей деревни – сна не было ни в одном глазу: кто приплясывал, стоя на месте, кто пустился по кругу, лица сияли весельем, глаза горели, зубы сияли в свете полуденного солнца. Даже большак – степенный и суровый, вдруг бросил палку и начал наяривать. Старые кости хрустели, но он не переставал выдавать коленца.
– Любимк, а Любимк.
Отрок вздрогнул. Вокруг, словно пава, плыла Настя. Она неотрывно глядела на него, плечи ходили туда-сюда, в одной руке платочек.
– Айда плясать.
Она выдала ножкой каскад быстрых па и снова поплыла. Рядом Наум сосредоточенно выделывал коленца.
Да что с ними такое?!
Любимка поглядел на свои ноги. Они едва заметно подёргивались, но в пляс не пускались. Поднял глаза на странного юношу, который скакал быстрее всех, носился среди жителей деревни, высоко вскидывая колени – там, где он пробегал, танец усиливался.
И вот уже не веселье, а страх появлялся на лицах танцоров. Грудь широко вздымалась, дыхание рвалось с сипами и хрипами, а ноги не прекращали движения. Любимка видел, как один из мужиков попытался остановиться. Даже ухватился обеими руками за ногу, но та продолжала топать.
Рядом захрипело – большак задыхался. Старое тело не выдерживало бешеного темпа.
– Любим, помоги! – закричал Прутик. – Ты же богатырь…
– Мечи-калачи! Да уймитесь вы! – вскричал тот, но вместо того, чтобы кого-то остановить, сам сорвался в пляс.
Прутик глядел, как Любимка дотанцевал к задыхающемуся большаку и попытался ухватить старика. Получалось плохо. Вместо того чтобы остановиться, оба вдруг ухватили друг дружку за руки и закружились, высоко вздымая ноги. Лицо большака потемнело: ещё чуть-чуть – и старика хватит удар. А дудочник кружился все скорее, все ближе. Любимка напряг последние силы, дёрнул задыхающегося старика на себя. Оба едва не упали, земля мелькала под ногами, каблуки поднимали пыль.
Дудочник уже совсем рядом, почти пробежал мимо. Отрок вытянул ногу, едва не порвав себе мышцы. Парень зацепился за кончик сапога и – бах – растянулся в пыли. Мелодию словно ножом обрезало.
Тишина обрушилась на деревню, как ливень. Люди попадали наземь, тяжело дыша и отдуваясь. Большак хрипел, Прутик уложил его и пытался успокоить, а ведь сам никак не мог отдышаться.
***
– Что происходит?! Откуда взялся этот парень? – воскликнула Варвара.
После падения бера она успокоилась и вновь села на табурет. Каково же было её удивление, когда сразу после ухода Листка началась новая канитель. Да ещё такая странная и непонятная. Девушка посмотрела на отца и поразилась – похоже, для него сегодня день неожиданностей: сперва его напугало поведение деревенского мальчишки Прутика, парень с дудкой, похоже, тоже не был предусмотрен.
– Полуночники, – прошептал Харитон, глядя на блюдца. – Я так и думал, что Шустр действует не просто так…
– Разве все они не умерли? – проговорила девушка.
Он нахмурил лоб:
– Нет, как раз Лютик не был найден. Неужели все эти годы…
Варвара вновь ощутила, как у неё подмораживает внутренности. Полуночники. Если – после Мрака и Вия – и есть в мире кто-то, кого Любиму стоит опасаться – это отряд Полуночи: семёрка демонов Мрака, которых он лично призвал из преисподней – его гвардия, самые лучшие и самые злобные силы.
Демон Ярости, что был изгнан из Иваша, тоже состоял в этой семёрке. Всем нам очень повезло, что он не успел обосноваться в молодом богатыре. Сила демонов Полуночи такова, что они едва ли уступают самому Мраку. Даже сильномогучие богатыри рискуют, выходя на поединок с ними.
– Неужели этот парень один из них? – проговорила Варвара, подавшись вперёд. – Нужно вернуть Листка…
– Нет! – резко оборвал её Харитон. – Сперва мы должны понять, что происходит…
– Но это огромный риск!..
– Дай шанс Любиму. Тем более он справляется…
Варвара замолчала и впилась взглядом в изображение на блюдце. Там был торжествующий Любим.
Сказ 2 – Лютый Лютик
Любимка поглядел на растянувшегося паренька, который торопливо ощупывал дудочку, и рассмеялся. Знай наших!
– Да как ты посмел? – парень поднялся с земли. Руки баюкают дудочку, в глазах сверкает безумие. – Матушка назвала меня Лютик, но мои боевые товарищи среди Полуночников зовут меня – Лютый! Ты понимаешь, что это значит?
– Это значит, что ты стесняешься своего имени? – невинно предположил Любимка.
Проблема была знакома – раньше он тоже стыдился, даже пытался обвинить батеньку: вот ещё придумал – Любим. Над ним все потешались, дразнили маменькиным сынком, а узнав, что у него нет маменьки, порой придумывали ему родителей из ручной живности. От этого Любим испытывал двойные страдания. Но потом настоятель рассказал, что имя – это последняя воля его покойной матушки Милены. Имя «Любимка» она произнесла перед смертью в тот роковой день. После этого Любим ни разу не отказался от своего имени, нарочито используя уменьшительную его форму. А теперь он и вовсе лелеял тайную мысль, что вскоре имя Любим загремит по всей Руси. Тайно, потому что недостойно хвастать и мечтать о славе человеческой. В первую очередь богатырь думает о славе небесной.
Лютик взъярился. Лицо исказила злоба.
– Насмехаешься?! Ты пожалеешь…
Он поднёс дудочку к губам.
– Сердечная смерть!
Люди ахнули и резко расступились. Кто-то зажал уши, кто-то и вовсе кинулся в бега. Большак по-прежнему не мог сказать ни слова, над ним суетилась Настенька. Прутик глядел на неё с надеждой.
Любимка ничего не успел сделать, дудочник выдал новую мелодию. На сей раз она была гремящей и злобной. Люди вокруг сжались и присели, ожидая нового танца, но танца не было. Они с облегчением выпрямлялись и с тревогой крутили головами.
На этот раз мелодия была направленная. Любимка будто видел её непрерывный поток, рождающийся у губ Лютика и несущийся прямо к нему. И поток этот не заставлял плясать. Он вибрировал. З-зум-з-зум-з-зум! Охнули и осели в траву люди за спиной Любима. Сам он ощутил, как внутренности сжимаются и разжимаются в такт этой странной музыки. Сердце сбилось с ритма и подстроилось под неумолимое з-зум-з-зум-з-зум…
Любимка дёрнулся, ухватился рукой за грудь. Ноги отказывались слушаться. Ритм постепенно убыстрялся, усиливался. Любим уже слышал стук крови в ушах, потом внутри что-то лопнуло, из носа потекло горячее – тронул рукой и увидел кровь на пальцах.
З-зум-з-зум-з-зум!
Как дудочка может издавать такие чудовищные звуки?
Он застыл и ничего не мог сделать. Взгляд Лютика сделался торжествующим.
Скорость мелодии резко увеличилась, Любимка понял, что сердце больше не может так быстро стучать. Ещё чуть-чуть – и оно порвётся.
Попытался сделать шаг к Лютику. Тело почти не слушалось, все силы уходили на то, чтобы сдержать разрывающуюся грудь. По всему телу разом выступил пот, в глазах полопались сосудики, кровь заполнила рот, капала с подбородка. Сразу трудно стало дышать.
– Смерть! – прозвучало в ушах.
Любимка вскинул глаза, лицо Лютика было неподвижно, но сквозь него проступали черты чего-то другого… Любим отпрянул, словно получил меж глаз. Он разглядел ужасный звериный лик – именно эта зубастая пасть произнесла: «Смерть! Смерть жалкому человечишке!»
– Одержимник! – прошептал Любимка.
Он помнил точно такую же страшную пасть, дёргающую за ниточки в бывшем богатыре Иваше. Это означало лишь одно – конец. С одержимниками могут совладать лишь опытные богатыри, а их рядом нет. Костяй пропал, Стоян не вернулся, а Болта увёл с собой Фрол.
– Значит, справимся сами, – упрямо сжал кулаки Любимка. – Тёмная волна, земная тяга! Спасайте!
А сердце задыхалось. Лютик и демон ликовали. Любимка увидал испуганное бледное лицо Сойки, черты искажены страхом. Она стояла и ничего не делала в тёмном проёме двери одного из домов.
Он упал на колени, скорчился и затих. Бешеная мелодия медленно схлынула и прекратилась. Лютик отнял дудочку от губ. Тонкие губы изогнула улыбка.
– То-то же. Вы все видели? Ещё кто-то собирается меня удержать?
Над деревней повисла мёртвая тишина. Люди пятились и прятались друг за друга.
***
– Нет?! – вскочила Варвара. – Он же… Он…
У неё уже не хватало сил это пережить. Второй раз подряд Любимка был на краю гибели… Был? А может, он уже?.. уже…
Но больше всего её напугало другое.
– Не может быть! – Харитон отпрянул от блюдец. – Тёмная волна не может сдаться! Земная тяга тоже должна его защитить!
Но скрутившаяся в комок фигурка не шевелилась. Библиотекарь схватился за голову.
– Неужели просчитался?! Неужели…
Он вдруг замер.
– Стоп! Тёмная волна! Что будет с ней?!..
«А ну вставай! Ты не можешь так просто умереть!» – раздался звонкий голос. Отец и дочь одинаково вздрогнули и поглядели на блюдца…
***
Прутик словно очнулся. Он кинулся к неподвижному телу и закричал:
– А ну вставай! Ты не можешь так просто умереть! – Любим не отозвался. – Ведь ты мечтал стать богатырём! Как же ты им станешь, коли умрёшь?!
Мальчик толкал и теребил отрока, но тело плотно стянулось в комок и не желало расправляться. Люди жалостливо блестели глазами и отворачивали лица.
– Парень, перестань. Он уже мёртв, – сказал оправившийся большак.
– Нет! – яростно обернулся к нему Прутик. Тишка жалобно взвыл. – Вы не понимаете! Он не может умереть! Он – богатырь!
Лютик презрительно кривил губы.
– Богатырь… Деревенщина не может стать богатырём.
– Вставай же! Любим! Вставай! Ведь ты обещал!
Люди вокруг отрока отводили глаза. Лицо Настеньки исказилось: ещё чуть-чуть – и заревёт навзрыд. Наум крепился, но и у него щеки блестят от слез.
– Вставай, богатырь! – закричал Прутик. – Нам нужна твоя помощь!
Тело Любимки дрогнуло и начало расправляться. Раздался возглас радости, а потом испуганные крики. Любимка выпрямился. Лицо его было бледно, под носом темнели две дорожки подсыхающей крови, глаза красные. Но не это испугало людей: в глазах поверх радужки и зрачка плавали две черные кляксы. Словно капля чернил, оброненная в прозрачную воду.
Глаза Лютика расширились.
– Какая знакомая сила!
Любимка недоуменно глядел на свои руки, потом вдохнул. Грудь послушно пошла в стороны, сердце бухало в груди – ровно и надёжно, словно и не было ужасной убыстряющейся мелодии. Тёмная волна проснулась. Она посчитала, что опасность грозит жителям деревни? Или она наконец-то защищает его?
– Оставь их в покое, – сказал Любимка, поднимая на одержимника затемнённый кляксами взор.
Лютик не ответил. Он огляделся по сторонам, потом улыбнулся ещё хитрее.
– Как пожелаешь. Мне все равно уже пора. Эти люди мне без надобности, я возьму лишь одного.
Не спуская глаз с Прутика, он поднёс дудочку к губам.
– Звуковая ловушка, – и заиграл плясовую.
Мелодия журчала и переливалась. Люди испуганно сжались, но на сей раз пляс коснулся лишь одного человека – Прутик запрыгал на месте, а потом бодро двинул к воротам. Пёс взвыл, Любимка ошалело глядел вслед.
– Ёшки-матрёшки! Чево это?!
Прутик пытался укротить свои конечности, приседал, падал, хватался за рядом стоящих, но ничего не помогало. Непослушное тело тащило его следом за ускользающим Лютиком.
– Помогите! – крикнул он.
Наум и Настенька стояли, как пригвождённые, Сойка скрылась в избе и прислонилась спиной к стене. Сердце убыстренно тукало в груди, ноги превратились в кисель. Настенька не утерпела – кинулась следом. Едва попала в зону действия музыки, ноги её закружили, коса взлетела вдоль земли. Девушка запрыгала по дуге от Прутика и выпала из танцевального пузыря, с размаху села на землю, вскочила, кинулась вперёд и снова затанцевала.
– Да что же это такое! – стукнула она кулачком по земле. – Люди! Что вы смотрите! Сделайте что-нибудь!
Один из сыновей большака – Куница – сдёрнул с плеча лук и одним мощным движением натянул тетиву. Вжих! – калёная стрела бьёт в цель.
Лютик дёрнул бровью, мелодия на мгновение изменила звучание. Бяк! Стрела пробила тушку утки, вынырнувшую из стаи все ещё кружащих за стеной птиц, и шлёпнулась на землю. Лютик прибавил шагу, между ним и охотником хаотично заметались птицы. Следом, словно привязанный, отплясывал Прутик.
– Любим. Помоги мне.
В распахнутых глазах плескался ужас.
«Вот бы мне посмотреть огромный мир! Там, наверное, жутко интересно!»
«Правда! И жутко, и интересно!»
Любим вспомнил их разговор.
– Прут! Я не брошу тебя! Не быть мне богатырём!
– А-ха-ха! – крикнул Лютик, на мгновение отняв трубочку. – Не быть! Не быть!
И заиграл снова. Любимка рванул вперёд, но попал под заградительную мелодию. Его тут же повело в сторону и вмазало в забор. Бах! Из глаз посыпались звезды. А Прутик тем временем отплясывал все дальше. Любимка оскалился от безысходной ярости.
Впереди одинокое дерево. Прутик поднатужился и, не прекращая отплясывать, сместился в сторону. Есть! Он вытянул руки и намертво вцепился в ствол. Ноги дёргали его следом за музыкой, но руки не отпускали.
– Врёшь! Не возьмёшь! – закричал он, глядя, как Любимка борется с плясовой, не дающей ему приблизиться. – Любим, я держусь! Я справлюсь!
Вокруг со звонким лаем прыгал Тишка. Лютик обернулся, приподнял одну бровь. Мелодия изменилась, в плясовую вернулся ритм, под который маршировали коровы.
– Му-у-у-у!
Прутик обернулся и увидел, как большой бык, наклонив рога, скачет прямо на него.
Бум! Удар сотряс ствол, сверху полетели листики и кусочки коры. За миг до этого мальчик отпустил руки. Иначе раздробило бы ударом. Он упал, тут же вскочил и затанцевал за Лютиком.
Любимка, наконец, обуздал бунтующие ноги.
– Прутик, я не брошу тебя!
Он рванул следом. Стена леса поглотила их, одного за другим. Наум кинулся было следом, но остановился и опустил руки. Сзади Настенька никак не могла управиться с непослушными ногами.
– Ушёл. Он ушёл.
Сойка рыдала, вжавшись в угол избы. Тишка, поскуливая и приседая на все четыре лапы, залез в подпол покосившегося дома. Стая птиц распалась и разлетелась в разные стороны.
***
– Ну же! Давай! – блюдца прыгали перед Харитоном, но на них было что угодно, только не Любим.
– Варвара, мне нужно срочно опуститься к Головоломке. Попытайся отыскать их…
Он обмяк и сполз на пол. Варвара тут же забыла о нем, вскочила, и блюдца услужливо столпились перед ней, со звоном толкаясь краями.
– Не то… Не то… Все не то… Похоже, птицы отца разлетелись вместе с остатками стаи.
– Что же делать? Как помочь Любиму?!
Впервые у неё не было ни одной дельной мысли. Варвара чувствовала себя беспомощной, как никогда.
