Kitobni o'qish: «Книга 1. Прорыв»
Танки грязи не боятся.
Из нормативных документов Темных веков.
Пролог
– И вы думаете, что наличие аттестата об окончании школы позволяет вам рассчитывать на место менеджера по продажам в нашей компании? – Моложавый, но с изрядными залысинами кадровик с усмешкой взглянул на сидящую перед ним темноволосую тонкую девчушку.
– Почему менеджера? – чуть ли не испуганно пролепетала она. – Меня устроит любая… любое…
– А потому что у нас есть только вакансия менеджера по продажам, – пояснил кадровик, оценивающим взглядом окидывая хрупкую фигурку в легком светлом платье. Глаза его задержались на вырезе под горлом, где висел на цепочке простенький кулон, переместились ниже, на прикрытую тонкой тканью грудь. – Но эта должность предполагает наличие определенных знаний и умений. Мы солидная компания, и трепетно относимся к собственной репутации. Вы обладаете такими знаниями и умениями?
– Н-нет… – прошептала девчушка и подняла глаза на круглолицего, с мясистым носом, лоснящегося мужчину в переливчатом костюме. – Но я очень быстро все схватываю… Я научусь…
– Учиться нужно в другом месте, – вновь усмехнулся кадровик и облизал языком пухлые губы. – В компании «Нежность» не учатся, а работают. Вы умеете работать?
– Н-ну… вообще… да… – кивнула девушка. – Я готова выполнять любую работу…
– Любую? – переспросил кадровик, и глаза его масляно блеснули.
– Ну… наверное…
Кадровик молчал, вновь шаря взглядом по ее фигуре и легонько постукивая пальцами по столу. Девушка с надеждой смотрела на него.
– Мы могли бы вас взять с испытательным сроком, – наконец задумчиво произнес кадровик с таким видом, словно сомневался в собственных словах. – Если у вас получится, то…
Девушка прижала руки к груди и подалась к нему:
– Получится, я обещаю!
Губы кадровика растянулись в многозначительной улыбке.
– Хорошо. Попробуйте доказать, что вы и на самом деле хоть что-то умеете. Есть один проверенный способ. Думаю, вы уже догадались, о чем я.
Девушка, подняв брови, растерянно распахнула глаза и откинулась на спинку стула.
– О чем?
Улыбка исчезла с лица кадровика. Он сложил руки на столе перед собой и сухо сказал, устремив взгляд поверх головы своей собеседницы:
– Недогадливым бывает трудно устроить свои дела. Извините, но, боюсь, не смогу вам помочь с работой.
Девушка некоторое время сидела молча, покусывая губы и глядя в пол. Кадровик ждал. Она потеребила кулон, глубоко вздохнула и тихо, с запинкой, произнесла, не поднимая головы:
– Кажется… я догадалась.
– Вот и хорошо! – расцвел кадровик. – Компания «Нежность» ценит догадливых работников.
Девушка бросила на него мрачный взгляд из-под ресниц и вновь вздохнула…
Глава 1. Дырявый «Пузатик»
Но только раздался звонок,
Удрал из вагона щенок…
Из стихотворения Темных веков.
Собственно, лайнер официально назывался совсем иначе – «Нэн Короткая Рубашка», но мало кто величал его именно так. Во-первых, это было слишком длинно. Во-вторых, не очень многие знали, что это за личность такая – Нэн в короткой одежке1. В-третьих, говорить новым знакомым, сидя за кружкой пива в портовой таверне, что я, мол, хожу на «Нэн Короткой Рубашке», как-то не очень – звучит странновато. В-четвертых…
Короче, если эта посудина, приписанная к туратренскому космопорту «Прибрежный», что на Западном континенте Лабеи, и походила на какую-то Нэн, то на Нэн глубоко беременную, чей выпуклый живот не может скрыть никакая рубашка. В горизонтальном положении, на старт-финишной платформе, лайнер смахивал на чудище с провисшим брюхом – это брюхо было набито пассажирами и всякими грузами, – а потому все, включая сменного капитана Линса Макнери, именовали пятнадцатилетний лабейский дальнолет серии «Кюндай» гораздо короче и понятней: «Пузатик».
Лайнер вот-вот должен был стартовать с Лабеи и уйти в очередной рейс, пролегавший через двадцать восемь миров Северо-Западного шарового сектора Галактики. Погрузка и посадка уже закончились, люки были задраены, двигатели приведены в готовность, и капитан Макнери улыбался и мысленно потирал руки в своем кресле. И не потому что подготовка к полету прошла без сучка и задоринки, и никого из команды не пришлось отлавливать по кабакам, которыми прибрежный Туратрен заслуженно славился – хотя и это тоже было большим достижением по сравнению с недавними временами. Рыжебородый Линс Макнери радовался оттого, что на битком набитом дальнолете все-таки осталась пустовать двухместная каюта совсем рядышком с рубкой управления. В общем-то, это был его личный, капитанский, резерв (как и его сменщика, капитана Зуро Инталько), однако уже не раз случалось так, что перед посадкой поступало распоряжение начальника отдела пассажирских перевозок взять на борт еще одного-другого пассажира, которым «очень и очень нужно». Разумеется, Макнери не отказывал, да и не мог отказать – хоть и три десятка лет тянул лямку в Космофлоте, а не посмотрят на заслуги, найдут, за что перевести на какой-нибудь внутрисистемный каботажник, а то и вовсе турнут на берег… И недостатков обнаружат кучу – было бы желание. Нет, Макнери в позу никогда не вставал, но планы… Рушились все планы, и это не могло не печалить.
Естественно, кое-какую выгоду от этих дополнительных пассажиров капитан имел – начальник ОПП делился тем, что получал с них. Однако, как подозревал Макнери, доля эта была не то что не львиной, но даже и не мышиной. И главное даже не это: будь каюта в распоряжении капитана, он за рейс заработал бы гораздо больше. А что вы хотите? И семье нужно обеспечить достойное существование, и самому жить, ни в чем себе не отказывая. И вообще, деньги лишними не бывают, это усвоили еще в Темные века, до Экспансии, когда человечество толклось на поверхности одной-единственной планеты. И как только ухитрялись ноги друг другу не отдавить? Или случалось и такое, и именно по этой причине история Земли – это история чуть ли не постоянных войн? Да, были времена… А теперь что такое Земля? Сплошной исторический памятник, работу там найти совсем непросто, а потому никто уже по чужим ногам не ходит – подались земляне трудоустраиваться на других планетах Межзвездного Союза…
Но речь сейчас не об этом. Не об оттоптанных ногах.
Так вот, о курице, несущей золотые яйца. Ну, не то чтобы золотые, однако это была неплохая прибавка к капитанскому жалованью, да еще и не облагаемая налогом. После старта, пока лайнер, не слишком разгоняясь, добирался до ближайшей Дыры, подгребала к нему неприметная яхточка, приклеивалась к боку, к служебной шлюзовой камере. И переходила с борта этой хрупкой посудинки в чрево «Пузатика» парочка юных красоток, приветливо подмигивая капитану Макнери и другим членам команды, обеспечивавшим их прибытие. У этих милашек не было никаких дел ни в одном из почти трех десятков миров, куда, ныряя из Дыры в Дыру, заходил лайнер. У них были дела на самом «Пузатике», весьма специфические и старые как мир дела. Согласно, так сказать, выбранной профессии. Рыжебородый Макнери, разумеется, пользовался их услугами бесплатно, а вот пассажиры… Часть полученного вознаграждения красавицы отдавали капитану, и у него от этого было тепло на сердце даже среди космических пустот, в которых, как известно, весьма и весьма прохладно. На этот приработок капитана Макнери, да и многих других капитанов космических грузопассажирников, не претендовал никто из членов экипажа, такая уж сложилась традиция. А традиции нужно соблюдать. Единственное, что перепадало команде, и это тоже была традиция – хорошая гулянка по возвращении из рейса. За счет капитана.
Итак, Линс Макнери улыбался и мысленно потирал руки в своем капитанском кресле, ожидая, когда зазвучат сигналы стартовой готовности. Каждый из присутствующих в рубке знал свой маневр, каждый занимался делом, и капитан уже в мыслях посылал Лабее прощальный привет.
Но оказалось, что улыбаться было рановато. Как говорится, хочешь посмешить Бога, скажи ему о своих планах. Макнери о своих планах ничего Всевышнему не говорил (да и вообще, вряд ли был монотеистом), но тот, видимо, все-таки узнал о них из каких-то своих источников. И решил вмешаться. Не самолично, разумеется, а посредством все того же начальника отдела пассажирских перевозок космопорта «Прибрежный» Теодора Березкина. Его деловитая физиономия возникла на экранчике капитанского комма, когда из зоны безопасности вокруг седьмой стартовой платформы уже удалились все грузчики и техники.
– Открывай фортку, Рыжий, – торопливо буркнул Березкин, тщательно отводя взгляд от насторожившегося капитана «Пузатика». – Сейчас довесок пришкандыбает. Ему до Цинтии.
Во внутреннем мире капитана что-то лопнуло с печальным звоном, и заметались над голыми деревьями этого самого внутреннего мира не менее печальные черные птицы.
– А позже он не мог? – уныло проворчал Макнери. – Чтобы как раз мне под дюзы и хорошенько прожариться…
– Очень просил, ну очень… – Березкин все так же старательно прятал глаза. Знал, конечно, что разрушает прекрасный хрустальный замок. – Был убедителен до… до… – Он пошевелил пальцами, пытаясь подобрать сравнение, но так и не подобрал. И наконец прямо взглянул на впавшего в тоску Макнери: – Вернешься, зайдешь ко мне – сам проникнешься.
Намек капитан «Пузатика» понял, но это его отнюдь не утешило. Пусть даже на сей раз Березкин заменит мышиную долю на, скажем, кошачью – это все равно будет чертовски мало по сравнению с той суммой, которую Макнери мог поиметь с космических бабочек.
Но возражать, как уже отмечалось, было не в его интересах.
– Давай, запускай, – с длинным вздохом произнес капитан. – Если уж он такой убедительный.
– Да он уже в пути… – встрепенулся Березкин. – Так что принимай. Удачного рейса, Рыжий!
Экранчик погас.
Капитан вернул комм в гнездо на поясе своего полетного синего кителя и пробормотал тусклым голосом:
– И тебе, Тедди, на кадуцей нанизаться…
Вновь вздохнул, остервенело поскреб жесткую бороду и поднял глаза на старт-дежурного, который слышал разговор и все уже понял:
– Открывай второй служебный, Араф.
Бритоголовый поджарый смугляк молча кивнул и направился к настенной панели с рядами кнопок. По его физиономии было видно, что он тоже надеялся поразвлекаться с камелиями, и утрата этой надежды глубоко ранила его чувствительную душу. Да и весь народ в рубке – полтора десятка мужиков – как-то погрустнел, словно сейчас на борт должны доставить высокопоставленный труп, и каждому из них предстоит весь рейс проторчать в почетном карауле…
«Такова жизнь, – печально подумал капитан. – Намечаешь хорошо пообедать, а получается, что обедают тобой…»
Однако Линс Макнери был оптимистом и надеялся на то, что будет еще и в его рубке праздник. Впереди – двадцать восемь миров, и, возможно, прилетят и другие бабочки. Система тут была сложной, заранее все расписывать не получалось. Но капитан верил: не все потеряно! Тот сапиенс сойдет на Цинтии, освободив каюту, и там можно будет разместить жриц любви. Во всяком случае, не стоило сразу с головой погружаться в уныние.
Конечно, кто-то может спросить: почему, если резервная каюта занята, не разместить бабочек, например, в какой-нибудь раздевалке? А потому, что количество сапиенсов на борту не должно превышать количества спальных мест, предусмотренных для этого типа кораблей. Ни один капитан дальнолета, каким бы отчаянным он ни был, не решился бы нарушить этот пункт инструкции. За такое не то что должности можно было лишиться в два счета, но и попасть под статью. Это же не лодочка на пруду, а грузопассажирский космический корабль! И дело тут было даже не в том, что дальнолет не потянет лишнюю сотню килограммов – он мог бы потянуть и тонну. Дело было в самом принципе эксплуатации таких судов: нельзя – и всё. Точка.
Подергав себя за бороду и справившись с недовольством, Макнери устремил взгляд на обзорный экран. Там, под лазурными небесами с зависшим в зоне заката светилом – Беландой – распростерлась равнина летного поля. От горизонта мчался к лайнеру желтый шарик портового летунца – это спешил на рейс «довесок».
«Интересно, сколько он переплатил? – Макнери поднялся из кресла и направился встречать дополнительного пассажира, так уж было заведено с этими дополнительными. – И почему заранее не позаботился о билете?»
Эту мысль он развивать не стал, потому что ничего ее развитие не меняло. Да и не его это было дело.
За годы работы в Космофлоте Линс Макнери повидал не сотни и даже не тысячи, а десятки, а то и сотни тысяч пассажиров. Самых разных. Из любых уголков Галактики. Вежливых и не очень, тихих и крикливых, пьяных и еще сильнее пьяных, и так далее, и так далее. Во внешности стоящего сейчас перед ним в шлюзовой камере сапиенса не наблюдалось ничего из ряда вон выходящего. Хотя вид «довеска» все-таки впечатлял. И еще у него не было никакого багажа, словно не в другую планетную систему он собрался, а так – вышел прогуляться перед сном. Если только багаж не скрывался под просторным и длинным, до пят, серым плащом. Сапиенс на голову возвышался над капитаном Макнери, который не считал себя коротышкой, да и не был им. Его метр девяносто восемь от макушки до подошв делал его высоким не только на родной Лабее, но и позволял сверху вниз взирать на уроженцев многих иных планет. А вот на этого сапиенса приходилось смотреть из той позиции, из которой обычно смотрели на Макнери другие. То есть снизу вверх. Плащ не позволял оценить комплекцию «довеска» – не скрытыми одеждой оставались только его голова и кисти рук. Кожа на руках была матовой, без единого волоска, тонкие пальцы пошевеливались, словно пассажир перебирал невидимые струны. Такая кожа позволяла бы причислить сапиенса к коренному населению Бертины, но автохтоны Бертины были гораздо ниже ростом и лысыми от рождения. «Довесок» же волосы имел, причем весьма длинные, волнистые, желтоватые. Они, разделенные пополам пробором, спадали на плечи и, вместе с изящным темноглазым лицом, делали сапиенса похожим на ангела со старинных картин… Нет, скорее, на архангела, из тех, которые с мечом или с бичом… В общем, которые из военных, а не из штатских. И архангел этот явно пожил на свете немало лет, судя по степени изношенности лица. Да, приятное было лицо, чего не отнять, того не отнять, но довольно потрепанное жизнью, отнюдь не такое гладкое, как кожа на кистях. Без усов, но с такой же, как и волосы, желтоватой бородкой в виде скобочки. И морщины имелись на нем в достатке, и небольшой шрам над бровью. Но не это было самое главное. Главное – от пассажира как-то странно попахивало. Капитан почему-то сразу понял, что это пахнет отнюдь не одежда или невидимая из-под пол плаща обувь или носки, а сам сапиенс. Не то чтобы от него воняло, как, скажем, от пиксингулей с Актории, и не перегар это был, и не запахи недавнего обеда. От сапиенса именно пахло – причем такой запах Макнери обонял, пожалуй, впервые. Запах не был неприятным – он был просто необычным. И опять же, капитан ни секунды не сомневался в том, что это не парфюмерия и не лекарства, а запах, присущий данному сапиенсу. Макнери мог бы сказать – «имманентный данному сапиенсу», но не знал такого слова. Собака пахнет собакой. Рыба – рыбой. Пилюрка – пилюркой. Этот сапиенс пах этим сапиенсом. Хотя, может, и летали уже на «Пузатике» подобные пассажиры, только капитан с ними рядом не стоял. А тут пришлось.
– Рад видеть вас на борту нашего судна, – произнес он стандартную фразу и сделал приглашающий жест. – Стюард проводит вас в вашу каюту.
Сапиенс вполне по-человечески кивнул (впрочем, это был общепринятый жест в Межзвездном Союзе) и неожиданно звучно пророкотал – посторонний мог бы подумать, что это заработал стартовый двигатель:
– Извините, что доставил вам неудобства. Я лететь не собирался, но тут получил сообщение… Неожиданное… Вот и пришлось срываться с места…
– Бывает, – сдержанно сказал Макнери. – Возможно, в неожиданностях и состоит вся прелесть жизни.
– Возможно, – согласился сапиенс уже не так громко, следуя за капитаном в коридор. Там поджидал, поглядывая на часы, парнишка-стюард из практикантов.
– Как говорится, движение – всё, конечная цель – ничто, – не упустил Макнери случая продемонстрировать свою склонность к философствованию.
Развитию этой склонности способствовало пребывание в долгих рейсах – ведь при перелетах от планеты к Дыре и от Дыры к следующей планете у капитана не слишком много работы. Для работы есть экипаж, а капитан наблюдает за общим состоянием дел, при необходимости общается с пассажирами да устраивает головомойки подчиненным, если что-то вдруг идет не так. Впрочем, боги Космоса благосклонно относились к Линсу Макнери, оберегая его от беды. Самой страшной бедой было бы погружение в космоворот – они возникали временами то здесь, то там, совершенно непредсказуемо, и поглощали корабли. Еще ни разу не было обнаружено ни кусочка пропавших судов, и капитану Макнери подчас представлялось огромное кладбище космического транспорта, расположенное в каких-то иных пределах. Но, как уже говорилось, боги Космоса не создавали ему больших проблем… до поры?
– Тут можно и поспорить, но не стоит, – отреагировал на изречение капитана сапиенс и в сопровождении стюарда направился к лифту.
Линс Макнери даже не подозревал, что это суждение о движении и цели было высказано еще в Темные века – он пришел к нему самостоятельно, когда «Пузатик» поставили на внеплановую профилактику в бурдужангском порту. Случилось это три года назад – тогда, после аварии с «Космозавром», был срочно составлен список кораблей, на которых надлежало незамедлительно проверить квинтатурбокомплексы. Непредвиденное двухнедельное пребывание на Бурдужанге способствовало тесному общению Макнери с капитаном «Синего змея» Владо Ларио (старенький «Синий змей» тоже попал в этот список и стоял в соседнем доке). Как-то ночью, допив все, что у них было, два бравых капитана пустились в путь из портового общежития в портовую же таверну… а местный порт явно проектировали одни люди, а строили совсем другие, с противоположными воззрениями… или же все-таки дело было в количестве выпитого… Последнее, пожалуй, вероятнее всего. В общем, когда Макнери и Ларио к рассвету добрались-таки до таверны, выпивать им уже не хотелось. Разумеется, они проявили присущую капитанам Космофлота волю, перебороли себя и все-таки выпили… но ожидаемого удовольствия не получили. Возможно, и потому еще, что напиток им подали какой-то подозрительный. После первого же стакана на Макнери напала перманентная икота, сотрясавшая все его дубленое нутро космического волка, а Владо Ларио ввалился на кухню и стал требовать от тамошнего персонала немедленного старта таверны и вывода ее на околопланетную орбиту. Вот тогда в растормошенных икотой мозгах Макнери и родилось изречение: «Движение – всё, конечная цель – ничто». И, как ни странно, капитан его запомнил…
Стюард и сапиенс уже вошли в кабину, и Макнери, бросив взгляд на часы, тоже поспешил к лифту – только к другому, служебному, который мог доставить капитана прямо в рубку. Нужно было до старта усесться в капитанское кресло… традиция – мать порядка!
Старт прошел штатно – сколько их уже было в жизни Линса Макнери, таких стартов! – и «Пузатик» потрюхал по гладкой космической дороге к Дыре, расположенной за пределами планетной системы Беланды, над плоскостью эклиптики. Путь туда занимал одиннадцать часов, а от Дыры до первой остановки – еще больше, так что можно было и всякие массмедиа пробежать глазами, и бокс по унивизору посмотреть, и подумать о вечном в собственной каюте за стаканчиком коньяка, и проверку устроить кое-кому из команды – из тех, кто имел воспаленные глаза и часто пил воду… да мало ли что еще можно успеть за такой-то срок. Космическим бабочкам капитан дал отбой – придется им возвращаться на Лабею и пока простаивать или устроить себе техосмотр и прочую профилактику… А чтобы некоторым членам экипажа жизнь медом не казалась и чтобы нюха не теряли, Макнери нагрянул в машинное отделение и прошелся по всем уголкам и закоулкам, которых там было немало. В общем, был при деле, дабы хорошую форму поддерживать.
Не успели толком и ход набрать согласно графику движения, как с Лабеи, вдогонку, поступило сообщение: на Велозии очередная заварушка на футбольной почве, и, возможно, космопорты будут закрыты – а их там и было-то всего два. Так что садиться придется на соседней планете, а оттуда пассажиры доберутся каботажниками. Что ж, курсерам лишняя головная боль, да и из графика можно было запросто выбиться. А это удар по престижу Космофлота, это жалобы, испорченное настроение и прочие совсем не прелестные прелести. «Летайте дальнолетами Космофлота! Мы отвечаем за нашу работу!» Вот и ответили… И появляется шанс для конкурента – набирающего силу Звездофлота. У него и Дыры свои, и с кораблями в последнее время дела получше обстоять стали. И всякие культурно-развлекательные мероприятия на борту проводят, «звезд» шоубиза приглашают и деньги им платят немалые. «Звездофлот отправляет «звезд» в полет!» Для лайнера «Звездный ковчег» конкуренты раскошелились даже на дорогущий концертный рояль «Стейнвей», и музицировал на этом рояле не кто-нибудь, а лауреат всяких межпланетных конкурсов Серж Коре! И не что-нибудь играл, не какой-нибудь там марувийский шансон или зунский блатняк, а классику Темных веков – Баха, Моцарта, Шостаковича… Правда, космопортов своих пока у Звездофлота раз, два и обчелся, стартуют-финишируют и обслуживаются, в основном, на принадлежащих Космофлоту. А потому (плюс зазвездные гонорары «звездам») билеты у них дороже и рейсов меньше. И, соответственно, пассажиров. Но это дело такое – сегодня ты на низкой орбите, а завтра, глядишь, в другую галактику стартанул!
Впрочем, Велозия была четвертой в перечне остановок, и теплилась надежда, что к прибытию «Пузатика» в эту планетную систему футбольные страсти улягутся и проблем с посадкой не будет. Страсти эти бушевали на Велозии давно, болельщики бело-синих вели бои не на жизнь, а на смерть с болельщиками оранжево-черных, и не было конца-краю этому противостоянию. Но до закрытия космопортов дело еще не доходило, и хорошо бы, чтобы и не дошло.
Линс Макнери выпил по этому поводу лишний стаканчик коньяка и, решив пока ничего не сообщать пассажирам, пошел прогуляться по барам и ресторанам – их было предостаточно на каждой палубе «Пузатика». Других, как говорится, посмотреть, себя показать… Хотя себя показывать во всей красе капитан не собирался – это он время от времени проделывал в другой компании, благо здоровье позволяло.
В питейных заведениях, как обычно в любом рейсе, было негде упасть не только яблоку, но и другому, гораздо меньшему плоду. Люди и прочие сапиенсы, на время отрешившись от обыденных дел, спешили использовать межзвездный перелет по полной, чтобы потом было что вспомнить. Или не вспомнить – если случится перебор. Капитан заглядывал в распахнутые двери, улыбался, слушал музыку и разговоры, смотрел на пьющих и танцующих пассажиров и временами делал страшные глаза, заметив слишком уж раскрасневшиеся физиономии кое-кого из официантов. Сапиенсы тут были на любой вкус и цвет, вели себя каждый по-своему, но ни один из них, пожалуй, не думал, что ест-пьет-веселится в самом ближайшем соседстве с космической пустотой – страшнейшим врагом жизни. В любой момент она могла ворваться в нутро корабля… да что там корабля! В любой момент она могла содрать слой атмосферы с шариков планет, пройтись по их поверхности ледяным своим языком и уничтожить все живое.
Такие мысли появлялись иногда у капитана после внепланового стаканчика коньяка, и подавить их можно было лишь еще одним стаканчиком. Поэтому Макнери вернулся в свою каюту и торопливо восстановил пошатнувшееся было душевное равновесие. И, как всегда, сказал себе, что для того-то и находится здесь, на корабле, чтобы пустота не проникла под обшивку и пассажирский контингент мог беззаботно проводить время, перемещаясь от звезды к звезде.
Вновь покинув каюту и ощущая приятный туман в голове и не менее приятное тепло в желудке, Макнери прошелся по двум палубам и забрался на последний уровень, который можно было считать «верхом». Тут, кроме кают, питейных заведений, кинозалов и игровых комнат, находился обширный зал с прозрачными стенами и потолком, дающими возможность созерцать всю убийственную, холодную, завораживающую красоту Космоса. Зал располагался в центре палубы и этаким пузырем выступал над обшивкой дальнолета. Пассажиры, которые любовались здесь звездным великолепием, считали, что стены и потолок действительно прозрачные и являются единственной преградой, отделяющей зал от космического вакуума. На самом же деле это было, конечно, не так. Вся внутренняя поверхность зала, за исключением пола, представляла собой один сплошной экран, на котором и отображалась звездная бездна. А за экраном была прочная обшивка, да еще и продублированная силовым полем. Потому что никакая обшивка не сможет противостоять удару даже самого крохотного встречного метеороида – на такой-то скорости…
И тут, на верхней палубе, капитан Макнери, к своему удивлению, увидел архангелоподобного пахучего «довеска» – ведь каюта сапиенса находилась вовсе не здесь. Нет, понятно было бы, если бы Архангел, как и многие другие, торчал в зале, рассматривая космические просторы. Однако он бродил по коридору все в том же своем длинном сером плаще и, подобно Макнери, заглядывал во все питейные точки. Словно кого-то искал. А может, и на самом деле искал знакомых, дабы поднять стаканы и содвинуть их разом, как выражался древний земной поэт Пушкин. (Наличие в памяти капитана такого выражения отнюдь не означало, что в школьные годы Линс Макнери любил уроки мировой литературы. Просто эти слова с упоминанием автора любил повторять его давний приятель Дим Казакус, с удовольствием совершая указанные действия. И дополняя их поглощением содержимого своего стакана. Весьма эрудированным человеком был Казакус и все встречи заканчивал предсказуемо: физиономией в торте, каковой специально к этому времени ставили на стол.) Так что ничего странного в поведении Архангела не было, и капитан перестал удивляться. И пошел обходить свои владения дальше, время от времени посещая собственную каюту, чтобы хлебнуть коньяка. Наконец он, как случалось и в предыдущих рейсах, решил, что проще будет носить забористый, расширяющий сосуды напиток с собой, и так и сделал. Заказывать алкоголь в барах и ресторанах на виду у публики не позволяло положение, а не пить коньяк перед нырком в Дыру не решался ни один капитан грузопассажирских судов Космофлота. Во всяком случае, о таких смельчаках Линс Макнери не слышал. Пассажирам-то хоть бы хны, а он, капитан, каждое погружение в подпространство считал подобным старинной игре в «русскую рулетку». Подпространство – это подпространство, и никто во всем мире не знал, какой смертельный фортель оно способно выкинуть. А коньячок не только расширял сосуды, но и успокаивал нервы и позволял представлять все в розовом цвете. И тем еще хорош был коньяк древней марки «Арарат», что он хоть и пьянил, как и положено коньяку, но не приводил к отупению и позволял вполне успешно заниматься разными делами типа неторопливого перемещения по кораблю.
Правда, это был только первый этап, разминочный. Капитан завершил его тем, что улегся спать и спал ровно пять часов, можно было и будильник не ставить – организм давным-давно уже и сам во всем разбирался, без будильника. А после пробуждения начался этап номер два, который, опять же, предусматривал непременное поглощение коньяка. В умеренных дозах. Что капитан и принялся делать. Точнее, продолжил.
…Еще и напиться как следует многие не сумели, а «Пузатику» уже пришлось включать тормозные двигатели. Приближалась Дыра – в нее на полном ходу заскакивать не рекомендовалось, потому что можно было и промахнуться. Дальнолет отметился на КПП, что болтался в окрестностях Дыры, получил добро и на малой скорости – малой, конечно, по космическим меркам – направился к светящемуся красно-желтому шару. Шары эти были созданы когда-то стараниями земных ученых, и ознаменовали собой начало Экспансии. То бишь расселения человечества среди звезд. Там нашлись иные обитаемые планеты, жители которых тоже стали частями цивилизации разумных существ с планеты Земля. Правда, не всё и не всегда шло гладко – оставалось место и непониманию, и неприязни, и войнам… Кое-какие миры желали жить самостоятельно, кое-какие пытались подчинить себе и другие планетные системы… В общем, проблем хватало. И вооруженные силы Межзвездного Союза нужно было держать в состоянии боевой готовности – кто знает, какие агрессивные чужаки могли нагрянуть из других галактик…
О Дырах, которые вели в подпространство и позволяли довольно быстро добираться до дальних миров, капитан Макнери знал, пожалуй, не больше среднего сапиенса. А больше и не требовалось. Это были даже не дыры в прямом смысле слова, то есть не отверстия, что давали возможность вмиг очутиться за сотни парсеков от прежнего места, а тоннели разной протяженности, ведущие из одной планетной системы в другую. А может, и не тоннели, а что-то еще, чему не было пока названия. Корабли двигались там, не ускоряясь и не сбавляя ход, в течение когда часа, а когда и пяти – этот интервал постоянно менялся, и никаких закономерностей в его изменении до сих пор установлено не было. Категорически запрещалось сбрасывать в тоннеле скорость до нуля. Исследовательское судно, проделавшее это на раннем этапе освоения Дыр, – такое уж было у него задание, – пропало там и больше не появлялось ни в одном уголке Галактики. А вот почему исчезли в разные времена еще пять кораблей, оставалось неизвестно. Визуально подпространство выглядело на экранах серой пустотой без разрывов и сгущений. Выставленные за борт ловушки ничего не ловили, а приборы, которыми были оснащены эти ловушки, показывали сплошные нули. Серость, как часто называли подпространство, не собиралась раскрывать свои секреты…
Когда до входа в подпространственный тоннель осталась последняя сотня тысяч километров, Макнери занял свое место в кресле посреди рубки. И сделал это не только по велению вновь согретой коньяком души и по традиции, а в полном соответствии с должностной инструкцией. И это был как раз тот случай, когда желания совпадают с требованиями.
На корабле после входа в Дыру ничего не изменилось, разве что звезды и чернота на обзорных экранах уступили место серой завесе – диковинной форме существования материи. Показания корабельных приборов оставались такими же, силовое поле по-прежнему окутывало дальнолет, а двигатели были выключены и «Пузатик» летел вперед по инерции. При входе в Дыру у капитана, как обычно, заложило правое ухо, и Макнери традиционно поковырял в нем пальцем. По статистике, таким образом подпространство встречало каждого седьмого. У других кололо в висках, или пробегали мурашки по спине, или появлялось неудержимое желание чихнуть. Были и такие – они составляли два процента опрошенных активистами Центра Зумкова, – у кого подпространство вызывало диарею, которая могла длиться часами. К счастью, Макнери в эти два процента не входил, иначе его не приняли бы в космолетный колледж. Всех поступающих, кто сдал экзамены и прошел по конкурсу, сажали на учебный корабль и загоняли в ближайшую Дыру – и тогда всё насчет диареи становилось ясно. К числу самых редких последствий входа в подпространство относились воистину удивительные случаи, не поддающиеся объяснению в рамках общепринятой парадигмы. У одного пассажира еще до выхода из Дыры на лбу вырос самый настоящий рог двадцатисантиметровой длины. Другой пассажир (точнее, пассажирка) вдруг стал понимать язык вымершей тысячелетия назад цивилизации Фонтанеллы. Благодаря этому удалось прочитать древние рукописные тексты, довольно похожие на первую книгу земной Библии. Причем сама пассажирка была родом вовсе не с Фонтанеллы и никаких родственников там не имела. И текстов этих никогда в жизни не видела и не слышала о них. Просто во время пребывания в Дыре они появились перед ее внутренним взором, она стала читать их вслух, этим заинтересовался ее спутник – специалист по… ну, и так далее.
