Kitobni o'qish: «Мозаика Великой Отечественной. От 22 июня до Курской дуги», sahifa 4

Оптимальный вариант

Анализ возможных сценариев развития событий неизбежно заставляет задуматься о выборе оптимального варианта. Нельзя сказать, что различные «летние» варианты, то есть альтернативы, привязанные к маю – июню – июлю 1941 г., внушают оптимизм. Нет, они, конечно, не так плохи, но все равно остается нотка сомнения: «А можно ли добиться лучшего результата?» Если сформулировать искомый ответ в общем виде, то он будет звучать примерно так: лучший для нас вариант – это максимально возможное упреждение Германии в развертывании. Этот тезис быстро приводит нас к зиме 1940/41 г., когда на границе с СССР у Германии было всего 26 дивизий. А почему нет? Красная армия в ходе войны традиционно действовала зимой лучше, чем летом. Крупные успехи, такие как контрнаступления под Москвой и Сталинградом, Корсунь-Шевченковский котел и Висло-Одерская операция, проводились в зимнее время.

Представим себе, какова могла быть цепочка решений, приводящих к этому варианту. Итак, Сталин летом 1940 г., после разгрома Франции и эвакуации английского экспедиционного корпуса из Дюнкерка, принимает решение атаковать Германию первым в ближайшее время, то есть зимой 1940/41 г. Советский военный план, то есть так называемые «Соображения об основах стратегического развертывания», к реальному сентябрю 1940 г. уже существовал. Его подготовил Б. М. Шапошников применительно к новому профилю границы. Этот план был вполне пригоден для ввода в действие для решения политической задачи удара по Германии.

Допустим, решение напасть принято. Последним прощупыванием политической обстановки становится поездка Молотова в Берлин в ноябре 1940 г. Молотов, как известно, вернулся ни с чем. После этого начинается обратный отсчет до начала советского наступления, назначенного на январь 1941 г. Наиболее сложной задачей является отмобилизование войск. Задача в какой-то мере облегчается тем, что летом 1940 г. Красная армия достигает одного из максимумов своей численности на отрезке времени 1939–1941 гг. На 1 июня РККА насчитывала 4 млн человек. Если не проводить демобилизацию после советизации Прибалтики и Бессарабии и Буковины, то можно сохранить некий резерв для проведения мобилизации.

Немецкие солдаты рассматривают подбитую «тридцатьчетверку». Фатальной для танка стала пробоина в погоне башни.

Проведение общей мобилизации с доведением численности Красной армии до 8,6 млн человек в случае проведения операции только против Германии по большому счету не требуется. Вполне достаточно отмобилизования западных округов: АрхВО, ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО, МВО, ОрВО, ХВО, СКВО, ПриВО, УрВО. Их численность составит 6 503 223 человека при общей численности РККА около 8 млн человек. Этого вполне достаточно для первого удара, а с началом боевых действий можно будет уже открыто объявлять мобилизацию. Проведение мобилизации до первых выстрелов возможно только в скрытом виде, без ее прямого объявления. Частично она может быть прикрыта учебными сборами, проводящимися под лозунгом усвоения опыта, полученного в финской войне.

Оставшийся на обочине дороги на Слоним танк КВ-1 из 6-го мехкорпуса. Танк обезоружен попаданием в ствол пушки. Надпись на башне гласит, что КВ уничтожен 5-й ротой 29-го мотоциклетного батальона (входил в состав 29-й мд).

Одним из важных преимуществ «зимнего» варианта является снижение эффекта от воздействия люфтваффе. Реальной зимой 1944/45 г. плохая погода существенно сдерживала активность советской авиации. Поэтому наступление в Восточной Пруссии было не таким успешным, как «Багратион»: разгрома отходящих немецких колонн с воздуха не произошло. В тех реалиях, с которыми пришлось бы столкнуться Красной армии в 1941 г., нелетная погода была бы скорее союзником, нежели противником. Она бы уменьшила эффект от ударов с воздуха по наступающим советским войскам, а также снизила бы темпы выбивания СБ и ДБ-3 в воздушных боях.

Еще одним важным преимуществом наступления в январе – феврале 1941 г. представляется более сбалансированная структура советских танковых войск. Реорганизация с формированием 30 (29) механизированных корпусов началась весной 1941 г. До этого существовали девять мехкорпусов и отдельные танковые бригады, которые могли использоваться для непосредственной поддержки пехоты.

Такая структура была более жизнеспособной и в отсутствие упреждения в мобилизации и развертывании обеспечила бы лучшую выживаемость танков на поле боя. Практически все Т-26 действовали бы в боевых порядках пехоты, увеличивая ее пробивную силу. Соответственно, по крайней мере восемь механизированных корпусов были бы уже в мирное время достаточно хорошо укомплектованы для действий в качестве самостоятельных соединений.

Здесь самая пора задать сакраментальный вопрос: «А как же Т-34 и КВ?» Действительно, к началу 1941 г. их насчитывалось немного, причем это были машины ранних серий, пораженные «детскими болезнями». Погоды бы они действительно не сделали. Ситуация реального июня 1941 г. выглядела принципиально лучше: новых танков было уже довольно много для влияния на ход боевых действий. Отказываться от такого козыря действительно сложно. Тем не менее у зимнего варианта вполне достаточно достоинств, чтобы ради них пожертвовать полутора тысячами новых танков.

Серьезным преимуществом зимнего наступления является возможность реализации так называемого «северного» варианта стратегического развертывания. Он, напомню, предусматривал сосредоточение основных сил к северу от Бреста и Припятских болот. Авторы советских «Соображений…» справедливо указывали: «Разгром немцев в Восточной Пруссии и захват последней имеют исключительное экономическое и прежде всего политическое значение для Германии, которое неизбежно скажется на всем дальнейшем ходе борьбы с Германией». Действительно, Восточная Пруссия была «осиным гнездом», из которого в реальном 1941 г. наступали две танковые группы, добившиеся наибольших успехов. Поэтому изоляция Восточной Пруссии быстрым ударом действительно серьезно меняла обстановку на советско-германском фронте. Кроме того, «северный» вариант был более быстрым, для него скорее собиралась группировка войск ввиду лучшего развития дорожной сети на западном направлении.

В этом случае возможно повторение (в некоторой степени) Висло-Одерской и Восточно-Прусской операций 1945 г. После первой схватки наступило бы традиционное затишье на период весенней распутицы. Следующая проба сил последовала бы в начале лета. Тогда бы и понадобились полторы тысячи КВ и Т-34.

В заключение хочется сказать, что вариант «мы в 1941 г. мобилизуемся, развертываемся и бьем первыми» представляется куда более выигрышным, нежели реальное лето 1941 г. Хорошо известные сегодня и даже очевидные недостатки Красной армии, разумеется, оказывали бы свое влияние на ход боевых действий. Однако в условиях нормальных плотностей построения войск (близких к уставным) и своевременного отмобилизования армии ситуация выглядит гораздо лучше реального лета 1941 г. Громких успехов от Красной армии ожидать не приходится, однако была бы сохранена территория, спасена от эвакуации промышленность, да и потери оказались бы заметно меньше.

Загадка генерала Потатурчева

О том, что командир советской 4-й танковой дивизии генерал Потатурчев попал в плен и дал информативные показания, многим стало известно из книги П. Кареля «Гитлер идет на Восток». Впервые опубликованная в 1964 г. и выдержавшая множество переизданий книга получила широкую известность, в том числе и в России. По форме она является скорее публицистикой, нежели историческим исследованием. Слова Кареля о советском генерале выдержаны в том же публицистическом стиле: «Признания Потатурчева поразили пленивших его немцев: они и понятия не имели об огневой мощи дивизии. Советская 4-я танковая дивизия насчитывала в своем составе 355 танков – включая 21 Т-34 и 10 огромных 68-тонных КВ с 152-мм орудиями – и 30 бронемашин разведки. Артиллерийский полк имел на вооружении 24 ствола калибра 122 мм и 152 мм»². В качестве точки пленения Потатурчева назывался район Минска. Однако поиски допроса генерала там, где он должен был бы находиться согласно описанию Кареля, не дали никаких результатов. Протокол допроса обнаружился в документах отдела Ic VII армейского корпуса (VII AK). На нем стоит отметка оперативного отдела штаба 221-й охранной дивизии. Текст допроса представлен далее, и каждый может составить о нем свое представление.

В материалах допроса и сопутствующих материалах отсутствуют данные о точном времени и месте пленения Потатурчева. Однако место и дата допроса – Бобруйск, 30 августа 1941 г. – говорят не в пользу захвата в районе Минска в первые дни войны. 221-я охранная дивизия в августе действительно находилась в районе Бобруйска. Более того, из текста допроса складывается впечатление о длительном пребывании генерала в немецком тылу. Например, упоминание приказа о «схваченных западнее Березины» военнослужащих Красной армии. На Березину немецкие войска вышли после падения Минска, и районы западнее реки стали их тылом намного позже. Скорее всего, Потатурчев был пленен во время очередной операции по прочесыванию тыловых районов либо стал жертвой предательства.

В конце августа 1941 г. сведения о составе и вооружении советской танковой дивизии отнюдь не стали для немцев открытием. Базовые сведения о ее структуре были получены отделом Ic VII AK еще 27 июня 1941 г. Немцы узнали об организации мехсоединений Красной армии на примере 25-й тд 13-го МК. Ее части противостояли VII AK на Нареве. Причем на 4 июля 1941 г. эти данные уже были оформлены в виде сравнительно подробной схемы. Несмотря на т, что в составе 13-го МК не имелось Т-34 и КВ, в немецких документах присутствует штат дивизии с упоминанием этих танков. Либо оказались захвачены документы 25-й тд, либо эти данные были получены от информированного пленного. По крайней мере, немцы имели достоверные сведения и о штате, и о реальной численности, и даже о фамилиях командиров частей 25-й тд. Поэтому слова Кареля об открывшейся после допроса Потатурчева правде выглядят неубедительно. Показания генерала лишь расширили и уточнили уже собранные данные. К тому же к августу 1941 г. штат дивизии, во-первых, сменился, а во-вторых, от дивизий отказались – и начался переход к бригадной организации танковых войск Красной армии. Тем не менее Потатурчев обо всем этом не знал и, описывая немцам структуру своей 4-й тд, совершал серьезный проступок.

Нельзя сказать, что Потатурчев был скрупулезно точен в своих показаниях. Так, Карель не без удивления пишет:

«Мостостроительный батальон располагал количеством понтонов, достаточным для наведения 60-метрового моста, способного выдержать 60-тонные танки»³. Действительно, при описании организации дивизии Потатурчев указал на возможность построения ее понтонно-мостовым батальоном 60-метрового моста под грузы 60 т. Немцы были удивлены и даже поставили восклицательный знак напротив этих данных. Однако они соответствуют полному парку Н2П. В действительности же понтонно-мостовой батальон танковой дивизии штата 10/19 располагал лишь 1/3 комплекта парка Н2П. То есть здесь или ошибка Потатурчева, или неверная интерпретация его слов допрашивающими немцами. Также в 4-й тд имелось гораздо больше 30 бронемашин, на 30 апреля 1941 г. в ней было 54 БА-10, 23 БА-20 я и 16 ФАИ⁴.

Командир 6-го мехкорпуса М.Г. Хацкилевич.

Вместе с тем изучение подлинного допроса Потатурчева также заставляет сделать вывод о том, что Карель несколько исказил его показания. Пленный генерал вовсе не утверждал, что в 4-й тд из 355 танков было всего 21 Т-34 и 10 КВ-2. Он описывал немцам штат соединения, используя для иллюстрации нумерацию частей своей дивизии. Соответственно, пленный генерал указал, что штат предусматривал численность 10 900 человек и 355 танков массой от 9 до 68 тонн. При рассказе о танковых полках он правильно указал, что в 1-м батальоне каждого полка должен быть 31 танк КВ, в том числе 10 КВ-2 (вот откуда пара чисел 21 и 10). Соответственно 2-й и 3-й батальоны танковых полков вооружались пятьюдесятью «28-тонными танками», т. е. Т-28 или Т-34. По факту в 4-й тд 200 средних танков на 21 июня 1941 г. не было. Фактического положения дел Потатурчев коснулся только один раз, сделав пометку, что в 4-й тд имелось 47 КВ. Причем пометка эта относилась к возможностям понтонно-мостового батальона. Возможно, здесь Потатурчев опять же ошибся или же назвал реальное число вышедших по тревоге танков КВ.

Также достаточно вольной интерпретации Кареля подверглись другие данные, приводимые Потатурчевым. Так, Карель пишет: «Когда дивизия численностью 10 900 человек стала менять дислокацию, то недосчиталась 500 военнослужащих. Медсанчасть, в которой числилось 150 человек, недосчиталась 125 человек. Тридцать процентов бронетехники находилось в нерабочем состоянии, а из оставшихся семидесяти многое пришлось бросить из-за отсутствия горючего»⁵. На самом деле Потатурчев лишь сообщил немцам о некомплекте в 500 человек относительно общей численности 10 900 человек, что соответствовало штатной численности военного времени – 10 942 человека. По последнему известному предвоенному донесению о боевом и численном составе, датированному 28 апреля 1941 г., 4-я танковая дивизия насчитывала 10 278 человек⁶. То есть генерал по памяти примерно назвал цифру некомплекта относительно штата военного времени, а не сообщал о неких 500 неизвестно где сгинувших военнослужащих. Затем некомплект был им просто проиллюстрирован на примере медсанбата. Никаких высказываний о 30 % неисправных танков в подлинном допросе нет. Указывается лишь общее число оставленных в Белостоке машин – 60 единиц. Это не 30 %, а всего лишь 16 % от 381 танка, имевшегося на 30 апреля 1941 г., или даже 373 танков, показанных в апрельском донесении в ГАБТУ. В их число входили 30 танкеток Т-27, а также ряд танков, требующих среднего и капитального ремонта, – 15 Т-28, 34 БТ, 29 Т-26 и 6 «химических» Т-26⁷. Даже без учета традиционно оставлявшихся в местах постоянной дислокации учебных Т-27 из этой техники уверенно набирается 60 единиц.

Андрей Герасимович Потатурчев. Довоенный снимок.

Одним словом, даже выжимка из слов пленного генерала в книге Кареля имеет мало общего с оригиналом. Тем интереснее будет ознакомиться с допросом Потатурчева в том виде, в котором он остался в документах VII AK. Более того, вовсе не разглашение ценных для противника сведений привлекает внимание к этому допросу. Потатурчев возглавлял дивизию 6-го МК, о судьбе которого было известно куда меньше, чем о судьбе его собратьев. При этом в 6-м МК было сосредоточено около 1000 танков, в том числе 352 новейших КВ и Т-34. Поэтому его исчезновение в окружении под Белостоком и Минском вызывало множество вопросов и даже домыслов.

Прежде всего необходимо сказать несколько слов о самом генерале Потатурчеве и об истории соединения, которым он командовал. Учетно-послужная карточка повествует нам о нем следующее. Андрей Герасимович Потатурчев родился в 1898 г. в семье штукатура. По социальному происхождению числился из крестьян, по социальному положению – рабочим. В ряды Красной армии будущий генерал вступил в феврале 1918 г., в 1-й партизанский отряд Питерских Печатников, участвовал в Гражданской войне. В августе 1919 г. Потатурчев вступил в партию. В Гражданскую сначала воевал на Северо-Западе, против Юденича, затем прошел артиллерийские курсы, воевал против Деникина в 1919 г., летом 1920 г. участвовал в советско-польской войне и закончил войну в боях против Петлюры. В конце Гражданской войны в 1920 г. Потатурчев – помощник командира батареи 2-й кавалерийской дивизии.

Нельзя сказать, что в танковых войсках А. Г. Потатурчев был случайным человеком. В 1925 г. он заканчивает школу механической тяги в Ленинграде. В 1930 г. поступает в ВАММ РККА (академию моторизации и механизации) и после ее окончания в 1935 г. два года командует учебным танковым батальоном. Толчок его карьерному росту дали репрессии 1937—38 гг., когда за два года он вырос с майора до комбрига. Во-первых, в августе 1937 г. он становится командиром 1-й тяжелой танковой бригады в Белорусском военном округе. Это было элитное соединение Красной армии, вооруженное трехбашенными танками Т-28. По штату бригаде полагалось 80 танков Т-28, фактически на 1 января 1937 г. 1-я тяжелая бригада насчитывала 54 Т-28, 12 БТ-2 и БТ-5, 14 БТ-7⁸. К 1 января 1938 г. число Т-28 подросло до 65 машин⁹. Дислоцировалась бригада в городе Смоленске. Тяжелых бригад в Красной армии тогда имелось всего четыре.

Во-вторых, менее чем через год, в июле 1938 г., А. Г. Потатурчев становится начальником АБТУ Белорусского особого военного округа. В мае 1939 г. он вновь возвращается на должность командира тяжелой танковой бригады, к тому моменту сменившей номер с 1-й на 21-й. До Потатурчева этой бригадой командовал полковник Владимир Викторович Фавицкий, арестованный в 1937 г. видный советский теоретик танковой войны. Эту замену сложно назвать равноценной: по допросу Потатурчева не просматривается твердое владение им теорией использования танковых соединений. Возможно, здесь также сказалось отсутствие боевого опыта – 21-я ттбр участвовала только в советизации Прибалтики.

В июне 1940 г., с введением генеральских званий в РККА, А. Г. Потатурчев становится генерал-майором танковых войск. В июле того же года начинается формирование первых восьми механизированных корпусов. 21-я ттбр была обращена на формирование 4-й тд 6-го мехкорпуса, соответственно, Потатурчева назначили командиром этой дивизии.

До войны оставался почти год, и 4-ю тд успели укомплектовать почти по штату вспомогательной техникой, автомобилями и тягачами (на 91,7 % по состоянию на апрель 1941 г.¹⁰). Причем некомплект падал в основном на мотоциклы с коляской, тракторами соединение было укомплектовано на 100 % – и даже имелись сверхштатные машины. Более того, 4-я тд была на передовой технического прогресса 1941 г. В соединении имелось и 1000 самозарядных винтовок СВТ, и 550 пистолетов-пулеметов ППД, и все шесть штатных 12,7-мм крупнокалиберных пулемета ДК, и даже сотня винтовочных гранатометов Дьяконова. Из 12 штатных 37-мм зенитных пушек обр. 1939 г. все 12 были налицо. Командиры многих танковых соединений Красной армии могли бы только позавидовать генералу Потатурчеву.

Также 6-й МК стал одним из первых получателей новой матчасти, танков КВ и Т-34. Уже на 1 декабря 1940 г. в нем числилось 32 КВ. Т-34 к январю 1941 г. имелись только в 8 тд КОВО. Теоретически в отношении освоения новой матчасти 4-я тд находилась в более выгодном положении, чем 7-я тд того же 6 МК и многие другие танковые дивизии Красной армии. На 30 апреля 1941 г. в составе 4-й тд было уже 70 Т-34, полученных еще в январе – феврале, а в 7-й тд Т-34 не было вовсе. Танками КВ 4-я тд на тот момент была укомплектована полностью, а 7-я тд имела только 28 КВ и 1 КВ-2¹¹. Однако в апреле все 70 «тридцатьчетверок» дивизии Потатурчева все еще относились к 1-й категории, т. е. танкисты за их рычаги еще ни разу не садились. Новенькие Т-34 просто стояли на открытых площадках под брезентами (парки еще только строились). Из числа танков КВ в эксплуатации в двух дивизиях были 6 и 4 машины соответственно. Остальные также стояли под брезентом. Усугублялась ситуация отсутствием в обеих дивизиях учебных классов и наставлений по новым танкам КВ и Т-34.

Относительно точного числа танков новых типов в дивизии Потатурчева на 22 июня 1941 г. документальных данных нет. Расчет по поставкам техники и другие данные дают оценку количества Т-34 к началу войны в дивизии Потатурчева в 116 единиц¹². Есть данные¹³, что «тридцатьчетверок» в 4-й тд было 160 единиц¹⁴. К сожалению, допрос генерала не вносит никакой ясности на эту тему. В любом случае 4-я тд входила в тройку лучше всего укомплектованных КВ и Т-34 соединений Красной армии.

Брошенный в белорусских лесах КВ-1 6-го механизированного корпуса.

Однако одновременно 4-я тд разделяла с другими соединениями общие проблемы Красной армии 1941 г. Потатурчев вовсе не лукавил, когда упомянул серьезные проблемы с запчастями к танкам. Еще острее стояли проблемы с боеприпасами. Бронебойные снаряды к 76-мм пушкам в 4-й тд по состоянию на апрель 1941 г. отсутствовали. Частично их нехватка компенсировалась шрапнельными выстрелами. Поставленная на удар шрапнель в 1941–42 гг. часто заменяла штатные бронебойные снаряды. Новейшие 37-мм зенитные автоматы были обеспечены боеприпасами всего на треть от штата. Ситуацию с кадрами Потатурчев описал на допросе достаточно точно. По состоянию на апрель 1941 г. укомплектованность 4-й тд начсоставом составляла 85 %, младшим начсоставом – 85 % и рядовым составом – 105 %.

На 22 июня 1941 г. 6-й МК был самым сильным резервом Западного фронта. Однако ввиду недоразвернутости Красной армии немецкое наступление практически на любом направлении приводило к коллапсу обороны. Допрос Потатурчева достаточно ярко рисует картину происходившего. 6-й МК и его 4-я тд были разделены на две части: одна направлена на рубеж Нарева, а вторая включена в состав так называемой конно-механизированной группы Болдина для контрудара под Гродно. Это не являлось ошибкой самого Потатурчева, такая практика изъятия мотострелков и танков из дивизий вышестоящими инстанциями была типичной для армий прикрытия в июне 1941 г.

Согласно данным немецкой разведки, под Гродно действовал только 8-й тп 4-й тд, остальные ее части отмечались в контрударах по немецким плацдармам на Нареве. Фактически группа Болдина представляла собой крупную массу танков при минимальной поддержке пехоты и артиллерии. Противником группы Болдина был XX AK 9-й армии немцев, имевший на тот момент наступательную задачу – захватить переправу через Неман у Лунны.

В наступление главные силы группы Болдина перешли вечером 24 июня. Сопоставление нарисованной Потатурчевым на допросе схемы с немецкими данными приводит к выводу, что противником частей его дивизии была 256-я пд XX корпуса. В ЖБД XX AK эти атаки были описаны следующим образом: «До вечера 256-я пд успешно отражает 12 танковых атак. В ходе этих боев уничтожено около 80 танков. При этом особенно отличились 210-й батальон штурмовых орудий и II батальон 4-го зенитного полка»¹⁵. Как мы видим, у немецкой пехоты в районе Кузницы были 88-мм зенитки, а также САУ StuGIII, бороться с которыми было проблематично даже КВ и Т-34 ввиду отсутствия у последних бронебойных снарядов. Тем не менее ввиду нарастающих по силе советских танковых атак командир XX AK генерал Матерна был вынужден отказаться от продвижения вперед: «Уже подготовленный приказ по корпусу о наступлении не передается в части»¹⁶.

С утра 25 июня наступление группы Болдина было возобновлено. В ЖБД XX AK отмечалось: «14:00 – Генерал Кауфман, командир 256-й пд, лично сообщает о мощной танковой атаке противника с участием тяжелых танков на Кузницу, около 200 танков атакуют его дивизию с юго-запада. Корпус немедленно вызывает «штуки», которые вскоре поднимаются в воздух и рассеивают атакующих, нанося им большие потери»¹⁷. Это перекликается с показаниями Потатурчева о сильных ударах с воздуха. Массированные советские танковые атаки 25 июня подтверждаются ЖБД 256 пд: «В полосе 456-го пп во второй половине дня происходит танковая атака силами 150–200 танков одновременно. Многие из них уничтожены»¹⁸. Наблюдавший за контрударом 6-го МК командир 11-го МК Д. К. Мостовенко позднее писал в своем отчете по итогам боев: «Наступление 6 МК успеха не имело. 4 тд продвинулась до Кужница и стала отходить»¹⁹.

Контрудар группы Болдина был свернут 26 июня в связи с общим отходом войск Западного фронта. Каковы же были его итоги? Немецкий исследователь Белостокского котла Хейдорн писал: «Без сомнения, советские атаки 24 и 25 июня южнее и юго-восточнее Гродно завершились тяжелым тактическим поражением. Несмотря на использование большого числа танков, русским не удалось разгромить расположенные на не слишком удачных позициях части германского ХХ АК. Напротив, были понесены тяжелые потери в танках»²⁰. Тем не менее Хейдорн признает: «На оперативном уровне, однако, советские атаки принесли успех. Германский ХХ АК оказался настолько серьезно скованным, что лишь 27 июня оказался в состоянии вновь перейти к наступлению. Таким образом, он потерял 3,5 дня»²¹.

Однако на контрударе под Гродно история 4-й тд не закончилась. Она приняла активное участие в попытках прорыва из Белостокского котла. Для этого части 6-го МК перебрасывались через Белосток на шоссе, идущее в направлении Волковыска и далее на Слоним. Одной из задач 4-й тд стало прикрытие шоссе Волковыск – Зельва от наступающей к нему с юга немецкой пехоты. Для ее сдерживания были предприняты контратаки танками. О них в очередном донесении группы армий «Центр» сказано следующее: «Противник использовал тяжелые танки, против которых действовала наша зенитная артиллерия, т. к. огонь противотанковых пушек калибра 4,7 см был неэффективным»²². Как сообщил немцам пленный командир штаба 10-й армии, 27 июня последовал приказ 4-й и 7-й тд 6-го МК: достичь рубежа Зельвянки 28 июня, рубежа Щары 29 июня. Далее последовали попытки прорыва из окружения. 4-я тд пыталась прорвать немецкую оборону на рубеже Зельвянки южнее Зельвы, 7-я тд – севернее Зельвы.

Разрушенная боями деревня Кузница в полосе наступления 6-го мехкорпуса в ходе контрудара под Гродно.

За счет использования танков новых типов, в первую очередь КВ, остаткам 4-й тд 29–30 июня удалось пробить дорогу из окружения нескольким группам бойцов и командиров. Так, в отчете 5-го моторизованного пулеметного батальона 2-й ТГр отмечалось: «Задействованные 3,7-см противотанковые пушки показали себя абсолютно бесполезными против новых танков. […] За счет этого противнику… удалось пробиться к Клепачам и смять подразделения роты. […] Двум 5-см пушкам, которые были вызваны из 82-го пп и приданы 1-й роте, удалось уничтожить 11 вражеских танков. Что касается задействованных русскими танков, речь идет о моделях, подобных типу Т-35, однако с лобовой броней 65–70 мм. Потери врага от огня наших станковых пулеметов были значительны, но, несмотря на это, нескольким разрозненным группам удалось пройти через Клепачи на восток»²³. Отчаянные и достаточно организованные атаки прорывающихся из окружения под Белостоком советских войск заставили командование группы армий «Центр» на длительное время задержать на рубеже р. Зельвянка 29-ю мд, а также 31-ю и 34-ю пд XII AK из 2-й ТГр. Протесты и требования самого Гудериана командованием были проигнорированы.

30 июня 1941 г. стало последним днем организованных попыток прорыва под Зельвой. Прорвавшиеся из котла части, в том числе отряд во главе с Потатурчевым, рассеялись и выходили мелкими группами. Та же судьба постигла командира 7-й тд Борзилова, который, однако, сумел выйти к своим. Потатурчеву повезло меньше. Он попал в плен, где был допрошен – и так получил широкую известность.

Казалось бы, на этом можно ставить точку. В ходе допроса Потатурчев рассказал довольно много того, чего не стоило рассказывать, в частности о структуре своей дивизии. В связи с этим не вызывает удивления упоминаемая в литературе его судьба: «В ходе спецпроверки в органах НКВД в ноябре 1945 г. был арестован и в июле 1947 г. умер в тюрьме». А. Г. Потатурчев был посмертно реабилитирован в 1953 г. По некоторым данным, материалы его следственного дела были уничтожены.

Однако эти данные не стыкуются с записями в учетно-послужной карточке А. Г. Потатурчева. В ней, во-первых, записано, что генерал уволен в запас КА по статье 44, пункту «в» 29 января 1944 г. Это означает увольнение в связи с арестом. Не вызывает сомнений, что такое действие не производится заочно. То ест. находящийся в немецком плену генерал не может быть уволен, не будучи реально арестован советскими органами. Во-вторых, в УПК указана другая дата смерти – «Умер 30.9.45 г.».

Как это могло произойти? В документальной повести историк М. Ф. Кадет, опираясь исключительно на воспоминания вдовы генерала Марии Алексеевны Потатурчевой, описывает случившееся так: «Пробираясь к линии фронта, Андрей Герасимович переоделся в гражданское. В Бобруйске случайно столкнулся с вольнонаемным, работавшим в тылу 4 дивизии, и тот узнал генерала. Завхоз (по определению Марии Алексеевны) предложил Потатурчеву на время укрыться и подлечиться в доме его родственника. Генерал согласился, а ночью его схватили немцы: завхоз, судя по всему, оказался предателем. После двухсуточных допросов Потатурчева повели на расстрел. Пуля навылет прошла ниже сердца. Мария Алексеевна позже видела шрамы на груди и спине. Очнулся Андрей Герасимович в воде, куда его, посчитав убитым, немцы сбросили с обрыва. Заполз в камыши. Под вечер окликнул мужчину, пасшего коров. Когда стемнело, за Потатурчевым пришла девочка и привела в хату.

Структурная схема 4 тд, нарисованная ее командиром генералом Потатурчевым в немецком плену.

Там его вымыли, переодели, накормили. Позже отправили к партизанам. Оттуда генерал вновь направился к линии фронта. Дальнейшие подробности рассказала Мария Алексеевна: “В ночь на 4 января 1942 года Андрей Герасимович вышел из окружения в Тульской области и при содействии военных властей на машине доехал до Москвы. 5 января он явился в Наркомат Обороны, где ему предложили написать дома подробное объяснение всего произошедшего и затем приехать в наркомат. Утром 6 января мужа вызвали по телефону в наркомат и прислали за ним машину. Я проводила его до здания наркомата. Вечером позвонила повторно в наркомат, где мне ответили, что Андрей Герасимович приедет позже. Больше я его не видела. Мужа сначала держали в Лефортовской тюрьме, куда я носила передачи. Затем его перевели в Бутырскую тюрьму. Вскоре не стали принимать передачи. Позже объяснили, что 30 сентября 1945 года Андрей Герасимович умер в тюремной больнице. Он долго болел. 11 августа 1953 года я была вызвана в пенсионный отдел Министерства Обороны СССР, где меня известили, что есть постановление МВД СССР от 5 августа 1953 года о прекращении дела в отношении генерала Потатурчева Андрея Герасимовича и мне назначена пенсия за реабилитированного мужа…”»²⁴.

История выглядит фантастической, если бы не одно но – запись в УПК Потатурчева об увольнении из рядов Вооруженных сил в январе 1944 г. Также совершенно невероятным образом совпадает место пленения по допросу и по рассказу вдовы – Бобруйск. Подчеркну: приведенная выше версия появилась до обнаружения и публикации допроса генерала. К сожалению, каких-то новых подтверждений или опровержений данной версии не выявлено. Документы о переходе А. Г. Потатурчевым фронта в январе 1942 г. историками пока не обнаружены. В связи с этим возникает еще один вопрос. В январе 1942 г. Красная армия наступала, и, вполне возможно, Потатурчеву даже не понадобилось переходить линию фронта. Здесь можно снова посмотреть в УПК генерала и увидеть, что он являлся уроженцем деревни Ленино (ранее Князищево) Лихвинского уезда Калужской губернии. Ныне это село Ленино Одовского района Тульской области. То есть, бежав из плена, Потатурчев мог попытаться добраться до родного села. Это район был освобожден еще в конце декабря 1941 г.