Kitobni o'qish: «Кафе «Одноногая курица» или, Петербургская история»

Shrift:

 Глава 1

   Имя, что досталось Арнольду по странной прихоти родителей, отдавало чем-то вычурным и инородным. Тем же грешило и название города, в котором он жил. Но в отличие от нашего героя, город дважды пытались переименовать, сделав более привычным для отечественного слуха. Однако, первое название упорно возвращалось. Может потому, что нечто инородное крылось в самом естестве города. Это чужая цивилизация, великолепная и прагматичная, с холодным умом и раскаленным стальным сердцем, прорвалась сквозь прорубленное окошко на российские просторы. Где, испугавшись их бескрайности, быстро утратила колонизаторский запал. Подобно сказочному дракону, свернулась клубком и застыла в каменных берегах у мертвой воды каналов. И видит теперь зачарованные сны о том, что было, что не было, что могло быть, да не случилось. Но раскаленное стальное сердце захватчицы еще до конца не остыло. Иногда сквозь слой окалины и пепла прорываются наружу искры. Подхваченные ветром, кружат они над колодцами дворов, черной водой, прямыми линиями улиц. И как осколки зеркала Снежной королевы, попав в чье-то сердце, порождают фантастичные истории, где вымысел мешается с явью. Вот и нашего героя одна из таких искр не миновала. О последствиях чего и хотим рассказать.

     Проживал Арнольд в самом сердце города неподалеку от известного со стародавних времен рынка. Раньше здесь торговали дровами и сеном, а нынче всем: " …что по балтическим волнам за лес и сало возят нам". Квартира досталась ему в наследство от матери. Отец оставил семью еще в детстве. Случилось это в далекой выстуженной полярными холодами окраине великой страны, куда молодая пара интеллигентов-энтузиастов отправилась то ли за мечтой, то ли за большими деньгами. Однако, не полной семья оставалась недолго. Мать Арнольда была по природе влюбчива. Новые отцы появлялись и снова куда-то исчезали, оставляя в памяти мальчика галерею образов. Персонажи тут были разнообразные, но все без исключения талантливые и интеллигентные. Поэт – в быту беспомощный, но страшно гениальный. Секретный физик – похожий на худощавого мальчишку переростка. Того отличала сосредоточенная целеустремленность. А семью он покинул, когда они с матерью Арнольда, во всем себе и ребенку отказывая, накопили на покупку его новенького автомобиля.

Был в галерее и представитель оной из древнейших наций. Уже немолодой, сухощавый, хромой и желчно-ироничный. Он, кстати, семью не бросал, а умер от второго инфаркта. От этого отчима Арнольд унаследовал тягу к язвительной иронии, любовь к точным наукам и умение хорошо играть в шахматы. И еще он оставил последней жене и пасынку трехкомнатную квартиру в столице. Впрочем, столицей эту переросшую до чудовищных размеров суетливую и вечно куда-то спешащую деревню мама Арнольда называла только в кавычках. Потому, как считала, что титул был незаслуженно отнять у ее родного и горячо любимого города. Так что, как только представилась возможность, она, совершив квартирный обмен, вернулась вместе с сыном на малую родину. К тому времени Арнольд успел окончить выпускной класс. Продолжать образование он собирался уже по новому месту жительства, о котором сохранилось только несколько детских воспоминаний. Как на плечах отца путешествовал по берегам канала. Где на горбатом мостике каменные львы держали в пасти стальные канаты, и над строгой линией крыш узкой полоской горело холодное северное небо…

   Поначалу город встретил его неприветливо и надменно. Но потом, словно старый аристократ, узнавший вдруг в заезжем юноше черты давно потерянного блудного сына, потеплел и принял молодого провинциала в свой круг. Экзамены в университет Арнольд сдал на отлично. Оказавшись в святилище науки, быстро почувствовал себя своим и завел приятелей, таких же молодых людей, не лишенных задатков гениальности и полных амбиций. От прежних мытарств по городам и весям остались лишь несколько забавных историй. Их Арнольд любил рассказывать приятелям во время веселых студенческих пирушек. И еще из той прежней жизни сохранилась дружба с бывшим одноклассником Петькой Колывановым. Сошлись с ним, наверное, потому, что были полными антиподами. В отличие от сухощавого язвительного на язык Арнольда, Петька казался по-медвежьи крупным, неуклюжим и добродушным. Силой его Создатель не обидел, не обделил вроде бы и умом, хотя, тут все-таки немного поскупился. Петька казался не глупым, однако, уж очень наивным. Но, чего ему было не занимать, так это упорства. Например, почему-то решив, что обязательно должен научиться играть в шахматы, он частенько после уроков заходил к Арнольду и просил достать доску. Забавно было наблюдать, как, застыв с фигурой в руке, приятель мучительно обдумывает следующий ход. В это время Арнольд, зная, что поставит мат, от скуки просчитывал альтернативные версии разгрома. И еще Петька, влюбившись в их одноклассницу, писал глупые сентиментальные стишки. Арнольд, внутренне веселясь, все эти поэтические откровения внимательно слушал и даже записывал в тетрадь, рассчитывая, что потом пригодятся. И действительно на пирушках с новыми университетскими друзьями вирши шли на ура. Арнольда даже в шутку просили с этим "пиитом" познакомить. Но теперь, после переезда, школьных товарищей разделяли сотни километров прямой, как императорская линейка, магистрали. Отношения они поддерживали по переписки. Из которой Арнольд узнал, что Петька, провалил экзамены в университет, но в итоге все-таки оказался студентом, заштатного, даже по меркам его "столичной деревни", вуза. Арнольда, этот выстраданный успех, порадовал. К Петьке он относился тепло, хотя и немного высокомерно.

   А у нашего героя поначалу все складывалось вполне удачно. Первую зимнюю сессию он сдал почти так же хорошо, как и вступительный экзамен. Вот только в отношениях с прекрасным полом пока еще оставались проблемы. В школе, благодаря острому языку и экстравагантным манерам, он не был обделен вниманием одноклассниц. Кстати и властительница Петькиных дум, иронично, но не без скрытого интереса, поглядывала в его сторону. Однако, вскоре подыскала себе более достойную партию, в лице их же одноклассника, сынка дипломата. С другими школьными чаровницами все складывалось как-то слишком по-детски. А в университете на их факультет представительниц прекрасного пола брали неохотно. Один синий чулок приходился примерно на десять молодых людей. Так что, все надежды на будущий флирт возлагались на летние каникулы. После сдачи летней сессии их студенческая кампания загодя планировала поездку к южным берегам, где сладкое вино, развалы фруктов, и в благоухающих розами аллеях трепетные гурии поджидают заезжих молодых щеголей из северной столицы.

   Но сессию еще предстояло сдать. И по мере ее приближения Арнольда охватывала необъяснимая тревога. Особенно обострилась она, когда в город, как всегда с запозданием, бледной чахоточной красавицей заявилась северная весна. Наверное, тут сказались усталость от напряженной учебы и нехватка витаминов. Но это, если рассуждать здраво. А молодой человек просто чувствовал, как его гнетет нечто непонятное, не поддающее объяснению. Однажды вечером, подчиняясь внезапному импульсу, он оторвался от учебника, взял с книжной полки томик Блока, открыл наугад и прочитал:

Сегодня ты на тройке звонкой

   Летишь богач, гусар, поэт,

   И каждый, проходя сторонкой, завистливо посмотрит вслед …

   Дочитав стихотворение до конца, Арнольд почувствовал холодок страха. Было в этих написанных почти сто лет назад строках что-то пророческое, относящее прямо к его судьбе. Напрасно пытался он в этот вечер вернуться к занятиям. Ночь встретил, глядя в окно. В доме напротив, черной дырой зияла полукруглая арка проходного двора. Над улицей висел тусклый свет ночного города. И в голове крутились уже другие, пропитанные черной тоской строки:

   Ночь, ледяная рябь канала.

   Аптека улица фонарь

 Глава 2

   Чахлая весна готовилась перейти в бледное северное лето. Ветер с залива бодрил, но уже не пронизывал до костей. День становился заметно длиннее. Таинственная сумрачная дымка до полуночи курилась в оскаленных пастях львов, висела над мостовыми пролетами и гранитными берегами каналов. Лишь только на несколько часов город погружался в беззвездную тьму. Но она быстро убегала, и бледный рассвет, подсвечивая крыши, загорался над вонзившимся в небо золотым шпилем.

   Мать Арнольда, завела новый роман и периодически отбывала на выходные в какой-то профилакторий на берегу залива. Пользуясь этим, у них на квартире собиралась студенческая компания. Готовиться к сессии вместе куда веселее. В перерывах можно было развлечь себя бутылочкой пива и изящной беседой в стиле декаданса. Подзабытое течение мысли, что, словно плесень на державном граните, завелось когда-то в кокаиновом полумраке богемных кафе, снова возрождалось, как верный признак брожения умов и витавшего над обществом сладковатого запаха гнили. И вот на одно из таких занятий-посиделок нежданно и не звано пожаловал гость из недавнего прошлого – Петька Колыванов.

   Со своей медвежьей неуклюжестью Петька часто умудрялся появляться в неподходящее время в неподходящем месте. В какой-нибудь другой день после сданной сессии и не в компании новых друзей Арнольд наверняка бы его радушно встретил. Но сейчас школьный приятель нагрянул совсем некстати. Однако, отказать в приеме не хватило духу. Тем более, что приехал Петька всего на один день и с ночным поездом собирался вернуться восвояси. Когда он позвонил с городского автомата, Арнольд рассказал, как лучше добраться и посоветовал вместо водки затовариться в магазинчике напротив дома пивом. Порекомендовал взять новый сорт, что недавно стал производиться в городе и выходил под разными номерами. Знающие люди предпочитали четверку.

   Друзьям Арнольд сообщил, что сейчас представится редкая возможность познакомиться с "полюбившимся" поэтом. Так что, Петьку встретили, пряча улыбки. Пожимаю руку, молодые люди называли себя вымышленными или литературными именами. Тезка Колыванова Петр Сонаев к своему прозвищу Пьер, добавил фамилию Безухов. Сашка Пересмехин отрекомендовался, как Альфонсо Гонсалес. Ну а Мишка Козырев, представился на французский манер Мишель, как, впрочем, его и звали в университетской тусовке. Видимо, почувствовав, что над ним собираются посмеяться, Петька помрачнел, смутился и протянул хозяину позвякивающую стеклом сумку:

   "Вот, как заказывал, четверка!"

   Дар встретили на ура. Прокричав "Виват!" в честь столичного гостя, компания чокнулась бутылями, и все сделали по большому глотку. Уличив момент, Петька отозвал Арнольда в сторону и, смущаясь, изложил свою просьбу. Оказалось, в своем "заборостроительном" он уже успел сдать летнюю сессию, однако, физику завалил. Пересдача была назначена через неделю. И сюда Петька приехал не только чтобы осмотреть городские достопримечательности и повидать школьного приятеля. Он еще рассчитывал получить у него небольшую консультацию.

   Заниматься примитивными задачками от Петькиного вуза Арнольду сейчас хотелось меньше всего. Скривившись, он нехотя ответил, что чуть позже. И тут очень кстати выручил Мишель. С по-французски насмешливой улыбкой он попросил Петьку прочесть что-нибудь из своей лирики. Еще больше смутившись, тот сообщил, что ничего уже давно не пишет.

– А это зря! – иронично протянул Мишель и с чувством продекламировал одно из самых глупых и сентиментальных Петькиных стихотворений. Снова чокнувшись бутылками, все выпили за поэтический дар гостя. Но вскоре компания перешла на свои темы. А Петька, выдержав некоторую паузу, вышел в коридор. Арнольд застал его там, зашнуровывающим ботинки.

– Чего так рано? А как же физика? – с наигранным возмущением начал было Арнольд .

– Да ладно, тебе сейчас не до меня. Пересдам как-нибудь, – пробурчал Петька. Дальше Арнольд уговаривать не стал. А гость, произнеся на прощание "Бывай!", не пожимая руки, покинул квартиру.

– Еще будешь у нас, заходи! – крикнул Арнольд вдогонку. И уже с лестницы в ответ прозвучало:

– Лучше уж, вы к нам!

   Когда он вернулся в комнату, все снова взялась за учебники и конспекты. Время от времени, кто-то обращался за разъяснениями к самому умному члену команды – Пьеру. Иногда, отложив книги и тетради, начинали задавать друг другу контрольные вопросы. Петька действительно был бы сейчас лишним. Но, все равно, не оставляло неприятное ощущение, что нехорошо как-то все получилось.

   Около полуночи компания покинула квартиру. Арнольд пошел провожать. Миновав короткую улочку, вышли на канал и свернули к проспекту, где еще был шанс успеть на последний автобус. Над городом висела таинственная сумеречная дымка. В скором времени она должна была трансформироваться в белые ночи. Фасады домов зачарованно смотрели в застывшую воду. Шаги и смех молодых людей далеко разносились по пустынной набережной. На львином мостике Арнольд распрощался с друзьями. Прислонившись к перилам, закурил. Перегнувшись, попытался увидеть свое отражение в воде, но ничего не получилось. Посмотрев на часы, подумал, что Петька сейчас, наверное, садится в поезд. И тут вдруг сам ощутил дыхание вокзала. Казалось, где-то поблизости затопили углем печку. Растерянно оглядевшись, Арнольд увидел летящие над водой искры. Одна, самая большая, неожиданно спикировала прямо за ворот его рубашки, и он даже почувствовал похожий на осиный укус ожог.

   Искры исчезли также внезапно, как и появились. И тут опять появилось странное ощущение тревоги. По дороге домой оно стало перерастать в физическое недомогание. Поднимаясь по лестнице, Арнольд уже еле передвигал ноги.

– Устал, перезанимался! – подумал он. С трудом заставил себя раздеться и рухнул на кровать. А утром, проснувшись, вместо облегчения почувствовал, что голова гудит, словно раскаленный паровозный котел. Когда померил температуру, ртутный столбик уверенно перевалил за тридцать восемь. Через пару часов появилась мать. Узнав, что происходит с сыном, разохалась, вызвала врача и убежала на работу. К обеду Арнольд уже знал свой диагноз.

  Это же надо умудриться, заболеть гриппом в самом начале лета, да еще перед важным экзаменом! Конечно, принеся справку, можно было сдать физику позже в компании двоечников и неудачников вроде Петьки Колыванова. Но в этом было что-то унизительное. А главное, друзья уедут заводить амурные романы на южных берегах уже без него. И Арнольд принял решение продолжать подготовку.

   Следующие несколько дней стали для него настоящей пыткой. Временами учебник просто падал из рук. Но он, сжав зубы, продолжал вгрызаться в ставшие вдруг неподатливыми формулы и объяснения. Столбик градусника упорно не хотел опускаться вниз, и температуру приходилось сбивать аспирином. Временами он погружался в состояние полубреда. Перед глазами в сумеречной дымке проплывали виды любимого города. Но сейчас, казалось, что все здесь пропитано болезнью. Что-то нездоровое и гнилостное поднималось от протухшей мутной воды каналов, расползалось по улицам вместе с сырым дыханием залива. Мать, как могла, заботилась о сыне. Но ближе к пятнице опять стала собираться в профилакторий.

– Я всего на пару деньков, сынуля! Будь умницей, не перенапрягайся, – произнесла она виновато. Арнольд отговаривать не стал. Но когда за ней закрылась дверь, с обреченностью осознал, что до ее возвращение что-то должно случиться.

   Глава 3

   Проснувшись, он не мог понять, наступило утро, или еще продолжается вечер. За окнами, путая времена суток, плотной пеленой висела молочная дымка. Что-то непонятное творилось и с его организмом. Болезнь не ушла, и столбик термометра наглядно свидетельствовал об этом. Однако, он ощущал странный прилив сил. Голова больше не болела, а сознание казалось подозрительно ясным.

   Учебник был заложен на странице, которую перед сном безуспешно пытался осилить. Открыв ее, Арнольд начал читать, и вдруг почувствовал, что все, представлявшееся накануне запутанным и сложным, легко дешифруется и раскладывает в памяти по полкам. Более того, он вдруг начал угадывать за внешней стороной физических закономерностей иной, более глубокий смысл. Формулы, словно ожившие магические знаки, говорили с ним, дразнили, звали в свое зазеркалье.

   Почувствовав страх, Арнольд захлопнул учебник. Все часы в доме остановились на разных показаниях. Решив все-таки разобраться с временем суток, он выглянул на улицу. Квартира находилась на втором этаже, который по современным стандартам, вполне мог сойти за третий. Окна выходили на парадное. Напротив, на соседней стороне стоял четырехэтажный дом, тоже старинной застройки. Внизу его, словно дыра в куске сыре, зияла арка проходного двора. А прямо над ней располагалось окошко, которое Арнольд выделял из всех прочих. Иногда по вечерам прекрасная незнакомка давала там бесплатный стриптиз. Не выключая свет и, не задергивая шторы, она раздевалась в глубине комнаты перед зеркалом. Делала это не спеша, с изяществом и вкусом. Арнольд, прикрываясь занавеской, следил за грациозными движениями рук и жадно пожирал глазами постепенно открывавшееся безупречно сложенное тело. А когда, накинув халатик, незнакомка перемещалась на кухню, продолжал следить, как она готовит себе ужин, и воображение рисовало уже вполне невинные сцены семейной жизни. И сейчас, обнаружив, что в доме напротив горит единственное окно над аркой, он выключил свет и прильнул к стеклу.