Kitobni o'qish: «2019»

Глава 1
Сказка стала былью

– Вставай, Никита, в университет опоздаешь!

Голос моего отца было легко различить даже спросонья, он был строгий ко мне, даже с самого детства. Что не так сделал – сразу порол ремнём, за это я его не любил. За его чересчур строгий характер.

В окно уже бросалось рыжими красками солнце, а небо плавно переодевалось в яркий окрас. Нехотя, с ленью и сонливостью, которые именно сейчас крепко вцепились в тело и разум, Никита поднялся с кровати. Протирая заспанные глаза, он пошёл в кухню, где уже завтракал отец. Тот доедал приготовленный в тостере гренок, запивая его чаем.

– О, встал сурок, – недовольно пробормотал отец. – Ты когда уже будильник поставишь?

– Ну забыл я.

– Забыл он, в следующий раз не разбужу.

Отец ушёл с кухни, доедая завтрак на ходу, он уже спешил на работу. Работал он начальником железной дороги: работа не из лёгких, не поспоришь. Можно было подумать, что он строгий, потому что он начальник. Нет, он был воином-интернационалистом, воевал в Афганистане, там-то жизнь его и закалила, но иногда он не чувствует грани между воспитанием и насилием. Это было очень печально.

– Приедешь с универа, никуда не уходи, сегодня поможешь мне с машиной, – из коридора заговорил отец.

– Бать я сегодня не смогу, у меня уже планы.

– Что значит планы? – возмутился отец. – Значит, отмени их, мне всё равно.

– Я не могу, я уже с Женей договорился встретиться сегодня.

– Скажешь, что не сможешь, всё!

– Почему тебе наплевать на моё мнение, почему я должен делать то, что ты скажешь? Будто я не имею своего мнения и мне десять лет.

– Значит, не хочешь мне помогать?

– Нет, потому что я договорился!

– Это просто опять твои отмазочки, – отец махнул рукой и стал выходить с квартиры.

– Да-да, – Никита безразлично поумничал.

– Ну и вали куда хочешь! Не сына воспитал, а чёрт знает что! – отец грюкнул дверью и ушёл.

– Достал, – шёпотом сказал сам себе.

Ссоры с отцом бывали из-за пустяков, то там ему не помог, то там ему не угодил. Хотел бы он жить с мамой, но она уже не с ними.… Ни с кем. Когда Никите было всего 6 лет, мать заболела раком. Как обычно случается, денег на дорогостоящую операцию не хватило, и смерть не стала долго ждать. Так Никита потерял маму, остался жить только с отцом, а всё, что осталось от матери – это фото в траурной рамке. Иногда Никита вспоминал её, как она выглядела, какой у неё был прекрасный и самый красивый голос. Хоть он её плохо помнил, боль в душе от этих мыслей всё равно терзала сердце, где-нибудь ближе к одинокому вечеру, когда остаётся один с мыслями.

Никита сидел за столом, попивая свежезаваренный чай и смотря на утренний двор из окна. Глаза стали потихоньку просыпаться и картинка становилась чётче. Двор был спрятан в бледных, советских девятиэтажках. Красивая была Салтовка, хоть и однообразная. Самый большой жилой массив в Харькове. Вся Салтовка была усеяна девятиэтажными и шестнадцатиэтажными домами, как поле цветами, а мы, как те самые пчёлы, трудимся, не покладая рук, летая с цветка в улей, из улья на цветок. Никита жил на самой окраине города, с его балкона был вид на окружную дорогу, а с кухни вид бесконечные ряды белоснежных многоэтажек.

На часах уже было полвосьмого – пора собираться. Расхаживая по дому в трусах и майке, зашёл к себе в комнату одеться. Никита надел голубые джинсы с порванными коленями, купленными на базаре. Сверху накинул светло-коричневую ветровку, которая была сейчас в моде. Его повседневный прикид. Закинул за плечи рюкзак, набитый нашивками и шевронами с логотипами рок-групп, и поспешил на учёбу.

На улице была весна, тихий ветер ласкал лицо своим прикосновением, а солнце грело своими слабыми весенними лучами.

Никита достал наушники, чтоб хоть как-то развлечь себя по дороге на учёбу и успокоиться после ссоры с отцом. Дошёл до автобусной остановки, на ней уже стояли люди и залезали в только что прибывший автобус. Он собирался уезжать, поэтому Никита поторопился и вместился в самый край автобуса, вплотную к двери. Народу было много, и в салоне автобуса было тесно, но Никита привык так проводить каждое начало утра.

Единственное, что успокаивало в этой раздражительной обстановке, так это музыка. Никита любил музыку, особенно рок. Он считал его энергичным и мотивирующим к действиям, иногда успокаивающим. Этот стиль музыки был идеален для него. Ударные инструменты, электрогитара, бас-гитара, этот серьёзный и местами агрессивный голос зажигал пламя внутри.

Пока Никита улавливал ритмы ударных, басов и гитары, автобус подъехал к конечной остановке и, как камень с души, освободил временных невольников.

«Героев труда» – часто посещаемое место среди харьковчан из-за рынка и одного из больших торговых центров в Украине. Здесь никогда не бывает безлюдно: кругом продавцы у прилавков, люди, идущие по своим делам, рабочие, которые трудятся над постройкой очередного нового магазина, который станет новой частью этого лабиринта. Центр города на его окраине.

С другой стороны дороги был виден торшер с буквой «М». Он гордо возвысился на шпиле и всем своим видом манил в метро. Туда и следовал Никита. На ступеньках сидели попрошайки, бабушки, торгующие цветами и музыканты, играющие неизвестные песни. Это был их дом, их работа, их жизнь. Среди толпы сидел темнокожий, на вид – ровесник Никиты, раньше его здесь не было. Он сидел с безразличным взглядом на выступе возле ступенек, в его руках была картонка с небрежно сделанной надписью «Памогите бездомному». Никита всматривался в него, в его лицо, смотрел на его тёмные ладони и его затасканную одежду, как вдруг он оглянулся на Никиту. Никита сразу отвернулся, ему было неприятно смотреть в глаза попрошайкам. Создавалось ощущение будто он смотрел на них свысока, это было для него морально тяжело. Никита прошёл мимо, внутри было непонятное чувство вины, что очень сильно его терзало.

Синие автоматы с билетами, контролёр, пропускающий инвалидов и пенсионеров через турникеты, дневной свет, заменённый лампами, запах креозота. Да, это метро. Никита любил метро, даже запах пыли, который многие не любили. Никита прошёл через турникеты и стал спускаться к станции «Героев труда».

Белые колонны, с коричневой полосой, идущей вдоль, потолок сделанный из восьмигранных кессонов, входящий в гармонию со светильниками на громадных люстрах, гобелены в честь героев труда Советского Союза. Эту станцию можно было узнать из тысячи, она была строгая и торжественная – будто прямо сейчас на ней будет парад в честь героев труда.

По стене побежали зайчики от фар, постучали колёса по рельсам. Из тьмы появился поезд, осветил весь мрак в тоннеле и высвободился из него, тесного, тёмного на осветлённую, просторную станцию. Он начал плавно останавливаться, скользя по рельсам, и открыл свои двери пассажирам, впуская их к себе в гости.

Шустрые и проворные люди, как воробьи, сели на сидения, не оставив ни одного для Никиты, пришлось ехать у двери. «Ничего страшного, – подумал Никита, – можно и постоять, не привыкать уже».

– Обережно, двері зачиняються, наступна станція… «Студентська», – голос низкого тембра прозвучал из динамиков вагона, после чего двери закрылись.

Светлая, просторная станция перешла в тёмный, неосвещённый тоннель, за окном хаотично мерцали кабели на стене, не отставая от поезда, плавали на кронштейнах, как на волнах в море. Люди в вагоне замерли, как марионетки, сидя и стоя, в ожидании своего конечного пункта. Никита тем временем разглядывал рекламные плакаты, которые были нацеплены на каждом углу вагона. В ушах играла музыка.

– Станція… «Студентська».

Полностью белого цвета, с необычными овальными колоннами, идущим волнистым потолком. На барельефах замерли навеки студенты, это их дом, смотрят на проезжающие поезда и проводят их взглядом. Двери открылись, принимая новых гостей.

Вместе с толпой озабоченных людей зашёл музыкант. Седые волосы и усы делали его старее, чем на самом деле. На голове красовалась восьмиклинка, а в руках умостилась старенькая, поцарапанная гитара. Двери закрылись, и из его гитары пошли ноты песен 80-х.

Никиту это раздражало, у него была своя музыка в наушниках, но гитара по громкости звучания явно выигрывала, и перебивала все ноты рока.

– Ничего, потерплю, – в мыслях сказал себе Никита.

Музыкант уже был на другом конце вагона и собирал щедрые пожертвования от неравнодушных пассажиров.

Вот и «Академика Павлова», от первых двух она отличалась отсутствием колонн. Широкий свод накрыл станцию своей дугой от стены до стены. На них блестели мозаики с разными картинами: биология, генетика, биохимия. Станция, посвященная великому творцу науки и всему, чем он занимался. Всё, чем он жил, теперь заложено в двух метрах под землёй – мавзолей, превращённый в станцию метро.

Двери распахнулись, принимая на борт синего судна всё новых и новых людей, места становилось меньше и людям приходилось притуляться ближе друг к другу. Кто-то похлопал по плечу Никиту, он обвернулся, перед ним стоял его одногруппник Слава.

– О, привет, Никитос! – Слава с улыбкой на лице поприветствовал Никиту.

Заросший чёрными волосами, с небольшой щетиной, сильный духом человек, который умеет добиваться целей. С ним всегда было приятно пообщаться, может из-за общих интересов, а может из-за характера. И он скорее был не одногруппником, а другом, который учился вместе с ним.

– Привет, Славик! На учёбу едешь? – улыбаясь, пошутил Никита.

– Та нет, просто покататься решил, – в ответ улыбнулся Слава.

– Ну как там, мой рекорд не побил? – гордо спросил Никита.

Один из общих интересов был спидкубинг, в переводе на родной язык – сборка кубика Рубика на скорость, и Никита лидировал в этом состязании. Они могли соревноваться даже на парах. Правда, за это могли получать от преподавателей, но жажда победы была сильнее. Именно Никита и подсадил на это дело Славу, а тот, научившись собирать кубик, захотел перегнать Никиту. И как бы Слава не старался, он всегда отставал на пару секунд от Никиты. Учителя не перегнать.

– Прикинь, четырёх секунд не хватило, – с обидой сказал Слава. – Ну ничего, вот ещё поучусь и тебя уже догоню, вот неделю назад не хватало шести.

– Ха-ха, молодец! Моя школа! – Никите тоже стало немного обидно.

Темы разговора менялись всё больше, причём спонтанно. От сказанного последнего слова появлялся повод для новой темы разговора. Поезд продвигался всё дальше, вглубь города. Народу стало совсем много, вплоть до того, что пришлось стоять и смотреть в упор на чужие затылки.

– Наступна станція… «Університет», – мужской голос с динамиков проинформировал.

Двери захлопнулись, те, кто не успел сесть в поезд, с досадой на лице ждали нового. Поезд покинул «Пушкинскую» и отправился в тёмные глубины тоннелей Харькова.

– Слышишь, следующая наша, – напомнил Слава на всякий случай Никите.

– Да-да, помню.

– Так, а на чём это я. А вспомнил, так вот, представь, все люди исчезли, и мы одни в мире и можем делать что угодно.

– Это ведь можно было взять в супермаркете всё, что захочешь, особенно еду, – у Никиты крутилась на уме одна еда.

– Ну, ты только о еде и думаешь, – с усмешкой сказал Слава.

– Я думаю, если бы это всё было в реальности, всё не было бы так просто.

– Почему? – заинтересовался Слава.

Монотонный, тёмный тоннель перелился в освещённые лампами станции цвета. Люди за окнами, ждущие поезда, расплывались от скорости. Поезд остановился.

«Университет». Большая, просторная станция, с балконами на верхнем ярусе. Колонны напоминали те самые, что и в университете, в честь которого и назвали эту станцию, превращая её в подземное здание, а большие люстры придавали станции величие. От просторности создавалось ощущение, что эта станция играла какую-то более важную роль, нежели просто станция.

Двери открылись, освобождая людей из тесного вагона. Вышли на станцию. Слава, так и не получив ответа на свой вопрос, спросил Никиту ещё.

– Почему говоришь? Ну, подумай сам. Электричества не будет, без людей оно, понятное дело, не будет вырабатываться, воды тоже. Если заболеешь, лечить тебя некому. Ну и самое опасное – в город придут дикие животные, а от них надо защищаться. Короче жизнь будет не такой сладкой, как ты её представляешь.

– Да, Некич, ты умеешь всё испортить, – сказал Слава, вздыхая.

– Та ладно, это ж сказки, такого никогда не будет.

Площадь Свободы – одна из самых больших в Европе, её размеры внушали величие, а красота завораживала, заставляя остановиться и рассмотреть её подольше. Эстетика и простота.

Вдали было видно три почти одинаковых здания, они были одними из символов Харькова, первыми небоскрёбами в Европе. Здание Госпрома выглядело так, будто из одного небоскрёба сделали кучу маленьких, а затем собрали их в одно здание. С правой стороны было строение еле отличавшееся от самого Госпрома, различить её можно было только по колоннам в главном входе. Это и было место учёбы Никиты – Университет им. В. Н. Каразина, наверное, один из лучших вузов в Украине. Никита был далеко не отличник и, если бы не связи отца, он бы не поступил. Автоматизация и компьютерно-интегрированные технологии – специальность не из лёгких. Да, училось там тяжело: сессии, экзамены, постоянные срезы знаний, как игра на выживание. Оступись, и ты уже обуваешь солдатские сапоги.

Вход в университет был частью этой всей картины: шесть громадных колонн стояли вдоль и опирали аттик, а из главного корпуса, прямо над входом, выделялся небольшой торец размером с комнату.

Главный зал университета чем-то напоминал дворец: колонны, расставленные по всему периметру зала, балконы, виднеющиеся на втором этаже, люстры, как из древних веков, но вместо свечей были вкручены экономки. Ковёр, расстеленный от входа до главной лестницы.

– Ладно, давай поторопимся, – посмотрев на часы в зале, предупредил Слава, – а то две минуты осталось до пары.

Лестница, второй этаж, третий, четвёртый. Длинный коридор с рядами дверей, которые отличались друг от друга только табличками с номером аудитории и названием.

А вот и нужный кабинет.

– Здравствуйте можно зайти? – они вежливо постучались.

В аудитории уже сидел почти весь поток, перед ними стоял преподаватель.

Павел Феликсович, преподаватель с большим стажем, отработавший не первый десяток лет. Небольшая, седая борода, русые волосы, очки придавали ему более молодой образ, чем можно было подумать. Любил иногда поговорить о жизни, поделиться с молодёжью опытом. Хороший был преподаватель, всегда шёл навстречу во всех вопросах и проблемах. Побольше бы таких.

– Давайте, быстрее заходите, – подгонял их Павел Феликсович.

Никита и Слава, не теряя времени, сели на свободные места, поближе к выходу.

Павел Феликсович не торопился проводить пару, ожидая пока придет ещё пара человек, закатил рукав и заглянул в свои часы. Пара уже началась две минуты назад, Павел Феликсович всё-таки решился начать.

– Так, ну что ребята начнём. Как вы знаете, уже весна, сессия не за горами. Ну, как мы и договаривались, на следующей паре должны быть сданы все лабораторные работы, предупреждаю, кто не сдаст, не будет допущен к экзамену.

Никита встревожился, его охватил страх от неготовности. Ведь он совсем забыл про них, всё откладывая на потом, вплоть до начала сессии. Боязнь не сдать лабораторки, значит, не быть допущенным до экзамена, а это значит – быть отчисленным.

– Павел Феликсович, а сколько должно быть работ? – спросил Никита, поднимая руку, чтоб его было видно.

– Двадцать одна, – отрезал Павел Феликсович. – Вы же, надеюсь, их сделали?

– Да, конечно! – не краснея, соврал Никита.

– Это очень хорошо, – похвалил Никиту Павел Феликсович.

– Хорошо, – сказал сам себе, переходя на шёпот, – блин, твою же за…

Дела были плохи, за два дня требуется написать двадцать одну лабораторную работу. За такие сроки Никита вряд ли справится, особенно, если они по физике. Особенно, если не откуда списывать. Нужна была идея. План по спасению.

– Слышишь, Слав, есть идеи по написанию лабораторных работ? У тебя же тоже нет ничего?

– Угу, – печально обезнадёжил Слава.

– Хм – м, слушай, а если поделить их пополам? Ну, например, я пишу первую половину работ, а ты вторую. Потом переписываем друг у друга. А?

– Каждому по десять, плюс одна кому-то вдобавок? – прищурился Слава. – Не. Не успеем.

– Давайте я с вами! – вдруг сбоку послышался голос Яши. – Втроём быстрее.

Яша был их одногруппником. Расчёсанные на правый бок и вверх волосы, горбатый нос, уши были тонкими и плоскими. С первого взгляда скромный человек, с ним всегда приятно общаться. Его минусом была – лень, часто из-за этого у него были проблемы.

– О, Яша! А мы про тебя забыли, давай с нами! – вспомнил про Яшу Слава.

– Ну вот, уже лучше, нас трое, – обрадовал Никита, – А значит, каждому по семь. Уже легче.

– Ну и договорились. Один за всех, – Слава произнёс это с интонацией, заставляющей закончить фразу.

– И все за одного!

– Ну-ка, третий ряд, замолчали! – перебил Павел Феликсович.

Пара продолжилась в молчании, и лишь Павел Феликсович развеивал недокучливую тишину своим голосом.

Никите не хотелось идти на этот факультет, не видя себя в будущем, но так сказал отец. Он сказал, мол, будешь работать у меня. Электросвязь – штука очень сложная, и не очень уж интересна ему, но за год уже успел набраться знаний. Электропитание сетей связи, телефония, микропроцессорная техника, радиосвязь, системы телефонной коммутации, электротехника. От этого всего Никиту уже тошнило.

Никита больше всего мечтал путешествовать, каждый точно об этом мечтал. Взять, забросить всё и отправится в бесконечный путь сего мира, побывать в разных странах, посетить самые знаменитые места, побыть в пустошах мира, давно забытых человеком. Исследовать для себя неизвестное. Заняться саморазвитием. Отправиться куда угодно, но не в университет на учёбу или домой к отцу.

Время шло, прошедшие минуты уходили в забвение, перед глазами тетрадь, преподаватель диктует лекцию, конец пары. Перерыв, начало пары, перед глазами тетрадь, уже другой преподаватель диктует лекцию.

Замкнутый круг.

* * *

На часах оставалось пять минут до конца последней пары. Пять минут до свободы, они как назло шли не спеша, будто время замедлилось во всём мире, заставляя сидеть на паре дольше. Всегда ведь так, не правда ли?

Жутко бесит.

– Ну что же, пара окончена, все свободны, увидимся завтра.

Все вышли с аудитории. Теперь у всех своя дорога, кому домой, смотреть любимые сериалы. Или на тренировку сразу же после учёбы. А кто по личным делам. У Никиты сегодня была назначена встреча с лучшим другом Женей. Он друг детства, тот самый человек, с которым провёл всё своё начало жизни. Друг, который выручит в любой момент, которому ничего не должен, ибо помощь друга бесценна. Но их дружбу разделяют десятки километров. Друг с одного двора теперь живёт на Холодной горе, на совсем другом конце города, но это не мешает им видеться и общаться.

Ведь расстояние – ничто, когда люди что-то друг для друга значат.

Они договорились встретиться возле университета Жени, его пара заканчивалась на полчаса позже. Отсюда до него было рукой подать. Университет радиоэлектроники, ХНУРЭ, был рядом с «Научной», путь пешком составлял примерно столько же, сколько и оставалось до конца пары Жени.

Деревья, тротуар, аллея, слева показывал себя во всей красе Госпром: большое здание, занявшее место посередине площади, между университетом им. В. Н. Каразина и ХИБМом, институтом бизнеса и менеджмента. Сверху, на крыше Госпрома, виднелась весьма внушительных размеров вышка, из-за чего он и казался таким большим и грациозным зданием.

Проспект Ленина, один из самых длинных проспектов в Харькове. Его конца было не углядеть на горизонте, а протяженность была, чуть ли не до конца города. Прямо по центру стоял памятник казаку Харько, тому самому, кто выдворял татар с наших земель, в честь которого и назвали город. Он сидел на своём бронзовом коне, держа в руках копье, по сей день, обороняя город своим бессмертным обликом.

Справа был ещё один университет, такое же старое большое строение, не потерявшее с возрастом красоты. В центре города было очень много вузов, на каждой площади, на каждом проспекте стоял хотя бы один институт или университет. Не зря ведь сюда едут иностранцы со всех континентов, чтобы получить образование именно здесь. Именно в Харькове. В городе студентов.

Эта дорога для Никиты была бы скучная, если не его наушники. Потому что музыка – это не просто набор нот с голосом на заднем плане, это что-то больше. Музыка помогает нам, когда нам скучно, мы включаем музыку, чтоб нам было весело, или, наоборот, когда хочется подумать о жизни. В современности это уже, как зависимость, но она не вредна, она только в помощь.

Уже на подходе «Научная», справа из пятиэтажек выглядывали торцы высотных зданий, а проспект всё так же был длиннющим. Слева, за торговым центром был мемориал воинам-интернационалистам. Сюда приходил отец с Никитой, чтоб помянуть своих друзей, про которых остались лишь воспоминания. Память о близких людях остаётся в нас. Даже когда человека забирает смерть, в нас остаётся частичка от него. Она продолжает жить в нас.

Оставалось пару минут до конца Жениной пары, а Никита уже сидел у главного входа университета. Яркое солнце, греющее своими лучами, утонуло в свинцовых непросветных тучах. Ветер схватил деревья и тянул за собой листья на них. С неба начал моросить прохладный дождь.

Приятную мелодию в наушниках перебил звонок, Никита достал телефон, в надежде, что это не отец, который прикажет идти домой. Посмотрел на экран.

Отец звонит.

Он знал, что отец будет его прогонять домой, несмотря ни на что. Сбросил. Он устал от того, что отец говорит, что ему делать, от того, что ему наплевать на его мнение, что он не умеет соглашаться. Никита вспомнил сегодняшнюю ссору с отцом, настроение, которое копилось в малых количествах, за день так и упало на самое дно. Взбалтывая на этом дне осадок злости и отчаяния, безвозвратно растворил настроение. Дождь понемногу становился сильнее, превращаясь из надоедливых моросящих капель в большие и кучные.

– Привет! Чего такой кислый? – кто-то встал перед душой.

Пока Никита брёл в своих мыслях, совсем не заметил, как Женя уже пришёл с пар и подошёл к нему. Его улыбка была искренней и доходила до ушей. В отличие от Никитиной. Видимо, его настроение ничем не испортить, ни дождём, ни утомительным днём, ни плохим настроением друга. Он был ниже ростом, чем Никита, и его белобрысые волосы развивались на ветру и быстро намокали под дождём.

– Та так, ничего. Опять отец, – уныло ответил Никита.

– Хм, снова? – улыбка Жени превратилась в серьёзный взгляд.

Дождь не собирался слабеть, а только набирал свои обороты, оставаться под открытым небом уже не хотелось. Одежда стала неприятно промокать насквозь.

– Слушай, может, зайдём, перекусим? Могу угостить, – предложил Женя.

Дождь, не оставляя выбора Никите, заставил согласиться с Женей.

* * *

Рассказав всю историю с отцом, они ещё пару минут сидели, разглядывая в окно тарабанящий дождь. Рассматривая светящийся, мокрый асфальт под лучами фар проезжающих машин, Никита пил с Женей кофе за небольшим столиком.

– А ведь знаешь, – решил погасить тишину Женя, – ведь у меня тоже были такие отношения, только с матерью. Ну, а я что, я взбесился. Сказал, я ухожу из дому. День я шлялся, второй. Меня даже искать начали, но я не сдавался из-за принципов. Пока деньги не кончились, пришёл домой, думал, сейчас получу трындюлей. А она меня обхватила будто, если отпустит, то больше меня никогда не увидит. Заплакала и стала извиняться. Вот, с тех пор у нас хорошие отношения в семье.

– Почему ты мне это никогда не рассказывал? – внимательно послушав историю, спросил Никита.

– Не люблю такое рассказывать.

Дождь стал стихать, растворяясь, уходили тучи. Солнце уже садилось, её вечерние, золотые лучи падали на мокрый асфальт, от чего он начинал блестеть. Пора было ехать домой.

Допив чай и докушав круасан, купленный за шесть гривен, Никита встал со стула и направился с Женей на выход. На дороге образовалась пробка, все ехали домой, и даже широкий проспект не мог уменьшить её. Никита с Женей спустились в метро.

* * *

Станция «Научная» была похожа немногими чертами на станцию «Университет». Облицована тем же мрамором, колонны были круглые и белого цвета, держащие сверху второй ярус с балконами, а стены были покрыты таким же коричневым мрамором, как и «Героев труда». На электронном табло, что висело над тоннелем, было шесть часов вечера, люди столпились и ждали прибытия поезда.

– Как ты думаешь, если я попрошу прощения у отца, мы помиримся?

Женя медленно обернулся на Никиту, аккуратно посмотрев на него, уставился обратно в стенку.

– Попроси, жизнь коротка, чтобы проводить её в обиде, – Женя попытался вообразить из себя философа, что у него выходило на тройку.

Никита серьезно задумался о сказанном Женей. Ведь отец – единственный его близкий человек. Из тоннеля дул сильный ветер. Прибывающий поезд выталкивал воздух как поршень в цилиндре, буквально выдавливая его из тоннеля.

– Шановні пасажири, будьте уважні, на станцію прибуває електропоїзд. Відійдіть від краю платформи, – голос с громкоговорителя объявил приближение поезда.

Состав с шумом и гудением вылетел из тоннеля и стал плавно тормозить, остановившись, открыл двери для пассажиров.

В вагоне была тишина, в которой шумели колёса поезда и электродвигатель. Людей было столько же, сколько и утром, их лица были уставшими, вымотанными от ежедневной работы, свет от ламп уже казался тусклым. Или это просто устали глаза?

– А ведь знаешь, ты прав, – Никита решил поделиться мыслями с Женей. – Ведь из родных, кроме него у меня никого нет, и если вдруг что-то произойдёт, я останусь один.

– Вот и я тебе о том же, – согласился Женя. – Я бы на твоём месте помирился.

Никита уткнулся взглядом в стенку тоннеля, смотря, как свет из вагона падает на танцующие кабели, простирающиеся по всей его высоте.

– Станція… «Держпром». Перехід на станцію «Університет» до поїздів Салтівської лінії, – двери открылись, выпуская людей на станцию.

Никита с Женей вышли на платформу, направляясь к переходу на «Университет», стены перехода были в синей плитке, светильники шли по центру перехода и были перекрыты решёткой. Поворот, подъём по ступенькам, ещё поворот, подъём, станция.

Тут и расходились пути Никиты с Женей. Жене надо было ехать на «Исторический музей», чтобы пересесть на красную ветку и доехать до Холодной горы. Никита ехал в противоположном направлении, от центра города до Салтовки. Они попрощались, пожав друг другу руки.

– До встречи, Жек, спасибо, что поддержал.

– Ещё увидимся.

Дальше путь был в одиночестве, и, подойдя к краю платформы, Никита достал наушники и воткнул их в уши. Зайдя в списки песен, включил первую попавшуюся. Это был рок в стиле пост-хардкора, взрывное начало пробудило Никиту от усталости.

Он устал, день был долгий, и хотелось просто ни о чём не думать. Отложить дела на потом. Лечь поспать. Желудок урчал, прося еды. То, что он поел в закусочной, было недостаточно. Хотелось чего-нибудь посытнее: супа или жареной картошки, с жареным куриным мясом. От этих мыслей Никита больше проголодался.

Приполз долгожданный поезд, вместо обычного синего цвета, он был разукрашен в жёлтый цвет, с картинками конфет и названием фирмы. Даже поезд метро не может дать покоя мыслям о еде. Двери распахнулись, Никита успел сесть на сиденье. Не часто даются моменты, чтобы можно было посидеть. Наконец-то можно расслабиться.

Клонит в сон. Даже громкая агрессивная музыка уже не может взбодрить. «Надо потерпеть, постараться не уснуть, дома уже спокойно посплю. Глаза закрываются сами. Ладно, с закрытыми глазами посижу, не усну ведь».

* * *

– Молодой человек, вставайте, конечная, – голос разбудил Никиту.

Перед ним стояла молодая дежурная по станции в красном головном уборе и в руках у неё была сигнальная табличка.

– Не уснул, – сказал про себя.

Отходя от сна, Никита вылез с вагона. Непонятное чувство, когда проспал полчаса и оказался в другом месте, чувство потерянности. На часах уже было 18:44, надо поторопиться. Дома предстоит написание лабораторных работ. Со станции уже вышли все, кто ехал вместе с Никитой в одном поезде, на станции было мало людей. Начал подниматься по ступенькам, прошёл турникеты, вышел в переход. В нём ещё сидели продавцы у своих прилавках, они уже понемногу закруглялись и сворачивали свою торговлю. Пошёл дальше, к ступенькам. Выход в город, на ступеньках остался сидеть тот тёмнокожий, что и сидел с утра. Никиту охватило чувство жалости, и поддавшись неведомым силам, рука сама потянулась в кошелёк. Никита решил дать этому бедняге пятёрку, положил ему в коробку с мелочью, в которой уже лежало пара купюр и горсть мелочи.

Темнокожий паренёк поднял голову, узнав Никиту, хоть и встречался взглядами пару секунд.

– Спасибо тебе, дружище, – темнокожий улыбнулся от полученной щедрости.

Никита сам не знает, почему это сделал. Может, великодушие проснулось, а может, разговор с Женей повлиял на него. Он остался один, никому не нужный, сидящий днями на этих ступеньках, прося помощи. Получая пару гривен от жалости, покупает себе батон, чтобы прожить ещё день и не видя будущего в завтрашнем дне. Разве такая у него должна быть жизнь?

Солнце ещё не село за горизонт, держась из последних сил на нём, небо было безоблачное, будто и не было сегодня дождя. На пешеходном переходе собрались люди, ожидая зелёный, тем временем машины летали по дороге. Музыка ещё поддерживала моральный дух и настроение, которого осталось совсем немного.

Вот и зелёный, знак того, что путь свободен и можно идти. Люди стали переходить дорогу, Никита, не отставая, пошёл за толпой.

Музыка, играющая в наушниках, вдруг закончилась с неприятным треском, будто по ним прошли помехи и замолкли гробовой тишиной. Никита вынул наушники из ушей, они настолько громко покончили свою жизнь, что слегка оглушили его. Никита надел их ещё раз, в надеждах, что они заработают.

Тишина.

Жаль было наушники, стоили они не дёшево, а сдались, как китайская подделка. Никита уже подошёл к автовокзалу, где была прилично большая очередь на автобус нужного ему маршрута.

И так каждый день. Каждый день просыпаешься в семь утра. Каждый день ездишь на учёбу, не понимая даже зачем. Каждый день убиваешь нервы в общественном транспорте, проводя полжизни в очереди, а потом в битком заполненном автобусе.

Теперь не так уж и уютно: быть без наушников, слушать шум города и разговоры людей.

Сирена.

Никита от неожиданности поднял голову и начал оглядываться. Это была сирена воздушной тревоги. Через пару секунд успокоился. Ничего обычного. Очередная учебная тревога, их часто проводили в городе. Но всегда есть доля страха того, что она может оказаться не ложной. Люди поблизости были такого же мнения.