Kitobni o'qish: «Осквернитель»

Иван Петрович Громов никак не мог уснуть. Больше часа вертелся он на постели, но сна – ни в одном глазу. А всё почему? Ныли колени, и мысли дурные одна за другой лезли в голову. Утром Иван Петрович ездил в район и встретил там Колю Кузякина, своего старинного товарища, вместе с которым пришлось сполна хлебнуть разного да всякого в одной очень горячей точке.

– Ваня! – обрадовался Кузякин и обнял так, что кости затрещали. – Друг! Только вчера тебя вспоминали. Начальник наш всё в пример ставил. Вот, говорил, равняйтесь на наши маяки. Участковый – от бога. В смысле, ты…

– Чего это вдруг? – переспросил друга Иван Петрович, не насмехается ли.

– Не знаю, – развёл руками Кузякин, – но хвалил он тебя за милую душу. Готовь дырку для ордена ко дню милиции… Или для медали… А в крайнем случае – рамку для грамоты… Ты ж не гордый! Ты ж согласен… Ха-ха-ха…

“ А не к добру всё это, – думал теперь Иван Петрович, то и дело, поворачиваясь с боку на бок. – Не иначе как предложат днями на пенсию собираться. Хвалили, хвалили, потом в навоз свалили. У меня почти тридцатник выслуги… Пилюлю начальник хочет подсластить… Еще бы годок поработать… Нет, не дадут… Хватит, скажет, не будет тебе дальше контракта… А обещал же ещё на годик продлить… А с другой стороны: года-то идут… Отдохнуть тоже надо. Вон, сегодня Фомича схоронили, а он старше меня всего-то на три года…”

В общем, вертелись в голове Ивана Петровича мысли: одна темнее другой. А тут еще гроза на улице занялась. Полыхавшие в небе молнии часто освещали комнату причудливым светло-синим светом, а следом рявкал с сухим треском гром. Крупные дождевые капли сначала часто застучали по стеклам окон, по крыше, а потом полились стеной с всё нарастающим шумом. И казалось, что не будет этому ливню конца.

Вроде, только забылся Иван Петрович, только привиделся ему какой-то яркий, но пока еще непонятный сон, а тут стук в окно.

– Беда, Петрович, вставай!

Иван Петрович быстро встал с кровати. На улице вовсю хозяйничал рассвет. Дождя не было и в помине. А вот тумана на улице вдоволь. Тепло. У крыльца стоял сторож местного кладбища Михеич и часто моргал красными слезящимися глазами.

– Ну, чего у тебя? – спросил Иван Петрович, выйдя на ступеньки крыльца.

– Беда, Петрович, беда. Там такое. Ужас, что творится. Пойдём, сам увидишь. Пойдем!

Михеич махнул рукой и пошагал по тропинке вдоль огорода. Сторож шагал быстро. Скоро силуэт его стал едва виден в туманной дымке. Пришлось Ивану Петровичу прибавить шаг, но сторожа он нагнал только возле покосившейся кладбищенской ограды. Сторож обернулся, опять махнул рукой и стал с необычайной ловкостью пробираться по узеньким проходам между часто наставленными могильными оградами. Иван Петрович опять отстал от своего проводника, но, буквально через минуту увидел его возле полуразрушенной стены старинного храма. Сторож остановился около разрытой могилы. А из густой травы виднелся свалившийся на бок грязный закрытый гроб. Возле гроба стояли: заведующий поселковым кладбищем Севрюгин и заместитель главы местной администрации Сергей Сергеевич Мелехин.

– Смотри, Иван Петрович, чего творится, – быстро протянул руку Ивану Петровичу Мелехин. – Я сегодня решил с утречка за грибками сходить. Ага. В лес. После дождичка, думаю… Ага. Ну, чтоб дорогу немного срезать, пошёл через кладбище. Ага. А тут собака моя заволновалась и сюда. Ага. Я кричу: Памира, Памира. Она не отзывается. Я пошёл за ней, а здесь… Бегом к сторожу, а он дрыхнет без задних ног. Ага. Разбудил его. Говорю: беги за участковым, а я сам за товарищем Севрюгиным побежал. Чего творится на белом свете?

– Слушайте, а может закопаем его, – в полголоса предложил Севрюгин. – И дело с концом… Пока не видел никто.

– Ты чего?! – вытаращил глаза на заведующего кладбищем Мелехин и быстро повернулся к участковому. – Это же преступление. Осквернитель не должен уйти от наказания. Да, Иван Петрович?

– Статья 244, до пяти лет, – машинально ответил участковый, потихоньку ущипнул себя за ногу и слегка поморщился от боли. Это был не сон.

Сзади затрещали кусты: к разрытой могиле подошли ещё двое. Один из них небольшого роста, широкий, но сутулый, лицом похожий на обиженного пожилого сенбернара. Другой же, высокий, с длинной шеей, чем-то здорово напоминающий испуганного страуса. Это рабочие кладбища: невысокого звали – Коля Крохобор, а его товарища – Витюха Дермантин.

– Ни хрена себе, – уставился на валявшийся в бурьяне гроб Коля и стал яростно чесать себе затылок. – Вчера только тёзку зарыли, а он сегодня откопался… Ни хрена…

Витюха также крепко поразился уведенным, но говорить ничего не стал, а только громко икнул и удивлённо открыл рот. Было от чего его открыть! Кто-то разрыл могилу бывшего главного бухгалтера местной нефтебазы Николая Фомича Сергунина, похороненного вчера со всеми полагающимися ему почестями. С подобной ситуацией работники местного кладбища столкнулись впервые.

– Кто это так мог ненавидеть Николая Фомича? – осторожно тронул за рукав участкового заведующий кладбищем.

– Я думаю, что Коля здесь не причём, – потёр переносицу указательным пальцем Иван Петрович.

– Почему?

– Гроб-то не тронули, выбросили из могилы и всё. Не иначе, они в могиле что-то искали… Кто могилу копал?

– Мы, – нахмурил сивые брови Коля Крохобор. – Только мы не при делах, нам сказали копать, мы и…

– Мы не при делах, – шумно высморкался и поддержал товарища Дермантин. – Это ж беспредел…