Kitobni o'qish: «Крещённые небом. Издание второе»

Предисловие ко второму изданию

Вы держите в руках второе издание «Крещённых небом». За те восемь лет, что прошли с момента выхода первого, на Аллее спецназа, что на Николо-Архангельском кладбище в подмосковной Балашихе, прибавилось немало имён. Появились новые очерки и в этой книге. Да, война с терроризмом ещё не окончена, и на её фронтах, подчас далёких, продолжают гибнуть наши ребята. Но всё чаще уходят и ветераны, многие несправедливо рано. Недаром год службы в спецназе засчитывают за полтора! А кто сосчитал, сколько лет жизни отнимают непрерывные перегрузки и стрессы, многочасовые засады, когда нервы натянуты до предела и каждую секунду ждёшь команды или выстрела с той стороны? И в спецназе люди сделаны не из железа…

Готовя это издание, я общался с сослуживцами, друзьями и близкими ушедших товарищей, перепроверял факты, уточнял детали. И лишний раз убедился, что не зря взялся за эту работу. Уходят люди, а с ними уходит целый пласт истории – не только нашего подразделения, но и истории страны. Да и в памяти живых многое стирается, так что уже сейчас трудно воссоздавать события двадцати-тридцатилетней давности, а скоро и они канут в лету. Поэтому сохранить их важно не только как память об ушедших героях, но и как документ эпохи, живую историю – через жизнь тех, кто оказался на самых крутых её изломах.

До событий 1991 года в Вильнюсе о Группе «А» знал лишь узкий круг посвящённых. После обнародования в СМИ секретных сведений о её составе и предательства президента СССР Горбачёва, заявившего, что Группа действовала без его ведома, началась кампания по её шельмованию и травле. Были даже опубликованы фото и имена её сотрудников с призывами к расправе. С тех пор на страницы изданий было вылито немало лжи, которая легко сходила за истину, поскольку самим сотрудникам было запрещено разглашать подробности спецопераций. Сегодня, когда завеса секретности отчасти снята, воспоминания ветеранов проливают свет на события прошлых лет.

Непредвзятость, искренность и точность изложения – безусловные достоинства этой книги. Но создавалась она не только и не столько ради исторической правды. Главное в ней – люди. Такие, какими их запомнили друзья, родные, сослуживцы. Авторами ряда очерков являются родственники погибших и даже бывшие заложники – такие как сёстры Кусовы, выпускницы школы № 1 города Беслана. В этом тоже уникальная особенность этой книги.

Во второе издание вошли двенадцать новых очерков. Многие очерки из первого издания полностью переработаны, добавлены факты, уточнены детали. В ходе работы над моей новой книгой «Будённовский рубеж», вышедшей в 2020 году, выяснились некоторые новые подробности операции в Будённовске в 1995 году. Они вошли в очерки, посвящённые майору Соловову и лейтенантам Рябинкину и Бурдяеву, погибшим при штурме захваченной боевиками больницы.

Всего в новой книге более сорока фамилий – от молодых сотрудников до ветеранов первого набора. Их судьбы – живая история самого подразделения, в котором начиная с 1974 года сменилось уже несколько поколений. Я благодарен родственникам и друзьям ушедших товарищей за их вклад в подготовку этого издания. Во многом благодаря их усилиям продолжается начатая мною десять лет назад летопись героев «Альфы». Но в ней ещё не все имена, и я готов продолжать этот труд и призываю всех, кто готов внести свой посильный вклад в наше общее дело, присылать свои замечания, заметки и предложения по новым героям моей книги.

«Альфа» во все времена являлась элитой своей страны. Элитой настоящей, не самозванной. Ею не рождаются, ею становятся. Но прежде – её воспитывают. Вот почему нам так важен героический пример тех, кто недавно сам мечтал быть похожим на героев своих любимых книг. И пусть эта книга, созданная самой «Альфой», станет своего рода учебником чести и мужества как для молодых офицеров, так и для всего подрастающего поколения России!

Алексей ФИЛАТОВ

Буква «А»

Нам буква «А» дана не по уставу,

Она не просто украшенье рукава.

Она на сердце у всего состава,

Написанная кровью буква «А».

Леонид Якубович

Эта книга о людях, которые служили Родине, не претендуя на почести и славу. О героях, чьи имена при жизни в силу специфики службы оставались неизвестными, так что даже награды им вручали закрытыми указами. О наших товарищах, за которых мы поднимаем третий тост.

Группе «А» без малого полвека. Вместе со страной её сотрудники пережили разруху и нищету, боль и унижение, растерянность и отчаяние, когда вмиг исчезло государство, которому они давали присягу, а новая власть боялась и ненавидела тех, кто в эти смутные времена сохранил офицерскую честь и верность Родине.

Да, бойцы антитеррора оставались вне политики. И в самые тяжёлые для страны дни, под градом чудовищной лжи и в условиях откровенной травли со стороны ряда политиков и СМИ, они продолжали выполнять свой долг, ценой своей жизни спасая людей, как это было у Белого дома в Москве в 1993-м, в Будённовске в 1995-м, на Дубровке в 2002-м, в Беслане в 2004-м и в других операциях, многие из которых описаны на страницах этой книги.

Не секрет, что после разрушения СССР «Альфу» покинула часть личного состава. Но тем весомее вклад тех, кто остался, и тех, кто пополнил её ряды, посвятив жизнь служению Родине. Благодаря им не разорвалась связь поколений, а подразделение сохранило свой дух, неписанные законы элиты спецназа. Их доблесть и отвагу – как павших, так и живых – свято чтут наши ветераны, действующие сотрудники и их родные, – все те, чья судьба соприкоснулась с Группой «А».

Сегодня ряды «альфовцев» пополняют лучшие из лучших: несмотря на жёсткий отбор, конкурс в подразделение очень большой. Молодые офицеры стремятся попасть в боевые отделы Управления «А» ЦСН ФСБ России, хорошо понимая, что на службе они могут получить увечье или даже потерять самое ценное, что им дано на этой земле – жизнь.

Меня часто спрашивают: что заставляет этих людей добровольно рисковать своими жизнями, в мирное время выбирать такую опасную профессию? В поисках ответа заводят разговор про деньги, социальные льготы, награды…

И я ловлю себя на мысли, что мы с ними друг друга не понимаем. Наверное, чтобы до конца понять, что такое Группа «А», надо самому пройти через эту службу, поглощающую твоё тело и душу без остатка. Когда в тренировках каждый день испытываешь себя на прочность. Когда боевой командировки ждёшь, как выхода на сцену. Когда высший восторг – вступить в схватку с врагом, а худшее наказание – не выйти на задание со своими товарищами.

Спустя годы после увольнения в запас, я, вспоминая свою работу во многих коллективах до и после «Альфы», пообщавшись с представителями различных социальных слоёв, политических взглядов и вероисповеданий, могу совершенно точно сказать, что таких сильных эмоций, такого драйва от настоящей мужской дружбы, успешно проведённой боевой операции и благодарного взгляда спасённого тобой человека, я не испытывал нигде. Годы службы в Группе «А» – лучшие годы моей жизни.

Уверен, так считает каждый, кто служил в «Альфе». И наше братство останется с нами навсегда, как и наша память об ушедших товарищах.

Ощущение незавершённого дела не покидало меня, пока не была написана эта книга. Теперь я отдал свой долг. Память об их жизни и подвиге живёт в тысячах экземплярах этого издания. И, верю, будет жить в сердцах наших потомков.

Вечная слава героям!

Алексей ФИЛАТОВ

На чужой земле

Капитан ВОЛКОВ Дмитрий Васильевич (1947–1979)

Капитан ЗУДИН Геннадий Егорович (1937–1979)

Москва, декабрь 1979-го. До Нового года оставалось десять дней. Наконец-то на смену уже порядком надоевшей слякоти пришла настоящая зима. По всему городу открылись ёлочные базары. Люди толкались в магазинах, запасая продукты к праздничному столу. В парках заливали катки, площади украшали флажками и гирляндами. Москва жила обычной предпраздничной суетой.

Но в окнах третьего этажа массивного здания на площади Дзержинского¹ свет горел отнюдь не по случаю праздника. В кабинете Председателя КГБ Юрия Владимировича Андропова шло очередное совещание. Там решали судьбу страны – уже в который раз за этот нелёгкий для неё 1979 год. Страна называлась – Афганистан.

За идеалистом – диктатор

Впервые слово «Афганистан» прозвучало в наших высоких кабинетах в апреле 1978 года, когда после танковой атаки поддерживающих оппозицию частей афганской армии на дворец президента Дауда и Министерство обороны власть в Кабуле перешла в руки Народно-демократической партии Афганистана (НДПА) во главе с Генеральным секретарём ЦК Нуром Мохаммадом Тараки. Социалистическая революция в этой горной стране у наших южных границ стала сюрпризом для всего мира, в том числе и для руководства СССР.

В июле 1978 года с Тараки в Кабуле встретился начальник Первого главного управления КГБ Владимир Крючков². Общение с новым лидером произвело на него тягостное впечатление. «Я слушал и просто диву давался: прошло всего каких-то три месяца после апрельской революции, а афганское руководство, включая президента, уже вознеслось до небес, потеряло всякое чувство реальности. Тараки рассуждал о том, что НДПА, решившись на революцию и добившись победы, была права исторически, а вот Москва со своим скептицизмом – как раз нет. «То, что сделано в Советском Союзе за 60 лет советской власти, в Афганистане будет осуществлено за пять лет», – восклицал президент. На вопрос, какой будет позиция новой власти в отношении ислама, последовал примечательный ответ: «Приезжайте к нам через год – и вы увидите, что наши мечети окажутся пустыми». Пожалуй, одного этого заявления было достаточно для того, чтобы понять: новый режим обречён», – запишет он в своих мемуарах^[39].

Вот почему первые месяцы руководство СССР избегало всяческих оценок и заявлений в отношении нового афганского правительства, и только осенью Брежнев заявил о поддержке Демократической Республики Афганистан. А 5 декабря 1978 года в Кремле, во время визита делегации во главе с Тараки, между СССР и ДРА был подписан «Договор о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве». В числе прочего он предусматривал и «меры в целях обеспечения безопасности, независимости и территориальной целостности обеих стран», что давало юридические основания для оказания военной помощи новой власти.

Однако впервые вопрос о такой помощи встал на повестку дня после мятежа в Герате весной 1979 года³. Тогда уже стало очевидно, что гражданская война в республике не затихает, а разгорается, причём при активной поддержке спецслужб Великобритании и США. Но в тот момент Юрий Владимирович Андропов категорически воспротивился идее «воевать за афганцев», однако помочь техникой, оружием и советниками по линии КГБ согласился. Помимо создания в частях афганской армии отделов военной контрразведки, была усилена и охрана первых лиц государства, а сотрудники 9-го управления КГБ СССР обучали личную гвардию президента, многие офицеры которой проходили подготовку в Рязанском училище ВДВ.

Но осенью в Афганистане неожиданно для руководства Советского Союза произошёл новый переворот. К власти пришёл ближайший соратник Тараки – Хафизулла Амин. Пришёл самым коротким путём: арестовал, а затем приказал убить своего однопартийца и нескольких наиболее влиятельных его сподвижников. Те немногие, кто избежал смерти, нашли убежище в СССР. В стране начался «красный террор», что только обострило противостояние в гражданской войне. На наших границах разгорался большой пожар, который ещё и раздувал «ветер с Запада». И тогда было принято решение об устранении диктатора и возвращении в страну «правительства в изгнании» во главе с Бабраком Кармалем. Операция была приурочена к вводу советских войск, на помощь которых так надеялся Амин, чтобы подчинить себе непокорную страну, во главе которой он встал.

Вот почему в эти декабрьские ночи не гас свет ни в кремлёвских кабинетах, ни в здании Комитета государственной безопасности, ни в Министерстве обороны. Зажёгся он в ночь на 24 декабря 1979 года и в квартирах офицеров Группы «А», которые ранним утром отправлялись на первое в своей жизни боевое задание⁴.

Поднимаясь по трапу самолёта перед вылетом с аэродрома Чкаловский, никто из них не представлял, какое задание их ждёт. Но все были готовы выполнить его с честью: после пяти лет упорных тренировок, наконец, представилась возможность доказать Родине, что они не даром ели свой хлеб.

Накануне, собрав личный состав в Ленинской комнате, заместитель командира Группы Роберт Петрович Ивон⁵ объявил^[13]:

– Руководством принято решение направить вас в командировку для выполнения секретного задания. Вам придётся стрелять по людям. В вас тоже будут стрелять и могут убить. Если кто не желает принимать участие в операции или, может быть, приболел, волен отказаться.

«Больных» не нашлось. Все сотрудники хорошо помнили разговор с Робертом Петровичем, когда проходили отбор в подразделение. Их биографии, биографии их дальних и близких родственников были давно изучены, известны их спортивные достижения и служебные характеристики. Поэтому вопросов к кандидатам было немного, и главный из них, который всё и решал: «Сможешь отдать жизнь за Родину?» Все они когда-то ответили на него «да». Других в Группе «А» не было.

«На одного порядочного больше»

Весной 1979 года было принято решение увеличить штат подразделения, в том числе с учётом его задач в Афганистане. Да, впервые офицеры Группы «А» отправились «за речку» ещё в марте. После гибели в Кабуле посла США⁶ и мятежа в Герате небольшая группа сотрудников была привлечена для охраны советских дипломатов и военных советников⁷. Их место в Москве заняли новобранцы, в числе которых был Дмитрий Волков.

Родился он 27 февраля 1947 года в Москве в семье кадрового военного. После окончания средней школы № 540⁸ работал откачником-вакуумщиком в НИИ вакуумной техники. В Комитет госбезопасности СССР пришёл по комсомольской путёвке в декабре 1969-го. Когда родители Дмитрия узнали, что сын собрался связать свою жизнь с КГБ, не поверили своим ушам. Он, выросший в семье репрессированных в годы Большого террора 1930-х! Дома состоялся тяжёлый разговор. Волков не собирался отступаться от своего решения, но и с родителями ссориться не хотел. В разгар спора он спросил: «Считаете ли вы меня порядочным человеком?» – «Конечно!» – «Значит, в КГБ будет на одного порядочного человека больше»^[22]. Такой неожиданный поворот примирил родителей с выбором сына.

Окончив в 1974 году Институт физической культуры, Дмитрий, тогда сотрудник Оперативно-технического управления КГБ, стал кандидатом в мастера спорта по пулевой стрельбе. Об этом в 1979 году вспомнил Сергей Голов⁹, когда в подразделение отбирали снайперов. «Мы начали проверять всех возможных кандидатов, и тогда я, помня о Димином мастерстве, решился порекомендовать его в Группу. Он, в свою очередь, согласился и без проблем прошёл отбор. Впоследствии, уже после трагической гибели Димы, я не раз с горечью думал о том, что если бы не моя рекомендация, то сейчас он, вероятно, был бы жив…» – вспоминает Сергей Александрович^[22].

Он был зачислен в Группу в мае 1979-го. Быстро влился в коллектив, проявил себя добросовестным и исполнительным офицером, хорошим товарищем. «С Димкой мы служили в одном отделении, и нас связывали добрые, дружеские отношения, – рассказывает ветеран Группы «А» полковник Александр Репин. – Он всегда был очень весёлым, обаятельным и лёгким в общении человеком. Как старший товарищ, помогал мне осваивать стрельбу из пистолета Макарова. Свободное от работы время мы часто проводили в Битцевском парке, где Дима также обучал меня спортивному ориентированию. Я часто бывал у него дома, хорошо знал его супругу, Евгению Николаевну. Папа Димы, Василий Дмитриевич, бывший кадровый военный, был замечательным человеком и очень интересным собеседником»^[22].

В декабре того же года капитана Волкова, как отличного снайпера, включили в нештатную боевую группу «Гром»¹⁰, вылетавшую в Афганистан для выполнения специального задания. Куда они направляются, ребята уже догадывались – по форме песочного цвета и тёплым вещам (зимой в горах холодно). Однако никаких подробностей операции им не сообщали. Впрочем, судя по тому, сколько вооружения и снаряжения предстояло захватить с собой, а также по выданной в довесок к сухпайку бутылке водки, становилось ясно, что работа предстоит совсем не простая.

При заходе на посадку в Баграме в самолёте выключили свет, поступил приказ зарядить оружие и занять места возле иллюминаторов и дверей. Выгружались тоже «по-боевому»: пулемётчики были готовы прикрыть десант огнём.

Первую ночь пришлось провести в капонирах и палатках на авиабазе в Баграме. На следующий день, прибыв в Кабул, разместились на территории посольства СССР. К вечеру небольшими группами по 2–3 человека отряд доставили в район будущей операции – к подножию горы, на которой стоял дворец Тадж-Бек¹¹ – объект «Верхняя строка», как называли его в донесениях. Ночевали в продуваемой холодными ветрами недостроенной казарме. На следующий день все уже понимали, зачем сюда приехали. Хотя детали операции под кодовым названием «Шторм-333» станут известны только в день её проведения: им, двадцати четырём офицерам Группы «А», вместе в тридцатью «зенитовцами»¹² при поддержке 9-ой парашютно-десантной роты старшего лейтенанта Востротина, «мусульманского батальона» ГРУ¹³ и противотанкового взвода предстояло взять штурмом этот дворец-крепость и ликвидировать Амина. При этом непосредственно в здании должны были работать «Гром» и «Зенит».

Накануне штурма наши военные заводили бронетехнику и ездили на ней по окрестностям, чтобы приучить афганцев к шуму моторов – дескать, идут плановые тренировки. Но информация о самом объекте «Верхняя строка» была крайне скудной. Поэтому 26 декабря, за день до штурма, командиры отрядов Романов и Семёнов отправились на ГАЗ-66 мимо Тадж-Бека к шикарному ресторану в горах, по дороге отмечая расположение огневых точек, танков, постов охраны. Ресторан оказался закрыт, и на обратном пути на блокпосту афганские гвардейцы задержали «шурави». У Семёнова имелся документ, что он состоит в охране Амина. Однако чтобы снять подозрения, пришлось дождаться хозяина ресторана и сделать заказ на два десятка персон. Только тогда пленных отпустили.

Сводные данные разведки были неутешительны. Недавно ставшая главной резиденцией диктатора величественная крепость Тадж-Бек занимала господствующую высоту с отличными секторами обстрела. В ней находилась личная охрана Амина численностью около 200 человек, ещё 2000 бойцов располагались в казармах неподалёку. Оборону поддерживали 11 танков, 2 из которых были вкопаны в землю у главных ворот, да ещё зенитный полк с двенадцатью 100-мм зенитными пушками и шестнадцатью спаренными пулемётами ДШК. Ниже располагался штаб армии со своей охраной и жандармерия. К воротам вела единственная горная дорога, на которой было невозможно разогнаться и которая простреливалась с разных точек.

До начала общего штурма небольшому отряду из четырнадцати человек, в который входили Дмитрий Волков и Павел Климов¹⁴, двое «зенитовцев», а также два танковых экипажа из «мусбата» во главе с офицерами, предстояло выдвинуться на грузовой машине к посту охраны и захватить два вкопанных у ворот Т-54, а затем произвести из них несколько выстрелов по дворцу. Всё должно было выглядеть как начало второго этапа Саурской революции¹⁵, когда сами афганцы свергают режим кровавого диктатора Амина.

Но часовых возле танков неожиданно оказалось не двое, а четверо. Это осложняло выполнение задачи, но пути назад не было. Дмитрий с одним из «зенитовцев» пошли в сторону поста, а остальные залегли за косогором, готовые прикрыть их огнём. Вдруг на посту раздались выстрелы. Танки были захвачены, нейтрализованы, но выстрелить из них не удалось. Из казармы стали выбегать вооружённые афганцы, разворачиваясь в цепь. Завязалась перестрелка. В ней и погиб капитан Волков, получив смертельное ранение в голову.

За мужество и отвагу, проявленные при выполнении задания, он был награждён орденом Красного Знамени. Его смерть открыла счёт невосполнимым потерям Группы «А». Но в эту ночь его товарищей ждала ещё одна утрата.

Егорыч

Капитан Зудин был одним из самых возрастных среди «альфовцев», направленных в Кабул зимой 1979 года: 42 года в этой профессии – предпенсионный возраст. Вторым «аксакалом» был чемпион СССР по боксу Глеб Борисович Толстиков – тому и вовсе почти «полтинник»! Оба не должны были лететь в Афганистан, но настояли на своём, уговорили Роберта Петровича Ивона, занимавшегося комплектацией нештатного отряда «Гром». Тот, впрочем, и сам рвался в Кабул, но руководство Комитета и Седьмого управления КГБ решило по-другому.

Ветеран первого набора Группы «А» полковник Евгений Чудеснов с горечью вспоминает о последних днях своего товарища:

– Геннадий Егорович не должен был оказаться в Афганистане. Ему тогда было сорок два года, двое детей – «дед» уже, хотя сил и энергии в нём хватало. Летел же он, чтобы обеспечивать вооружение и специальное оборудование группы, наши кейсы с «инструментами». Но пошёл вместе с ребятами в самое пекло…

Родился Геннадий Зудин 26 июня 1937 года в Москве. После окончания средней школы № 509¹⁶ работал шофёром автобазы № 33 треста «Мосавтожелдор». Отслужил срочную, демобилизовался младшим сержантом. В органы госбезопасности пришёл в мае 1965-го. Летом 1968 года ему довелось участвовать в чехословацких событиях¹⁷.

В 1974-м Зудин окончил Высшую школу КГБ СССР им. Дзержинского и в сентябре того же года был зачислен в первый состав Группы «А» 7-го управления КГБ оперативным водителем. Но эта должность была отнюдь не синекура. Тренировался он вместе и наравне с остальными сотрудниками. Зато в то время, пока они досыпали по дороге на полигон или отдыхали на обратном пути, он крутил баранку.

– Однажды возвращаемся мы с прыжков из Тулы, а навстречу нам – автомобиль с прицепом, за рулём – нетрезвый водитель. В результате лобового удара разбилось стекло, зеркало заднего вида, а виновник происшествия, не останавливаясь, поехал дальше. Разумеется, сопровождающая машина догнала его.

Выяснилось, что водитель был лишён водительских прав… А вот Гене пришлось нелегко: дело-то зимой было. Хорошенько укутали мы его, надели на него очки, и вёз он нас фактически на открытом воздухе. Человек, по сути, героический поступок совершил, а на базе над ним ещё и подшучивали. Впрочем, он не обижался, – вспоминает Сергей Голов^[13].

В «Альфе» его звали уважительно – Егорыч. Он обладал приятным голосом, был душой компании, охотно исполнял патриотические песни, но его любимое произведение – теперь почти забытый романс «Гвоздика», который незадолго до Первой мировой войны написал Александр Ширяевец¹⁸, волжский поэт и друг Сергея Есенина:

 
Гвоздики пряные, багряно-алые
Вдыхал я вечером – дала их ты.
А ночью снились мне сны небывалые,
И снились алые цветы… цветы…
Мне снилась девушка, такая странная,
Такая милая, а взгляд – гроза…
И душу ранили мечты обманные,
И жгли лучистые её глаза…
И снилось, будто бы на грудь усталую
Припала с ласками – на грудь мою…
Гвоздику пряную, багряно-алую,
Благоуханную с тех пор люблю!
 

Когда-то этот романс часто передавали по радио, пели и на фронте, и в кругу друзей. Девушки переписывали слова «Гвоздики» в свои заветные дневники. Ими даже объяснялись в любви.

Не знаю, поспособствовал ли этот задушевный романс устройству его собственной семейной жизни, но женился Геннадий Егорович, когда ему не было и двадцати пяти, ещё до службы в Группе «А». Со своей доброй и спокойной Ниной он познакомился на дне рождения её подруги. Молодые сразу полюбили друг друга. Ей он отдавал всё свободное время. Вместе они путешествовали, ходили в походы. Потом, когда родились дочки, приобщили к активному отдыху и их: путешествовали на своём «Запорожце», зимой отправлялись в лес, прихватив с собой лыжи, а летом на байдарке ходили по живописной Десне.

Но работа для офицера «Альфы» всё равно оставалась на первом месте, и прожитые годы не изменили приоритетов. Оттого и тот роковой для него и такой обычный для всей страны 1979 год он провожал не в уютной Москве с женой и дочерьми, а в составе нештатной боевой группы «Гром» в далёком Кабуле.

Муж уезжал в командировку. Сколько их было за почти двадцать лет совместной жизни! Она научилась читать отчёты о них без лишних расспросов – по обветренному лицу, сожжённому загаром затылку, уставшим глазам. Он ушёл, как обычно, быстро собравшись, коротко простившись и не оглядываясь – такая примета. Но напоследок судьба подарила им ещё одно, незапланированное, свидание. Муж позабыл на кухне пакет с едой и свёрток со сменным бельём, и Нина Васильевна позвонила ему на работу. Точного адреса она не знала, поэтому договорились встретиться у метро «Октябрьская»¹⁹.

Было уже далеко за полночь, когда они распрощались. Возвращаться домой пришлось на попутном грузовике. Сидя в кабине, она вспоминала, как муж обнял её перед разлукой… О том, что он нелегально отправляется в чужую страну, Нина Васильевна не знала. И не должна была знать.

Сотрудников Группы руководство до утра распустило по домам, но Геннадий Егорович, как «главный технарь», отвечавший за вооружение, остался в подразделении составлять учётные списки.

…Ночь на 27 декабря в Кабуле выдалась холодной. Чтобы хоть как-то согреться в недостроенной казарме, её окна и двери завесили плащ-палатками. Но всё равно сон не шёл. С уверенностью можно было назвать спящими лишь двоих – Зудина и Баева²⁰: их богатырский храп не оставлял в том никаких сомнений.

Утром командир «Грома» Михаил Михайлович Романов довёл до личного состава подробности операции. Опознавательным знаком для своих должны были стать белые повязки на рукавах, а голосовым подтверждением – имена командиров «Грома» и «Зенита»: пароль – «Яша-Миша», отзыв – «Миша-Яша».

До обеда подгоняли афганскую форму, нашивали карманы для магазинов и гранат. Кто-то стягивал по два рожка матерчатой изолентой, чтобы быстрее было менять в бою.

Днём привезли обед – щи и гречневую кашу с мясом. К еде мало кто притронулся. Отказались от предложенной порции и будущие первые лица Афганистана Сарвари и Гулябзой, которым вскоре предстояло идти на штурм вместе с «шурави».

– А ты чего не ешь? – спросил аппетитно жующий Зудин своего друга Николая Берлева²¹.

– Да ну его! Ранит в живот – и хана.

– Ладно тебе, Коля, каркать! Давай, выручу, – и придвинул к себе тарелку.

…Странное дело: хотя Волков и Зудин не были приятелями – может, сказывалась разница в возрасте, а может, просто не успели сойтись за всего-то несколько месяцев совместной службы – в эти дни перед боем их почти всё время видели вместе. Рядом они и на памятном снимке на трапе самолёта в Чкаловском, и на другой фотографии, уже на афганской земле. Вот и теперь, перед штурмом, Зудин и Волков подошли к замполиту Емышеву²² стрельнуть папироску. Неожиданно в сумке нашёлся любимый Зудиным «Дымок». Геннадий Егорович вытряхнул из пачки сигарету и умиротворённо затянулся: теперь можно и в бой!

Перед штурмом все собрались в круг, разлили «наркомовские» сто грамм, закусили бутербродами. Обычно на раздачу назначают младшего, но тогда распоряжался Геннадий Егорович. Выпили молча, всё уже было переговорено. Оставалось ждать сигнала.

Пройдут годы, и Герой Советского Союза Виктор Фёдорович Карпухин²³ вспомнит те последние часы перед боем^[13]:

– Перед началом штурма Зудин всё скрупулёзно записывал, кому и сколько выдал гранат и патронов. Потом плюнул на всё и говорит: «Да берите всё подряд, чего хотите…» Какая-то отрешённость тогда была в нём. Такое ощущение складывалось, что он прямо из жизни уходит. Зудин старше нас был лет на десять и как бы «дедом» считался. Ему тогда было сорок два года. Наверное, жизненный опыт сказывался. Видимо, человек с годами тяжелее переживает ситуации, связанные с риском для жизни, опыт даёт о себе знать. Я тогда этого не понимал, сейчас – понимаю.

Вышли, построились, и Романов провёл ориентирование на местности: «Вот там север, если что, нам отходить туда. Потому что в случае неудачи нам придётся действовать самим и никто не скажет, что мы – сотрудники спецподразделения Советского Союза».

Романов распределил своих людей по машинам. Зудин оказался в подгруппе Голова в пятой, замыкающей БМП.

Долгие годы жена Геннадия Егоровича не знала, как погиб её муж. Её оберегали, чтобы не шокировать подробностями. И только по прошествии многих лет участники событий рассказали, что произошло тогда на ближайших подступах к Тадж-Беку. Теперь это уже не секрет.

Вспоминает ветеран Группы «А» подполковник Сергей Кувылин²⁴ (его машина, где старшим был Валерий Емышев, шла четвёртой):

– Наша БМП остановилась на асфальтированной площадке перед дворцом, рядом с другими машинами. До дворца метров двадцать, но пули барабанят по бортам, как град. Мы десантировались вместе с Зудиным. Снаружи грохот ещё страшнее. Откуда стреляют, непонятно. Кажется, что со всех сторон. Мы тоже стреляем в ответ, ведём огонь по окнам. Патроны свои я сжёг моментально в горячке боя. Оборачиваюсь, говорю: «Геннадий, патроны…» Он протягивает мне магазин. И тут взрыв – граната. Мне осколками подбородок посекло, лицо. А ему, как мне потом сказали, осколок попал в глаз. Он тогда лицо закрыл руками, и кровь у него между пальцами потекла, густая такая, ярко-красная… Я ему: «Егорыч, Егорыч!» Он молчит. И тут смотрю: справа БМП идёт. Вырулил на нас – и идёт. У него, оказалось, триплексы²⁵ были все побиты, и он ничего не видел. И прямо Егорыча переехал, по спине. На это было страшно смотреть…

Буквально какие-то секунды прошли, и он до меня дошёл. А я лежу, рассуждаю: «Если я вот так ногу положу, то он только по колену пройдёт. А если вытяну, по всей ноге пройдёт. И я так удачно ногу положил, что БМП прошла ниже колена, но выше ступни. Я ногой пересчитал все катки, думаю: «Когда же это кончится?» А у нас брюки толстые были, так их тогда протёрло насквозь об асфальт, потом дырки были на колене. «Ну, думаю, сейчас прокатится – и нет у меня ноги». Обернулся, смотрю: нога на месте. Подтянул – вроде, шевелится. Встать я поначалу боялся: вдруг, думаю, там уже кисель вместо ноги?

Но потом наши поднялись в атаку. Я подполз к Зудину: он лежал, не двигался. Вложил ему в кобуру свой пистолет, руку его сверху положил. Взял его автомат и, опираясь на него, на одной ноге поскакал к дворцу.

Аминовцы оборонялись отчаянно. Из окон дворца били пулемёты, летели гранаты. Внутри с боем приходилось брать каждую ступеньку лестницы, каждую комнату. Почти все наступавшие были ранены, многие – по нескольку раз. Сергей Голов получил девять пулевых и осколочных ранений, Валерию Емышеву оторвало кисть руки, Павел Климов получил тяжёлое осколочное ранение брюшной полости, оказавшись на грани жизни и смерти.