Kitobni o'qish: «Беларусь – Евразия. Пограничье России и Европы»

Shrift:

От автора

Я отношусь к тому «поколению разрыва», которое ещё застало СССР, пусть и в детских воспоминаниях, глазами юноши или подростка видело его крах и то, что происходило после. Перестроечный хаос обрушился на наши неокрепшие дезориентированные рассудки потоком новых идей и верований.

Прекрасно помню книжный выбор начала – середины 90‑х, тогда мы еще черпали свои знания из книг. Эзотерика, мистика, тайны истории, разоблачение и низвержение авторитетов, охаивание советского времени и заманчивые предложения вообразить себя потомками великих рыцарей из средневековья.

Тогда значительная часть общества, особенно его интеллектуальная элита, словно впала во всеобщий – весьма наивный – юношеский романтизм. Этот романтизм требовал политической формы. И она появилась – национализм.

Мне повезло, я не был вовлечен в это течение когда оно, как и в соседних странах, окрепло и попыталось стать доминирующей идеологией. У белорусского общества тогда ещё был крепкий иммунитет против этого, и очень скоро Беларусь выбрала иной путь.

Я внимательно наблюдал за белорусским, литовским, украинским национализмом со стороны, но некоторые вещи, которыми интересовался в то время, – этнография, древняя история, мифопоэтическая традиция – позволяли общаться с носителями этой идеологии и даже находить что-то общее.

Профессиональный интерес к балтийским народам и Польше дал мне понимание особенностей их исторической судьбы, сходства и различий с белорусами и русскими. Обычно, когда с головой погружаешься в какую-то тему, редко удается избежать идеализации и чрезмерного восхищения, тут важно сохранять способность критической рефлексии.

Да, у Прибалтики была очень древняя и интересная история, у балтийских народов уникальные языки и традиции, которые хотелось бы сохранить, но то, что происходит с этими странами сейчас, вряд ли можно назвать историей успеха, вряд ли к этому стремились и те, кто сражался против Советского Союза.

Вот тут и возникает первый вопрос, ответ на который очень важен для личного мировоззрения: а нужно ли увлечение историей и традициями транслировать на современность? Второй поворот происходит тогда, когда видишь, к чему приводят идеи и действия увлечённых националистов-романтиков. Везде, где националистические и ультраправые силы приходят к власти, начинаются войны и разруха. Украина – самый близкий и наглядный пример.

Третий поворот связан с семьей. Когда у тебя появляется своя семья, ты начинаешь думать уже о них, о детях, думать не перспективу. В какой стране ты хотел бы их вырастить, в какой стране они будут жить? Чаще вспоминаешь своих родителей, дедов.

И тут круг замыкается, счастливые беззаботные воспоминания советского детства уже не кажутся чем-то само собой разумеющимся. Ведь за ними стояли победы, служба и труд твоих непосредственных предков, тех, кто рассказывал тебе о своей жизни, пытался передать опыт и знания, которые только сейчас пробиваются через информационную шелуху.

Ты начинаешь глубже изучать причины Октябрьской революции и побед советского народа, почему он победил нацизм и почему нельзя допустить его возрождения сегодня. Начинаешь понимать, что белорусы связаны прямой традицией не со шляхтой, пропившей и проигравшей в карты своё государство, а с крестьянами и рабочими, получившими образование и реальную возможность достойной жизни именно от советской власти.

А самое главное – понимаешь, что конструктивны лишь те идеи, которые в нашем случае основаны на преемственности и созидании, которые тянут человека вверх, к развитию, открывают перед ним большой мир и новые возможности.

Представленные в книге эссе отображают мой личный поиск ответов на обозначенные выше вопросы. Эти ответы, безусловно, во многом отображают перипетии моей биографии, которая тесно связана с фронтиром – пограничьем между цивилизациями. Родившись в Казахстане, в небольшом городке Талгар недалеко от Алма-Аты в среде потомков семиреченских казаков, я с детства видел пересечение и взаимовлияние больших культур: русской, тюркской, китайской, ислама и православия.

Имея корни из Беларуси и вернувшись вместе с семьёй на историческую родину, имел возможность на протяжении более 35 лет впитывать и понимать специфику западного фронтира, где пересекаются белорусская, русская, польская, украинская, литовская, еврейская культуры, православие и католицизм.

Беларусь хоть и принадлежит к русской, если угодно и евразийской цивилизации, но находится на пограничье, здесь расположен непосредственный стык с западной, латинской цивилизацией. Поэтому здесь появляется свой особый тип «фронтирной» идентичности.

Классическим её примером является архиепископ Феофан Прокопович. Изначально бывший православным, он получил образование в Киево-Могилянской академии, затем обратился в униаты, окончил иезуитскую коллегию, но не остался в Риме, а вернулся в Киев, вновь принял православие и, в конце концов, до самой кончины жил и работал в Петербурге при царе Петре I и даже консультировал Тайную канцелярию. Он же, между прочим, считается одним из авторов концепции о триедином русском народе.

Россия, как мне представляется, потому и стала невероятно могущественной державой, что всегда была открыта к таким людям, и они служили ей верой и правдой. Россия сама была и есть подвижным фронтиром, динамичным пространством возможностей и самореализации. Самопознание России, русской цивилизации в многочисленных поездках по Евразии, во время «полевой» работы политического аналитика и эксперта дали ответы на многие вопросы, и с этими ответами я предлагаю познакомиться читателю.

Проблему выбора идентичности каждый решает персонально для себя. Твёрдость выбора, на мой взгляд, проверяется моментом, когда он совершается. Во время Великой Отечественной войны большинство дееспособных белорусов в условиях оккупации сделали правильный выбор, став партизанами и подпольщиками.

Так же и сейчас – в воздухе витает ощущение если не предвоенного времени, то по крайней мере судьбоносного момента для всей нашей цивилизации. И в этот момент нужно быть со своими. Об определении, понимании, выборе своего и своих – эта книга.

Введение
Как выжить на пограничье России и Европы

Сейчас мы как цивилизация (не важно, как её назвать: русская, российская или евразийская) – то есть сообщество, объединённое своими собственными представлениями о мироустройстве, ценностями, особенностями хозяйственного, политического уклада, специфическими чертами культурной и религиозной жизни, исторической памятью, – переживем очередной судьбоносный момент в истории.

Этот момент определит наше будущее – сможем ли мы преодолеть продолжающийся распад, восстановить разорванное единство, вновь окрепнуть и стать вровень с другими полюсами силы и ведущими цивилизациями либо и дальше будем окунаться в пропасть междоусобицы, утрачивая население, умаляя экономический и технологический потенциал, отставая в развитии.

Для того чтобы понять суть момента и сориентироваться в нём, необходимо осознать структуру своего пространства и те концепты, которые помогают его удерживать. Очередной виток нашей междоусобицы предсказуемо случился на западной фронтире – пограничье России и Европы, Евроатлантики и Евразии. Это украинский кризис, ставший катализатором и приведший в движение весь западный рубеж.

Первое, что нужно понять, – пограничье вновь превращается в неспокойный фронтир – территорию, за которую ведётся противоборство различными средствами: от военных до идеологических. Западный фронтир критически важен для России – Евразии. Во-первых, потому что он включает исторические земли Западной Руси, без которых невозможно представить полноценную русскую геополитическую субъектность. Второе – конфликтное пограничье всегда будет источником разнообразных угроз, требующих расхода и без того не слишком больших людских и материальных ресурсов.

Таким образом, перед нами встаёт задача описания текущей диспозиции на фронтире и выработки предложений по его стабилизации. У России здесь есть несколько опорных точек: Крым, Калининградская область, непризнанные республики Донбасса, Приднестровье, Республика Беларусь. Все они выполняют свою геостратегическую роль.

По ту сторону фронтира уже находятся Украина, Прибалтика, Польша, Румыния. Потеря Украины – очень серьёзный удар и фундаментальный вызов. На него необходимо отвечать не просто средствами текущей, достаточно примитивной пропаганды. Работа на украинском направлении требует если не начала с нуля, то совершенно иных подходов и целей. Эти начальные цели можно обозначить как: нейтрализация, пацификация и денацификация. И это во многом требует перенастройки нашего отношения к Украине.

Скорее всего, после украинского опыта нам придётся переходить от привычной идеологемы о триедином русском народе к осознанию факта существования трёх восточнославянских (русских) наций – самостоятельных политических субъектов – и выстраивать новую русскую идентичность уже как некую сетевую множественность, проводя, с известной долей условности, аналогии с немецким, англо-саксонским, арабским миром и их разными субъектами.

Новая русская идентичность – это о том, как нам вновь собрать своё ядро, понимая при этом, что каждый из трёх русских (восточнославянских) народов уже не сможет просто взять и вернуться в некое благословенное состояние прошлых форм единства. Это значит, что нужно собирать союз на новых основаниях.

Какими могут быть эти основания? Осознание своей общности не как данности и мантры, а через осмысление и принятие своего нового места в общем большом проекте. Лучше всего это может получиться на примере Беларуси, которая сохраняет тесные союзные отношения с Россией, не разругалась с Украиной и достаточно самостоятельна, чтобы решать серьёзные задачи. Россия и Беларусь всё ещё могут проектировать и реализовывать создание в треугольнике Москва – Минск – Санкт-Петербург опорного месторазвития русской цивилизации на пограничье с Европой.

Беларусь – это Брестская крепость на западе Евразии, но имеющая потенциал быть не только пограничной цитаделью. Актуальная позиция страны позволяет выстраивать не только оборонительную политику, но думать на несколько шагов вперёд – об умиротворении фронтира, притягивании Украины обратно, конструктивном влиянии на беспокойных соседей на западе. Беларусь – это «умная сила» Евразии, задача которой – опираясь на союз с Россией, снимать конфликтный потенциал на пограничье, в стратегической перспективе – работать на вовлечение Европы в большую Евразию.

Польша и Прибалтика – сложные соседи и активные протагонисты евроатлантической солидарности. Но и к их сознанию можно и нужно находить ключики, открывая возможности не только конфликтного взаимодействия. В этих обществах, несмотря на кажущуюся монолитность и однозначный выбор, присутствуют разные силы, живут разные идеи и некоторые из них могут быть комплементарны континентальной евразийской логике. С этим нужно работать. Например, с белорусских позиций. Тем более, что сама Европа кардинально меняется.

Отношения с Европой определяют характер и структуру фронтира. Наш общий интерес – уменьшать степень его конфликтности, милитаризованности, непредсказуемости. Но делать это нужно с позиции силы и уверенности в собственной идентичности. Поэтому важно все же осознать особенности и отличия своей идентичности от европейской. Восточнославянские (русские) страны и народы всё же следует отнести к Евразии, а не Европе. У нас много общего, мы очень близки, но не тождественны. Признание этого помогло бы избежать многих иллюзий как с той, так и с другой стороны.

Старая Европа тоже стоит перед выбором будущего, мир изменился, возник мощный Китай, вернулась сильная Россия, США стали более прагматичными и эгоистичными. Европе нужно помочь в её правильном выборе.

Но прежде, чем это сделать, нужно разобраться в себе. Осознать и признать русскость, евразийскость – это позволит обрести внутреннюю определённость, необходимый ценностный и идейный стержень. Культурный и географический детерминизм будут подсказывать пути и методы необходимой экономической и политической организации собственного пространства, государственности, суверенности, которые, очевидно, будут должны отличаться от западных.

В политэкономическом смысле нам не уйти от создания более справедливого, социального общества. Именно поэтому экономический и социальный опыт, накопленный в той же Беларуси, может быть востребован в гораздо больших масштабах.

Осознавая это и выполняя соответствующие задачи, будет приходить видение иного горизонта, сверхцелей, как это уже происходило с нами в советское время. Задачи объединения человечества и покорения космоса никто не отменял. Сейчас несколько иное время – время протекционизма, национализма, распада глобализированного мира на большие пан-регионы, блоки, но всегда перед собой нужно видеть далёкую цель, превосходящую желания и жизни существующего поколения. Участие в реализации такой цели – это то, чего нам не избежать, это то, что делает нашу культуру и цивилизацию великой и живой.

1. Восточнославянский мир

Новая русская идентичность

Какой сегодня может быть русскость? Белорусы, украинцы – это ещё русские или уже нет? Можно ли быть белорусом и русским, украинцем и русским одновременно или эти понятия обязательно противопоставляются друг другу? Отвечать на эти вопросы необходимо, если мы хотим понимания и продолжения русского самосознания. Но эти ответы нас неизбежно приведут к понимаю того, что возникнет новая русская идентичность. О том, какой она может быть, стоит задуматься и представить её возможные формы.

Абстрагируясь от актуалий современного «русского (восточнославянского) мира»: конфликта России и Украины, туманной судьбы Союзного государства России и Беларуси, необходимо обратиться к изначальным ключевым идеям-концепциям, лежащим в основе русскости, «русской идеи», возникшим, согласно Владимиру Топорову, среди древнерусских книжников в промежутке между 1040 и 1120 г. и до сих пор оказывающим влияние на нашу жизнь.

Эти три идеи могут быть сформулированы следующим образом:

1) единство в пространстве и в сфере власти;

2) единство во времени и в духе, идея духовного преемства;

3) святость, как высший нравственный идеал поведения, жизненная позиция, особый вид святости, понимаемой как жертвенность, как упование на иной мир, на ценности, которые не от мира сего.

Краткая формула «русской идеи» – это единство святости, царства и земства. И современные политические и религиозные коллизии стоит рассматривать именно в этом контексте. Нерв современной «русской жизни» – это борьба за единство после периода очередной смуты, весьма драматичная, в чём-то трагичная, в чём-то комичная.

Можно заметить, что в этой формуле нет развития, это довольно консервативный её вариант, тем более трудно реализуемый в настоящем, когда очень сложно представить единство в пространстве и во власти, и упование на ценности не от мира сего сведены к минимуму.

Из этого следует, что нужна более актуальная формулировка если не русской идеи как таковой, то хотя бы новой русской идентичности. Какой она может быть?

Прежде всего нужно понимать, что сама русская идентичность переживает кризисные времена, по сути в результате распада СССР мы отброшены в XVI–XVII века, с разделением на Западную и Восточную Русь, где Русь Московская разрывается между собиранием земель, изоляционизмом, западным давлением и попыткой поворота на Восток, а Русь Украинская и Белорусская превращаются в колеблющийся между цивилизациями фронтир и даже линию настоящего фронта, как это произошло на Донбассе.

Также это означает, что идеологема о едином русском народе, состоящим из велико-, мало- и белорусов хоть и остаётся в сознании части населения и элит, но уступает более осязаемой реальности в виде трёх политических наций, образованных на основе собственной государственности: российской, украинской и белорусской. И мы видим, что отношения между ними далеки от идиллической картины единства и братства. Братская риторика не только исчезает под ударами междоусобицы, но и выхолащивается экономическими спорами, пресловутым «прагматизмом», нарочитой заботой о национальных интересах и суверенитете, за ширмой которых часто прячутся скорее интересы правящих элит, а не большинства народа.

Новая русская идентичность – это то, что может объединять три народа поверх наличествующих реалий в виде отдельных национальных идентичностей и государств. Сразу же поступит возражение – а возможно ли это? Со ссылкой на украинский пример можно обосновать тезис о том, что единство в духе, власти и пространстве возможно только в рамках единого государства и это государство – Россия, о чём говорит весь предыдущий исторический опыт.

Пожалуй, с оговорками, с этим можно согласиться, но сегодня объединение в одной России добровольно уже не произойдёт, оно возможно только военным путём, что окончательно похоронит как идею единства, так и, скорее всего, саму единую государственность, которая предсказуемо не выдержит наличие мощного внутреннего очага конфликтности.

Итак, новая русская идентичность должна смириться с существованием реалий, то есть трёх русских государств и трёх русских политических наций. Противоречия между ними можно преодолеть только постановкой некой общей задачи, осознания себя в качестве единой цивилизации, представленной разными субъектами, но с общими целями.

Общая цель – победа в конкурентной борьбе цивилизаций, экономических и геополитических блоков. Сохраниться, укрепиться, не стать жертвой и ресурсом для соседей: Евроатлантики, Китая, исламского мира, по возможности, превратить их в ресурс для собственного развития.

Как это сделать? Через обладание определенными технологиями. Не только производственными, транспортными, военными, но и социальными. Святость, Святая Русь – социальная, сакральная технология, позволившая пережить и перемолоть на свою пользу монгольское и польское владычество в Восточной и Западной Руси. Советский большевизм – социально-идеологическая технология, позволившая контролировать полмира.

Сегодня такую технологию пытается разработать, внедрить и транслировать на остальную планету Китай в виде системы социального кредита, всех последствий появления которой мы ещё до конца не осознаём. Безусловно, были и есть такие технологии у западного мира: демократия, права человека, общество всеобщего благосостояния.

Нам, людям русской цивилизации, пусть и являющимся гражданами разных государств, имеющим разное этническое происхождение и религиозную принадлежность (это ключевое условие: открытость, инклюзивность новой русской идентичности, в её гравитационное поле можно и нужно включать всех, кто потенциально готов её принять как свою), нужно определить – с какими технологиями мы собираемся отстоять своё место под солнцем, как организовать «технологическую цепочку» разным субъектам и определить специализацию каждого из них.

Из того, что лежит на поверхности, – технологии в энергетике, особенно ядерной. Например, Россия обладает технологией реактора на быстрых нейтронах (проект БРЕСТ), с замкнутым циклом использования ядерного топлива, что позволит сделать атомную энергетику гораздо более безопасной, экологичной и экономной, а в перспективе – обеспечить человечество стабильным источником энергии, потеснив углеводороды.

Это технология на перспективу, а сегодня Беларусь и Узбекистан, реализуя с Росатомом проекты строительство АЭС у себя, включаются в процесс связывания и развития, выделения точек экономического и социального роста – каждая в своём регионе, что будет конвертироваться и в усиление геополитического влияния, полученного от союза с Россией.

«Специализация» России естественным образом связана с наполнением её северного, сибирского и дальневосточного локуса. Арктические проекты, развитие городов и поселений в Сибири, взаимодействие с Китаем, Кореями, Японией на Дальнем Востоке. Взаимодействие не только экономическое и военно-политическое. С усилением роли восточноазиатских стран в мире, особенно КНР, вновь возникает задача формулировки русского проекта для Азии, Желтороссии, но уже не как территориального продвижения и захвата земель, а ассимиляции и русификации значительных групп больших азиатских этносов.

Задача крайне непростая, учитывая разный демографический вес русской и азиатских культур, более выраженный консерватизм и традиционализм, то сопротивляемость межкультурным контактам, у последних. Тем не менее такую задачу необходимо ставить, а не воспринимать ситуацию исключительно в образах китайской экспансии и угрозы. Русская культура имеет потенциал превращать в дружественные, лояльные сообщества представителей разных цивилизаций.

Безусловно, такая задача требует усиления демографического русского ядра, а потому предполагает участие наиболее пассионарных личностей не только из числа великороссов, но и украинцев, белорусов, всех частей бывшего советского народа. Создание промежуточного слоя или даже этнической группы русских китайцев, лоббирующих и воплощающих мирное взаимодействие России и Китая, может быть воплощением русско-китайского глобального союза, который придёт на смену планетарному доминированию Евроатлантики.

«Специализация» Беларуси – быть хранительницей западного фронтира. В зависимости от политической и военно-политической обстановки в пограничье Восточной Европы и Западной Евразии Беларусь может быть либо «караван-сараем» на новом Шёлковом пути, контролирующим и проводящим людей, транспорт, товары, услуги и инвестиции между Евразией и Европой и получающей от этого выгоду, либо цитаделью, коллективной Брестской крепостью, запирающей на ключ основные пути, и противостоящей всё более реальному нападению с Запада.

Беларусь – естественный противовес усилению Польши и превращению её геополитических амбиций в нечто реальное, поэтому развитие и успешность Беларуси в рамках общих русских целей – это, в том числе нейтрализация польского влияния, мягкое «притягивание» Прибалтики и весомый аргумент в борьбе за Украину. Пока Беларусь с Россией – Украина всё ещё не потеряна. Если Беларусь ослабнет и не выдержит давления, свалится к состоянию теперешней Украины, это нарушит баланс внутри русской цивилизации и уже поставит вопрос о существовании самой России.

«Специализация» Украины сегодня крайне проблематична в силу потери почти всех компетенций и производственных мощностей, доставшихся ей в наследство из советского прошлого. Возможно, при всём понятном скепсисе, украинский опыт может быть полезен именно в качестве социальной технологии. Переживание майданов, смуты, ослабления и разделения государства, гражданской войны привело к возникновению в Украине многообразных форм самоорганизации населения: от самопомощи до разнообразного добровольчества. Оценивать это лучше беспристрастно и без эмоций, просто как нечто, что показало свою эффективность, поскольку, несмотря на голоса скептиков, Украина как государство выстояло и не развалилось, и во многом благодаря этим практикам. Вероятно, этот опыт может быть полезным для «земства» в рамках цивилизационных задач. И для того чтобы понять, так ли это, этот опыт, по крайней мере, нужно хорошо изучить.

Итак, формулируя новую русскую идентичность, мы должны исходить из наличия разных политических субъектов – трёх русских государств и политических наций, должны осмыслить и принять как вызов общую цивилизационную цель, понять технологии её достижения и видеть «специализацию» каждого из субъектов. Обсуждение и понимание этого кажется мне достойным поводом для диалога и общения заинтересованных интеллектуалов, как минимум из России, Украины и Беларуси.