Интересный замысел как и сама тема "Гулящих Людей", особого социального сословия16-17 веков,иные фрагменты захватывают, но в целом сказывается странная торопливая неряшливость на фоне утверждения о 10-летнем периоде создания книги, оборвавшейся на полуслове.Очень плохо с историческим материалом и прямым искажением ряда реальных персонажей, особенно староверов, и просто возмутительно в отношении Аввакума Петрова,"могучего русского Магомета" по оценке куда как более авторитетного А.М.Горького. А такие осовременивания, как "борьба с царским самодержавием " в 17 веке уже полный нонсенс.
В общем ранне-русское фэнтэзи на потребу неведомо кого... Для автора такого уровня только 3("удовлетворительно" сегодня,"посредственно" для современника Горького,Бунина,,Толстого).
Отличный историко-приключенческий роман. Сейчас так писать уже не умеют. В первый раз прочел книгу в возрасте 12 лет. С тех пор образы героев в памяти как живые. Много можно узнать полезного об истории нашей страны, при этом очень живо написано
Несколько трудно читать из-за архаичной речи, но придает колорит. Дикое и страшное количество изуверских смертей. Практически боевик класса "С".
Добротный исторический роман. По праву считается классикой советской, а, пожалуй, можно сказать и шире, - русской исторической прозы.
Очень давно (еще в школе) читал "Разина Степана". Книга понравилась, но запомнилась трудность восприятия текста, богатого устаревшими словами и выражениями, речь героев казалась максимально (на грани допустимого для понимания читателями века двадцатого) приближенной к подлинной речи того времени. Запомнилось и сопоставление в этом отношении романа Чапыгина с "Петром первым" А. Толстого в учебнике литературы не в пользу "Разина". И тем не менее желание прочитать второй исторический роман автора было. Но долгие годы оставалось желанием. Наконец реализовалось.
И то ли возраст и опыт чтения, а, может быть, и частичное прослушивание аудиоверсии в очень хорошем прочтении Александра Воробьева, но старых затруднений не было. А, возможно, и сам автор во втором своем историческом произведении немного отступил от "исторической языковой правды" в сторону более доступного его восприятия современниками. Однако "многоголосый речевой колорит" (выражение из примечаний к роману) в книге присутствует и позволяет представить картину воспроизводимого времени и даже, как бы, погрузиться в нее.
А время это получило в нашей истории название "Бунташный век". Главный бунт - восстание Степана Разина. Но были бунты и не столь великие - Соляной (1648) и Медный (1662). Последний довольно подробно описан в романе, а главный герой по воле автора становится одним из зачинщиков этого бунта. Отголосками проходят в романе и заботы царские об изменах украинских гетманов и волнениях в тех краях. Речи героев о Соловецком восстании (1667-1771) также присутствуют в книге.
Главный герой романа - Семен, - стрелецкий сын, изрядно грамоте обученный, сведущий в письме, силой его господь не обидел и красотой мужской он наделен. Жизнь его от малолетства до зрелых годов представлена в книге. От юнца малоопытного с опаской на мир смотрящего до убежденного бунтаря, видящего именно в царе главного народного врага. И показывая путь этот, автор вписывает его в картину первого двадцатилетия второй половины ХVII века. В первой и второй книге много внимания уделено церковному расколу. Здесь очень мощно показана фигура патриарха Никона и его противостояния с царем Алексеем Михайловичем. Аввакум практически отсутствует как действующее лицо романа (возникает эпизодически) , но присутствует в словах и мыслях героев - его последователей и противников.
Неизбежно пересечение пути Семена и Степана Разина. Он становится участником и этого бунта, но, выполняя поручение Разина, отправляется за Днепр к гетману Дорошенко, чтобы, "прислужившись" к нему, просить военной помощи - "справную армату" (артиллерию) и людей. Автор рассказывает только о начале долгой дороги Семена, потом возвращается к Разину и обороне Яик-городка. Дальше - Семен уже на возвратном пути с Украины, а восстание разгромлено и Разин казнен. Идет поиск бунтарей и жестокие расправы с ними. Не смиряется бунтарский дух Семена с поражением. В финале, напутствуемый такими же как он "гулящими людьми" скрывается он "в глубоком мареве болота", отправляясь в долгий путь - "на царя и его род".
Не обязательно верить в карму, чтобы ощутить её ответку от собственной подлости... Не обязательно каяться, ожидая прощения небес, если ты уже попал в список вершителя возмездия... Не обязательно надеяться на узы смерти, когда тёмный мир призраков зиждется на ненависти мечущихся душ... Строя свои планы берите во внимание и планы других, не очень дружелюбных к вам людей... Это даже не лайфхаки - это жизненные истины на основе многовековой борьбы человечества друг с другом... Роман мной прочитан, но я сразу же начал читать "Разина Степана" того же автора и поэтому продолжаю дышать тревожной гарью кровавой, народной ярости... Рецензии будет позже (клянусь!) на основе общего послевкусия той сложной эпохи, а пока снова меткая цитата и стихотворная эмоция на неё... Разбойник и бунтовщик Чикмаз - не главный персонаж романа, но несколько его фраз и он мне открылся полностью, всей своей душой в шрамах... Я словно влез в его шкуру и смог озвучить все его отчаянные, гневные мысли в страшный, предсмертный час...
Сама цитата:
Помощник палача, упершись Чикмазу коленом в поясницу, силился загнуть его правую руку за спину, Чикмаз вывернул руку и наотмашь так ударил будущего палача, что тот, отскочив, упал навзничь, а Чикмаз сказал громко: – На тот свет иду! Не мусори дорогу!
Дополнение к цитате:
Эй, не мусори дорогу!!! Нужен мне свободный тракт!!! К Сатане иду иль к Богу Неизвестно??? Только факт Что иду к тому я свету, Не отменишь... Грешен я, Но не призовёт к ответу Нынче и палач меня... Я братался с ветром в поле, Речку я сестрою звал... Столько крови барской пролил, Сколько браги выпивал За свои года младые В кабаках среди ярыг!!! Пусть топор целует выю В тот последний, смертный миг, Так же сладко, как я девок, Целовал насильно... Эх, Был разбойником мой предок Да и я сей принял грех!!! А чего всю жизнь под пяткой Царской гнить??? Востёр бердыш Да и сердце под заплаткой Шепчет: "Даже сера мышь Перед гибелью котяру Может укусить за бок..." Даже смерть, лихую лярву, Не боюсь!!! Эй, паренёк... Видно ты впервой у плахи... Так, что брат, дорогу мне Тут не мусори!!! Все страхи Наяву да и во сне Не разгонишь алебардой, Лишь в душе пошлю их на!!! Князь!!! Хоть на колени падай, Но когда со мною тьма Сделку заключит, я тут же Призраком вернусь и долг Кровью заберу - сто кружек Выпью, княже... Эпилог Мой - лишь твоего начало... Русь!!! Порадуйся за тех, Кто кровавым покрывалом Прячет твой, смертельный грех, Где ты тварей на престолы Воздвигаешь, не стыдясь!!! Русь, прощай... С душою голой Ухожу... До встречи, князь...
Прощайте "Гулящие люди"... Приветствую тебя " Разин Степан"...
Это ещё не полноценная рецензия на книгу... Это просто одна из эмоций от чтения, которая возникла внезапно, как реакция на определенную цитату из романа... Эмоции у меня иногда подвержены приступам графомании, поэтому теперь это и ваша проблема, раз решили прочесть мой отзыв...)
Вот цитата из романа:
Сенька доверху налил водкой дорожную баклагу: – В дороге надобна! – Уж и как еще годится! В пути водка дороже денег. Вишь, время холодает…
Вот реакция на неё:
Паутина вечернего неба... Путь далёкий, тропинка узка... Вместе с лешим вкус чёрствого хлеба Разделить у кривого пенька... Смазать гланды на всякий пожарный Горькой водкой, что в данный момент, Слаще мёда... Пир просто шикарный Под царевен-лягушек квартет!!! Пыль дороги - простой антисептик От различных, заморских хвороб... Водка каждый душевный скелетик Обнажит в разговоре и в лоб Спросишь то, что не спрашивал раньше, Хоть хотел знать... Дорожная пыль С водкой вместе компрессы от фальши Ставит молча, меняя, и стиль, И манеры, и суть этой ночи, Что ласкает душевную ткань Откровенностью... Вздрогнули почки Крепость правды познав чрез гортань... Ах, славянская глупость!!! Где мера??? Где полезный запас слова "стоп"??? Пыль дорог, перегар, злость и вера В то, что ты не один остолоп, В этом мире хождений по мукам На краю православного дна... Снова в путь и лишь водка порука, Что дойдём... Только водка одна...
Роман великолепен!!! Чтение продолжается...
Масштабный исторический роман «Гулящие люди» рассказывает о бунте Степана Разина и его истоках, о самих «гулящих людях», то есть бунтовщиках и беглых, присоединившихся к ропщущим вольным.
По задумке автора, главный герой романа стрелец Сенька, сын Лазарев, является олицетворением бунтующего народа. Сенька в детстве застал начало церковного раскола, слышал разговоры об Аввакуме и Никоне, повзрослев же, собственными глазами увидел как меняется страна, как обманным путем наживаются монахи и боярство, что творится в застенках Разбойного приказа, стал свидетелем Медного бунта. «Переварив» все внутри себя и осмыслив, герой становится на путь бунта, поддержав восстание донского казака Разина. Вообще героев в романе очень много, и каждый воплощает в себе отдельную прослойку общества, представителя какого-то ремесла/занятия,..
Мне было тяжеловато читать это произведение из-за обилия устаревших слов, да и говор героев порой было сложно воспринять, приходилось перечитывать реплики, а иногда и целые диалоги, постоянно ища в интернете значение старославянизмов и диалектных архаизмов. Но в этом и прелесть, ведь именно язык имеет немалое значение при формировании атмосферы произведения. Интересен роман и с точки зрения тех мелких деталей, которые кропотливо вырисовывал автор, ему удалось обстоятельно показать описываемую историческую эпоху. Так что удовольствие от прочтения этого замечательного романа я получила. И очень жаль, что роман-эпопея не был закончен, ведь столько событий автор не успел охватить...
"Степан Разин на Волге" (1934.) Художник Горелов Гавриил Никитич
Мощная книга!!! Безусловный шедевр на века!!! Кто сможет её прочесть от корки и до корки, подтвердит свой статус "любителя исторической прозы"!!!) Снова ещё не рецензия, а стихотворная эмоция на одну из цитат из романа...
Непосредственно сама цитата:
Царям кровь не страшна, им за власть страшно.
Эмоциональный, душевный отзыв на неё:
А цари совсем не боги - Мясо, кости, черепок... И не вечны их чертоги... И не вечен власти срок... Либо сам царь склеит ласты По естественным делам, Либо конкурентов касты Превратят в ненужный хлам Государственности знаки - Мол, тиран, злодей, ату!!! Бунта прорастают злаки И тогда всю доброту, Что в себе имел правитель, Он меняет враз на гнев... Выглажен репрессий китель... Из кота родился лев... И тогда не важно кто ты: Родич, друг, соратник, шут... Все под подозрений квоты Попадают в 5 минут... Кровь на завтрак - то, что надо!!! Царь без казней не уснёт... Власть, как яркая помада На блуднице, вновь блеснёт Своей яростью на троне... Царь на всё готов уже, Чтобы мчали его кони На державном вираже В вожделенной, властной позе... "Я - властитель!!! Я - кумир!!!" Ты - дурак!!! Почиют в бозе Все на этом свете... Мир Может и без долб@@@ов Космос целовать в уста... Власть - отравленная сдоба... Власть - зловредная киста Для народов... Лучше выпить И с границ стереть посты... Пусть в музеях пыльный скипетр За стеклом лежит... Костры Запылают пусть из мантий!!! Мономаха шапку - в пруд!!! Ведь благословляет татей Сам Господь на новый бунт!!!
Роман дочитываю... Борода моя седая торчит воинственно, водку пытаюсь пить без закуски, глаза горят праведной истиной... Скоро рассвет разгонит тьму... Не очень верю в это, конечно, но надеюсь сильно...
Сама тема народного бунта на Руси XVII века – в стране «избитой, обескровленной, разорённой» – как нельзя лучше соответствовала идеологической направленности советской исторической прозы.
Однако Алексею Павловичу Чапыгину, стоявшему у истоков жанра и в молодости учившемуся у таких мастеров, как Д.В. Григорович и В.Г. Короленко, всегда удавалось уходить от привычных советской литературе штампов и агитпропаганды и создавать поистине яркие и самобытные произведения. В этом смысле не стал исключением и роман «Гулящие люди» – последняя и, к сожалению, незаконченная работа автора.
Чувствуется колоссальный труд, работа с источниками, внимание к историческим деталям (несмотря на то что сама документальная основа была слегка изменена в угоду художественной концепции). Поражает не просто стремление автора к максимально широкому и целостному охвату эпохи, но мастерство, с каким он передаёт краски и лики времени. Практически каждая сцена, каждый эпизод – это ожившее полотно из национальной картинной галереи.
С серого неба сеет не то дождь, не то изморось, но крепок хмельной полуголодный народ. Бродят люди с утра по грязи, по слякоти, едят с лотков блины, оладьи, студень глотают, утирают мокрые рты и лица шапками. Ворот у многих распахнут, болтаются наружу медные кресты на гайтанах, иные шутят о крестах наружу: «Крест мой овец пасёт!» Пытошные башни многим знакомы, разговор о них не умолкает. Никон государит немилостиво, при нем еще крепче пытают, а царь на войне с Польшей.
При этом в отдельные моменты проза Чапыгина становится невероятно образной и пронзительной.
Воевать было не с кем. Плоты растащила река. Плот с есаулом Ермилкой несло и крутило в серебре сизых волн. Есаул лежал на плоте, раскинув руки, но волны, как голодные собаки, как бы нюхая его, забирались на плот и скоро стащили труп. Труп недолго чернел в серебре струй, потом исчез, только шапка одиноко плыла; отставая, она цеплялась за кусты и траву.
Но настоящей изюминкой романа можно считать не столько визуальный ряд, сколько звуковой – вроде бы незамысловатые, но в то же время потрясающе аутентичные диалоги. Нужно отметить, что диалоги эти, как и авторская речь в целом, порой включают такие прелюбопытные словечки, как досюльный, емлить, харлужный, юшлан, ярыга и проч. – недаром к тексту помимо внушительного предисловия и примечаний прилагается довольно объёмный список архаизмов. Но «переводить со словарём» от читателя вовсе не требуется, ведь то, что, к примеру, привычным для нас голубцом в ту пору называли «намогильный столбик с кровелькой», вполне понятно из контекста.
– Да вы каменщики, што ль? – Мы с Ермилкой в нарядчиках были, меру тащили – подьячий стены списывал! – Воно вы каки, робяты! А я в стенных печурах щелок варил… Идем коли в кабак – угощу! – Ермилко! Идешь, царь зовет? – Оно далеко да грязно… – А ништо! Проберемся.
В этой многоголосице слышны речи как московских стрельцов и бояр, вхожих в покои самих патриарха и государя, так и странствующих нищих, астраханских «поневоле рыбаков» и прочего «лихого» люда. Вынесенное в название понятие «гулящие люди», кстати, вовсе не означает пьяниц или беглых разбойников, как пишут некоторые рецензенты. «Гулящими» в ту пору называли вольных горожан, не облагаемых налогом, не приписанных ни к служилым, ни к посадским, ни к слугам – бывших, таким образом, вправе свободно перемещаться по стране и выбирать себе род занятий. Именно эти люди в основном и становятся выразителями авторских идей.
Кстати, у тех же рецензентов главный герой Сенька почему-то оказывается стрельцом, хотя на самом деле он всего лишь стрелецкий сын, т. е. относится к категории тех самых «гулящих людей», а не служилых. И восстание Степана Разина вовсе не занимает центральное место в книге, хотя и сам атаман, и его соколики в романе так или иначе фигурируют: см. выше цитату про плоты – мы как раз наблюдаем за окончанием битвы казаков со стрельцами под стенами Яика (нынешнего Уральска). Вообще этой серьёзной теме Чапыгин посвятил отдельное произведение, свой ранний роман, который так и называется - «Разин Степан». В «Гулящих людях» же автор ставил своей целью более глубоко и всесторонне показать не просто отдельные события прошлого, какими бы масштабными они ни были, но саму природу их возникновения. И это умение автора проникнуть в саму суть вещей, человеческой природы и социальных отношений и является, на мой взгляд, главным достоинством книги. Удивительно, насколько актуальным кажется роман, написанный в тридцатые годы прошлого века и повествующий о событиях ещё более отдалённого прошлого.
Но каким бы сильным ни было впечатление от книги, всё же не могу поставить ей максимальную оценку. Сложно закрыть глаза на некоторые вещи, хотя и понимаю, что в этих вопросах могу быть чересчур предвзята. Я говорю отчасти о главном герое и в большей степени о поведении женских персонажей.
Наш Сенька, стрелецкий сын – удалой крепкий парень, сам себя сравнивающий с былинным Бовой. Как и положено былинному герою, в процессе странствий он даже добывает себе (получает в дар) «волшебный» панцирь. Но богатырь из него вышел сомнительный. В начале своего жизненного пути он не просто наивен, но откровенно глуп (классическое «сила есть – ума не надо») и в целом для протагониста достаточно пассивен, раз за разом позволяет втянуть себя в неприятности и в основном реагирует на события постфактум, нежели сам инициирует какие-то действия. И если это ещё как-то можно объяснить (в конце концов, роман не был дописан, и задуманная автором трансформация главного героя так или иначе уже просматривается, а ближе к концу мы даже видим тот самый «переломный момент»), то вот чудесное умение выпутываться из любых передряг, не прилагая для этого никаких усилий, объяснить уже сложнее. Не горит, не тонет, и пули его не берут, и всё-то у него легко получается, и девки к нему в очередь выстраиваются – и делать ему для этого ничего не надо, разве что время от времени силищу свою богатырскую применить. То буквально «за красивые глаза» отпустят, то он сам сломает кандалы «мизинцем левой руки» – ну прям классический Марти Сью. Ясно, что в финале его должен ждать такой же трагический конец, как и у других героев романа, но эта «неуязвимость» по ходу сюжета лишает читателя возможности сопереживать персонажу в полную силу.
В женских же образах – несмотря на всё их разнообразие и даже глубину – смущает то, что определяющей чертой так или иначе становится их страсть к Сеньке. Так и вспоминается фраза из старого советского фильма: «А они падают, падают – и сами в штабеля укладываются!» Этих «падких» на Сеньку женщин так много, что их и в самом деле можно укладывать стройными рядами, а если б они ещё не расставались с жизнью (что случается практически со всеми, с кем Сенька по ходу сюжета так или иначе имеет дело), то к концу пути набрался бы целый женский батальон. Причём женщины всех возрастов и сословий не просто «падают» под ноги Сеньке, они его в буквальном смысле преследуют: и сладострастная боярыня, затаскивающая парня в свои покои, и горемычная нищенка, идущая по стопам героя через полстраны, и женщина-терминатор матёрая баба-богатырка на лихом коне, бросающая ради Сеньки детей (тех самых, которых она успела от него родить)… А чего стоит татарская девчушка, бегущая за героем по степи – после того, как он провёл всего одну ночь в палатке. Причём «инициатива», как вы уже поняли, всегда исходит от этих самых женщин, Сенька же в данном вопросе руководствуется лозунгом «по просьбам трудящихся». Кажется, во всём романе (да что в романе – во всей Росии XVII века) нет и не может быть ни одной женщины, которая не видела бы в Сеньке объект страстного влечения. Даже скрюченная старушка из монастыря – и та оказывается сводницей.
Впрочем, такое поведение героинь можно считать своеобразной — и единственно возможной в тех условиях – формой протеста против несправедливых и давящих устоев общества. «Едина твоя бабья доля – у мужа в руках аль в монастыре в черницах, иного пути не ищи!» – «А я в гулящие бабы пойду! А я нищей стану у церкви!» – «И закон тогда тебе будет как собаке – плеть да обух!» И тут можно перейти к теме домашнего насилия. Естественно, направленного исключительно в отношении женщин. На спетые под аккомпанемент домры слова:
Зелено вино пила, Буду ещё пить. Била мужа старого, Буду ещё бить!
– кто-то замечает: «Вот это ладная песня! Только в одном лжёт старой, что баба била мужа». Причём поражает даже не сама обыденность явления (например, в сцене, где солдат чуть не до полусмерти избивает свою жёнку, окружающие – в том числе Сенька, а также хозяин и хозяйка избы – реагируют на происходящее одной фразой: «Ты ба, служилой, в избе бой не чинил, неравно убьешь, волок ба за ворота!»). Больше поражает отношение к проблеме самих женщин. После вот такой сцены: «Протопоп … , подступив к жене, ударил её верхом ладони. ... Он ударил протопопицу снизу в подбородок. У попадьи хлынули из глаз слёзы, а из носа кровь...» – сама протопопица говорит следующее: «За дело поучил… за дело… ... велик грех – баб поучил мало!»
А вот уже другая героиня: «Улька замечала, что её возлюбленный слушает во всём Таисия, а её, Ульку, не очень и не бьёт даже мало, а не бьёт – то уж известно… худо любит!» И тут же примечание: «Русские женщины XVII века так всегда различали любовь мужа». И если отношение самого писателя к тем же тёмным, дремучим религиозным фанатикам совершенно ясно выражено через судьбу матери главного героя (причём, обратите внимание, и здесь в роли «малоумной» снова выступает женщина), то вот в этом вопросе позиция автора, честно говоря, порой ясна не до конца. Кажется, что писатель так проникся «духом эпохи», что и в его собственном восприятии среднестатистическая женщина стала занимать одно из самых последних мест в обществе – где-то после воров и медведей на цепи. «Побей меня! Стану знать, что любишь...» – настаивает та самая Улька. «Жидка ты! Кого мне бить!» – отвечает ей Сенька… «Побей!… Ох, не любишь ты меня!»
И всё же один из самых запоминающихся и трагических моментов в истории связан как раз с женским персонажем, а именно с гибелью Домки – той самой «могучей девы» и последней возлюбленной Сеньки. Её образ разительно отличается от других женских персонажей в романе не столько физической силой, сколько силой духа и решимостью. При этом она чуть ли не единственная в романе, кто совершает поистине человечный поступок в ту самую минуту, когда её об этом никто не просит: протягивает руку помощи своему врагу, прекрасно сознавая, что слову боярскому верить нельзя. (Интересно сравнить её поведение с поведением персонажей-мужчин, также оказавшихся в ситуации сложного морального выбора, но в итоге поступившихся даже данным обещанием). Такая сложная судьба, такой стойкий характер – и такая несправедливая, подлая плата за доброту! И снова не до конца понятно, «что хотел сказать автор», стоит ли трактовать этот момент в пользу персонажа или же как очередную демонстрацию женской глупости… (ввиду всего вышесказанного берут сомнения).
В итоге – дочитаны последние страницы, Сенька «скрылся в голубом мареве болота», а с читателем остаются только горечь и щемящая тоска. «Ворам служить грех!» и «Правда у нас!» - но «некуда деться от окаянного житья»… А книга всё-таки стоит каждой потраченной минуты.
«Гулящие люди» kitobiga sharhlar, 9 izohlar