Kitobni o'qish: «Переутомился»
С своей тележки судебный следователь Стрекалов уже видит сквозь сумрак осенней ночи огни уездного городишка, где он живет. Через четверть часа он будет дома. Он облегченно вздыхает всей грудью и прячет в карман револьвер, который он почти всю дорогу держал наготове под полой своего пальто. Лицо и каждое движение своего ямщика Стрекалов находил в высшей степени подозрительными. Но близость города успокаивает его; он косится на затылок ямщика с злобно торжествующей улыбкой и думает: «Что, братец, опоздал? Теперь рад бы меня ухлопать, да уж некогда!»
– Опоздал, братец? – не удерживается он, чтобы не высказать своего торжества вслух. – Теперь уж поздно; шалишь!
– Да, барин, опоздал, – соглашается ямщик.
– Проговорился! – едва не вскрикивает Стрекалов. – Так-то вот вас и ловят, мерзавцев!
– Оно, конечно, – продолжает, между тем, ямщик, – если бы наша лошадь овес видела, а то мы больше на кнут надеемся…
«Так, так, так – думает Стрекалов, – самая обыкновенная уловка всех негодяев: проговорился – и в кусты!»
По его поношенному, изжелта бледному лицу снова ползет мучительная усмешка; он вспоминает; в «Судебной Газете» он читал: в N-ской губернии ямщик задушил своего седока вожжами.
– Вы не так на кнут надеетесь, – снова обращается он к ямщику не без злорадства, – как на вожжи!
Последние слова Стрекалов многозначительно подчеркивает.
– Это верно, – снова соглашается ямщик. – Потому оно без вожжей, голыми-то руками чего сделаешь!
«Опять проговорился, – едва не вскрикивает Стрекалов, – Ведь олухи-то какие! Царь небесный! На, вон, его бери хоть сейчас; а ведь какие штучки задумывают: судебного следователя убить!»
