Kitobni o'qish: «Краса писаная»

Если танцуешь один

В зимнюю, продуваемую ветром ночь, при морозе за минус двадцать, поневоле будешь прыгать на месте, танцуя известный только тебе танец, если одет ты в демисезонное пальто, а вместо тёплой шапки на макушке зацепилась легкомысленная фуражка с помпончиком наверху.

Ceргей и Колька усердно толкали друг друга на платформе в ожидании последней электрички. Засиделись в гостях, вот теперь и приходилось танцевать: «Мы встретились с тобой у южного моря».

– Фа-фа, фа-фа, —подражая саксофону, кружился Николай с воображаемой партнершей.

Сергей козликом подпрыгивал рядом.

– Колян, а зря ты отвергнул Люську, – нудил друг, говоря себе в нос, чтобы не растрачивать тепло.

– Фа-фа, фа-фа, —не обращал  внимания Колька.

– Глядишь, и не мерз бы сейчас здесь.

– Ну, если только ради того, то и не стоит. Оно лучше, когда по любви, – ответил наконец Колька, бросив танцевать.

– Мальчик, не смеши публику. Тебе скоро ОГО-ГО-ГО, а ты всё любовь ищешь.

– Ровесник, не считай себя публикой. Никому не говорю об этом, только тебе. Положи руку на сердце, нас двое – и больше никого. Разве не хочешь чистоты и верности – этих составных любви?

– Брось. Придет время, затолкают тебя под венец, и дело с концом.

Вдали замелькали огни электрички. Еще немного, и прожектор охватил перрон, друзья посеменили к открывшимся дверям и запрыгнули во внутрь. В вагоне было не на много, но все же теплее.

– Her любви, нет любви, – бубнил Сергей, топая по вагону.

– Есть, дурак, есть, – отвечал Николай, и оба замерли – в углу вагона сидела девушка в белой шапке и внимательно смотрела в окно на мелькавшие огни.

Приятели притихли и сели на противоположный край.

– Вы, Николай Петрович, параметры по эквивалентным зарядам в нашу лабораторию так и не послали, – стал важничать при посторонней Сергей. —Позвольте полюбопытствовать, когда же мы получим фронт работ.

– Скоро, ровно через три дня. Мне надо установить критерий посторонней массы что-то получаются большие величины.

    Заскрежетали тормоза, электричка подходила к очередной остановке. Девушка встала, взяла с полки книги и, осторожно ступая, направилась к выходу. Когда она поравнялась с местом, где сидели приятели, Николай поймал ее взгляд. Сможет ли кто-нибудь когда-нибудь объяснить женский взгляд, из-за него мужчины шли к барьеру, из-за него они мчались в никуда, из-за него они отрывались от телевизора во время трансляции футбольного матча. Ее бездонной глубины глаза сказали ему только одно: "Неужели мы больше не встретимся?» И, стукнувшись о край лавочки, она пошла дальше к выходу. Николай безмолвно встал и направился за ней.

  —Ты, ты… куда? —схватил его за пальто Сергей.

  —Отстань. —Николай отбил Серегину руку.

Дверь с шумом открылась, и девушка, а за ней Николай, исчезли в проеме. На перроне завывал ветер, поднимая и тормоша снег с сугробов. Раздался пронзительный сигнал, оповещающий о продолжении движения, и, в самый последний момент, в тамбур влетела тяжелая сумка, а за ней и ее обладательница. В ту же секунду двери захлопнулись, и электричка тронулась.

Сергей выбежал в тамбур. Девушка испуганно смотрела на него и шептала:

– Ошиблась остановкой. Это какой-то полустанок – ни домов, ничего нет,

– А Колька? Где Колька? – закричал не своим голосом Сергей. Он ринулся к стоп- крану, но отдернул руку, увидев надпись: «За срыв стоп-крана без уважительной   причины виновные привлекаются к уголовной ответственности."

– Машинист! – бросился по вагонам Сергей, он открывал двери и хлопал ими на бегу, пугая запоздалых пассажиров. – Машинист!

– Чего кричишь, как резаный? – выглянул усатый дядька.

– Друг остался на перроне! Спасать надо, – Сергей  прислонился к косяку двери, переводя дыхание – Давай вернемся.

– Ты что, парень, мы проехали уже километров пять. Что ж теперь – задом пятиться? Никто не разрешит.

– Говорю, человек остался на перроне.

– Не помрет. Завтра утром в шесть часов будет электричка идти, на ней и доберется.

– А сегодня?

– Сегодня мы последние.

– Что за остановка хоть была?

– «Охотничья». Здесь иногда охотники сходят. А так только перрон и есть, больше ничего нет.

– Он же легко одет!

 Машинист посмотрел на Сергея:

– Как ты?

– Да, почти.

– Тогда худо будет. Померзнет парень. Ты на Белково сойди, может, лихача найдешь какого.

    Сергей спросил сердито:

– Чего остановки не объявляете?

– Эх, парень, микрофон поломан, – добродушно ответил машинист. – Сервис на уровне.

Сергей поплелся в свой вагон. Когда он зашел в него, увидел сидевшую девушку, она вопросительно смотрела на него. Присел рядом.

– Любовь… – протянул Сергей, посмотрел на девушку и уже тверже:

– Любви, говорю, нет с первого взгляда. Вот наглядное доказательство.

– Почему нет?

– Потому что если б была, ты бы тоже осталась на перроне страдать, так сказать,  вместе.

– Я испугалась!

– Значит, нет любви. Любовь преодолевает любой страх.

Она отвернулась, и по шмыгающему носу Сергей определил бесполезность дальнейшей дискуссии, и все же не удержался:

– А он, возможно,  замерзнет там  насовсем.

В Белкове они вместе стали оббегать свободные такси, но ни один таксист не хотел ехать так далеко.

– Дороги туда замело, – говорили одни. Другие щурились, подозрительно смотрели на Сергея  и спрашивали:

– Инженер? Молодой специалист? Не поеду, ты ведь сбежишь и не расплатишься. Знаем вашего брата.

  Сергея эти вторые особенно оскорбляли в присутствии девушки, он гоношился, наклонялся к окну водителя и пытался объяснить: