Kitobni o'qish: «Ёжик»

Жил-был ёжик, ни стар, ни млад, ни крупный, ни мелкий. Хотя, чего лукавить, росточком наш герой не выдался. Может, тому виной год неурожайный, а может, и наследственность, уж кому, а лесному ежу это было неведомо. И жил он в дремучем лесу, где не ступала нога человека, только звери мирные со своим звериным укладом.

День был пасмурный, небо тяжёлое, но ещё не успело пустить слезу. Ёжик высунул свой острый носик из норки и, принюхавшись, решил, что уже пора. Кушать хотелось, как говорится, очень-очень, а запасов он не держал, всегда полагаясь на свою ловкость и силу. Выбравшись из норки, он огляделся и как можно глубже вдохнул. Сознание переполнили запахи сочной травы, грибницы неподалёку и чего-то вкусного, необычного. Это оказалась мышка, маленькая и серая. Ещё молодая или просто глупенькая. Чистая шёрстка играла на лёгком ветерке, а лапки держали у рта что-то съедобное, что она с упоением жевала. Ёжик насторожился и огляделся, в той округе, что он мог почувствовать, обнюхать и увидеть, они были одни. Зубастый ротик наполнился влагой, а лапки сами пошли вперёд. Оставалось совсем чуть-чуть, и зубы грозного ежиного хищника бы сомкнулись на холке мыши. Ну если не на холке, то на спине бы точно. Но мышь в последний момент дёрнулась, обернулась и по глупости своей мышиной принялась убегать. Ёжик был возмущён таким вероломством и сомкнул челюсть там, где она сомкнулась, ухватив мышку за хвост. Мышь взвизгнула и продолжила попытки убежать, а ёжик лишь сильнее сжал острые зубы и попробовал потянуть на себя. Природа сделала своё дело, и мышь пала. Точнее, она упала на землю и, отталкиваясь всем своим тщедушным тельцем, извиваясь и пачкая так тщательно вылизанную шёрстку, продолжала вырываться. Ёжик держал крепко, и если хвостик и выдёргивался, то по миллиметрику. Ёж искренне не понимал мыши, ведь он уже поймал её, всё, он победитель. Она обязана расслабиться и дать себя съесть. Жуки тоже сопротивляются, но только поначалу, но стоит немного сжать челюсти, и после победного гонга, точнее, хруста прекращали бороться. «Какая наглая мышь, совершенно не знает правил охоты!»

Эти мысли ежа прервало другое ощущение, помимо негодования: его дальние зубы сомкнулись. Дело в том, что в самом начале между ними можно было протиснуть язычок, а теперь нет. Ёжик задумался, что же случилось, ведь вкуса крови он так и не почувствовал. Мышь дёрнулась ещё раз, и во рту ёжика остался только самый кончик хвостика. Он сжал зубы изо всех сил и наконец почувствовал пьянящий вкус крови. Только мышка в очередной раз не разделила его радости и, мерзенько так запищав, совершила акт насилия. Она в наглости своей рискнула повернуться и сама укусила ёжика. Да не за что-нибудь, а за такой нежный и трепетно хранимый носик. От боли и ярости ёжику захотелось вскрикнуть, но рефлексы взяли своё, он свернулся в клубок, почувствовав, как самый кончик хвоста уже пойманный добычи скользит по языку и пропадает. Потом мир закрутился, иголки почувствовали движение и холод голой земли. Битва была окончена, еда посмела убежать, а охотник укатился восвояси, лишь пофыркивая от возмущения.

Склон лощины оказался на удивление длинным, и ёжик постарался отвлечься от бушующих мыслей и ощущений, он катился вниз по мягкой траве, немного двигая иголками, то притормаживая, то, наоборот, разгоняясь. По инерции он прокатился немного по противоположному склону и, резко распрямившись, лёг. Поза была неудобной, он огляделся, не найдя признаков опасности, так и остался лежать на спинке. Где-то недосягаемо высоко ветер шевелил крупную листву, а ещё выше, переливаясь от одного оттенка серого в другой, текли облака. Ёжик вздохнул и шумно выпустил воздух из пострадавшего носика. Было немного больно, но злость и обида отходили на второй план. Носик заживёт, а мышка обязательно попадётся на его пути, и он перегрызёт ей горло. Только вначале узнает, что же такое ароматное она ела. Ёжик всегда был падкий именно на запахи, чутьё вело его, и всегда он умудрялся находить именно то, что искал. Да! Он хорош, без сомнения, он хорош и даже великолепен. Ёжик погрузился в столь соблазнительные мысли о том, как он побеждает врагов, низвергая их в пучины, а сам стоит на вершине какого-нибудь камня или лучше горы. А над ним только небо. Не как сейчас, а пронзительно голубое. Ладно, немного облаков должно быть, чтобы подчеркнуть монументальность его фигуры, так сказать, для сравнения и массовки. Ведь не будь их, облаков, то и чистое небо не так бы ценилось. Ёжик лежал и с упоением любовался далью, и ему казалось, да нет, он был уверен в том, что рождён для деяний. Настоящих, героических деяний с большой буквы. А всё это: беганье за жуками, драки с облезлыми и вонючими мышами – это всё не для него. Ёжик закрыл глаза и постарался раствориться, слиться с мирозданьем, продолжая думать о своём предназначении. Но шум листвы только раздражал и отвлекал, совсем слабый у земли ветер тревожил траву и мешался с чувствительными иголками. Он всё никак не мог определиться, уловить мысль, которая так и крутилась в его маленькой головушке. Свет озарил его тело и пробился сквозь веки, яркий, несущий ответы. Лёжа на земле, подвиги совершать не получится. Но есть через несколько полян старый и мудрый бобр. Он обязательно сможет направить и наставить, бобр – затворник и много думает, значит, и ответ дать сможет.

Встать и пойти ёжика подтолкнула тоже природа – ему стало холодно. Нежное и незащищённое пузико начало мокнуть. Первые капли дождя прокатились по тонкой шёрстке и, обтекая тело, начали щекотать. Пришлось вставать, оставляя грёзы о будущем и неминуемом величии. До плотины бобра ещё нужно было добраться, а путь дальний, да и на голодный желудок. Разумеется, и дары бы какие-нибудь принести нужно, негоже честным ежам к бобрам без подарков ходить. Пришлось вспоминать, где неподалёку есть хорошие грибницы, грибы хоть не кусаются и не убегают. Здесь священные правила охоты.

Бобр нашёлся в маленькой заводи неподалёку от своей платины. Играя с молодняком, он даже не сразу заметил ежа, который начинал пофыркивать от нетерпения. Он старался, нёс на спине два больших гриба, хоть и случайно на них наткнулся, но всё-таки добыча. Свои дары он положил на самый край берега и пристально наблюдал за игрой. Терпение ежа подходило к концу, но тревожить мудрого бобра он не решался. Старый бобр лёг на спину и, еле шевеля широким хвостом, поплыл, детвора плескалась рядом и показывала ему маленькие палочки: какие-то уходили в плотину, какие-то съедались, а иные и вовсе выбрасывались, где мерное течение уносило их вдаль. Ежу показалось, что бобр улыбнулся, увидев его, и, отогнав копошащихся детей, махнул ему лапой, после чего со всплеском нырнул. Ёжик знал, что главный вход в жилище находится под водой, но лезть в воду совершенно не хотелось, особенно нырять. Не уважал он водные процедуры, хотя и относительно неплохо плавал. Перетаптываясь на мелководье, но не решаясь зайти глубже, ёжик старался отбросить дурные мысли, настраивая себя на великие дела. Поодаль послышалось глухое шлёпанье, это мудрый бобр вышел из другого места и отряхивался. Брызги далеко разлетались, а хвост молотил по земле, трамбуя её. Подбежав к бобру, ёжик одним только взглядом спросил, можно ли войти в огромный бобриный дом. И, получив лишь кивок как согласие, юркнул внутрь. Лаз был узким и колючим, но уж кому бы жаловаться, так уж точно не маленькому ёжику. Хозяин догнал его в просторном месте, это пространство ёжику понравилось куда больше. Оно, как никакое другое, подходило для просвещения и наставления. Хозяин указал на мягкую лежанку в углу и удалился. Ёжику не оставалось ничего другого, как сесть и ждать такой важной и нужной аудиенции. На удивление было тепло, сухо и тихо. Он вспомнил свою прохладную норку и тесноту с мраком, в которой прожил всю жизнь. Его аж передёрнуло. Не подобает такому могучему воину жить в столь стеснённых условиях, даже у бобра дом лучше. Конечно, бобр – прирождённый строитель и палочка за палочкой, веточка за веточкой выстроил свои хоромы сам, а ёжику его норка досталась от родителей. Но это ничего не меняет и значения не имеет. На этих мыслях и появился хозяин. В лапах он нёс какую-то листву. Часть уже подсохла, а часть ещё оставалась гибкой, тёмно-зелёный цвет сохранялся на каждом листочке. Хорошая просушка, правильная. Значит, старый бобр действительно рад гостю и делится с ним своими запасами на зимовку.

Аромат листьев завораживал, хотелось вдыхать его и вдыхать. Ёжик держал их в своих лапках и наполнялся эйфорией. Она накатывала волнами и распространялась по телу теплом. Казалось, что время замедлилось, секунда тянулась за секундой, а ёжик впитывал такой соблазнительный аромат. Бобр искал что-то съестное, и ёжик, поймав момент, когда хозяин отвернётся, зарылся носиком в листья, наполняя свои лёгкие запахом, ароматом, благоуханием.

– Так что тебе нужно, маленький ёжик?

Гость не сразу понял вопроса и осознал, что хозяин пристально смотрит в его глаза, вглядываясь и стараясь что-то распознать. Ёжику показалось, что слова бобра прозвучали минуты, часы, дни назад, и он торопливо начал бормотать. Ёжик рассказывал о мыши, о склоне, о том, что он рождён для великих деяний, что жизнь мелкого хищника его совершенно не устраивает.

– Я и половины разобрать не могу! – рявкнул бобр и шлёпнул хвостом. Звонкий шлепок раздался неожиданно, и ёжику показалось, что он отчётливо слышал эхо.

– Мне кажется, я так думаю, что у меня есть великое предназначение, – потеряв темп повествования, язык заплетался, и ёжик говорил с трудом, – вот я и пришёл к вам, мудрый бобр, чтобы вы наставили меня на путь правильный.

Ёжик отдышался и поднял глазки на бобра, в его рту был край обрывка листа, рассказывая о великих деяниях, ему стало очень интересно, если листья такие ароматные, можно ли их есть. Вкус немного разочаровал, но тепло по всему телу усилилось, и он украдкой, между сбивчивых фраз, начал отрывать маленькие кусочки и жевать их. Сухие были ароматнее, но не так вкусны, а вот мягкие, те да, приносили удовольствие и расслабление.

– Хватит жрать мои листья, у меня их и так мало! – без особой агрессии, но строго сказал бобр, отнимая удивительную зелень. Ёжик вцепился в них и вырвал несколько листочков, быстро их спрятал и приложил все усилия, чтобы как можно обречённей ответить.

– Ой, да и пожалуйста, они так тяжело жуются, да и вкус странный, – потом подумал секунду и добавил, – но я очень благодарен за угощение.

– Благодарен он, – проворчал бобр, подавляя недовольство, – чего пришёл-то?

Ёжику стало так хорошо, так легко и комфортно, что выныривать из блаженства совершенно не хотелось. Так что он проигнорировал вопрос мудрого бобра, вперив взгляд в стопку листьев, которую предусмотрительно отодвинули от него. Бобр, не получив ответа, усмехнулся каким-то своим мыслям и отвернулся то ли для того, чтобы что-то взять, то ли услышав какие-то звуки. Ёжик мгновенно понял, что нужно делать, он же ловкий и проворный, а значит, обязан ухватить удачу хотя бы за хвост. Как ту невоспитанную мышь. Резко вскочив с лежанки, он обеими лапками ухватил листья, сколько поместилось, и начал убегать.

Узкие проходы в плотине были тёмными, вообще непонятно, как бобры здесь живут. Не то, что его уютная норка, пусть свет только и струится от входа, зато его много. Вслед кричал бобр, осуждая его бегство. Но вариантов уже не оставалось, если не убежать сейчас, если не унести как можно больше листьев, тогда ему вообще ничего не достанется. А это однозначно плохо, это поражение такого великого и могучего ежа, как он. Выход нашёлся не сразу, но нашёлся же. Хотя, возможно, в своей суматохе ёжик проломил одну из стен. Впрочем, сути это не меняет, ёжик почувствовал свободу – не только моральную, но и физическую. Местность была знакома, лапки сами несли ёжика прочь от опасности, от злого бобра, который пренепременно собирался с ним сделать что-то противоестественное. В этом ёжик был уверен полностью. Ведь бобр вначале дал ему листья, подождал, пока ёжик вкусит их, и отнял, здесь и дураку понятно, что у бобра был коварный план. Лапки несли ёжика, и он полностью доверился им: прямо так прямо, оббежать ствол, значит, так надо, не прыгать же, это можно и листья выронить. А за спиной обязательно погоня, бобр взял всю свою семью, и они толпой мчатся за бедным и несчастным ёжиком, который всего лишь взял то, что ему предложили. Дыхание начало сбиваться, а лапки уставать, пара листьев улетело прочь, и ёжик с величайшим сожалением проводил их взглядом, но всё равно не стал притормаживать.