Kitobni o'qish: «Драконодав»

Глава 1

Дракон есть богопротивная бестия, преизрядно опасная, для победы над тварюкой, нужен добрый рыцарь или несчётное число умелых простолюдинов.

Трактат «Устав драконоборца»

Есть волкодавы, а есть драконодавы. Каждому стезя дадена свыше, так святой отец говорил. Но упаси вас Святая Клотильда благородного рыцаря навеличить драконодавом, мастер Гаспар услышь такое, запросто может выпороть у позорного столба. В Ренье на ярмарке стражник рассказывал, как его светлость де Жераньон заборол дракона, отцы города вышли его встречать с богатыми подношениями и сделали непростительную глупость, назвав герцога драконодавом. Его светлость сказывают так опечалился, что приказал весь магистрат утопить в мешках и поделом, рыцари они драконов убивают, а драконодавы – давят. Это же любому деревенскому олуху известно. Я при нашем герцоге и состою драконодавом, вернее как состою, просто некому больше этим промышлять, а старый Жак помер аккурат на Сочельник, в год, когда король наш жениться изволил. У Жака учеников не было, а сыновьями тоже Господь обделил, три девки только, Жаку-то я помогал иногда драконов давить, когда оруженосцам не прислуживал, дело-то не хитрое хоть и страшное. Сколько себя помню, состоял при оруженосцах. Отец мой хорошим другом городского начальника стражи был, а мастер Анри большой человек, он-то меня сызмальства к оруженосцам на посылки определил, да иногда учил копью и мечу, как напьется. Жалования мне не платили, но спал в конюшне, да кормили почти каждый день, даже на праздники одёжа перепадала – красота. Вот и повелось, как Жак помер – его светлость дракона заборет, а я давлю, иногда мне целую серебряную денежку герцог миловал, правда, иногда плетью доставалось. Но герцог у нас добрый, редко дубасил, больше на мечах заставлял против себя биться, когда оруженосцы уставали, говаривал, что как барон из провинции мечем орудую, хорошо дескать. Драконов у нас много было, денежек набралось, я даже посвататься хотел к дочке замкового сапожника, с приданым, если считать дом куплю, а тут как назло, приключилась история.

Началось, как все несчастья с бабьей дури – жена троюродного брата возьми, да захоти к родственникам наведаться. Сама она с юга, там староста учил людишки шерстю покрыты и хуже зверей всяких, жена у кузена правда только с небольшими усиками, остальную срамно не видел, может шерсть где и растет. Забоялся кузен ехать в края дикие и позвал меня с собой, обещал кормить в дороге и новые башмаки как вернемся. Его светлость уехал к его величеству, поэтому драконов пока давить не надо, согласился я, собрали они возок и поскрипели на юг. Жена у кузена злая, носатая, готовила плохо, мяса вообще не захватили, пустая каша, даже солить поскупилась, а хуже всего суп из капусты. Дней через десять совсем живот подвело, а ехать еще столько же, думал бросить их, правда, больно места дикие. Вот и приключилось со мной в диких этих местах история.

Лошадка трусила, возок скрипел, жена ворчала на кузена, я дремал на козлах. Тут слышу посвист, такого даже сокольничий его светлости не дозволял себе, выскочили на дорогу люди с дубинами, да ножами, баба визжит, кузен трясется весь. Ну, разбойнички, дело привычное на дорогах, только с оруженосцами его светлости даже весело погонять воров, а тут одному против шестерых управиться бы. Соскочил я, вытащил из соломы посох и бросился на разбойника, что дорогу лошади заступил, думаю уважу его по голове дубьем, он кобылку отпустит, мы и укатим себе поздорову. От души приложил разбойничка, тот за ухо схватился, отмахнулся от двух увальней, они в канаву свалились. Только я приготовился запрыгнуть на возок, как вижу: уехали и меня бросили, жена эта лошаденку нахлестывает, кузен кому-то грозит кулаком, а я стою в облаке пыли с шестью разбойными людишками. Был бы кистенек хоть, а так получил я дубиной по рукам, да кулаком добавили, ручищи сорвали одежду, жалко портки, новые почти, только на Пасху достались. Даже крест нательный отобрали, олова тут не водится что ли? Вижу, главарь размахнулся ножиком, видать порешить меня задумал, да только из чащи рев донесся, мне-то рев знакомый, так помирающий дракон орет всякий раз, но видать разбойники совсем дикие попались, побросали они дубины и в лес подались. Правда, одежку мою прихватили.

Пошарил я по дороге, кроме дубин только гербовая накидка осталась, в грязь втоптали. Мне, когда в свите бывало ездил, его светлость велел накидку с гербом надевать, чтобы оруженосцев больше издали казалось. Я её захватил, подумал пригодится в странствиях, глядишь скажусь человеком его светлости, так бить не посмеют. Вот и пригодилась, так в одной накидке, босой и с дубиной побрел на рев, авось там благородный рыцарь найдется, как-нибудь договорюсь с псарями или слугами, может портки какие дадут, бывают же добрые люди. Только подходя стал понимать, что с добрыми людьми в этих краях совсем туго – воняло сильнее с каждым шагом, а всякий знает, раз воняет, значит дракон близко. Но только драконодавы знают, что ежели воняет как сейчас, значит дракон рыцаря с конем проглотил, от лошадей у драконов несварение случается, совсем не такое как от рыцарей или коров. Что-то Жак говорил мудреное, ему сам мессир звездочет в книгах искал: метеоризмус и деареус или как-то так, я понял только, что дракону коней есть не стоит, как молоко с яблоками, худо будет. Этот видать молодой дракон и глупый, что в такой глуши взять, тут и драконы дикие, у нас ни один дракон лошадь кушать не будет, даже мула, ну с голодухи осла проглотит, так тоже мучается будь здоров.

Вышел через буреломы на небольшой каменный пятачок, так и есть: лежит бедный дракон, глаза потухшие совсем, живот бурчит, воняет хоть святых выноси. Из пасти торчит плюмаж, на груди чешуя потускнела, глушь, а смекнул рыцарь проглоченный, из последних сил мечом проткнул сердце изнутри. Герцог сказывал, что если дракону суждено тебя проглотить, должен меч сохранить, если рыцарь ты справный и отплатить чудовищу, вот и лежали дракон и рыцарь в последнем объятье. Да еще лошадь эта, ух, воняло страшно, даже глаза слезились. Порыскал я вокруг, свиты, похоже у рыцаря не было, может принято у местных деревенщин его милость одного в лес отпускать без сокола линялого, собак и хотя бы полутора десятков оружной челяди. Одно слово, дикари.

Ну, раз никого в округе не сыскалось, полез я в пещеру, меня-то в пещеры драконовы не пускали никогда, чтоб не спёр самоцвет какой, только герцог с казначеем ходили. Вот, забрёл я в пещеру, где воняло чуть лучше, чем снаружи. Особенного ничего, кости, дерьмо повсюду, доспехи и сбруя разбросаны везде, рыцари видать совсем убогие тут, не чета нашим. В углу соломы набросано и шкур, что-то вроде гнезда, Жак сказывал там чудовища хранят богатства, ох, сердце у меня забилось, пока копался в истлевшем мехе, да засохших драконьих какашках. Но отыскал сперва цепь золотую, потом целый кошель с дукатами да каменьями, малую баронскую корону с двумя красными камешками, а потом целый мешок серебряной посуды. Бедный дракон оказался, его светлость говорит один дракон может каменьев насобирать, что герцогство поменьше купить можно. Ну, что с глухомани такой взять, какие места, такие драконы.

Вынес я мешок наружу, ветками засыпал, чтоб, если слуги сыщутся, не отобрали. Дракон как раз дошел, вонять стало еще сильнее, значит желчь пришла в движение и дракон готов к давке. Скинул я накидку, вздохнул, что инструмента нету, но поискал, нашел подходящий колышек, обрывок ремешка, камень, да острую щепку. Перекрестился, попросил Святую Клотильду хранить меня от всяческих ужасов, как она это обычно делает и подошел к дракону. Двумя руками еле поднял веко, зрачок закатился, жилки посерели, верный признак, что поспел дракон. Открыл ему пасть дубиной, сломал, правда её, но успел вставить колышек, пасть осталась открытой, привязал я ремешок к колышку и ещё раз помолился святой заступнице. Глубоко подышав, хотя вонь стала нестерпимой, я, задержав дыхание, полез в пасть подыхающему дракону.

Голому лезть к дракону в горло привычно, хотя и премерзко. Глотка у него шершавая, то локоть обдерешь, то колено, а еще все в слюнях драконьих, они в рану попадают и жгут похлеще зимнего вина. Да ещё дышать нельзя, воздух тут отравлен испарениями чудовища – один вздох и конец. Но вот рукой нащупал пустоту и залез в желудок, сразу голой пяткой попав в шип на доспехе рыцаря, порез обожгло, как водится, зато сразу наткнулся на мешок с огненным зельем. Драконодав потому и драконодав, что берет мешок с огненным зельем, откуда пламя драконье происходит и давит его. Давить надо сильно, а то ничего не получится. Хорошенько сдавив мешочек, прокалываем его щепкой и быстро-быстро лезем дальше, главное не запутаться в кишках, там много всячины может оказаться, да и конь где-то там застрял. Но вот рука привычно наткнулась на гладкую поверхность желчного пузыря, его тоже надо сдавить, а потом он прокалывается той же щепкой и тут начинается самое трудное. Если желчь с огненным зельем смешается, дракона раздует и в образовавшемся пламени сгорят все внутренности, а шкура останется. Когда выпускаешь желчь, воздуха в собственной груди уже не остается, сердце стучит как колокол в соборе Святой Женевьевы, а еще надо успеть дернуть за ремень, чтобы пасть захлопнулась, да в желчь не попасть. Голова в тумане, куда ползти становится непонятно, главное не паниковать и двигаться поперек ребрам в брюхе чудища. Вот, наконец, когда уже, кажется все, конец, рука вырвалась из тела проклятого чудовища и надо быстро двигаться наружу. Первый глоток воздуха лучше всякого вина, но расслабляться нельзя, сейчас смешаются жидкости, только успеваешь отскочить от дракона, заткнув ему камнем проход под хвостом, чудовище уже надувается. Вот и сейчас, дракон, сверкая золотой шкурой превратился в шар, полыхнул так, что даже сквозь шкуру стало видно пламя и опал вниз, став плоским. Теперь шкуру можно сворачивать в рулон на манер ковра и вешать в пиршественной зале, а можно как его светлость сапоги шить, да щиты обивать. Очень крепкая у дракона шкура, все королевство завидует его светлости, он больше всего драконов забарывает, один раз троих за день поубивал.

Вонь исчезла, ветерок принес запахи леса, птички ожили, защебетали. Счистил я засохшие драконовы соки и полез в ручеек отмываться, глины набрал и долго тер себя всего, правда вонять будет целый день, как не мойся, ну, дело привычное. И тут вышел на полянку конь, да не просто конь, а рыцарское благородное животное, паршивое конечно, видать уже немало дней на траве одной сидит, да седло не снимали. Грива не чесана, мундштук рот поранил, в репьях весь, а за ним лошадка поменьше с вьючным седлом и мешком. Осторожно подошел к животине, они доверчиво дались в руки, я их стреножил, расседлал и порывшись в торбе на вьючной, насыпал им овса, лошадки захрустели зерном, благодарно помахивая хвостами. Ну, когда дракона забарывают, всегда много добра отыскивается, что от прошлых рыцарей остается. Случалось и лошадей и порой девиц находить, оружия просто горы, только ржавое и поплавленное, я однажды кинжал нашел и не сказал Жаку, затем продал на ярмарке и почти год мог выпивать по праздникам в корчме.

Свернул я шкуру, порыскал в груде доспехов, вообще-то, если меня в доспехах поймают, то повесят на площади, однако если голому в город идти, еще вернее повесят. А так, накидку нацеплю, скажу оруженосец его светлости, узнаю, что тут к чему и домой, сразу-то уехать нельзя, если вдруг обнаружится хозяин коней или рыцарь с претензией на драконову шкуру, отыщут меня и у его светлости. А герцог все едино повесить велит. Надо ехать в город, там, скорее просто шкуру отберут и по шее накостыляют, но в доспехах, да с накидкой его светлости может даже хорошо встретят, наглее просто надо вести себя с этой деревенщиной. Нашел кольчугу не сильно ржавую с поддоспешником, рукавицы фехтовальные, поножи, наплечники и неплохой шлем, щитов оказалось много, только все с гербами незнакомыми, один даже сарацинский вроде. Выбрал один, хороший, герб отодрал песком, что считается воинским преступлением, так где ж тут воинов-то взять. Только портков совсем не было, на вьючной лошади торба с овсом, кресало и котелок. На боевом коне меч нашелся седельный, запущенный правда, но почистить и сгодится, меч хороший, простой, неприметный, такой в любой кузне прокуют. Конечно, на пояс прилаживать ищи дурака, но к седлу приторочить, очень хорошо получится. Почистил коней, раны смазал соками драконьими, хорошее средство целебное, если в воде развести и коры дубовой растолочь, надел поддоспешник с бронями, ноги от колена нагими остались правда, но в сарацинских землях сказывают и так ходят. Заседлал коней, шкуру с трудом поднял на вьючную лошадь, тяжеловато одной нести, но делать нечего, не боевого же коня на срам подвигать. Вскочил в седло и направился в город, что лежал, по словам поганой кузеновой жены в двадцати лье.

Городами они тут называют деревни всякие, прости Господи. Ни стен толковых, только частокол кривой, ни площади городской справной, кругом стоят телеги, с них и торгуют, замок господский низенький, пошарпаный, одно слово дикари. Городишко оказалось назывался Задебради или что-то в этом роде, стражники у ворот странно поглядели на шкуру дракона, но ничего не сказали. Даже цепляться не стали, у нас и лошадь бы отобрали, не говоря про шкуру, а тут покрикиваю на них, они только усы крутят. По-нашему разумеют слово через десятое, еле добился, где постоялый двор находится. При деньгах-то меня на постой определят в лучшем виде, мешок с остальными богачествами я в лесу оставил, не дурак ведь, даже его светлость говорил, что дуростью меня господь обошел. Лошадей-то может со шкурой отберут, но если пытать не станут, то про мешок я им ничего не скажу. С собой взял один золотой дукат, его на полгода жизни безбедной хватить может. Постоялый двор нашелся в мешанине узких улочек, с грязью непролазной коню, не то, что человеку. Двум конным на иной улочке и не проехать, не то, что богохранимый вольный город Нетьень, где две телеги проедут и каменные мостовые от рыночной площади ведут. Дикари, одно слово.

Глава 2

Эти провинциальные бароны не благороднее моих собак!

Король Франциск IX

Хозяин странноприимного дома почесал в затылке и, коверкая слова спросил платить чем буду, я ему показал золотой и хозяин надолго замолчал, только беззвучно открывая и закрывая рот. Он заявил, что в хороший месяц у него выходит вполовину меньше и сдачи дать не сможет. Навеличивая меня благородным рыцарем и косясь на шкуру, он посоветовал уважить святых братьев, где можно поменять дукат на серебро и медь, а он пока приготовит лучшую комнату и коней пристроит. Вытянув во дворе ноги и прихлебывая отличный холодный эль, я вздохнул спокойнее. По словам суетившегося в предвкушении оплаты может даже серебром хозяина, на дракона кроме благородного рыцаря Ижи, претендовать никто не мог. Дракон, сказал хозяин, еще при его отце терзал округу и многие рыцари пытались его забороть, но тщетно. Благородный Ижи из Светляны поклялся забороть чудище, если местный граф Бжезняк отдаст за него дочь-красавицу, однако уже десять дней о рыцаре слуху нет, правда и дракона не видели. Сдается проглоченный драконом и был этот Ижи, на покореженном щите валявшимся у пасти чудища три белые чайки в лазоревом поле – цвета Ижи, как пояснил словоохотливый корчмарь. Все эти местные сплетни я слушал, обгладывая очень приличных размеров свиную ножку, запивая местным элем, который был не чета нашему. Дело было к вечерне, пока лавки не закрылись портки надо отыскать. Видимо все неплохо идет, подумал я, но через весь двор пала косая тень от десятка стражников, капорал ростом как пожарная каланча с налитым кровью шрамом шагнул ко мне и свирепо уставился. Похоже, все оказалось много хуже, чем я даже представлял себе.

– Твойа милостьвость, – рявкнул он басом, коверкая слова неимоверно, – благоволяй следоват за знами, сиятельство изволиват говори з тобье.

Прикинув, что если бы меня решили вешать, то стражники скорее потащили бы меня на пытку, а не к графу. Хотя кто их дикарей разберет, вон они шкуру взвалили кряхтя на плечи и потащили куда-то. Порядки у них наверняка не сильно отличаются от наших, если льстить графу, да отдать все, что потребует, может поркой отделаться получится. На улочках жители испуганно косились на процессию, разбегаясь от грязных брызг летевших от не разбирающих дороги стражников. Показались ворота цитадели с поднятой решеткой и опущенным мостом, ни ловушек, ни бойниц внутри проезда, не умеют тут строить, его светлость взял бы этот городишко даже без осадных орудий, силой десятка копий. Двор тоже оказался маленький, едва лестница поместилась, мы поднялись по ней и оказались в небольшом зале, там, на резном кресле восседал седой рыцарь в графском венце и отороченном мехом плаще. Он со скучающим видом ел вишни и стрелял косточками в слугу, державшего блюдо, стражники поклонились, бросили шкуру на пол и оставили нас, что было добрым знаком.

– Кто ты, благородный рыцарь? – неожиданно крепким голосом сказал вельможный старик, весьма чисто выговаривая по-нашему, – как победил чудище?

– Ваше сиятельство, благородный Бжезняк, я всего лишь скромный драконодав герцога де Шерентье, – начал я учтивые речи как советовал при общении с господами трубадур, гостивший у нас в замке, – я лишь давил дракона, убившего благородного рыцаря Ижи.

– Ижи погиб? – судя по радостному тону, барон рыцаря явно недолюбливал, – а как же ты задавил дракона?

– Обычно, руками, ваше сиятельство, – пожал я плечами, не в силах поверить, что граф не знает таких простых вещей, – мы пробовали по совету мессира давить драконов щипцами, но получалось хуже, его светлость повелел давить руками.

– Руками?! – казалось граф был поражен, – и сколько же драконов ты задавил?

– Две полные руки и еще три штуки, – загибая пальцы и напрягая все познания сказал я, – его светлость часто желает развлечься.

– Немыслимо, дьяволов хвост и копыта! – вскричал граф, но увидев вошедшую благородную госпожу и сопровождавших ее дам воскликнул, – посмотри на этого рыцаря Агнешка, он руками задавил тридцать три дракона! А мы тут с одним справиться не могли.

– Прошу прощения за дерзость ваше сиятельство, – поклонился я, стараясь пояснить старику как он заблуждается, чтобы потом не сильно злился когда выяснится, – я не рыцарь, лишь иногда замещал оруженосца герцога, когда того порвал на охоте вепрь.

– Не рыцарь?! – воскликнул граф, – вот это герои – оруженосец давит драконов! На колени!

Я покорно опустился на колени, недоумевая, что со мной сейчас будут делать. Склонив голову я приготовился к худшему, разберешь этих дикарей, еще какие непотребства удумают, колени уперлись в острые камни пола, сквозняк холодил внизу, портки-то добыть не удалось. Вытащив меч, граф трижды ударил меня по плечам, крепкий рукой старик оказался, плечи заныли, граф произнес слова и прежде чем я успел что-то сказать или понять, стал опоясанным рыцарем.

– Встань рыцарь, – радостно улыбаясь, хлопнул меня граф по щеке слегка рукой, хотя куле – единственный не возвращаемый рыцарем удар бьют наотмашь, – дочь я тебе не отдам в жены, но племянницу Марию, с радостью, завтра свадьба.

Одна из дам охнула и прикрыла рот ладошкой: дочь замкового сапожника конечно деваха была хоть куда, большая, с крепкими руками, но дева, указанная графом, статью не уступала супруге его светлости, я на такую глаза-то поднять побоюсь. Волосы как у норманнов светлые, косы толстые, стан точеный, глаза зеленые, моё сердце забилось как бешенное. Конечно, работать по дому она не обучена, но зато какая красавица, хотя, первый же благородный такую отберет, пронеслась лихорадочная мысль. Постой-ка, одернул я себя, ты же сам теперь можешь делать, что вздумается, тебя даже его светлость высечь не может, только голову отрубить и то с разрешения короля. О-ля-ля. Годфрид из Саржа, похоже ты родился с серебряной ложечкой во рту, отца староста ругал сколько лет, что дал простолюдину благородное имя. Даже если граф поймет свою ошибку, отобрать серебряные рыцарские шпоры может только король. О-ля-ля.

Оставив дев рыдать на плече довольного собой графа, я отправился в город. Видать не только Ижи, но и Марию граф недолюбливал, оттого сплавил ее первому встречному-поперечному. Шкуру оставил графу как подарок, все равно тащить ее одному не получится. Меняльная лавка располагалась в монастыре и уже закрывалась, но увидев в темнеющем переулке блеск кольчуги, монахи открыли, монахи-то они монахи, но статью и доспехами братья не уступят самыми настоящими рыцарями, поскольку это был воинствующий орден. Молча крепкие монахи с крестами на плащах проводили меня в помещение, где за столами заваленными монетами сидели толстые монахи в засаленных рясах. Они долго кусали золотой и подозрительно смотрели, однако споро отсчитали кошель с медными монетами и столбиком серебряных, даже предложили своих провожатых до постоялого двора. Говорили по-нашему они бойко, видно часто к нам случались, вон и вино наше стоит – приметный бочонок, да и пятна на рясах совсем как у наших святых отцов. Спросив где можно найти портного, я направился к нему, лавка тоже оказалась закрыта, однако звон серебра способен раскрыть ворота даже неприступной крепости, а не лавки. Хозяин за пару медяков продал мне портки и рубаху, поохал, но предвкушая барыш радостно обещал к утру, но уже за серебро, сшить рыцарские одежды, которые не стыдно надеть на свадьбу и барону. Я помнил одежду богатых рыцарей, когда они приезжали к его светлости, только заказал еще меховую оторочку, должно получиться красиво. За все запросили такие гроши, что даже не верилось. Сапожник оказался другом портного и по-нашему вообще не понимал, к нему тоже пришлось стучать, все кулаки обил о ставни. Монеты открывают сердца, как говаривал его светлость, сапожник к утру обещал сапоги доставить. И пояс рыцарский у него нашелся, к утру и его обещал подогнать. Уже освоившись и покрикивая на припозднившихся слуг с корзинами, по чистому звуку железа я нашел искомое, кузнец вовсю звенел, пока молотобоец ему взглядом не указал на меня. С трудом поняв мои кривлянья, поскольку нашего совсем не разумел, мастер кивнул и покопавшись на полке извлек настоящие посеребренные шпоры, уступив их совсем за бесценок, он встал опять к наковальне. Добравшись в странноприимный дом, я упал на солому и уснул со счастливой улыбкой до конца не веря случившемуся, снился мне дракон, улыбавшийся во все свои сто три зуба. Жуткое зрелище.

Наутро разбудил меня посыльный из лавки, вернее их под дверью собралось целых три, но корчмарь велел им сидеть тихо, ждать покуда проснусь. Видать серебряная монета, что, по словам герцога, хорошая цена за день постоя, выплаченная хозяину вперед, сделала его почти моим единоутробным родственником. Обновки пришлись впору, роскошный плащ с меховой оторочкой, камзол с галунами, замшевые портки, сапоги, берет с пером, даже чуть больше баронской длинны, но в пределах приличий. Когда все это роскошество, пахнущее еще мастерской заботливо натянула на меня служанка, показалось, роскошнее даже король не наряжался, вдохнув запах чистой одежды и позвенев шпорами, я остался собой доволен. Было даже лучше, чем когда в детстве святой отец раздавал сладкие леденцы. Оседланный конь, понес меня в замок, где в полдень местный граф отдаст за меня, простого драконодава свою племянницу.

Собор торчал из лесов, похоже, они его уже сто лет строили и еще восемьсот собираются строить. Заплаканная невеста, увидав меня и поглядев свежим взглядом, вроде успокоилась, вчера-то, кое-как отмытый, без портков я, наверное, казался вроде этих диких кнехтов с севера, что приходят наниматься в голодное время. Звеня шпорами и стараясь не задевать всех мечем, я под руку повел её к алтарю, службу вёл целый епископ, правда, сильно побитый молью, он быстро и сноровисто пророкотал латынью. Я вторил ему от всей души, вызывая странные взгляды прихожан, видать тут латынь не в чести была. Вот попробовали бы они у нашего святого отца не заучить псалмы – живого места на спине и пониже от посоха не останется, что-то у священника нашего с головой было, бродил в нем дух неуёмного просвещения. Даже его светлость читать выучил, говорят и король латынь разбирал с пятое на десятое, а тут половина челяди по складам читала сносно. Ну, служба закончилась, венчание состоялось, вышли мы из собора. Думаю тут и начинается самое веселое – гулянье как на свадьбе у барона из северного предела, тогда неделю даже собаки сытые ходили, но нет, похоже тут свои порядки.

– Отправляйтесь своим путем рыцарь Готфрид, – перекрестил меня Бжезняк и как-то так бочком стал теснить к лошади.