Kitobni o'qish: «Доброе утро, почта!»

Глава 1

– У аппарата! – надтреснутый дребезжащий голос Аделаиды Григорьевны Долинской переполняли сочные ликующие интонации искреннего залихватского любопытства, щедро сдобренные изрядной долей ёрничества.

– Доброе утро, почта, – раздался в домофоне неожиданно неуверенный ответ.

– А кто это? – уже нормальным тоном поинтересовалась Долинская.

Она явно ожидала услышать кого-то другого.

– Это почтальон, Аделаида Григорьевна.

– Я знаю, что я Аделаида Григорьевна, – строго сказала хозяйка квартиры. – Но вы-то кто? Мой почтальон Каневская Нина Васильевна и ее голос…

Тут домофон отключился.

– …я прекрасно знаю, – всё же закончила Долинская в пустое пространство.

– Слушаю, – по-деловому ответила Долинская вновь зазвонившему домофону.

– Это Порожкин Евсей Анатольевич, – поспешно затараторил немолодой мужской голос. – Нина приболела, Аделаида Григорьевна, и я…

– Почему у вас своих ключей нет, почему вы звоните? – перебила его словесный водопад хозяйка.

– Так Нина всегда вам звонила, она же сама мне говорила, Аделаида Григорьевна…

– Ладно, заходите, – постановила Долинская и характерный звук констатировал, что дверь благополучно открылась.

* * *

– Началось, твою мать! – еле сдерживая бурлящие через края эмоции проскрежетала сквозь зубы почтовый оператор Лидия Генриховна Гермионова.

– Слушаю вас, почта, двести сорок восьмое… Да не кричу я, не кричу… Что значит "тогда пререкаюсь"?.. Нет, женщина. это вы успокойтесь… Да, конечно, я нахожусь на работе, ну не в лесу же… В управление? Нет, в управление, я думаю, звонить не обязательно, – уже поспокойнее проговорила Гермионова.

– Да, есть такой почтальон Порожкин, Евсей Анатольевич. Только он сейчас в доставке… А, это вы звоните, тогда зачем звоните-то?.. Каневской тоже нету… Слушайте, кто вам, в конце концов нужен? Что?.. Это вы мне?.. Да ради Бога! Гермионова моя фамилия, и что дальше? А вы-то сами кто?.. Да звоните вы куда хотите, хоть в узел, хоть в само министерство! – и оператор в сердцах бросила трубку.

– Нет, вы только подумайте! – возмущенно выпалила Лидия Генриховна, буквально вбегая в помещение, где сидели почтальоны. – Управлением мне будет мне грозить! Вот стерва!

– Что случилось, Лидок? – нарочито спокойным тоном поинтересовалась ухоженная брюнетка лет сорока-сорока пяти.

Говоря это, Наталья Владимировна Замшина внимательно разглядывала в зеркале умело подкрашенные губы и тщательно подведенные брови.

– Да позвонила тут одна мымра. Порожкина спрашивает. Потом про Нину. Я вообще не поняла, что ей надо, – тряхнула несколько растрепанной прической, удивительно напоминавшей по цвету выгоревшую на солнце ржавчину, дебелая женщина примерно одного возраста с Замшиной.

Максим Сергеевич Аверин, худощавый довольно спортивный брюнет с легкой проседью, пятидесяти двух лет, уже почти три с половиной года работавший в доставке достославного 248-го, оторвался от заполнения извещения и собрался высказаться, но его опередил новый голос.

Привлеченная полукриком оператора, в дверях появилась замначальника отделения Озерова.

– Что значит, вы не поняли, Лидия Генриховна? – строгим как у робота голосом отчеканила она. – Вы хотите сказать, что не понимаете, зачем нам звонят клиенты?

– Карина Дмитриевна, – стараясь говорить как можно спокойнее с блондинкой лет тридцати пяти в строгом брючном костюме, ответила Гермионова. – Да как их всех можно понять? Я…

– Как хотите, так и понимайте! – ледяным тоном перебила ее замначальника. – Это ваша работа. Работайте, коллеги, а почему еще не все в доставке? – строго обратилась она к заполнявшим или делавшим вид, что работают почтальоны. – Я буду вынуждена сообщить Полине Олеговне!

– Карина, – нарочито ленивым невыразительным тоном проговорила Замшина, продолжая внимательно смотреться в зеркальце:

– В конце концов, что ты разозлилась? Порожкин и Троекурова в доставке, я лично тоже сейчас собираюсь.

– И правильно делаешь, Наташа, – по-прежнему строго отреагировала зам. – Давай выдвигайся, одна нога тут, другая там. Кстати, а где Каневская?

– Нина приболела, Кариночка, – подала реплику из своего угла приятной наружности женщина. Выглядела она не больше чем на пятьдесят лет, хотя на самом деле ей было за шестьдесят.

– Что с ней? Больничный будет?

– Ну это уж пусть тетя Поля озаботится, – фыркнула Гермионова. – И вообще, можно я пойду работать?

– Ну конечно, Лида, пчелка ты наша, – опередила Озерову Замшина. – Стахановцы по сравнению с тобой – просто бездельники, – после двадцатисекундной паузы продолжила комплименты Наталья Владимировна и, не дожидаясь ответной реакции, перекинула через плечо сумку с корреспонденцией и, не забыв захватить ключи, не быстро и не медленно прошествовала на выход, на самом деле не услышав или сделав вид, что не слышала довольно-таки разборчивого бурчания одного из коллег: "Наконец-то отчалила!"

***

– А-а, это вы почтальон Порожкин, – внезапно раздалось за спиной Евсея Анатольевича сочное глубокое контральто.

Порожкин, опускавший в ящики рекламу резко обернулся, – обладательница роскошного контральто смотрела на него с милостивой улыбкой сытой львицы.

– Ну, что вы мне доставили господин Порожкин, Евсей, кажется, Анатольевич? – дружелюбно поинтересовалась львица средней комплекции, ухоженная дама лет шестидесяти с витиеватой прической на голове.

Одета львица была в шерстяной домашний халат с пояском, поверх халата была накинута тонкая узорчатая шаль из дорогого материала (о чем автор любезно осведомляет читателя, так как Евсей Анатольевич, при всем уважении писателя к своему персонажу, увы, не в состоянии оценить качество шали).

Однако, продолжим описание львицы. Обута Аделаида Григорьевна была в лазоревые уютные домашние тапочки с замысловатым вензелем, а на указательном пальце левой руки красовалось кольцо с камнем, ценность которого пока оставим за скобками.

Порожкин секунду справлялся с впечатлением от неожиданного появления Долинской и, наконец, стараясь придать своему голосу как можно больше уверенности, твердо произнес:

– Боюсь, что только счет за телефон, Аделаида Григорьевна.

– Вот как? – приподняла брови Долинская. – А как же, реклама, а?

– Ну конечно, реклама тоже… – слегка смутился Порожкин.

– Ну что ж, Евсей Анатольевич, заходите ко мне в гости, посмотрим, что за рекламу мне принесли…

Почтальон начал было отнекиваться, что люди ждут почту, но был остановлен величественным взмахом руки.

– Не возражайте! – объявила Аделаида Григорьевна, – а то я на вас пожалуюсь, а уж на что – я всегда найду!

И увлекаемый неуловимой повелительностью широкого взмаха руки львицы Порожкин, словно загипнотизированный, последовал за хозяйкой.

– Проходите, – открывая дверь квартиры номер 27, торжественно пригласила Аделаида Григорьевна.

Собрав в кулак всю свою уверенность Порожкин с решительностью Трусливого Льва переступил через порог.

– Ну же, смелее! – подтолкнул его в спину весело-ироничный голос.

– Раздевайтесь, раздевайтесь! – скомандовала хозяйка, зажигая свет. – Вот тапочки. … Нет, нет, я сама повешу. Только в шкаф и на вешалку. И без самодеятельности. … Идите мыть руки. Полотенце зеленое.

– Куда вы хотите сначала, – на кухню или в гостиную? – критически осмотрев гостя с головы до ног, неожиданно предоставила ему выбор львица.

По-видимому, Евсей Анатольевич, застигнутый врасплох внезапно предоставленной ему инициативой, еще долго топтался бы на месте как потерявший дар речи Буриданов осел, если бы достопочтенная хозяйка не снизошла до его бедственного положения, осознав безнадежность ситуации.

– Проходите пока на кухню, – разрешила она мучительные колебания. – Чай, кофе или, вот, могу свежим грибом угостить. Алкоголь не предлагаю, вам еще работать, – на всякий случай уточнила Долинская.

– А давайте-ка гриба, – внезапно осмелев, попросил Порожкин; голос его уже не напоминал беспомощное блеяние.

Он поудобнее устроился на стуле и, постаравшись держать осанку, взглянул прямо в лицо Долинской.

Долинская неспеша налила гостю щедрую порцию в сверкающий чистотой бокал из тонкого стекла, а себе достала пузатую рюмку и початую бутылку коньяка. Вслед за ними на столе разместились: хлеб, сыр, буженина, сливочное масло и шоколадные конфеты.

– Мне можно, я не на работе, – выразительно, четко артикулируя слова Аделаида Григорьевна ответила на немой вопрос, видимо, вконец потерявшего страх Порожкина.

– Конечно, конечно, я что, я ничего, – забормотал мигом спустившийся с небес на землю гость и судорожно, на всякий случай, глотнул гриба, отчего тут же поперхнулся и закашлялся.

– Не торопитесь, Евсей Анатольевич, – в голосе Долинской явственно прозвучало (да-да, уважаемый читатель, вы не ослышались) настоящее сочувствие!

– Ну, расскажите, как вы работаете на почте? – поинтересовалась Долинская, когда Порожкин наконец оправился.

– Хороший коллектив, гуляем на свежем воздухе, с людьми, вот, знакомимся интересными, – после короткой паузы добавил он.

– И всё? – несколько разочарованно протянула Долинская, с видимым равнодушием прослушав его скороговорку.

– Платят только мало, – вздохнув, уже осмысленно дополнил почтальон.

Львица понимающе кивнула:

– Вы не возражаете, если я закурю?

– Да нет, конечно, курите на здоровье, – снова растерялся Порожкин.

Долинская встала, подошла к шкафчику, достала пачку тонкого синего "Мальборо" и неспеша чиркнула зажигалкой.

– А что, премий нет? – выдыхая дым все же чуть в сторону от гостя, участливо спросила хозяйка.

– Бывает, но редко, – вздохнул тот, организовывая себе бутерброд с маслом и бужениной.

– А что у вас за женщина мне по телефону отвечала? Хабалка какая-то, вести себя совершенно не умеет!

– Так это наш оператор, Лидия Генриховна! Да, она такая, за словом в карман не полезет.

– Отчество-то какое, чуть ли не королевское, а ведь пролетарий пролетарием, – покачала головой Долинская и вновь с удовольствием затянулась.

– Ну, если вы сыты, пойдемте в гостиную, – приговорив вторую рюмку коньяку и закусив шоколадной конфетой, предложила хозяйка.

В просторной, со вкусом обставленной гостиной Долинская предложила гостю устроиться на диване, сама же расположилась в кресле.

– Очень уютно, Аделаида Григорьевна, – озираясь вокруг, осторожно проговорил Порожкин; сейчас он очень напоминал сапера на минном поле. – А это кто написал? – осведомился Евсей Анатольевич, показывая на внушительных размеров натюрморт, красовавшийся над сервантом из красного дерева.

– А это один из художников Серебряного века. Кстати, подлинник, – добавила она как ни в чем ни бывало, закуривая очередную сигарету.

Спросить о стоимости картины Евсей Анатольевич, конечно же, не рискнул и сфокусировал любознательный взгляд на содержимом серванта.

– А это сервиз из севрского фарфора, – начала экскурсию хозяйка. – А вот там старинный гобелен, а здесь фигурки из слоновой кости, здесь мамонтовый бивень, часы с кукушкой. И наконец, вот этот молочник – настоящий Фаберже, во всяком случае, так меня заверяли.

– Да тут у вас настоящий музей! – переводя восхищенный взгляд с одного предмета-экспоната на другой.

– Нравится? – заранее уверенная в ответе промурлыкала вопрос львица.

– Очень! – искренне восхитился Порожкин.

Они проговорили еще минут пятнадцать. Хозяйка расспрашивала гостя о его художественно-эстетических вкусах и, выяснив, что он практически ничего не знает о Фаберже, прочитала небольшую лекцию на эту тему.

– Да, думаю, вам пора, – кивнула Долинская после того, как почтальон уже во второй раз посмотрел на часы. – Кстати, покажите, что у вас за реклама? – вспомнила она, провожая Порожкина в прихожую. – Так-так, посмотрим, где тут мои очки? "Отремонтируем ваш холодильник, стиральную машину, телевизор…" В-общем, ничего интересного, – разочарованно положила она листок на тумбочку в коридоре. – Скучная реклама.

– А что бы вы хотели, Аделаида Григорьевна?

– Ну, например, предложили бы креативную прическу или украсим ваш подъезд чем-нибудь, – размечталась львица. – Хотя, – махнула она рукой, – наши граждане всё равно все сломают, испортят. Ну, до свидания, Евсей Анатольевич, приятно было познакомиться. Как-нибудь заходите еще.

– С удовольствием! А мне-то как приятно, Аделаида Григорьевна! И огромное спасибо за угощение! – закончил Порожкин, обращаясь к уже закрывающейся двери, в проеме которой мелькнул кусочек узорчатой шали.

Однако любезным приглашением Порожкину воспользоваться не удалось. Больше он не посетил гостеприимную квартиру при живой хозяйке.

Глава 2

– Разойдитесь, не толпитесь, здесь вам не Большой театр и не этот, как его там… тьфу, Колизей, – деловито суетился, размахивая папкой, среднего роста сухощавый мужчина лет под пятьдесят с ничем не примечательной наружностью.

– Павел, да в конце концов, убери ты отсюда этих олу…, граждан! – закончил следователь вслух, про себя додумав окончание слова "олухов".

Место преступления было ограждено лентой, но вокруг все равно "зевачили" любопытные граждане и гражданки. В самом начале подворотни, почти у стены навзничь лежала пожилая женщина, одетая по промозглой ноябрьской погоде в теплое из хорошего материала пальто и шапку из натурального меха.

– Ну, Женя, что скажешь? – нетерпеливо обратился следователь Ракитин к крупному породистому бородачу лет пятидесяти, чьи манеры разительно отличались от следовательских неспешностью и, пожалуй, даже нарочитой вальяжностью.

– Да погоди, Андрей, охолони, вечно ты прыгаешь вокруг, как подстреленный заяц, – сочным добродушным басом пророкотал судмедэксперт Авдюшко, хороший знакомый и, уже можно сказать, друг Ракитина; вместе они работали, вот уж, чтобы не соврать, лет, эдак, шестнадцать.

Ракитин хотел было ответить что-то едкое подначивающее другу-коллеге, но, сдержавшись, махнул папкой, чуть не выронив ее в осеннюю лужу, и переключился на первого близстоящего к нему опера.

– Так, Игорь, чего стоим, мозоли натираем? Свидетели есть? Личность установили? – и не дожидаясь ответов, продолжил свою минутную тарахтелку:

– Работать кто будет? Что вы, в конце концов узнали?

– Свидетелей пока нет, Андрей Елисеевич, – развел руками толстый приземистый оперативник.

– А это-то кто? – спросил следователь, указывая на группу из шести-семи любопытствующих, толпившихся около ленты.

– Эти? – искренне удивился толстый оперативник Игорь. – Так это же праздные зеваки, Андрей Елисеевич.

– А ты их опросил, а, Игорь?

– Да чего же их опрашивать-то, Андрей Елисеевич? Они же все после меня сюда подошли, вот только, кроме этого гражданина в ушанке, – показал Игорь на пожилого человека, откровенно прислушивающегося к разговору правоохранителей. – Но он ничего не видел, я его уже спрашивал.

– Ну а кто звонил-то в милицию?

– Да я, честно говоря, не знаю, Андрей Елисеевич, – задумчиво почесал в затылке Игорь, машинально сдвинув кепку.

– Ну а кто знает-то?

– У меня записаны фамилия и адрес, – невозмутимо откликнулся молодой высокий оперативник Павел.

– Так были вы на адресе?

– Пока нет, вас ждем, вдруг вы захотите лично.

– Вот видишь, Женя, – едва не взревел Ракитин. – Ничего без меня не могут!

– А может они и правы, Андрюша, – неторопливо, явно размышляя над ситуацией, проговорил врач.

– Всё, хватит заниматься демагогией, – следователь, похоже, уже начал сердиться всерьез. – По твоей части-то что? Отчего она умерла?

– Ударили чем-то тяжелым по голове, – без колебаний ответил Авдюшко.

– Ну а чем, чем ударили? Женя, почему мне все из тебя приходится вытягивать прямо-таки клещами?

– Да я-то откуда знаю?! – в свою очередь стал сердиться судмедэксперт. – Вы и ищите. Ну, например, куском трубы, гантелей какой-нибудь, а может даже, простым кирпичом.

Оба правоохранителя не уменьшали децибелы и к месту происшествия подошло еще двое-трое неравнодушных граждан. Таким образом все зрители с интересом слушали пререкания ответственных работников милиции.

– И вообще, Андрей, когда можно будет уже увозить тело? Что ты, как маленький, прекрасно знаешь, что всё будет известно после вскрытия? Ведь не первый же год работаешь, в конце концов, – и видимо, для пущей правоты Авдюшко решительно-укоризненно покачал головой.

Ракитину понадобилось не меньше минуты, чтобы полностью осознать, что сказать-то ему и нечего.

– Ну, а вы, уважаемые граждане, что, здесь столпились? – напустился он на обступивших ленту. – Видел кто-нибудь из вас что-нибудь?

И не дожидаясь ответа, обратился ко всем четверым оперативникам:

– Костя, Павел, Игорь, Сёма запишите данные этих… уважаемых граждан, – после небольшой паузы, наконец, смог подобрать эпитет следователь.

– Так я же ничего не знаю, не видел, не видела, – с такими формулировками любопытные граждане начали быстренько испаряться.

Но не тут-то было! Бдительные оперативники, сам следователь и даже доктор, обступив группу зевак полукольцом, заставили их оставить адреса и фамилии, и только после этого позволили им разойтись. Одной средних лет гражданке в полосатом пальто почти удалось под шумок смыться, но в последний момент всё остановил вовремя прибывший на место начальник "убойного" отдела подполковник Ниточкин. Таким образом, все зеваки были опрошены, а их "явки", адреса и фамилии зафиксированы. Удовлетворенный этим этапом работы на месте происшествия, Ракитин со спокойной душой разрешил отвезти тело в морг на вскрытие.

– Хорошо, хоть документы есть, – в голосе Ракитина звучало явное удовлетворение.

В сопровождении начальника "убойного" следователь отправился к Софье Андреевне Ковалевской, обнаружившей тело.

– Ну и кто же наша жертва, Андрей Елисеевич?

– Долинская ее фамилия, Жора. Долинская Аделаида Григорьевна.

Следователь и начальник "убойного" ушли от Ковалевской несколько разочарованные. (Насчет начальника, автор, правда, точно сказать не может, но относительно Ракитина, – полностью уверен. Если присмотреться повнимательнее, лицо уважаемого сотрудника внутренних органов даже вытянулось от разочарования.)

Итак, Ковалевская сообщила, что примерно после 20.30 шла через двор по Благодатной улице и обнаружила лежащую женщину. После этого она сразу же позвонила в милицию, оставила свои данные и отправилась домой, – не стоять же ей и не ждать. Ракитин спросил, почему она не позвонила в скорую, на что Софья Андреевна пожала плечами и ответила, что ей показалось, что женщина умерла и в конце концов милиция сама вызовет кого положено.

– Никого я не видела и, честно говоря, видеть не хотела, – заключила Ковалевская, провожая официальных гостей до двери.

– Ну, с чего начнем, Андрей? – ровным тоном, как будто для проформы, поинтересовался Ниточкин.

– Конечно, соберем всю информацию о Долинской, – полуобернулся к коллеге, спускавшийся впереди следователь. – Начнем, Жора, естественно, с участкового. Выясни поскорее, кто по ее адресу участковый, и пришли ко мне в следственный завтра с утра до девяти, когда у меня еще дежурство не закончится, а лучше сегодня, хотя… – он взглянул на часы, – уже почти десять вечера. Хорошо, кстати, что эта Ковалевская сегодня нас приняла.

В четверг утром, примерно в 8.30, за полчаса до окончания дежурства в кабинете появился среднего роста немного лохматый шатен, лет примерно тридцати пяти.

– Участковый Синицын, – представился вошедший и сразу торопливо продолжил. – Меня направили к вам, Андрей Елисеевич, сказали, что Долинскую убили.

– Верно сказали и правильно прислали ко мне, – подтвердил Ракитин, устало разглядывая коллегу.

– Как вас зовут, кстати?

– Кирилл, но не в этом дело, Андрей Елисеевич. Сейчас объясню, почему меня правильно к вам прислали. Я, кажется, знаю, кто убил эту Долинскую.

– Вот как?! – усталость следователя как рукой сняло и он даже подскочил на стуле, не веря своей удаче.

– И кто же это, Кирилл, говорите!

– Кто-то с почты, Андрей Елисеевич, – доверительно понизил голос участковый. – Долинская сообщила мне три дня назад, что на их почте берут на заметку состоятельных пенсионеров и обносят. Обещала она через некоторое время указать, кто конкретно за этим стоит, но получается, – не успела. А теперь ей, вот, кирдык, то есть, – потерянно развел руками Синицын и опустился на стул.

Глава 3

– Это крайне интересная информация, Кирилл! – воскликнул Ракитин, опускаясь обратно на стул. – Рассказывайте поподробнее.

– А дело вот какое, Андрей Елисеевич, – сбивчиво, явно волнуясь, почти затараторил участковый. – Я знаю Аделаиду Григорьевну уже больше года…

– А сам ты уже сколько лет на участке? – перейдя на "ты", вклинился следователь.

– Полтора года, Андрей Елисеевич. Если точнее, то год и пять месяцев, – продолжил Синицын. – С Аделаидой Григорьевной мы познакомились на улице недалеко от ее дома и, когда виделись, практически всегда несколько минут разговаривали. Аделаида Григорьевна живо интересовалась тем, что творилось вокруг.

– Ну и что же вокруг нее творилось? – заинтересовался Ракитин.

– Да вот как-то попросила побеседовать с одним подростком, который кошек гонял, для одной старушки соцработника подобрать, сердобольная она была, Долинская, я имею ввиду. А еще у них в подъезде мой подопечный живет – Толкучников его фамилия.

– И что же он натворил?

– Да ничего особенного, Андрей Елисеевич. Просто в основном нигде не работает и, когда выпьет, шумит сильно.

– А покойной это, конечно, не нравилось? – не сомневаясь в своей правоте, спросил Ракитин.

– Да нет, я бы не сказал, – удивил следователя участковый. – Аделаида Григорьевна спокойно относилась к спиртоносцу. Честно говоря, – немного замялся Синицын, – так она и сама могла выпить рюмку-другую. Ни-ни, пьяной я ее никогда не видел, – поспешно добавил Кирилл, видя, что следователь начинает хмуриться.

Но, как выяснилось, хмурился Ракитин совсем по другому поводу.

– Сам-то ты с ней не выпивал, а? – буравя собеседника пристальным взглядом, поинтересовался следователь.

– Ну, был разок, – смутился участковый. – Она пригласила к себе домой, не нашел повод отказаться. Да и выпил всего пару рюмок, Андрей Елисеевич!

– А это хорошо, Кирилл, что ты выпивал у нее на квартире, – оживился Ракитин.

Усталость его, как рукой сняло.

– Вот что, – взглянул он на часы. – Дежурство мое через две минуты закончится и пойдем-ка к Долинской домой, осмотрим квартиру. Но, впрочем, мы отвлеклись. Так, что насчет того, кто ее убил?

– Да, конечно, Андрей Елисеевич, – Синицын заговорил собранным, сосредоточенным тоном. – Сегодня у нас четверг? Так что, было в понедельник… Да, точно, в понедельник я встретил Аделаиду Григорьевну недалеко от поликлиники. Она сказала, как хорошо, что меня встретила, а то уже собралась идти в милицию. "Так вот, Кирилл", – говорит она мне, – "наше 248-е почтовое отделение – просто преступное гнездо. Там штаб по выслеживанию состоятельных пенсионеров. Их грабят, а может, кого и убивают". И тут я вспомнил, – пару месяцев назад в районе Комендантского было дело: арестовали почтальона-наводчика и, кажется, кого-то из начальства почтового отделения. Там одного старичка то ли ограбили, то ли обворовали, то ли вообще убили… Да может, и вы помните, резонанс был громкий?

– Кажется, что-то такое припоминаю, – нахмурился Ракитин. – Надо поднять сводки.

– Так вот, Андрей Елисеевич, я ее конкретно спросил, – кто-что, – а Аделаида Григорьевна, говорит, мол, "я пока точно не уверена, вот разберусь до конца и тебе скажу". Разобралась, бедная! – вздохнул явно расстроенный участковый.

– И что, Кирилл, даже не намекнула? – продолжал допытываться следователь – сама-то она, видно по одежде, была состоятельной.

– Еще бы, квартира у нее полная коробочка, все равно что музей!

– Получается, она сама могла стать жертвой? – проницательно сощурился следователь.

– Очень даже, Андрей Елисеевич. Скажите, серьги на ней были?

– Нет, не было, – подумав ответил следователь.

– А она всегда носила и не стекляшки, она как-то мне сказала: натуральные брюлики.

– Так-так. Ну а кольца она носила?

– Дайте подумать, Андрей Елисеевич… – стал вспоминать Синицын. – Да, у нее, когда я ее встречал, на указательном пальце было кольцо и, кажется, на безымянном. Точно не помню, но то, что два кольца я у нее видел – это факт.

– А на ней колец никаких не было, Кирилл, – глаза следователя буквально блестели от возбуждения, то ли он совершенно устал на дежурстве, то ли, напротив, сильно перевозбудился (автор оставляет эту нелегкую дилемму на авторитетное рассмотрение уважаемого читателя).

– Ладно, – продолжил Ракитин, пребывая на подъеме своего возбуждения. – Дело, начальник уже сказал, распишет на меня. Сутки мои, хоть и закончились, – взглянул он для верности на часы. – Но давай-ка, Кирилл, сходим к ней на квартиру, осмотрим этот квази-музей.

– Конечно! – с энтузиазмом откликнулся участковый. – Прямо сейчас пойдем?

– А чего тянуть-то? – пружинисто приподнялся Ракитин. – Понятых-то, надеюсь, быстро найдешь? Жителей подъезда знаешь?

– Еще бы, ведь не первый год работаю. Да и этот Толкучников, если трезвый, наверняка дома, он сейчас не работает, во временном простое, как сказал мне на днях, – и Синицын засмеялся, обнажая крепкие ровные зубы.

Следователь, однако, не оценил остроту. Выйдя на улицу, он плотнее надвинул шапку – ноябрь 2010 года в отличии от лета выдался нежаркий.

– Слушай, Кирилл, – замедлил шаг Ракитин. – Это 248-е тут, кажется, недалеко, на Варшавской?

– Верно, Андрей Елисеевич. Хотите, зайдем?

– Да нет, пожалуй, – после недолгих колебаний определился следователь. – Надо все-таки и отдыхать, все равно еще предстоит осмыслить массу сведений: экспертиза, какие есть родственники, и есть ли вообще, кому достанется имущество. Ты-то, кстати, не знаешь, есть ли у нее родственники?

– Об этом Аделаида Григорьевна не упоминала, – подумав, ответил участковый.

– Вот придем сейчас, а там в квартире кто-то из родственников. Это было бы неплохо, сразу бы арестовали и продвинулись в плане информации.

Так, размышляя вслух, следователь не обратил внимания, куда ступает, и угодил прямиком в лужу, обрызгав Синицина.

Ракитин полуцензурно выругался, а участковый промолчал, хотя, по мнению автора, все должно было быть, скорее, наоборот. После внезапного попадания в лужу, полномочный сотрудник следственного комитета стал внимательнее смотреть под ноги и всю дорогу до искомого адреса, – Благодатная ул., 23, кор. 2, – тщательно молчал, видимо, сосредоточенно обдумывая что-то очень важное.

Синицын молчал тоже, его такая ситуация, наверняка, вполне устраивала.

Первого понятого участковый нашел быстро. Им оказался уже не раз упомянутый выше Толкучников. Тот был дома и, вроде бы, без симптомов алкогольного опьянения.

Толкучников, лысоватый худощавый мужчина неопределенного возраста, скорее всего, что-то вокруг пятидесяти, встретил работников правопорядка, пожалуй, даже радушно.

– Я завсегда готов помочь нашим уважаемым органам! – с энтузиазмом объявил новоиспеченный понятой, поплотнее запахиваясь в потертый домашний халат.

Поиск второго понятого занял несколько больше времени. Синицын обзвонил три квартиры и только в четвертой ему повезло: дверь открыла полная женщина лет семидесяти с хмурым любопытным взглядом.

– Слушаю вас, – с неподдельным интересом обратилась она к звонившему Синицину и видневшемуся у него за спиной Ракитину.

– Я ваш участковый, – представился Синицын, доставая удостоверение. – А это следователь. У нас к вам просьба: не могли бы вы побыть понятой, нам нужно осмотреть квартиру Долинской, она проживала в 27-й.

– Знаю я, где она проживала, – нетерпеливо перебила его потенциальная понятая.

Ее высокая прическа, напоминавшая каштаново-кирпичный термитник, слегка заколебалась.

– Постойте, – внезапно голос пожилой дамы зазвучал, как туго натянутая струна. – А почему вы говорите, – проживала?

– К сожалению, ее вчера вечером нашли мертвой, – выдвинулся на первый план Ракитин. – А вас, простите, как зовут?

– Фирсова Надежда Филаретовна, – представилась обладательница роскошного перманента, причем в ее голосе зазвучала естественная важность.

– Очень приятно, а меня зовут Андрей Елисеевич, – в свою очередь представился следователь. – А скажите, Надежда Филаретовна, – заинтересовался он. – Вы не боитесь вот так открывать дверь незнакомым людям?

– Почему же незнакомым? – искренне удивилась Фирсова. – Я же сразу узнала нашего участкового.

– Вот как? – в свою очередь не менее искренне удивился Синицын. – А я вас не знаю.

– То, что вы меня не знаете, вовсе не значит, что я не знаю вас.

Сказано это было так, что никто бы не упрекнул говорившую в недостатке иронии.

– Я думаю, если вы не против, Надежда Филаретовна, давайте пройдем в квартиру покойной, – вмешался Ракитин, несколько уставший после суточного дежурства. – И захватите, пожалуйста, паспорт.

Подойдя к двери 27-й, следователь нажал на звонок. Подождав около минуты, он повторил эту процедуру.

– Похоже, никого нет, – медленно проговорил он.

– Ну что, надеюсь они подойдут, – и следователь вынул из кармана ключи, обнаруженные у покойной.

– Ну вот, прошу, – немного повозившись с замком, распахнул двери следователь.

Он прошел в квартиру первым, за ним Фирсова, потом Толкучников, замкнул цепочку участковый.

– Ну что же, давайте приступим к осмотру, – раздеваясь в прихожей, предложил он. – Граждане понятые, будьте внимательны!

Толкучников важно кивнул, он явно упивался процедурой, Надежда Филаретовна же никак не прореагировала, термитник на голове даже не шелохнулся. По всей ее позе, выражению лица сразу было видно, что понятая находится наизготовке и без всякого напоминания крайне серьезно относится к выполнению своих обязанностей.

– Да, богатый дом, – прокомментировал следователь, входя в гостиную, едва сдержавшись, чтобы не присвистнуть.

(Тут автор для экономии времени читателя не будет описывать обстановку, по мнению автора, описания в первой главе было достаточно, чтобы составить впечатление о Долинской, как о состоятельной женщине.)

Следователь, участковый и понятые пробыли в квартире минут пятнадцать-двадцать. Ракитин повыдвигал ящики письменного стола, заглянул в секретер. Денег ему удалось обнаружить двенадцать с чем-то тысяч рублей.

"Не ахти какая сумма," – прикинул он, – "наверняка где-то на счетах было гораздо больше. Ну, ничего, найдется".

Какого-либо завещания или дарственной ему тоже обнаружить не удалось.

– Ты, кажется, говорил, Кирилл, что как-то был здесь? – вспомнил Ракитин.

– Да, Аделаида Григорьевна пригласила, – подтвердил Синицын.

– Ну-ка, посмотри навскидку, не бросится в глаза отсутствие какой-либо вещи или, наоборот, присутствие чего-либо нового?

Синицын минуту осматривался повнимательнее, потом покачал головой.