Kitobni o'qish: «Загадка замка Эппл-Гроув»

1 

1

Эф-Риссар, Малый императорский дворец

7 мая 1409 года от Последней Битвы (ПБ)

Маленькая невзрачная птичка сидела на нижней ветке старого дуба, выросшего в парке не одно столетие назад, и внимательно следила за красивой ярко-жёлтой бабочкой. Добыча неспешно перелетала с цветка на цветок, даже не подозревая, что её и без того коротенькая жизнь стремительно приближается к бесславному и преждевременному финалу. Бабочка была легкомысленной и совершенно не беспокоилась о собственной безопасности: да и что могло угрожать ей в этом великолепном саду таким чудесным солнечным днём? Цветы были яркими и ароматными, нектар сладким – что ещё нужно для счастья?

Стремительный короткий полёт, и вот уже только покачивающаяся головка цветка напоминает о ярко-жёлтой глупышке, которая так неосмотрительно порхала, нежась в горячих лучах полуденного солнца.

Птичка же, повертев головой и убедившись, что поблизости нет больше ничего, достойного внимания, слетела чуть ниже, туда, где ветки растущего неподалёку куста жасмина переплелись гуще всего, и стала прихорашиваться. Охота на бабочку немного растрепала мягкие серовато-коричневые пёрышки, которые теперь требовалось привести в порядок. Занятая этим, безусловно, важным делом, птичка не замечала, что за ней уже несколько минут пристально следят прищуренные зелёные глаза.

Рыжий кот с украшенной боевыми шрамами мордой был опытным охотником и, застыв и почти не дыша, дождался нужного момента, мохнатой ракетой взвившись с места. Ощущение трепещущего тельца под когтистой лапой сполна вознаградило его за долгие минуты ожидания. Стряхнув с усов невзрачные коричневатые пёрышки, кот, едва заметно прихрамывая на правую переднюю лапу и подрагивая хвостом, неспешно пошёл по посыпанной песком парковой дорожке, не предвидя ни малейшей опасности от шествующего ему навстречу толстого усатого стражника.

Жаркое солнце пекло неимоверно, и капитан замковой стражи жутко потел в форменной кольчуге, которую какой-то идиот-чиновник внёс в перечень одежды, обязательной для ношения во время дежурства на замковой территории. Капитан и без неё еле дышал из-за нетипичной для конца мая жары, и дополнительные полпуда, которые он вынужден был таскать на себе, ничуть не улучшали его настроения. Ободранный рыжий кот, на которого в другой день капитан вообще не обратил бы внимания, сегодня вызвал необъяснимый приступ агрессии. Пнув ни в чём не повинного зверя подбитым железом сапогом, стражник сплюнул и хмуро потопал дальше.

Ему вслед смотрели двое мужчин, сидевшие на скамейке в увитой зеленью беседке и оставшиеся незамеченными. Старший, которому на вид можно было бы дать лет сорок, усмехнулся в аккуратно подстриженные ухоженные усы, наверняка знакомые с руками и ножницами опытного и дорогого парикмахера.

– Вот тебе, мой юный друг, суровый закон жизни во всей его неизменности и ясности: всегда найдётся тот, кто сильнее тебя и для кого ты даже не помеха, а так – мелкая неприятность. Ну или добыча, объект охоты, источник белков, жиров и минеральных веществ. Какой вывод ты должен сделать из этого поучительнейшего зрелища, мой мальчик?

– Нужно стремиться к тому, чтобы быть на самом верху этой пирамиды, – уверенно ответил ему молодой человек, чьи тонкие черты лица и изящные кисти рук недвусмысленно указывали на его аристократическое происхождение.

– Ты абсолютно прав, Фаруз, – удовлетворённо кивнул старший, довольно взглянув на юношу, – каждый сам решает, кто он: бабочка, птичка, кот или стражник…

– Я стану тем, кто будет стоять на самой вершине, и надо мной не будет никого кроме Пятикрылого, – в тёмных глазах молодого человека вспыхнули и тут же погасли багровые искры, – а ты мне поможешь.

– Помогу, – спокойно ответил его собеседник, – если и ты окажешь мне услугу

2 

2

Рондэвиль, Гнездо Журавля

8 мая 1409 года от Последней Битвы (ПБ)

Последний мазок краски лёг немного неровно, и молодой человек в испачканной красками блузе художника недовольно покачал головой. Ему уже второй день не удавалось завершить начатую две недели назад картину: старинный высокий замок, стены, увитые плющом, луна, наполовину скрытая тёмно-лиловыми тучами.

Он отставлял полотно, говоря, что этот мрачный пейзаж нагоняет на него тоску, но снова и снова возвращался к нему, словно влекомый чьей-то волей. И вот сегодня он готов был наконец-то завершить эту работу: оставалось добавить лишь несколько штрихов, но кисть, как заговорённая, устремлялась куда угодно, но только не туда, куда хотелось мастеру.

Вот и сейчас, вместо того, чтобы запечатлеть лунный луч, упавший на затянутый тёмной ряской пруд, кисть дрогнула, и капля светло-зелёной краски попала на окно замка. Сразу создалось впечатление, что это в мрачной глубине каменной громады горит странный зеленоватый огонь.

Молодой человек задумчиво рассматривал полотно и даже не сразу заметил, как за его плечом остановился высокий, совершенно седой мужчина в серебристой накидке мага. Старик молча рассматривал злополучную картину, и постепенно в блёклых светло-голубых глазах начинало появляться понимание. Юноша обернулся и встревоженно спросил:

– Что с этой картиной не так, Кирэль? Она измучила меня, я не могу ни о чём другом думать – только о ней, об этом замке, который я никогда не видел, ни наяву, ни во сне. Я чувствую, что это не просто картина, но моего таланта и моих способностей не хватает, чтобы понять, что именно хотят сказать мне высшие силы?

– Когда ты взялся за это полотно, Лионэль? – мягко поинтересовался старый маг, но в глазах не исчезала, а только ярче разгоралась искра обеспокоенности и даже страха, – почему вдруг тебе в голову пришёл именно этот сюжет? Ты ведь никогда раньше не тяготел к пейзажам, особенно таким мрачным. Этот замок тебе приснился?

– Нет, я ещё раз уверяю тебя, что никогда не видел этого места. Я бы обязательно его запомнил, оно наполнено какой-то силой, которая чужда мне, но она настолько велика, что я не смог бы не обратить на неё внимания, понимаешь?

– Конечно, понимаю, – вздохнул старый маг, – хотя предпочёл бы сделать вид, что это не так. Но никто из смертных или бессмертных не выбирает, в какое время ему жить.

– Ты, как всегда, говоришь загадками, – огорчённо вздохнул юный художник, – и я совершенно не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Нам нужен твой отец, Лионэль, – маг решительно повернулся и быстрым шагом, удивительным для человека его возраста, пошёл по галерее. Молодой живописец бросил последний взгляд на картину, на клубящееся мрачными тучами небо, на призрачный зелёный огонь, и, вздохнув, отправился вслед за тем, кого назвал Кирэлем.

В огромном светлом зале, стены которого словно были сплетены из ветвей со светлой серебристой корой, старый маг и юноша остановились и терпеливо принялись ждать, когда мужчина, сидящий за столом, обратит на них внимание.

– Что стряслось такого невероятного, что ты, позабыв былые обиды, решил посетить меня, Кирэль, – оторвавшись от свитка, поднял голову тот, чьё мнение они хотели услышать, и в лучах вечернего солнца сверкнула корона, – да ещё и вместе с моим сыном?

– Ты прав, владыка, – сдержанность давалась старику нелегко, и его голос предательски прерывался, – наступает время, когда нужно забыть старые ссоры. Избранный должен отправиться в путь, и это Лионэль, владыка. Твой младший сын.

3 

3

Село Крапивная Балка, тренировочная база Лиоррского военного корпуса

10 мая 1409 года от Последней Битвы (ПБ)

– А я такой ей говорю, мол, ну а чего такого-то? Дело молодое, жалко время упускать, а господин мэр, ну, супруг ваш, говорю, уже мышей-то не ловит, так сказать, – тут рассказчика прервал громкий хохот, – вот же вы какое дурачьё недоверчивое…Так и было всё, чтоб мне следующей увольнительной не видать!

– А тебе её и так не видать, ты вчера Вильгельму проспорил, – сквозь новый взрыв хохота прокричал кто-то, – так что, Берти, ври да не завирайся…

– Да не вру я, – возмутился рассказчик и обратился к трактирщику, – ну, Генри, ты-то можешь подтвердить, что так и было всё, как я говорю…

– Не впутывайте меня в ваше споры, сами разбирайтесь, – отговорился толстый трактирщик, с усмешкой протирая и без того достаточно чистую для деревенского трактира стойку, – а вот ежели кто хочет доказать, что завсегда правду говорит, то есть средство…

Тут он многозначительно замолчал, посматривая на посетителей: заинтересовались ли. Ну а как же… Военному человеку на отдыхе только намекни на интересную историю – до утра слушать будет.

– И что же это за средство? – за всех спросил разговорчивый здоровяк по имени Альберт или, как звали его все, Берти, – начал, так рассказывай, Генри, не томи.

Остальные поддержали говорившего одобрительным ворчанием, а трактирщик с намёком посмотрел на бочку с пивом. Проследив за его взглядом, слушатели, слегка повозмущавшись для порядку, заказали ещё по кружечке, «чтоб слушалось лучше», как пояснил всё тот же Берти. Генри откашлялся и, облокотившись на стойку, начал, таинственно понизив голос:

– Старики говорят, что есть где-то старинный замок – не замок, дворец – не дворец, в общем, место, где сбываются все мечты. Ну да речь не про само это место, а про то, что ведёт к нему призрачный мост, который виден только раз в году, и начинается он, – тут Генри сделал многозначительную паузу, а зрители затаили дыхание, – от нашей околицы… вот в аккурат сегодняшней ночью, в канун Дня святого Игнатия-правдолюбца. Если ты правду говоришь всегда и не обманываешь людей ни в большом, ни в малом, то можно по этому мосту пройти, и тогда окажешься в том самом месте. Там все-все твои мечты и сбудутся разом. О как!

– Да где ж такого человека сыскать, чтоб всю жизнь только правду говорил? Порой только ложь и спасает…Не, таких людей не бывает, – махнул рукой один из солдат и припал к кружке.

– Ну, ложь-то во спасение небось не считается, – возразил ему другой, – да и потом, человек и сам правды может не знать, так что соврёт без злого умысла.

– А ты сам-то ходил? – спросил кто-то трактирщика, и публика громыхнула смехом.

– Работа у меня не та, – ухмыльнулся в усы Генри, довольный, что история понравилась публике, – а вот Берти…А где он, кстати, не видал никто? Куда ушёл-то…вот беспокойный…

Альберт тем временем стоял возле слегка покосившегося частокола на краю деревни и, не веря своим глазам, смотрел на исчезающий в невесть откуда взявшемся тумане узкий мост, уходящий в белёсую мглу.

4 

4

Графство Мабридж, поместье Эппл-Гроув,

11 мая 1409 года от Последней Битвы (ПБ)

–…даже слышать об этом не желаю, поэтому будь так любезна – придумай другую тему для беседы, – надтреснутый, какой-то хрупкий и ломкий голос принадлежал моей обожаемой тётушке, сидевшей с неизменным вязанием в удобном плетёном кресле. Оно было поставлено на террасе таким образом, чтобы сидящему открывался дивный вид на огромный старый, но ухоженный яблоневый сад, сейчас напоминающий опустившееся на землю душистое бело-розовое облако. В ароматной цветочной пене умиротворённо жужжали деловитые пчёлы, а ветер иногда подхватывал оторвавшиеся лепестки и кружил, унося в бесконечную синеву неба.

– Но, тётя Маргарет, доктор Бломбсбери сказал, что поездка к морю укрепит твоё здоровье и поможет безболезненно пережить сырое и холодное время года, – мне приходилось говорить чуть громче, чем пристало благовоспитанной барышне. В отличие от тётушки, я находилась в комнате и накрывала на стол к дневному чаю, отказаться от которого, как вы понимаете, истинная леди не может ни при каких обстоятельствах.

– Дорогая моя, слова «безболезненно» и «пережить» в моём более чем почтенном возрасте звучат почти издевательством, тебе так не кажется? – добродушно усмехнулась моя пожилая родственница и с трудом повернулась к стеклянной двери, через которую на террасу пробиралась я, осторожно толкая впереди себя изящный чайный столик на колёсах, – Кэтрин, ты снова не поставила сахарницу?

– И не поставлю, – совершенно невозмутимо ответила я, не обращая внимания на недовольно нахмурившуюся тётушку, – доктор во время последнего визита строго-настрого велел тебе воздерживаться от сладкого, забыла? Поэтому к чаю накрывала я, а не Бетси, которая уж наверняка умудрилась бы припрятать для тебя под салфеткой пару кусочков сахара. Не так ли, Бетси?

Тут я чуть повысила голос, и из комнат донеслось недовольное ворчание, суть которого сводилась к тому, что все эти доктора только и думают о том, как бы испортить жизнь хорошим людям. Ведь каждому известно, что от кусочка-другого сахара или розетки знаменитого здешнего яблочного варенья никому вреда не было, нет и быть не может.

– И это всё? – старая леди скептически оглядела столик, на котором разместились чайничек, две фарфоровые чашки, молочник, маслёнка, тарелочка с ещё тёплыми тостами и блюдце с сыром и ветчиной, – что, даже джема помирающей тётке пожалела?

– Тётушка, – я позволила, чтобы в моём голосе послышался лишь мягкий упрёк, хотя иногда упрямство единственной родственницы, несмотря на всю мою любовь к ней, вызывало дикое раздражение, – ну ты же сама прекрасно понимаешь, что я поступаю правильно, просто не можешь со мной не спорить. И от замечательного морского путешествия тоже отказываешься исключительно из упрямства: ты вполне можешь себе позволить эту поездку.

– Ну конечно! И оставлю тебя одну практически на год, а ты, вместо того, чтобы заниматься тем, чем и положено благородной леди твоего возраста: ездить по балам, флиртовать с молодыми людьми и присматривать подходящую партию, – станешь тратить бесценную юность на счета, договоры, финансовые отчёты и скандалы с рабочими. Тебе не кажется, что с моей стороны это будет, мягко говоря, не по-родственному?

– Нет, не кажется, – невозмутимо ответила я, наливая в тётушкину чашку ароматный напиток с еле заметными нотками корицы и бергамота и добавляя молока, – ты же знаешь моё отношение ко всем этим развлечениям. То, чем ты меня стараешься напугать, привлекает меня гораздо больше, нежели поиск, как ты выразилась, «подходящей партии». Да и потом, я не уверена, что эта самая «подходящая партия» отыщется: как-то я не вижу возле наших ворот очереди из вменяемых желающих жениться на мне. Кому нужна такая невеста или супруга, как я? Ни нормального приданого, ни уживчивого характера, ни связей – ничего.

– Ты не права, Кэтрин, – пожилая леди сурово нахмурилась и сердито взглянула на строптивую племянницу, то есть – на меня, – древность рода Мабриджей, пусть очень дальнее, но родство с короной и графский титул никто не отменял. Да и бесприданницей тебя уж точно нельзя назвать: Эппл-Гроув всегда будет твоим, как бы ни повернулась судьба, это зафиксировано во всех документах. Только ты, твой супруг и ваши прямые потомки могут владеть им.

– Тётушка, я же не спорю, но тот, кого интересует исключительно моё приданое или титул, а не я сама, никогда не услышит от меня «да», даже если сумеет каким-то загадочным образом завлечь меня к алтарю.

– Всё о любви мечтаешь? – скептически хмыкнула тётушка Маргарет, глядя на то, как я задумчиво выбираю кусочек сыра, – вот так и женихов перебираешь, как этот сыр. Любовь хороша только в романах, девочка моя, и как только ты это поймёшь и примешь суровую реальность, тут же всё и наладится. Кэтрин, ты же не можешь не понимать, что замку наконец-то уже нужен хозяин, а тебе – надёжная поддержка и защита. Ты смелая, умная и красивая девушка, никто не сомневается, – но тебе не справиться с Эппл-Гроув одной. Это ноша не для одинокой юной леди. Да и сколько можно хозяйке жить в гостевом доме?

– Я не одна, – возразила я, отчаянно стараясь, чтобы в голосе не прозвучало даже тени той неуверенности, которая мучила меня постоянно и заставляла по полночи смотреть в потолок, пытаясь прогнать мрачные мысли, – у меня есть Хатч, который прекрасно управляется со всеми делами, а за этот злополучный замок он кому угодно горло перегрызёт и даже не поморщится.

– Но мистер Хатчинсон не убережёт тебя от лихих людей, если вдруг им придёт в голову, что Эппл-Гроув нужен другой, более сильный хозяин, – тётушка сердито поджала бледные губы, – он и сам поляжет, защищая замок, и тебя не спасёт.

– Ну а твоё присутствие, конечно, меня убережёт, – я не смогла сдержать ехидства, – эти самые «лихие люди», увидев тебя, сразу испугаются и разбегутся.

– Так я не о себе и говорю, – не менее иронично ответила тётушка, – а о том, что замку, да и тебе, кстати, необходима твёрдая мужская рука.

Этот разговор в той или иной форме повторялся у нас практически ежедневно уже в течение трёх недель, с тех самых пор, как семейный доктор, господин Бломбсбери, осмотрев тётушку и послушав её кашель, в категорической форме потребовал, чтобы ближайшую осень и зиму она провела в другом климате, лучше всего – у тёплого моря. Иначе он ни за что не ручается, так как осень обещают на редкость ветреную и дождливую, а зиму – сырую, малоснежную, с резкими перепадами температур, мокрым снегом и ветрами.

Тётушка, естественно, отнеслась к прогнозу доктора крайне скептически, заверив его, что прекрасно прожила без всяких морских путешествий почти семьдесят лет и рассчитывает прожить ещё столько же. В ответ на это доктор Бломбсбери заверил её, что с таким состоянием лёгких и сердца, которые он может сейчас наблюдать, он не даст ей не то что столько же, а гарантирует, что тётушка не увидит следующую весну.

Я безоговорочно приняла сторону доктора, так как не могла не замечать, что кашель леди Маргарет становится сильнее, дыхание – тяжелее, а приступы усталости – продолжительнее.

Конечно, во многом она была права: с восстановлением замка мне одной справиться будет не просто сложно, а практически невозможно. Никто из местных туда идти не согласится, а приглашать всех работников из других мест – никаких денег не хватит.

Хотя для приведения замка в надлежащий вид средств было более чем достаточно: мой дальний родственник (настолько дальний, что я никогда о нём раньше даже не слышала) пять лет назад, когда я ещё жила за сотни миль от Эппл-Гроув, оставил замок и все прилегающие территории почему-то именно мне, положив деньги для ремонта на отдельный счёт. И сумма на этом счёте была более чем внушительная, но к ней прилагался документ, согласно которому я, по достижении второго совершеннолетия, могла брать оттуда средства, но исключительно для восстановления каменного монстра. Впрочем, с этим проблем и не возникло бы: от родителей мне досталось вполне приличное состояние, которого, с учётом того, что я живу не в столице и очень не люблю так называемую светскую жизнь, хватит не только мне, но и моим гипотетическим детям.

Передав тётушку с рук на руки верной Бетси, которая принялась уговаривать госпожу перебраться с солнечной террасы в прохладную комнату и подремать до обеда, я вышла на крыльцо и остановилась, задумчиво гладя отполированные тысячами прикосновений перила.

За яблоневым садом, цветущим в этом году, как никогда раньше, начиналась извилистая дорога, ведущая к замку. Когда-то она, несомненно, была вымощена тщательно подогнанными булыжниками, но они уже давно ушли в землю и лишь кое-где выпирали из пыльной травы. По дороге практически никто не ездил и даже не ходил, так как нормальному человеку было абсолютно нечего делать в замке, к которому она вела.

Я спустилась по ступенькам гостевого дома, в котором мы с тётушкой жили уже пятый год, не имея ни возможности, ни желания перебраться в замок, и прошла по дорожке между цветущими яблонями, заодно размышляя о том, как справиться с предполагаемым урожаем. Местные яблоки были потрясающе вкусными и ароматными, но не очень, что говорится, «лёжкими» – быстро портились. Поэтому жители окрестных деревень не хранили их, а перерабатывали: знаменитое яблочное варенье из Эппл-Гроув славилось по всему королевству и даже за его пределами. Говорят, сама королева никогда не отказывалась от пирожков со здешним яблочным джемом.

Я, конечно, лично этим всем не занималась, во всяком случае, пока, но крестьянам традиционно позволялось собирать яблоки в огромном графском саду. Как владелица, я получала свой солидный процент от реализации плюс полный подвал всякой сладкой вкуснятины.

За такими яблочными размышлениями я не заметила, как прошла сад насквозь и оказалась в самом начале той самой старой дороги, которую рассматривала с крыльца. Она лениво сворачивала вправо, огибая холм, на котором, собственно, и высился знаменитый замок Эппл-Гроув, давший название всей округе. Или наоборот – замок когда-то давно назвали в честь прославленных яблоневых садов, кто теперь разберёт, да и к чему?

Стараясь не споткнуться о выступающие булыжники, я неспешно шла по дороге, искренне надеясь, что лёгкой соломенной шляпки хватит, чтобы защитить меня от солнечного удара: жара нынче стояла совершенно не майская. Над головой басовито прогудел шмель, явно летящий в сторону цветника, который по моей просьбе был разбит под окнами двухэтажного каменного дома, где жили мы с тётушкой Маргарет.

Пять лет назад я, покинув пансион на три года раньше времени, приехала из северного Йоркфилда в Эппл-Гроув, так как обязана была официально вступить в права наследства. В этих краях люди благородного происхождения считались самостоятельными после первого совершеннолетия, то есть в шестнадцать лет. Единственное, чего они не могли делать – это распоряжаться финансами, такое право давалось только после второго совершеннолетия, то есть в двадцать один год. А выходить замуж, жениться, наследовать родственникам или открывать своё дело под поручительство старших – пожалуйста. Это на консервативном севере шестнадцатилетняя девушка никуда даже показаться без сопровождения не может, а здесь – практически полная свобода, ограниченная лишь законами, нормами морали и правилами поведения в обществе.

Из всех родственников у меня осталась только тётушка Маргарет, которая с удовольствием перебралась в более мягкий климат, объясняя это тем, что её старым костям холодно на севере, где зима длится почти полгода. На самом же деле она просто поехала со мной, так как даже мысли о том, что любимая племянница поедет «в этакую даль» одна, не допускала. Я была ей за это искренне признательна, так как брать в сопровождающие предложенную стряпчим компаньонку, похожую на сушёную рыбину, мне ужасно не хотелось.

Почти месяц мы добирались до Эппл-Гроув, поскольку ехали не налегке, а с приличествующим благородным леди багажом. Замок встретил нас тёмными окнами, неприступными стенами, захламлённым холлом и пустыми комнатами. К счастью, увидев поднимающийся к замку экипаж, к нам быстро присоединился здешний управляющий по имени Мэйсон Хатчинсон, предпочитавший, чтобы его звали по фамилии, а ещё лучше – просто Хатч. Мы с ним, как ни странно, быстро нашли общий язык, а потом стали даже кем-то вроде приятелей, насколько такие отношения в принципе возможны между хозяйкой и управляющим.

В тот солнечный день именно он объяснил нам, что жить в замке совершенно невозможно, так как, во-первых, он достаточно давно стоит заброшенным, а во-вторых, заслуженно пользуется недоброй славой. Зато, утешил нас Хатч, чуть ниже, сразу за садом, есть прекрасный гостевой дом, в котором для нас найдётся всё необходимое.

Вот так мы с тётушкой Маргарет, её служанкой Бетси и моей горничной Анитой и поселились в гостевом доме, который за эти годы стал для меня родным. Родительский замок я помнила очень смутно, а пансион, в котором оказалась наряду с другими девочками из аристократических семей, чьих близких унесла «песчаная лихорадка», домом никогда не был. И только в Эппл-Гроув я почувствовала себя… на своём месте, словно всегда знала, что это – мой дом.

Все эти мысли и воспоминания неспешно проплывали в голове, пока я привычно шагала к замку. За эти годы я точно выяснила: от начала дороги до ворот, ведущих на территорию, ровно две тысячи шагов. Это по хорошей погоде, разумеется. Впрочем, сюда и пройти-то можно только в сухую погоду: в остальное время есть реальный шанс переломать ноги на скользких старых булыжниках.

Сейчас солнышко светило вовсю, под ногами ничего не хлюпало и не скользило, так что ровно через положенные две тысячи шагов я остановилась перед ажурными коваными воротами, запертыми на солидный замок. Сбоку, за густым кустом шиповника, притаилась небольшая калитка, которой в прежние времена, видимо, пользовались слуги.

За створками просматривался замковый двор, сейчас густо заросший яркими одуванчиками и какими-то синими цветочками, название которых я никак не могла запомнить.

Нашарив в кармане ключ, я открыла недовольно скрипнувшую калитку и шагнула на территорию замка. За прошедшие годы я бывала здесь десятки раз и не уставала удивляться непередаваемой красоте серых стен, словно взлетающих в небо, стрельчатых окон, украшенных витражами в изящных переплётах, барельефам в виде растительного орнамента…

Наверное, когда-то в строительство замка вложили душу, сердце, мечты о большой и дружной семье, которой будет хорошо в этом защищённом от всех напастей доме. Но что-то пошло не так, и вот уже несколько десятилетий в замке никто не жил.

Я смотрела на выложенное редким золотисто-зелёным эф-риссарским мрамором крыльцо, широкую лестницу в тридцать пять ступеней и пыталась представить себе, как к дому снова начнут подъезжать экипажи, как на солнце опять засияет камень, отреставрированный умелыми руками. Сейчас же мрамор был почти не виден под слоем пыли и невесть откуда налетевших сухих листьев. В огромных вазонах, стоящих по бокам от входной двери и на каждой ступени парадной лестницы, не росло ничего, а ведь когда-то наверняка здесь пышно цвели белые или жёлтые розы, гармонировавшие с золотыми искрами мрамора.

И почему-то именно сейчас мне до боли в сердце захотелось, чтобы замок снова ожил, чтобы он наполнился голосами и смехом, засиял огнями в окнах и мягким светом фонарей в саду и на аллеях небольшого парка. Туда я тоже несколько раз забредала, но кроме запущенности и неухоженности ничего не обнаружила.

Потянув на себя тяжеленную дверь, я вошла в огромный холл, пустой и неуютный, и даже солнечный свет, проникавший сюда через огромные окна, казался бледным и каким-то болезненным. Ему не удавалось полностью разогнать тени, и они собирались в углах, под потолком, за изъеденными молью пыльными шторами.

Я прошла через холл, поднялась по слегка поскрипывающим ступеням, ведущим на второй этаж, прогулялась по огороженной резными деревянными перилами галерее, посмотрела на винтовые лестницы, по которым можно подняться в угловые башни, и тяжело вздохнула, представив себе объём предстоящей работы. О том, что творится в гостевом крыле или, например, в подвале, я старалась даже не думать.

Но с чего-то ведь придётся начинать и, скорее всего, мне практически сразу понадобится комната, в которой я смогу встречаться с поставщиками, различными официальными лицами, держать документы и счета. Не бегать же каждый раз через сад туда и обратно, да и не хотелось мне превращать дом в контору. Обустраиваем замок? Значит, все деловые вопросы будут решаться здесь же.

Требования у меня к такой комнате-кабинету были достаточно просты: это должно быть помещение на первом этаже, достаточно просторное и светлое, желательно с окнами, выходящими на подъездную дорогу. После почти получасового блуждания по первому этажу, во время которого я обнаружила множество всевозможных комнат, чуланов, дверей, лестниц, ведущих неизвестно куда, я поняла: для моих целей подходит одна-единственная комната. Раньше она, вероятно, служила своеобразным залом ожидания для посетителей или просителей, так как из мебели здесь были только многочисленные диваны и кресла. К сожалению, вся обстановка давно пришла в негодность, хотя несколько кресел я решила показать мастеру: вдруг их ещё можно восстановить?

Почему-то мне казалось очень важным сохранить хоть что-то из вещей, оставшихся от прежних хозяев замка, о которых я практически ничего не знала. Да и хотела бы узнать – так не у кого, так как даже верный Хатч ничего кроме сплетен и слухов рассказать нам с тётушкой не смог.

Несмотря на то, что и отец, и дед, и, кажется, даже прадед Хатчинсона работали в замке, сам Мэйсон уже не застал никого из владельцев, а всё, что знал – только то, что рассказывали старики. Мне, разумеется, все эти истории были жутко интересны, но верить в них категорически не получалось: всё же я родилась почти через полтора тысячелетия после того, как проигравшие в Последней Битве маги навсегда покинули наше королевство.

Говорят, раньше в каждом даже маленьком городке жили самые что ни на есть настоящие маги, которые своими умениями помогали людям, делали их жизнь интереснее, проще и удобнее. Но потом, как рассказывали официальные источники, верхушка магического ковена замыслила недоброе и стала настраивать народ против законной власти короля. И тогда правивший в те времена король Карл Отчаянный объявил магам войну, которую благополучно и выиграл. Выжившие маги покинули наше королевство и основали своё, причём не просто далеко от нас, а вообще – на соседнем континенте, видимо, чтобы уж наверняка.

В других государствах, например, в Рондэвиле или том же Эф-Риссаре, говорят, маги по-прежнему встречались и даже пользовались немалым уважением, но у нас никакой магии уже полтора тысячелетия не было. И не то чтобы магов у нас преследовали, нет, просто они сами старались обходить Истралию – так называлось наше королевство – стороной. Постепенно люди привыкли справляться только собственными силами, а истории о магах перешли в разряд сказок и легенд, которые так хорошо слушать зимними вечерами, сидя у камина.

Ходили, правда, слухи, что на самом деле всё было не совсем так, а точнее – совсем не так, и что маги не замышляли ничего дурного. Просто король в один прекрасный день решил, что магия людям ни к чему, и сам объявил ковену войну. Сторонников этой версии сначала было достаточно много, но, так как и тюрем в королевстве тоже всегда было более чем достаточно, то вскоре рассказывать альтернативный вариант истории стало просто некому. Вот и я, например, будучи девушкой прагматичной и трезвомыслящей, в истории о добрых и замечательных магах верила с трудом. Впрочем, образ белого и пушистого монарха в моём воображении тоже как-то не очень складывался.

В те далёкие времена замка ещё не существовало, а на месте будущих яблоневых садов шумели густые леса и бродили хищные звери. Но, опять же исключительно по слухам, в чаще нашли приют маги, которые по тем или иным причинам не захотели покидать Истралию. Они построили там нечто вроде скита, где занялись своими загадочными магическими делами, надёжно спрятавшись от окружающего мира. Но, как оказалось, у богов были другие планы, и человеческие поселения медленно, но верно стали оттеснять леса, освобождая целые большие куски. Люди спиливали вековые деревья, выкорчёвывали пни, перепахивали не знавшие плуга земли, оказавшиеся достаточно плодородными. Пшеница и рожь на них, правда, росли не слишком охотно, зато земля пришлась по вкусу плодовым деревьям, и за несколько десятилетий вместо леса возникли огромные яблоневые и грушевые сады.