Kitobni o'qish: «Туман уходит утром»
ГЛАВА 1
Солнце медленно, сыто переваливаясь с одного бока на другой, скатывалось в сторону горизонта и лениво рассыпало по верхушкам деревьев мягкий рассеянный свет. Не обжигающий, не яркий, а по-августовски вальяжный и ласковый.
Таким летним вечером хорошо лежать на клетчатом пледе где-нибудь в саду под старой яблоней и читать, например, «Гордость и предубеждение», «Унесённые ветром» или что-нибудь о великолепном Эркюле Пуаро. А рядом в плетёной корзинке ждут завернутые в льняную салфетку сандвичи, пара румяных яблок и бутылка с холодным чаем. И можно изящным движением затянутой в тонкую перчатку руки поправлять сползающую на затылок соломенную шляпку, и, прищурившись, смотреть на небо… Но это всё в другой, придуманной и иногда приходящей во снах жизни…
А в этой я уже второй час трясусь в машине, которая с недовольным скрипом переваливается по ухабам проселочной дороги. На неё мы свернули с одной-единственной целью: добраться до обещанного нам Давидом лесного озера «изумительной, нечеловеческой красоты». Это я цитирую нашего Сусанина, так как лично мне и в голову бы не пришло говорить о нечеловеческой красоте озера – это же просто водоем!
Любовь Давида к цветистым метафорам иногда раздражала до зубовного скрежета, но так как в целом парнем он был неплохим, компанейским и веселым, то этот маленький недостаток ему охотно прощали. Восточная кровь, опять же, сказывалась, а «восток – дело тонкое», как известно. К тому же именно он был обладателем не новой, но крепкой «Субару Форестер», наличие которой позволяло нашей компании регулярно выбираться из душного города.
По уверениям Додика, озеро находилось буквально в паре десятков километров от шоссе, то есть максимум в получасе езды, даже учитывая качество дороги. Но сейчас, спустя полтора часа, все, даже проспавший половину пути Венечка, поняли: мы однозначно едем не туда. Вокруг темной стеной возвышался хвойный лес, через который песчаной змеёй неспешно ползла становящаяся всё более узкой грунтовка, с одной стороны ограниченная тесно растущими деревьями, а с другой – достаточно глубокой канавой, почти оврагом, с крутыми склонами.
– Додик, разворачивайся, понятно же, что не туда едем, – озвучила я, как мне казалось, очевидное, – а то так можно плутать до бесконечности.
– Непременно, – огрызнулся раздраженный недовольными взглядами и осуждающим молчанием ребят Давид, – как только найду место, где смогу это сделать. Ты же видишь: тут ширины не хватит. Или в деревья уткнёмся, или в кювет сползём. Ты выталкивать будешь?
Вздохнув, я была вынуждена согласиться, так как дорога, по которой мы ехали, – если эту тропу всё ещё можно было называть гордым словом «дорога» – явно не дала бы развернуться почти пятиметровому кроссоверу.
– Но раз есть дорога, даже такая, значит, она куда-то приведет? – не то спросила, не то просто прокомментировала ситуацию Лика. – Не может же быть, чтобы она просто закончилась посреди леса. А оттуда, куда мы приедем, наверняка можно будет позвонить.
– А тебя не смущает то, что сеть как исчезла полчаса назад, так и не появлялась? – криво усмехнулся Венечка. – С чего ты взяла, что там она волшебным образом возникнет?
– Ну не могут же они жить в лесу без связи! – Лика насмешливо посмотрела на приятеля. Действительно, в её незамысловатом гламурном мире ни одно живое существо просто не смогло бы длительное время находиться в пространстве, где нет сотовой связи, ночных клубов и салонов красоты.
Иногда я думала: неужели Лике не скучно в нашей компании? Никто из нас не относился к «сливкам» общества, и что заставляло Лику, этот усовершенствованный вариант куклы Барби, проводить с нами время, не мог понять ни один из нас. Но поскольку характер у неё был лёгкий, то никто, в общем-то, и не возражал.
– Вот смотрите, сейчас повернем, а там стоит страшный-страшный жуткий дом, как в фильмах ужасов, знаете? Заброшенный такой… мрачный, – зловещим шепотом предположил Мишка и постарался придать своей веснушчатой физиономии максимально злодейское выражение.
– Да ну тебя, – махнула рукой Лика, постаравшись сделать это так, чтобы солнечный лучик упал на крупный бриллиант, по-купечески самодовольно сверкнувший на ее изящном пальчике. Неделю назад ей всё-таки удалось добиться от своего давнего кавалера долгожданного предложения руки и сердца, и только она сама (ну и я немножко) знала, каких колоссальных усилий это потребовало. Так что эта вылазка на природу в традиционном составе была последней: солидный Ликин жених Константин Александрович (да-да, только так – по имени и отчеству, никакой фамильярности!) не одобрял подобных развлечений.
– Ну а что? – Венечка взлохматил и без того растрепанную русую шевелюру. – Помните, как в детстве: «в чёрном-чёрном городе, в черном-черном доме, в чёрной-чёрной комна… те» …
Последнее слово он произнес с запинкой, словно споткнувшись на середине: дорога сделала неожиданно крутой поворот влево и уткнулась пыльным носом в очаровательную полянку, густо заросшую васильками и отцветающим кипреем. Белые пушинки беззаботно летали в воздухе, а посреди поляны стояло огромное дерево, на котором не было ни одного листка. Впечатление оно производило – во всяком случае, издали – самое что ни на есть жуткое.
– Ну и куда ты нас привёз? – озвучил Венечка возникший одновременно у всех вопрос. – То, что это не озеро, я полагаю, очевидный для всех факт.
– Не умничай, – Лика отвечала, скорее, по привычке спорить с Венечкой по любому поводу, впрочем, и без повода тоже, – зато есть полянка, значит, сейчас спокойно развернемся и поедем обратно в город. Будем просто считать, что отдых на озере откладывается.
– Вы как хотите, конечно, а я обязательно сфотографирую и само дерево, и себя на его фоне, – решительно сказал Мишка и, выбравшись из машины, сладко потянулся, – что и вам советую. Кадры будут просто чумовые, это я вам как профессионал со стажем ответственно заявляю.
Мишаня подрабатывал в одном интернет-издании фотографом и поэтому считал себя чуть ли не гуру в этой области, искренне обижаясь на наш откровенный скептицизм. Но сейчас спорить с ним никто и не подумал: дерево действительно выглядело совершенно инфернально. Гладкий, словно отполированный ствол был покрыт странной корой: никаких характерных для обычных деревьев прожилок, трещинок, неровностей – абсолютно гладкая поверхность, напоминающая, скорее, не дерево, а пластмассу, но при этом теплая, я бы сказала, пугающе живая. Складывалось впечатление, что под этой глянцевой антрацитово-черной поверхностью по каким-то каналам бежит кровь, как у человека по венам и артериям.
Корявые узловатые ветви раскинулись в стороны, словно очерчивая некий круг, внутри которого ничего не росло: ни трава, ни вездесущий кипрей, ни даже крапива. Опавшей листвы тоже не было, так как на странном дереве, видимо, листья просто-напросто не росли. Ветви напоминали руки с множеством скрюченных пальцев, которые, казалось, только и ждут, чтобы схватить путника, случайно пересекшего невидимую границу.
Я медленно обошла дерево вокруг, чувствуя странное, объективно ничем не объясняющееся желание оказаться от него как можно дальше. Вообще-то излишней впечатлительностью я никогда не отличалась: во время просмотра фильмов ужасов голову под подушку не прятала, в тёмных помещениях чувствовала себя достаточно комфортно, гулять же ночью по кладбищу мне мешал не страх, а полное отсутствие смысла в подобном мероприятии.
Сейчас, однако, мне казалось, что по коже словно скользнул едва заметный, но от этого не менее пронизывающий ледяной ветерок, совершенно неуместный солнечным летним днём. Причём он был не просто холодным, а каким-то липким и в то же время скользким, словно какой-то невидимый морской хищник, притаившийся внутри этого странного дерева, провёл по шее и спине мерзким мокрым щупальцем.
Пока я ходила и присматривалась к непонятному дереву, народ вовсю развлекался, стараясь запечатлеть себя в как можно более экстравагантных позах и положениях: Мишка даже умудрился подпрыгнуть и ухватиться за самую нижнюю ветку, повиснув на ней, словно обезьяна, и в этом положении пытался сделать сэлфи. Лика эротично изгибалась на фоне иссиня-чёрной коры, демонстрируя богатое содержимое декольте, а Додик с энтузиазмом, достойным лучшего применения, её фотографировал. Венечка, видимо, вспомнив не слишком благополучное детство, достал ножик и пытался что-то нацарапать на стволе дерева. Кора не поддавалась, и он злился, шипя себе под нос что-то явно нецензурное.
–Сонь, иди сюда, я тебя сфоткаю, – позвал меня Мишаня, оставив наконец-то в покое ветку, – что ты бродишь там в никому не нужном гордом одиночестве? Смотри, какое дерево шедевральное!
–Не хочу, – я решительно замотала головой, ощущая глубокий иррациональный ужас перед этим гладким чёрным стволом, скрюченными ветками и каким-то мёртвым кругом сухой травы.
–Зря, – Мишка пожал плечами и отправился давать советы Венечке, который с упорством маньяка ковырял ножом неподатливый ствол, – пожалеешь потом, но всё: уже поздно будет!
ГЛАВА 2
Я махнула рукой и медленно побрела в сторону стоящей с распахнутыми дверцами машины, думая о том, что если мы скоро поедем обратно, то, пожалуй, есть неплохой шанс успеть сегодня дочитать норвежский детектив, который я начала вчера и который мне понравился нетривиальным сюжетом. К счастью, Давид сообразил загнать машину в тень, поэтому нам, судя по всему, не придётся забираться в раскалённую на солнце консервную банку. Можно, конечно, открыть окна или включить кондиционер, но сидения и обшивка салона от этого прохладнее не станут, так что тенёк – это прекрасно.
Я взглянула на небо, прикинула, с какой стороны будет солнце, когда мы поедем обратно, и предусмотрительно заняла место в тени. Ну а что? Как говорится, кто первый встал, – того и тапки. Кто-то содержимое декольте всем желающим демонстрировал, а кто-то побеспокоился о своём удобстве, не желая жариться на послеобеденном солнцепёке.
Когда ребята, вдоволь нафотографировавшись, подошли к машине, я, довольная, как слон на пляже, сидела в тени и листала обнаруженную в бардачке брошюру о пользе лечебного голодания. Каким образом этот шедевр научно-популярной мысли мог попасть в машину Додика, я так и не смогла придумать, а спрашивать при всех не решилась: мало ли какие у человека секреты интимного свойства… Может, наш красавчик втихаря голодает и поправляет здоровье, кто его знает?
– Тут я сидела, – Лика недовольно сморщила носик, увидев, что я заняла самое выгодное место, – и, между прочим, страдала от солнца всю дорогу…
– Тем более, значит, тебе не привыкать, – с самой доброжелательной улыбкой ответила я, – и потом, мы же в основном поедем через лес, а в нём деревья вон какие высокие.
– Девочки, не ссорьтесь, – привычно сказал Венечка, усаживаясь между мной и сердитой Ликой, – если я правильно помню, то солнце будет светить нам в спину, так что всем будет одинаково жарко.
Так, потихоньку беззлобно переругиваясь, мы наконец-то загрузились в машину и, спокойно развернувшись на васильковой поляне, поехали обратно в сторону цивилизации. Дорога здесь была одна – та самая узкая грунтовка, так что опасность заблудиться нам ни с какой стороны не угрожала.
Я задумчиво смотрела в окно на проплывающие мимо деревья, думая о том, что напрасно говорят, будто уже знакомый путь кажется короче: у меня было впечатление, что мы уже давным-давно должны были выехать туда, где хвойные заросли заканчиваются и начинаются покрытые клевером и всё тем же неизбежным кипреем поля. Но вокруг по-прежнему высилась сплошная тёмно-зелёная стена.
Моё внимание почему-то привлекла странно изогнутая ель, напоминающая формой ствола латинскую букву S. Я, хихикнув про себя, подумала мельком, что на доллар похожа: и формой, и цветом. Был бы на моём месте Мишка, он тут же потребовал бы остановить машину и поскакал бы фотографировать прикольное дерево.
Наконец-то впереди показался поворот и какой-то пока плохо понятный просвет между деревьями, и я облегчённо перевела дыхание, решив, что гнетущая смутная тревога, поселившаяся в душе после поляны со странным деревом, – всего лишь ничего не значащий пустяк. Рядом так же облегчённо вздохнул Венечка, а простодушный Мишаня вслух заявил:
– Я думал, что эти дурацкие ёлки никогда не закончатся, честное слово. Даже в какой-то момент решил, что мы заблудились, не в обиду тебе, Додик, будет сказано…
–Да ладно, – проворчал Давид, выворачивая из леса на простор, и вдруг резко ударил по тормозам.
–Твою ж мать! – Венечка был более эмоционален и высказал вслух то, что про себя произнёс каждый: вместо поля, засеянного чем-то там полезным, пред нами снова обнаружилась поляна со странным чёрным деревом. Белые пушинки кипрея беззаботно летали по воздуху, солнышко припекало, птички щебетали где-то в листве, здоровенный шмель басовито прожужжал рядом и с восторгом уткнулся в цветок клевера.
–Не понял, – помолчав, сказал Давид и растерянно оглянулся на нас, потом решительно вышел из машины и стал что-то внимательно рассматривать у себя под ногами, затем пожал плечами и вернулся на водительское место.
–Ты что-нибудь понимаешь? – повернулась ко мне моментально забывшая все разногласия Лика, и в её голубых глазах вспыхнуло предвкушение чего-то интересного, о чём обычно рассказывают на всяких дурацких ток-шоу для любителей паранормального. – Мы ведь никуда не сворачивали, как мы тут оказались?
–Я знаю не больше тебя, – я пожала плечами, стараясь выглядеть спокойно и даже равнодушно, чтобы никто не догадался, что внутри меня поселился и уже пустил прочные корни страх. Самый банальный, такой, какой бывает в детстве, когда ты боишься заглянуть под кровать, потому что там может прятаться какой-нибудь монстр. – Если ты вдруг не заметила, то я ехала вместе с тобой в той же машине, так что откуда я могу знать?
–Ладно, как бы это ни объяснялось, надо снова разворачиваться и ехать, – Венечка, наш Капитан Очевидность, как обычно, озвучивал и без того понятные всем вещи.
–Стесняюсь спросить, куда? – не удержалась от язвительного комментария я, хотя на самом деле мною двигала не природная вредность, а тот самый страх, с которым я безуспешно пыталась справиться. – Один раз мы уже поехали. Предлагаешь сделать ещё круг?
–Ну не сидеть же здесь, согласись, – примирительно проговорил Мишаня, – вряд ли сюда туристы толпами съезжаются, хотя место такое… специфическое…
–Поехали! – решительно скомандовал Додик, заводя «Субару». – Мишка прав – сидение на поляне и размышления о странностях рельефа не выведут нас на шоссе.
Подпрыгнув на незаметной в траве кочке, машина бодро выкатилась с поляны, и вокруг снова замелькали неизбежные ёлки. Все молчали, и даже Лика, хотя я видела, что её прямо распирает от желания обсудить с кем-нибудь загадочное происшествие. Но так как среди нас она была единственной, кто верил во всю эту мистическую чушь, то Лика мужественно держалась, во всяком случае – пока.
Я в очередной раз задумалась о том, что Лика делает в нашей компании, но спокойно поразмышлять мне не дали, так как Додик снова резко затормозил и нецензурно выругался. Потом повернулся к нам и, тщательно скрывая растерянность, спросил:
–Слушайте, только мне кажется, что мимо этого странного дерева мы уже проезжали, и теперь оно должно быть с другой стороны?
Все посмотрели в ту сторону, куда показывал Давид, и я почувствовала, как по спине пробежал холодок: там, слева, со стороны водительского сидения, совсем рядом с обочиной, изгибалось дерево, на которое я обратила внимание ещё по пути туда. Перепутать с другим его было невозможно не только из-за необычной формы, но и из-за приметного старого птичьего гнезда, застрявшего между ветками. Это совершенно точно было то же самое дерево. Но, когда мы проезжали это место в прошлый раз, оно тоже было со стороны водителя, а сейчас мы едем обратно, и оно ну вот никак не может находиться там же. Оно должно быть с пассажирской стороны, там, где Мишаня.
– Я ещё тогда посмотрела на него и подумала, что на доллар похоже, – задумчиво рассматривая дерево, но не торопясь выходить из машины, ответила Лика, – а ещё там с Мишкиной стороны здоровенный такой камень был, помните? Интересно, он тоже окажется с неправильной стороны или это чисто дерево такое прикольное? Давайте посмотрим, а?
– А куда мы денемся, – пожал плечами Венечка, – нам всё равно дальше ехать, по любому… вот и увидим.
Додик молча завёл машину, и мы медленно поехали дальше по тропинке, уже не беззаботно глядя по сторонам, а настороженно всматриваясь в окружающий лес. Только Лика восторженно сверкала глазами и чуть ли не подпрыгивала от нетерпения, впрочем, и остальные проявляли больше сдержанного любопытства, чем опасений. Ну как же: загадочная природная аномалия! И только я, видимо, молила высшие силы о том, чтобы камень оказался на положенном ему логикой и природой месте.
– Вот он! – торжествующе крикнула Лика, когда в поле нашего зрения возник большой, местами покрытый пятнами серого мха, валун. Он никуда не делся и по-прежнему преспокойно лежал себе на обочине… с неправильной пассажирской стороны.
– И чему ты радуешься? – покосился на сияющую Лику Венечка. – Вопросов меньше не стало, скорее, наоборот, это к бабке не ходи. И вообще – уже часов пять, наверное, хотелось бы до матча успеть домой добраться, раз уж озеро отменилось.
– А впереди просвет, – задумчиво проговорил Додик, всматриваясь в даль, – и что-то мне подсказывает, что там не долгожданные бескрайние поля, а та самая поляна с деревом. Кто-нибудь хочет поспорить?
Желающих не оказалось, и мы со странной смесью страха и предвкушения аккуратно поехали вперёд. На этот раз никто даже не выругался: мы, не выходя из машины и не заглушая двигателя, молча смотрели на лишённое листьев чёрное дерево.
– А может, на противоположной стороне тоже есть дорога? – уже без прежнего энтузиазма предположила Лика. – Нам бы хоть до какой-нибудь цивилизации добраться, а то так можно долго ездить.
– Угу, пока бензин не кончится, – бросив быстрый взгляд на приборную панель, ответил Додик, – вот тоже странно: я заправился незадолго до того, как мы свернули, вы же помните, а по расходу бензина получается, что мы проехали километров двести, никак не меньше.
– Давайте я добегу и быстренько гляну – есть там дорога или нет, – предложил Мишка и, не услышав принципиальных возражений, выбрался из машины и быстрым шагом пересёк в общем-то не слишком большую поляну. Пройдясь немного вдоль кромки такого же хвойного леса, он радостно замахал нам руками и что-то прокричал. Поняв, что мы его не слышим, Мишаня начал активно жестикулировать, показывая, чтобы мы ехали к нему.
Я вышла из машины и тоскливо вздохнула: идти мимо чёрного дерева совершенно откровенно не хотелось. Я не могла отделаться от ощущения, что оттуда, изнутри этого чёрного ствола, за мной кто-то пристально наблюдает. И в этом внимании нет ни доброты, ни любопытства, а есть только хищный интерес умного и очень голодного существа. И оно, это спрятавшееся в дереве нечто, чрезвычайно недовольно тем, что мимо ходит столько бесхозной еды, до которой ему никак пока не добраться. Но перспектива провести ночь на окраине поляны в непосредственной близости от пугающего меня чёрного, раскорячившего ветки монстра тоже не так чтобы вдохновляла. Поэтому я глубоко вздохнула и, стараясь не слишком приближаться к дереву, прошла вдоль кромки леса к нетерпеливо приплясывающему на месте приятелю.
– Тут вполне себе приличная дорога, – радостно сообщил он, глядя, как ребята, не пожелавшие идти пешком, едут по поляне. Машина мягко переваливалась на скрытых в траве кочках, но вдруг почему-то резко вильнула в сторону и задела круг сухой травы, словно очерченный вокруг странного дерева. Мне на секунду показалось, что от ствола к машине метнулась какая-то тень, но это был, скорее всего, просто клочок тумана.
«Субару», недовольно скрипнув тормозами, остановилась рядом с нами, мы с Мишкой забрались в салон, и Додик выехал с поляны на достаточно широкую и, я бы даже сказала, наезженную грунтовку. Когда плотный песок под колёсами сменился травой, а дорога сузилась до состояния широкой тропы, у меня в сердце зашевелилось дурное предчувствие, а когда Давид так резко нажал на тормоза, что нас всех швырнуло вперёд, то я уже знала, что увижу.
На обочине, словно издеваясь над нами и над здравым смыслом, изгибалась ель, напоминающая знак американской валюты, и даже старое растрёпанное гнездо, казалось, насмешливо кривилось в злорадной ухмылке.
Мы молча смотрели на дерево, и ни у кого не возникло ни малейшего желания не то что как-то комментировать, но даже вообще что-либо говорить: а что тут скажешь? Уже не было никаких сомнений, что происходит нечто выходящее за рамки привычной адекватной реальности. Ну не могла эта кривая ёлка оказаться снова у нас на пути, никак не могла! Она вообще осталась с той стороны поляны.
Вдруг со стороны водителя между деревьями мелькнула какая-то цветная точка: по не слишком густому лесу неторопливо брёл человек. Его ярко-жёлтый дождевик был прекрасно виден издалека и выглядел непривычно обыденным посреди творящегося сумасшествия. Было не совсем понятно, как ему в такую погоду не жарко в длинном плаще с надвинутым на лицо капюшоном, но мало ли какие у кого причуды. Может, он клещей боится…
Давид тоже увидел неспешно идущего по лесу то ли грибника, то ли ягодника и, выскочив из машины, перепрыгнул неглубокую придорожную канавку.
– Эй! – крикнул он незнакомцу, не обратившему на стук автомобильной двери ни малейшего внимания. – Подождите, пожалуйста! Вы нам не поможете?
Человек в жёлтом дождевике и не подумал остановиться, продолжая неторопливо идти параллельно дороге. Давид уже почти догнал его, когда человек поравнялся с широко раскинувшей лапы елью. Додик вместе с ним исчез за тёмно-зелёным колючим треугольником, но с другой стороны ели никто из них так и не появился. Прошло несколько томительных минут, однако ни загадочного человека в жёлтом дождевике, ни Давида по-прежнему не было видно.
– Слушайте, а они где? – первой не выдержала Лика. – Сколько можно стоять за деревом?
– Да нету их там, – побледневший Венечка зачем-то застегнул и тут же расстегнул обратно ветровку, – не понятно что ли, там вообще никого нет, иначе хоть что-то было бы слышно. А там – тишина.
Мы дружно прислушались: действительно, в лесу не раздавалось никаких звуков кроме негромкого шороха ветвей и шелеста листьев. Не было слышно даже привычного пения птиц и жужжания насекомых. Я не люблю всякую лесную летающую живность, но сейчас я, наверное, обрадовалась бы и комару, и шмелю, и мухе. Было тихо и мирно, но почему-то от этой благостности по спине бежали ледяные мурашки.
– Как-то мне не по себе, тишина – как на кладбище, – негромко, словно сам себе, проговорил Мишка, и Лика согласно закивала, – давайте посмотрим, что там за этой ёлкой.
– Давайте, – вразнобой согласились все, но при этом никто не тронулся с места.
– Я один не пойду, – обычно с удовольствием ввязывавшийся в любую авантюру Мишаня неуверенно посмотрел на нас, – вдруг он там лежит?
– Кто? – спросила Лика, зябко кутаясь в куртку, и я вдруг заметила, что на тропинку начали опускаться мягкие летние сумерки. Значит, максимум через час-полтора станет почти темно, и путь по лесной тропе, неизменно приводящей нас на одну и ту же полянку, превратится в опасный аттракцион.
– Додик, кто же ещё, – Мишка огляделся и вопросительно посмотрел на нас, – вдруг этот мужик в дождевике его того…
– А сам испарился? – скептически фыркнул Венечка, но всем было понятно, что ему тоже страшно. – Давайте позовём, вдруг он откликнется или хотя бы как-то даст о себе знать. Застонет, например…
– Ребят, а кто умеет водить машину? – вдруг сообразила я. – Я могу, но не в лесу и не в темноте. В любом случае – найдём мы Додика или нет – отсюда надо выбираться. И присылать завтра спасателей или полицию. Кого в таких случаях зовут?
– Ты хочешь его тут бросить? – вскинулся Венечка, с возмущением глядя на меня.
– Кого конкретно? Додика? А ты предлагаешь искать его ночью в незнакомом лесу? И провалиться в первую же попавшуюся на пути звериную нору или берлогу? Чтобы искать пришлось уже не только его? – я чувствовала внутри странную обволакивающую сознание пустоту. – Мне почему-то кажется, что профессионалы справятся с этим несколько лучше. Так что с машиной?
– Я только скутер могу, – смущённо отозвался Мишка, а Венечка просто покачал головой.
– Я умею, конечно, но примерно как ты: только при свете и желательно по асфальту, – призналась Лика, – но давайте и правда попробуем его позвать…
– Не вижу смысла, но давайте попробуем, – согласился Венечка и первым закричал, – Додик! Давид! Додик!
Мы присоединились, но в лесу по-прежнему было совершенно тихо, если не считать наших попыток докричаться до непонятно куда пропавшего приятеля. Даже эха почему-то практически не было, зато постоянно возникало ощущение, что мы кричим словно в каком-то замкнутом пространстве и звуки не выходят за границы кем-то ограниченной территории. От этого становилось ещё более жутко. Было невероятно странно сознавать, что где-то совсем неподалёку есть цивилизация, большой город, суетливо толпящиеся люди и мчащиеся по асфальту машины. Это было, да, но словно в каком-то параллельном мире. Здесь же существовали лишь высокие мрачные деревья, тёмные треугольники елей, покрытые мхом кочки – и тишина, абсолютная и зловещая.
– Слушайте, это наверняка подстроено, – стараясь придать голосу оптимистичное звучание, сказал Венечка, – сейчас мы начнём метаться, переживать, а из-за деревьев выскочат люди с криками «Вас снимает скрытая камера!»
– Я согласна, – торопливо ответила Лика, нервно стискивающая лямку кожаного рюкзачка, – пусть я буду выглядеть абсолютной дурой, но зато здесь появится хоть кто-то живой… кроме нас.
– Надо всё-таки туда пойти, – Мишка решительно шагнул в торону ёлки, за которой пропали Додик и мужик в жёлтом плаще, но остановился и оглянулся на нас. – Кто со мной? Сонь, ты же смелая, давай сходим?
– Я смелая? С чего ты взял?
Идти с Мишкой категорически не хотелось, хотя в глубине души я и понимала, что сделать это нужно, так как неизвестность гораздо хуже. Но почему я-то? Пусть вон Венечка идёт, он вроде как мужчина, хоть и выглядит почти подростком. Про Лику и речи нет, она ни за что на свете не согласится.
– Один я тоже не пойду, – Мишка отодвинулся от края дороги и сделал несколько шагов, стараясь с тропы заглянуть за злополучную ёлку, – не видно… Но им же было просто некуда деться в этом лесу!
– Может, там подземный ход какой-нибудь? – высказал предположение Венечка, пытаясь с обочины заглянуть за дерево с другой стороны. – Со времён войны, например?
– Какой войны? – странно посмотрела на него Лика, разве что пальцем у виска не покрутила. – У нас здесь военных действий со второй мировой не было, а тому уж семьдесят лет. Любой ход давным-давно обвалился бы или зарос. Так что версия не прокатывает.
– Ну не инопланетяне же, – фыркнул задетый Ликиным тоном Венечка, – хотя это как раз было бы в твоём стиле. Ты же у нас любительница всякой паранормальной ерунды. Но, увы, с нами нет ни Малдера, ни Скалли, ни твоего обожаемого Дина Винчестера.
– Ладно, – решилась я, понимая, что иначе мы на этой дороге простоим до утра, – только руку мне дай, чтобы через канаву перепрыгнуть.
– Вот! – Мишка торжественно, хотя и не слишком вежливо ткнул в меня пальцем. – Вот она, смелость и сила духа! А вы стойте тут и переживайте, мучайтесь от неизвестности.
– Отвага на грани идиотизма, – проворчала я, злясь на себя, на Мишку, на Додика и на весь творящийся вокруг дурдом.
– Ребята, вы только за эту ёлку не заходите, ладно? А то если и вы внезапно пропадёте, это будет уже явный перебор, – попросила Лика, с тревогой оглядывая нас, и внезапно перекрестила по очереди Мишку и меня.
Вдохновлённые таким своеобразным напутствием, мы с грехом пополам перебрались через неглубокую канавку и, неосознанно взявшись за руки, осторожно пошли в сторону загадочного аномального места. Обойдя непонятную ель по широкой дуге, мы увидели то, что и должны были увидеть: за деревом никого не было. То есть вообще никого, ни стоящего, ни сидящего, ни лежащего. Не наблюдалось также и зияющих провалов в земле, во всяком случае, заметных издали.
– Ну что? – крикнул с дороги Венечка, которому явно было неловко из-за того, что с Мишкой пришлось пойти мне, а не ему.
– Ничего, – отозвалась я и увидела, как они с Ликой разочарованно переглянулись, – и никого. Слушай, а может, мы что-то такое съели или выпили, и теперь у нас коллективная галлюцинация? – это я уже негромко спросила у нерешительно переминающегося рядом Мишки.
– Что? – он пожал плечами и вдруг шепнул. – Сонь, тебе не страшно? А то мне чего-то жутковатенько так, словно фильм ужасов смотрю и точно знаю, что в ближайшее время случится что-то кошмарное. Только это будет не на экране, а в реальности, и не с кем-то там, а со мной… со всеми нами?
– Слушай, не нагнетай, – я раздражённо поморщилась, так как приятелю удалось передать именно то, что никак не могла сформулировать я сама: ощущение стремительно приближающейся неизбежной катастрофы.
Пока мы занимались разведывательной деятельностью, тени вокруг стали гуще, и я повернулась к Мишке:
– Мишань, а который час? Я телефон в машине оставила, в сумке: всё равно сети нет.
Приятель вытащил из нагрудного кармана рубашки смартфон, посмотрел на экран, зачем-то встряхнул аппарат, снова посмотрел и непонимающе взглянул на меня:
– Странно, – многочисленные веснушки стали заметнее на побледневшем лице всегда бодрого и неунывающего Мишки, – показывает, что сейчас половина второго, но ведь этого не может быть, правда, Сонь? Мы в половине второго в аккурат к лесу подъезжали, я точно помню, потому что как раз на время посмотрел.
Я почувствовала, как у меня заныли зубы от чёткого ощущения, что я не хочу знать ответ на повисший в воздухе пока ещё не заданный вопрос. Просто потому, что ответ на него не понравится ни мне, ни остальным.
– Зато сеть есть! – радостно воскликнул приятель и начал лихорадочно набирать номер. – 911, правильно?
– Нет, экстренные службы 112, – я во все глаза смотрела на поднёсшего к уху аппарат Мишку, – но, насколько я знаю, тебя всё равно на него перекинет автоматом… Ну что там?
– Гудка нет, – шёпотом отчитался Мишаня, – какие-то шумы, как помехи… О, погоди, вроде как гудок пошёл…