Kitobni o'qish: «Сердце дракона»

Глава 1

Вдоль берега разносился звонкий девичий смех. Сотни живых огоньков, покачиваясь на волнах, уплывали в темноту. Течение ордмерской реки подхватывало не просто огонь заговорённый – в каждый из венков, украшенных цветами, лентами и травами, ставилась особая свеча. Пуская их с берега в одну-единственную, самую длинную ночь в году, незамужние девушки ворожили на суженого. Старый обычай. Во многих княжествах практикующийся.

– Айлин, теперь твой черёд! – радостно воскликнула старшая сестрица, опустив в воду свой венок. – Ну? Чего смотришь без толку? – развернулась ко мне, а её улыбка тут же погасла. – Ты чего, всё ещё свой венок не спела?

Поскольку, пока я пялилась в воду, никаких оправданий придумать не успела, то лишь виновато развела руками, продолжая сжимать ивовый прутик, который являлся основанием будущего венка со свечой.

Нет, я не настолько нерасторопная или неумеха. Дело в том, что лично я, несмотря на своё присутствие здесь, ни на кого ворожить на самом деле не собиралась. Замуж – уж тем более. Мне всего-то восемнадцать через пару денёчков исполнится, могла бы легко в «невостребованных» ещё лет пять проходить, а то и все пятнадцать, если в будущем над этим немного поработать. А сюда я пришла вынужденно, из-за одного специфического обстоятельства.

Дело в том, что каждый раз ордмерские красавицы выбирали себе новое место для ворожбы, и если сама в ней не участвуешь, то и не скажет никто, где оно будет проходить. Такое уж нерушимое правило. Причина сего была самая что ни на есть обыкновенная: ордмерский князь строго-настрого запретил заниматься «загрязнением окружающей среды посредством воска окаянного и проклятущего». Наших девок это, конечно же, ни разу не останавливало. Женихов в княжестве – дефицит. Женская составляющая населения превышала мужское аж в двенадцать раз. Однако замуж ой как хочется! И желательно не за абы кого – за того, кто самой приглянулся. С учётом, что обычай плетения венков исходил со времён единого княжества, когда ещё поклонялись богам, если наречённый к рассвету явится с пойманным именным венком – всё, никуда не денешься, отдавай за него дочь. Последнее наших наместников бесило особо сильно, потому-то они князя в этом вопросе беспрекословно поддерживали. У них по прошествии самой длинной ночи в году начинались не менее длинные и мучительные денёчки, когда кровиночек своих, вместе с приданным, приходилось отдавать «за кого ни попадя». Девки-то у нас не промах, выбирали себе кого помоложе, да попригляднее – на статус и принадлежность к сословиям не взирали, оправдывая свой выбор тем, что зажиточные женихи, более-менее сносные, почти все в большинстве своём разобраны, да и очередь за такими, ещё пока они в пелёнках, выстраивается. Вот и приходилось изворачиваться, предварительно сговариваясь с молодняком, чтоб те по утру ловили заранее приготовленные и в памяти их закреплённые венки – не зря ж отличительные цветные ленточки и свечи особые накануне готовили. Собственно, продолжая разглядывать эти «особые накануне заготовленные» свечи и венки, я и продолжала размышлять над причиной, по которой сюда тоже, нарушив княжеский запрет, явилась. Ведь даже тот факт, что за последнее десятилетие в процессе этих бессовестных манипуляций, после которых ежегодно страдала родительская психика, начали происходить всяческие несчастные случаи утопленной направленности, тоже никого особо не пугало. За исключением меня. Я же за свою единственную сестру очень переживала. Потому и увязалась за ней. Мало ли…

– Айлин! – напомнила о себе Этери. – Ты что, ворожить передумала? – подозрительно прищурилась, уперев руки в бока.

Недовольство её понятно. Если приобщаться к запретному делу я не собиралась, значит в улучшении демографической ситуации княжества не заинтересована, следовательно, и сдать их всех князю могу, а таким, как я – места тут нет.

– Почему передумала? – оправдалась, состроив самое честное выражение лица, на которое только хватало таланта. – Ничего я не передумала, – согнула ивовый прутик, закрепляя, наконец, основу для венка. – Я просто… – призадумалась, в очередной раз оглядывая окрестности, попутно ища себе новый повод для промедления, – вон, за дубравной сперва схожу! – ткнула пальцем в цветочки неподалёку. – Ты меня тут подожди, не уходи никуда, ладно? – добавила, прежде чем направиться в сторону бледненьких, ничем особо не примечательных растений.

До них не так уж и далеко, лишь немного вдоль берега пройти и ближе к лесу подойти. Тем я и занялась, не забывая регулярно оборачиваться, чтобы надолго не выпускать Этери из поля зрения. Сестра же в это время увлеклась болтовнёй с другими ордмерчанками, которые также, как и она, успели отправить свои венки вниз по течению реки.

И всё бы ничего, управиться с добычей полевого цветка не составляло особого труда, да только, стоило мне сорвать соцветие, как послышался плеск воды. Словно нырнул кто-то. Очень близко. А девушки, между прочим, все там, вместе с Этери остались, так что путём нехитрых вычислений сделала вывод, что рядом со мной находился кто-то ещё… Вот я и замерла, с напряжением прислушиваясь к окружающему.

Немного погодя, плеск повторился.

И снова. Но уже чуть дальше.

Стараясь не шуметь, я направилась дальше по берегу, ориентируясь на источник звука. Прошла примерно столько же, но на этот раз потеряв собравшихся девушек из виду. Остановилась у самой кромки воды, запустив руку в карман своего сарафана. Внутри лежала всего одна небольшая скляночка с обезвреживающим зельем. Её-то и достала, аккуратненько зажав в ладони. Да, я подготовилась. Мне это снадобье самый сильный маг нашего княжества сегодня утром вручил. Правда, самый сильный он у нас числился по одной простой причине – других магов в княжестве просто-напросто нет, у магистра Гайтемира только четыре ученика, а тем до статуса мага минимум ещё полжизни в подмастерьях ходить. Насколько зелье действенно, на практике пока убеждаться не приходилось, но магистр заверил, что оно ну очень действенное, а сомневаться в словах самого сильного мага я откровенно постеснялась, да и доза была одноразовая, на изготовление новой ещё бы неделя ушла. Такой временной роскоши у меня не было, вот и приходилось довольствоваться тем, что имелось в наличии.

Послышался ещё один плеск. Обутые в сандалии ступни окатило водой. Я отвлеклась на промокшие ноги всего на мгновение. А потом… Я самым некрасивым образом зависла. Причин на это имелось сразу несколько.

Во-первых, из глубины на поверхность всплыла девушка. Самая что ни на есть обычная: смоляные волосы облепляли полуобнажённые плечи, стратегически прикрывая в нужных местах просвечивающую от влажности рубашку, изогнутые реснички подчёркивали ясный карий взор. Чутка бледная только. Кожа по цвету почти сливалась с мокрой тканью, навевая образы тех самых утопленников и утопленниц, что вылавливали из реки по прошествии недели после самой длинной ночи в году. Да и губы у неё синющие, как и нездраво зеленоватые тени вокруг глаз – слишком объёмные, глубокие. Но улыбнулась мне девушка вполне живенько, приветливо даже я бы сказала.

Мавка!

В пользу вышеупомянутого пункта говорила дубовая веточка, кокетливо украшающая чужую причёску. А это был уже второй довод к тому, почему я не спешила ничего предпринимать. Ведь она ж утопленница. Призрак. А обезвреживающее зелье вроде как призвано парализовывать противника.

Возможно ли физически воздействовать на того, кого как бы и нет уже давно на этом свете?

Хотя грешно сомневаться в магистре Гайтемире, он у нас одна надежда на все поколения, но тут я, признаться, всё же начала подозревать неладное. К тому же, изучающий встречный взгляд стал наполняться каким-то слишком уж откровенным интересом. Быть может, стоило хотя бы спросить, чем именно я утопленницу эту заинтересовала, но я так и продолжала пребывать в оцепенении.

Если зелье, и правда, не сработает? А она разозлится и ка-а-ак отомстит! Местные девки незамужние – они добрым нравом никогда не отличались, а те, кто руки на себя наложил – так и вовсе, в основном жизнью оскорблённые, как следствие – ещё и злопамятные. Успею ли я от неё убежать – тоже пока непонятно.

– И долго пялиться на меня будешь? Не нагляделась ещё? – заговорила первой мавка, хитро прищурившись. – Йоана – я, а ты кто будешь? – шагнула ближе и протянула ладонь для приветствия.

Пришлось проморгаться. Вдруг это только мерещится или нечисть мне зубы заговаривает, а не знакомиться со мной собирается? Протяну ей руку – и всё, прощай мой грядущий через пару денёчков день рождения – гипотетически самое светлое событие возможно всей моей жизни. Отец к нему за полгода до наступления готовиться начал. В общем, я ещё пока пожить хочу!

– Боишься меня, что ли? – оценила моё задумчивое остолбенение мавка.

Руку она опустила. И ещё ближе подошла, заглядывая мне в глаза.

– Да ты не бойся, – подбодрила утопленница.

Страха во мне, к слову, и так никакого не было, поэтому удалось выдавить из себя невозмутимую улыбочку и пожать плечами. Нет, инстинкт самосохранения у меня обычно присутствовал. Скорее всего, это пара чарок креплённого вина со специями сказывались на количестве моей смелости. Не зря ж изначально я их принимала в данных целях, а то идти по потёмкам за окраину Ордмера – занятие весьма нервное. К тому же, данное мероприятие служило обязательным условием вхождения в сект… то есть сообщество сегодняшних ворожей.

– И правда, не боишься, – заметила мавка.

Она выбралась, отжала волосы, поправила рубаху, продолжая с неприкрытым любопытством разглядывать меня.

– Меня что ль изводить пришла? – кивнула на мою руку, в которой я до сих пор держала заветное снадобье. – Если так, давай, изводи, я готовая! – провозгласила торжественно и уселась на камешки.

Тут любопытство одолело меня саму.

– Ты что ж, специально народ топила? – не удержалась от вопроса.

Ну, а чего ещё от самоубийцы ждать?

Вот и сейчас распрощаться с остатками реальности готова.

– Чтоб за тобой пришли? – дополнила я, немного погодя.

Ответом послужил недоумённый взгляд. Хотя пояснять подробнее надобности не осталось. Правильные выводы Йоана сделала быстро.

– Я невиноватых не трогаю! – произнесла мавка. – Наоборот, таким, как ты, помогаю, глупая, – одарила снисходительным взглядом.

Далее пришлось уточнять уже для меня.

– Только не говори, что ты так устраняешь конкуренцию в рядах невест. Лично я – не сторонник таких радикальных методов, – поморщилась я невольно.

В конце концов, среди покойников аж четыре жениха было!

Сходили, называется, за веночками по утру.

– Ох, если бы вся проблема была только в конкуренции, – вздохнула неожиданно тоскливо мавка, вновь принявшись свои волосы отжимать. – Я ведь сама такая же, как ты, когда-то была. Тоже пламя своего сердца для суженного плела. Да только отправить ему не успела. Меня тут раньше утопили. Одиннадцать лет назад, – призналась следом.

Так мне её жаль стало…

Я ж решила, что она сама утопилась, а оказывается, всё иначе.

– Кто?

– Подружки и утопили, – хмыкнула мавка.

– Все шесть? – ужаснулась я ответно, припомнив количество утопленниц за последние годы.

– Не, не все. Одна вон, в позапрошлом году сама утопилась. Как узнала, что её суженый вовсе не её суженый, а венок другой подобрал, так и утопилась, – продолжила печалиться Йоана. – Вот его-то я, да-а-а… – протянула следом. – Видел же гад, а не сделал ничего! – припечатала злобно.

Стало ещё тоскливее…

И про вино креплёное вспомнилось.

– А в прошлом году знаешь, что было вообще? – продолжила мавка. – Смотрю, мужик долго-долго сперва по кустам шастал, ну я и давай гадать чей же венок он подбирать будет, а он… – сокрушённо покачала головой утопленница, – он… – снова замолчала, всем своим видом выражая недовольство, – свой венок в воду бросил! Ты представляешь?

Я же уставилась на неё во все глаза.

– Срамота-то какая… – не поверила я услышанному. – Может он просто венки перепутал? И вернул ошибочно взятый? – предположила, задумавшись над альтернативным вариантом подобного действа.

Признаться, в него мне верилось больше.

А зря.

– Ага, потому его холёный дружок этот самый венок через десяток шагов поймал и дальше по кустам они дружно шастали уже вместе? – деланно серьёзно покивала мавка. – До самого вечера шастали, между прочим. Громко так. Выразительно.

Вот теперь мне точно понадобится ещё вина!

За ним и отправилась. Про свою новую подругу я тоже не забыла. А мы с ней – именно подругами в ту ночь стали. Креплённое вино – оно вообще очень сближает, а если уж ещё и поговорить есть о чём, так и вовсе… Не разлей вода!

В итоге Этери домой пошла сама, вместе с другими ордмерскими ворожеями. Им же, в отличие от меня, ещё к утренним визитам суженых своих готовиться надо: заранее очередь в ратуше занять, нарядиться, как последний раз в жизни (всякое бывает, не у всех родители понимающие и отходчивые), приданное тихонечко из закромов достать, для родственников успокоительный настой приготовить, стол для дорогих гостей накрыть, дворовых псов привязать понадёжнее… Дел невпроворот!

Я-то никакого суженого не ждала и никаких венков не плела.

Поначалу.

Ибо перед самым рассветом Йоана решила, что так совершенно неправильно, и раз уж я записалась в подельницы нарушения княжеского закона, то и преступать его обязана наравне со всеми. Притом, что в качестве компенсации за промедление и всяческие сомнения в жизнеутверждающих и демографию развивающих обрядах я сплела аж не один, а целых сорок венков. Правда, свеча у меня при себе была только одна. Но и это досадное недоразумение мы с находчивой мавкой быстренько исправили.

За столько лет обитания в реке у неё такие запасы этих самый свечей накопились, что небольшая заминка с лёгкостью разрешилась. Последний венок я отпускала в воду уже ранним утром. И даже в этом деле мне несказанно повезло, сама природа решила помочь с соблюдением традиций – восход солнца вроде как наступил, но светило куда-то понятливо спряталось. Да с такой тщательностью, будто всё ещё ночь длилась.

А ещё мы пели. И старообрядовые песни. И те, которые сами на ходу сочиняли. Моя новая подруга оказалась на редкость талантливой. Заливисто, ни капельки не стесняясь, от всей души мы с ней пели в два горла. Жаль, дальше, по итогу осушения десятой чарки креплённого вина, я помнила весьма абстрактно и смутно…

Глава 2

Утро началось… к вечеру. Сгущались сумерки, когда я разлепила глаза. Это, с одной стороны, было очень даже хорошо – солнце не слепило так ярко. Но вот с другой… я ж так и уснула на берегу, в обнимку с пустым бутылём. Весь день тут бессовестно проспала.

Да меня ж, наверное, обыскались давно все!

Но тогда чего на берег за мной не пришли, не разбудили?

Этери-то точно знала, где меня оставила.

Наверное, не захотела сознаваться.

А если так, тогда…

Неужели, суженый её венок не подобрал и не явился?

Жаль, если так.

Что удивительно, несмотря на жуткую головную боль и отчаянную жажду, в целом ощущала я себя неплохо. В том смысле, что тело вовсе не ломило, несмотря на жёсткость места былого почивания. Отчасти, скорее всего, тому способствовала непонятно откуда и когда взявшаяся импровизированная постель из растительности, прочно и основательно переплетённой между собой.

Ай, да Йоана!

Несмотря на весь казус свершённой оплошности, при воспоминании о мавке, я невольно улыбнулась. В нашем княжестве с настоящей женской дружбой всегда были проблемы, ввиду преобладания высокой конкуренции, и даже тот факт, что в гонке за венцом я не участвовала, нисколько не мешало всем остальным девушкам воспринимать меня сугубо, как потенциальную соперницу. Даже сестра, и та время от времени одаривала меня мрачными взглядами, если я с её будущим избранником хотя бы парой слов перебрасывалась, так что искренне помогающая во всём подруга – лучший подарок в моей жизни! Ну, а то, что утопленница… Так ведь у каждого свои недостатки, ничего страшного.

В общем, чувствовала я себя счастливее некуда. Ровно до той поры, пока не добрела до отчего дома. Впрочем, замечать неладное я начала ещё по пути туда. Просто, по обыкновению, почти каждый двор нашего княжества к вечернему времени после самой длинной ночи в году успевал пережить, как минимум массовые драки с разгромом имущества, несколько публичных расправ с особо незадачливыми женихами от особо непреклонных родителей той степени жестокости, которую только позволяла фантазия беснующихся старших того или иного рода, на чью территорию попадало «пламя своего сердца» с ивовой веточкой. А у ратуши так и вовсе одна толпа то и дело сменяла другую, и пусто там точно никогда не было. Но не сегодня. Этим вечером улочки подозрительно притихли. Можно сказать, почти вымерли. А такое, на моей памяти случалось только в двух случаях. И если до наступления одного из них у всего нашего княжества был срок ещё в пару недель, то… определённо, князь Ордмера очень-очень зол.

Исходя из последних выводов, двигаться по пустующим тропинкам я старалась, как можно быстрее и незаметнее, тщательно скрывая от возможных свидетелей своё присутствие в столь странный час. Центральными воротами пользоваться не стала. Юркнула сквозь южную садовую дверцу, о существовании которой мало кто был в курсе. Проникновение осталось никем не замеченным. И тут от сторонних взглядов мне удалось скрыться. Я даже саму себя похвалила. И за умения, и за то, что удалось безжалостно подавить вспыхнувшее любопытство по поводу оглушающей ругани с другой стороны дома. Жаль, в конечном итоге меня это особо не спасло.

Двери в покои я отворила совсем чуть-чуть, петли даже не скрипнули. Но вот там… были все! И сестрица, стыдливо разглядывающая каменный орнамент пола, подозреваю, уже несколько часов к ряду, и нянюшка, которая должна была за мной неустанно приглядывать, не отпуская никуда без сопровождения, а также прислуга – в ряд выстроенная, и собственно самый главный среди всех – тот, кто виноват во всём этом безобразии (а как иначе назвать столь беспринципное вторжение в моё личное пространство?). Массивная фигура отца загромождала собой целое окно. А оно, между прочим, было ого-го каким высоким и широким! Мужчина, заложив руки за спину, наблюдал сквозь стекло за происходящим около центральных ворот – как раз за тем, что я теоретически благоразумно пропустила. Прежде думала, будто благоразумно. Теперь же всё больше склонялась к мысли, что там, внизу – всё получше будет, чем здесь, в западном крыле третьего этажа. И уже даже почти ретировалась в это самое «наиболее благополучное направление», ведь родитель моего появления всё ещё не заметил, однако побег не удался.

Мои личные покои наполнило резкое и обидное:

– О, вернулась, наконец-то!

Не самый приятный в данный момент слуху голос принадлежал предательнице Этери. И за это я одарила её многообещающим взглядом.

Вот не могла промолчать?

Вспыльчивый нрав отца поостынет через парочку денёчков, потом он осознает, в смысле – вспомнит, что самое важное на свете не какие-то там условности и правила, а его родные любимые кровиночки, то бишь – я… ну, и эта, которая предательница Этери (она хоть и предательница, но всё равно ж кровиночка, куда её девать). Потом мы все вновь заживём счастливо. И возможно, мне даже удастся избежать наказания за свою провинность. Всё-таки как раз мой день рождения настанет. Чем не подарочек?

Ага, я всё ещё в душе наивность и мечтательница!

Последнее я ощутила особенно остро, когда отец медленно развернулся ко мне лицом, а моей мечтательной и наивной натуре вынужденно пришлось сперва прекратить отступать обратно в коридор, затем и вовсе войти в покои как положено.

– Айлин Ордмер Алтари! – прозвучало властное и бескомпромиссное, наравне с лёгким дребезжанием стёкол.

Суровый у меня родитель, что сказать…

– Доброе утро? – отозвалась, уставившись в пол, как и Этери, старательно изображая раскаяние. – Вечер, то есть, – вспомнила о времени суток, а не только о том, когда сама проснулась.

Но то ли я раскаяние плохо изображала, то ли степень папиного гнева зашкаливала сверх обычной (в таких ситуациях) меры, потому что следом раздалось ещё более громкое:

– Что гласит последний княжеский указ о самой длинной ночи в году?!

Шумно сглотнула.

– Дословно? – поинтересовалась робко.

Ввиду присутствия нескольких десятков свидетелей, другие мысли как-то разбежались разом. В конце концов, при таком количестве посторонних приёмчики, призванные надавить на отеческую любовь, не используешь.

Показательная порка, не иначе.

– Айлин Ордмер Алтари! – снова повторил моё полное имя отец.

И только. А это демонстрировало наивысшую степень его гнева. Раз уж с другими словами тоже никак не мог найтись так сразу.

– Да, папа, – ответила покорно, принявшись смотреть в пол ещё более основательно, а выражению лица придать ещё больше осознания всех своих грехов, заодно и вины за оные.

Не помогло.

– Как ты могла?! – прозвучало в открытом обвинении. – Твой проступок совершенно непростителен. Таким безответственным поведением ты подрываешь весь миропорядок нашего княжества!

– Причём тут я и миропорядок княжества? – изумилась машинально.

– Ты – княжна, Айлин! – прогрохотало совсем рядом в досадном напоминании.

– Младшая, – внесла смягчающее обстоятельство.

Лично мне это всегда казалось очень весомым фактором. Да и для папы тоже. Иногда. Но не в этот раз.

– Тем более! – взбешённо рявкнул отец… то есть князь Ордмера.

Вот теперь я удивилась ещё больше.

– Ты не можешь выйти замуж, пока не выйдет замуж твоя старшая сестра!

Предел моего удивления, кажется, плавно достигал апогея.

– Я и не собиралась выходить ни за кого замуж, – поспешила откреститься от таких громких предположений.

– Да-а-а? – злобно протянул родитель. – Именно поэтому ты отпустила по ордмерской реке аж тридцать шесть венков?! Не один! Тридцать шесть, Айлин! Тридцать шесть!!! – шумно выдохнул и устало прикрыл лицо ладонью в явном жесте «глаза б мои тебя не видели».

Почти достигший апогея предел моего удивления сделал неожиданный кульбит и рванул далеко за границы шкалы привычных возможностей. Ордмерский князь, между тем, подхватил меня под руку и одним рывком переставил к окну, заставив смотреть на ту сторону двора.

А там…

Как раз продолжал нарушаться ранее упомянутый миропорядок нашего княжества.

У центральных ворот собралась большая часть местной знати, вместе со своими жёнами и, чтоб их мавка потопила, сыновьями. Они с восторженно-радостными физиономиями держали перед собой, на манер какой-нибудь истинной драгоценности, те самые венки, что я ранним утром по реке пускала на пьяную голову. Помимо знати, нашу землю нетерпеливо топтал мельник, притом без сына, но с семью дочерьми (сына у него в принципе никогда не было, да и жена скончалась лет двадцать назад – от старости). За спинами семейства мельника ругались близнецы-отпрыски лучшего из ордмерских кузнецов. Они никак один венок на двоих поделить не могли. От самого венка, к слову, в процессе «деления» лишь ивовая веточка с ленточками остались, да ошмётки травы под их ногами. Впрочем, о чём именно они спорили, было совершенно непонятно, ибо все остальные голосили ничуть не хуже – кажется, требовали выдать им невесту и слово княжеское. И только чуть подальше, у частокола, тихонько горевал, глядя себе под ноги, сын нашего казначея. Где находился в это время сам казначей – вообще непонятно. Его обычно из княжеского дома пинками не выгонишь, а тут потерялся где-то из виду (надеюсь, не побежал на реку за оставшимися венками, чтоб продать их подороже!). Но зато присутствовала его супруга (третья по счёту), по совместительству мачеха пригорюнившегося парня. Она-то и сочувствовала ему, ласково поглаживая по плечу. Я, к слову, ему тоже чуточку посочувствовала, ибо Герт – суженный Этери, именно из-за него мы на реку ордмерскую ночью пошли. Но, ввиду новых обстоятельств, очевидно, свадебку старшей княжны всё же придётся отложить. Как минимум до следующего утра после самой длинной ночи, ибо князь-отец категорически против родниться с казначеевым родом. Сам казначей мужик был неплохой, и жена у неё пригожая. Только жадный он слишком. Если уж он сейчас княжескую казну регулярно считает с особой маниакальностью, то, что будет, когда почувствует себя, как дома? Я могла лишь предположить, а вот отец и того делать не собирался, заранее обезопасив всех нас от возможных последствий.

– И что я делать с ними со всеми теперь буду? – задал, между тем, очень надеюсь, риторический вопрос, родитель.

А то если он и взаправду не знает…

А кто ж тогда знает?!

Тем более, что…

– Да я эти венки утром запускала, на рассвете, когда все разошлись, – оправдалась я. – Все… сорок, – выдохнула почти совсем беззвучно. – Не тридцать шесть, – вздохнула тихонько.

И очень-очень виновато.

– Что-о-о?!

Невольно вздрогнула и опасливо покосилась на родителя.

Нельзя ему так волноваться. Возраст уже приличный, всё-таки.

– Венков было сорок, – в который раз старательно изобразила покаяние.

У отца задёргался левый глаз.

– То есть, это ещё не все твои женихи? Ещё будут?! – отразилось среди стен, наряду с очередным дребезжанием стёкол.

Поскольку оправдываться было особо нечем, то всего лишь согласно кивнула. Ну, а смысл отпираться?

– Может, остальные никто не подобрал, их течением насовсем унесло… – промямлила жалобно и с надеждой Этери.

Её тут же дружными кивками поддержала вся прислуга.

– Угу, унесло. В другое княжество, – поддержала на свой лад нянюшка. – То-то и не добрались ихние ещё до н… – дальше ей пришлось умолкнуть под яростным княжим взором.

Вот тут я изображать чувство вины и раскаяния перестала.

Начала молиться.

За собственное здравие!

В соседних княжествах, граничащих с Ордмером, числилось аж три. На юге – Берлер, славящийся купеческим ремеслом (предки нашего казначея как раз оттуда, явный представитель берлерского народа); на западе – Загрод, чьим неоспоримым преимуществом всегда было кораблестроение и рыботорговля (не путать с работорговлей! У нас и такие в крае преотвратные представители имелись, хорошо, мы с ними редко встречались, раз в пятилетку только); на востоке – Верениск, кладезь богатых урожаев и трудолюбивых княжечей.

Хоть бы мои венки туда отправились…

Правда, о последнем я напрасно подумала, ибо ордмерская река текла как раз в западном направлении.

Не свезло, так не свезло, в общем…

– А если в самом деле загродские прибудут? – поинтересовалась тем временем Этери.

Очевидно, размышляла о том же, о чём и я.

– Как прибудут, так и убудут, – мрачно отозвался отец, сжав кинжал на своём поясе.

Это у него условный рефлекс такой. Все о нём знали. Князь-отец в такие моменты о войне всегда думал. Не зря ж Ордмер славился самыми выносливыми воинами среди четырёх континентов. Да что там воины, у нас вон, даже мельник, и тот калёные прутья голыми руками гнул, в его-то преклонном возрасте.

Кстати, о мельнике…

– Невестушка моя, пригожая, Айлин-деточка, выходи! Я тебя уже заждалси-и-и-и!!! – вопил в то время мельник.

Айлин-деточке в моём лице моментально поплохело.

Я ж реально ему в деточки только и гожусь!

Его младшая внучка – и та постарше меня будет.

Однако поплохело мне не совсем по причине разницы в возрасте. Просто батюшка как-то уж больно задумчиво на него смотрел. Сперва на него, потом на меня. И снова на него. Явно оценивал подвернувшиеся варианты.

– Н-не н-надо! – ошарашенно обронила я, попятившись назад, к дверям на выход.

Ну, не станет же он меня наказывать за провинность единым венцом с мельником?! Или станет.

– Почему не надо? – подозрительно миролюбиво провозгласил князь. – Ты же сама веночки плела, воск заговорённый лепила, старалась, ворожила, княжеский указ нарушала… сорок раз за одну ночь!

– Не за ночь. За утро, – невозмутимо прокомментировала сестрица.

Это она сейчас так намекала, что мол, радуйтесь папенька, если б всю ночь плела, то успела бы побольше бед сотворить. И не я одна это, кстати, поняла. Родитель тоже понял. Но не порадовался. Вот ни капельки! Окинул старшую княжну хмурым взглядом, а после ринулся ко мне, выполнив самое сокровенное моё в настоящий момент желание. В коридор выволок. Жаль, дальше всё пошло в разрез с моими скромными притязаниями. Спрятаться в саду мне никто не позволил. Князь направился к центральным воротам, конечно же, прихватив с собой и мою провинившуюся тушку. Во дворе, к моменту нашего появления, выстроились дозорные, явно приготовившись разнимать будущую драку. Приготовились они очень даже не зря: стоило толпе узреть наше присутствие, как вопли стали ещё громче, напоминая уже не голоса людские, а завывание подгорающих бесов.

– Тихо, – на удивление спокойно произнёс отец.

Сказал негромко, подняв ладонь в воздухе. Однако, княжий приказ все в момент исполнили. Уставились на него с просящими глазёнками, аки девы безвинные и в отчаянное положение попавшие, обязательно не по разумению своему. Мне же ничего не осталось, как только восторгаться силой уважения, которое проявляли ордмерчане и ордмерчанки по отношению к своему правителю. Отец, в свою очередь ничем таким и близко не проникся. Знал прекрасно, надолго терпения толпы не хватит.

– В целях разрешения конфликта, предлагаю самый элементарный способ выбора жениха из… – окинул присутствующих брезгливым взором, слегка поморщившись, – наличия имеющихся, – остановил внимание на мельнике. – Если до рассвета сами между собой не договоритесь, поставлю друг против друга на алтарийском поле. Кто живой останется, за того и княжну свою младшую отдам, – помолчал немного, а после добавил сухо: – Через год.

Среди толпы пронёсся тихий ропот. Многие, как и отец, скосились на мельника. Видимо, как и я, помнили прекрасно, как тот прутья калёные голыми руками гнёт. Сыновья кузнеца – так точно вспомнили, это ж они ему для ограждения территории заработка эти самые прутья калили. А прибей его, и всё, без хлеба вся семья останется, хоть в другое княжество переезжай. Дочери у него больно уж злопамятные. И это ладно, если только место жительства с голодухи сменить придётся. Похуже вариант тоже вполне мог случиться – в целях компенсации могут ведь и заставить жениться на себе. Притом, что они только для других злопамятные, между собой – добрые и щедрые, мужьями своими постоянно делятся, а мнение этих самый мужей вообще не учитывается. Как говорится, хлеб – всему голова. Кто хлеб печёт, тот и главный.

– А ежели не по нраву потом придётся княжне младшей после алтарийского поля жених оставшийся? – поинтересовался кто-то из толпы.