Kitobni o'qish: «Голос»

Концерт должен начаться через полчаса. Рива рассеянно смотрела на трехмерный слепок голозеркала и никак не могла сосредоточиться. Несколько раз она обошла застывшую девушку, стоящую посреди гримерки. Поправила неровно сидящий пояс, передвинула ближе к уху едва заметный микродатчик. Покрутила неудобный массивный браслет, одновременно выполняющий функции и навигатора, и компьютера, и коммутатора. Руки потянулись к звездам, сияющим в волосах. Немного растрепала прическу, и они заблестели еще ярче, рассыпаясь радужным каскадом.

«Живое» платье сидело идеально. Рива залюбовалась выдающимся творением Оскара Лоренты, знаменитого на всю галактику кутюрье. Платье пока находилось в спящей фазе, но когда Рива выйдет на сцену, оно будет меняться в зависимости от высоты взятых нот, освещения и просто в соответствии с заложенной в него программой. С плеч потечет вода и разобьется пенным прибоем у щиколоток. За спиной распахнутся радужные крылья. Платье превратится в огромный бутон розы и раскроет свои лепестки, являя зрителям в сердцевине цветка прелестную миниатюрную певицу… И много всего прочего, чего она и сама еще не видела, даже на репетициях.

Рива приблизила свое лицо к застывшему лицу девушки. Зря она поймала стоп-кадром этот миг. Между бровей пролегла озабоченная морщинка, губы судорожно сжались, а выражение глаз было, как у побитой собаки. Нет. Так не пойдет. Рива взмахнула рукой и стерла голограмму.

Все раздражало. Эти полчаса перед выходом были крайне важны. За это время Рива приводила мысли и чувства в порядок. Наносила последние штрихи макияжа, копировала удачные позы, гримасы и улыбки. Очищала голову от повседневных мыслей, раскрывала душу и сердце музыке. Впереди тяжелое выматывающее выступление. Ее бенефис. Ее триумф. Она так долго к нему шла…

Рива впервые будет петь в знаменитом Централ Космик Холле. Главная сцена представляла собой огромный шар, сердцевину искусственного спутника, вращающегося вокруг столицы миров Гриз. В центре шара находилась сцена, на которой Рива и будет стоять. Акустика в зале была поразительная. Лучшее, что изобрели архитекторы за сотни лет. Вокруг сцены парили островки, в которых вольготно располагались немногочисленные зрители. Каждый мог или подлететь к сцене, или вообще создать собственное голографическое изображение певицы перед собой в полный рост… Главное было не это.

Главное – мощное звучание лучшего сопрано галактики. Чарующие переливы, великолепный объемный звук, создающий эффект погружения. Гипнотическое воздействие живого, завораживающего голоса. Ну и еще, конечно, возможность похвастать перед друзьями и знакомыми, что были на концерте великой Ривальдины Холланд.

Находиться в шаре имела возможность лишь элита. За один билет можно было купить небольшую космическую яхту или андроида последней модели, поэтому основная часть любителей музыки услышит выступление через транс-пресс или в записи.

Все было идеально и готово к выступлению. Через маленький транслятор, висевший в гримерке, Рива могла видеть развалившихся на диванах зрителей, попивающих коктейли и болтающих по транскому друг с другом. Она узнала министра образования Рона Долгита и медиамагната Йена Гресс, который в последнее время не давал ей проходу, забрасывая цветами и подарками. Она вздохнула. Сотня богатейших людей галактики ждали ее выступления, и еще недавно она бы отдала все за возможность ощутить этот пьянящий триумф славы и известности. Но не сейчас… Конкретно в эту минуту мысли Ривы были далеки от концерта.

– Подонок, – пробормотала сквозь зубы девушка, – не посмел даже позвонить мне, оставил месседж. Трус.

Из памяти никак не хотело уходить послание мужа: «Дорогая, переведи в течение трех дней триста тысяч кредов на карту. У меня был неудачный вечер».

Самое ужасное, что весь гонорар за еще не состоявшийся концерт, она отправила ему месяц назад. Как и за два следующих выступления, которые даст только через две недели на Альване.

Рива обессиленно опустилась в кресло. Концертное платье тут же сжалось по фигуре, становясь более похожим на обтягивающий комбинезон. Рива отдала за великое творение знаменитого кутюрье баснословную сумму. Но не жалела. Нужно поддерживать имидж. Это последнее, что у нее еще осталось.

С огромных гонораров, которые она получала за концерты, Рива оставляла себе не более десяти процентов. Едва хватало на гостиницы и концертные платья. Все остальное забирал супруг. У нее даже не было своего дома, норы в которую она могла заползти, когда становилось совсем плохо. Рива не могла себе позволить и маленькой тесной квартирки в стоэтажном скворечнике на окраине. Она не платила продюсеру, организационными вопросами занималась лучшая подруга Дана.

Если бы кто спросил, куда госпожа Холланд тратит миллионы, которые получает за выступления, она бы не смогла ответить. Потому, что была в сущности нищей.

И если раньше, год назад, Ноа просто пил, употреблял дорогие наркотики, покупал космические яхты, андроидов, дарил драгоценности, дома, аэромобили любовницам, делал косметические и оздоровительные операции в самых первоклассных клиниках. То сейчас стало совсем невмоготу. Ноа принялся играть. Скачки, казино, ставки на боях. А это бесконечная, ненасытная, голодная пасть. Сотни тысяч, миллионы улетали в небо, и конца края этому не было видно.

Рива устало потерла виски…

Она впервые в своей жизни не знала, что делать. Впереди только мрак, отчаяние и глухая безнадежная тоска. Об этом ли она мечтала десять лет назад? К этому ли стремилась?

Всю свою жизнь она убегала от тюрьмы, от нищеты, от бедности, от насилия. От той безрадостной судьбы, которую ей готовила жизнь с рождения. «Не удалось, – грустно улыбнулась Рива, – какая ирония. Продать душу дьяволу, чтобы выбраться из клетки, и опять в нее же и угодить».

Концерт начнется через полчаса. И как бы плохо ни чувствовала себя прима, как бы ей тяжело не было, шоу должно продолжаться… Рива встала, подошла к зеркалу и растянула губы в очаровательной улыбке.

Часть 1. Эпсилон

На Эпсилоне 235 не должна была существовать жизнь. Планета производила угнетающее впечатление. Когда ее открыли, то сразу же занесли в каталог как закрытую, не пригодную для колонизации, планету. На ней не нашли ни полезных ископаемых, ни воды, ни какой-либо жизни. Атмосфера была так разряжена, что, казалось, еще одна солнечная вспышка, и последние остатки тонкого слоя улетят в космос. На единственном материке Эпсилона температура воздуха полгода была плюс двести градусов по Цельсию, полгода минус сто. Голая выжженная пустыня, по которой бешеные ураганы несли пыль, песок и камни в вечном круговороте.

Никто в своем уме не стал бы жить здесь, но Абдула Забир и был сумасшедшим. Когда он решил выйти на новый уровень космического пиратства, нужно было оборудовать базу. Причем там, куда никто не сунется.

* * *

Младенчество Рива почти не помнила. В памяти остались только ощущения голода и жажды. А еще вечный, выматывающий страх.

Рива родилась в семье пирата. Хотя выбора у нее не было – все мужчины на Эпсилон 235 были пиратами. Абдула основал поселение на такой закрытой, неприглядной, неприспособленной для жизни планете с далеко идущей целью. И именно поэтому ему так долго удавалось скрываться от космической полиции. Никто бы в кошмарном сне не подумал, что на Эпсилоне можно жить. Но там жили…

В атмосфере было недостаточно кислорода для дыхания, температура на поверхности была убийственной, поэтому Абдула принял решение жить под землей, создав систему коридоров с замкнутой экосистемой. Пиратствуя к тому времени более двадцати лет, он накопил достаточно денег для оборудования базы.

Абдула ушел из знаменитой банды Шаха, забрав с собой десяток преданных головорезов и два шаттла, дальновидно предположив, что рано или поздно их знаменитую банду накроют, так как полиция уже наступала Шаху на пятки.

И оказался прав. Не прошло и года после его дезертирства, как банду Шаха полностью истребили. Еще одним отрицательным фактором стало то, что изначально они базировались на планете третьего круга Делиу. Она была земного типа, с кислородосодержащей атмосферой, и ее довольно быстро вычислила полиция.

И Шах, и Абдула были выходцами с Тариус 132. Первой планеты, колонизированной приверженцами Аллаха и пророка его Мухаммеда. Причем в самом фундаментальном смысле этого понятия.

* * *

Первая волна колонизации ранжировалась именно по религиозному типу. Вначале улетели Свидетели Иеговы (все уместились на один крейсер), почти сразу же за ними мусульманские радикалы. Их было гораздо больше. Мусульман с огромным воодушевлением спонсировали богатые страны, строя корабли и снаряжая экспедиции (желая, по-видимому, избавиться от слишком агрессивных земных соседей). Затем израильтяне полетели искать землю обетованную. А потом уже просто искатели приключений, бродяги, авантюристы.

В первые сто лет после открытия атомных двигателей, способных разгонять космический корабль до скорости света, с Земли улетело почти четверть населения. К тому времени ученые уже обнаружили несколько десятков планет в соседних системах, пригодных для обитания.

На родной планете стало просторнее и комфортнее. А когда через несколько сотен лет земными учеными были открыты новые способы перемещения на огромные расстояния, основанные на искривлении пространства, оказалось, что улетевшие триста лет назад колонисты, совсем недавно прилетели к месту назначения и только-только начали обживаться. Из-за этого временного конфликта и произошло разделение планет по статусу. Первый круг, второй и третий.

Намного более развитые технически земляне и стали правителями в галактике, подчинив отсталые планеты, организовав космическую полицию, флот и военные космические войска, чтобы держать в повиновении остальных. Недовольных было много. Народы, которые первыми улетели с Земли, для обретения свободы пожертвовали всем, но истинной свободы так и не достигли. Восстания жестко подавлялись, ни одна планета не могла соперничать с быстрыми кораблями Федерации, ее вооружением и техникой. За сотню лет Федерация взяла под свой контроль все двадцать три обитаемых планеты и теперь только с ее разрешения при тщательном отборе и согласии первого круга колонизировались вновь открытые миры.

* * *

Абдула оказался дальновидным человеком, построив базу на Эпсилоне. За десять последующих лет грабежей и похищений людей, подземный город в гранитном каменном каньоне простирался уже на километры лабиринтов с многочисленными ответвлениями, коридорами, залами.

Тактика нападений была следующая. Маленькие шаттлы садились на отдаленные неразвитые планеты вдалеке от межпланетных трасс. За полчаса или час успевали обнести поселок или небольшой городок, забрать самое ценное: продукты, технику, молодых женщин, маленьких мальчиков, воду, одежду и все, что могли унести. Абдула давал своему городу только бесплатный воздух, генерируемый несколькими мощными реакторами, остальное они добывали сами. Из-за скорости нападений и того, что пираты после себя не оставляли живых, их не могли найти очень долго.

Полиция обшаривала все кислородосодержащие планеты в галактике, на это уходили десятилетия, но не могла найти его логово. Абдула состарился и умер, передав своему старшему сыну Забиру управление уже огромной подземной колонией, насчитывающей к тому времени более нескольких тысяч человек и десятки кораблей.

* * *

Рива была дочерью пилота космического корабля Ахмета Али. Самой младшей и самой нелюбимой. Ей часто доставалось от братьев, сестер и старших жен, а иногда и от самого Ахмета. Поэтому с раннего детства она научилась хорошо прятаться, быстро бегать и растворяться в темных коридорах.

Рождение дочери на Эпсилоне считалось неудачей. Для чего нужна девочка? Вот мальчики сразу же вольются в армию, станут пиратами, будут приносить домой еду, воду, ценности… А девочки? Какая участь уготована им? Жены, наложницы, бесправные и бессловесные. Особенно в обществе, где женщин вообще за людей не считали.

У Ахмета уже было три сына и две дочери от двух жен, когда он привез с пиратской вылазки вместе с награбленным добром молоденькую испуганную девушку по имени Феа, и сделал ее третьей женой.

Красота Феа была ослепительной. Она сияла, как бриллиант, поражала воображение, кружила голову даже такому циничному и жестокому головорезу, как Ахмет. Потом, спустя время, он хвалился, что ему крупно повезло, он нашел Феа раньше всех. Нацепил паранджу, связал, засунул кляп и спрятал у себя на корабле в тайнике, пока другие не заметили. Привез домой и запер в темном подвале… Навеки.

Откуда взялась Феа? Как она попала на маленькую планету третьего круга, которую выбрали своей целью пираты? Неизвестно. Когда девушку привезли, ее тело было украшено золотой живописью и драгоценными камнями, в ушах и на руках сияли звезды. Ее платье представляло собой произведение искусства. Ткань, из которой оно было соткано, состояла из тесно переплетённых микроскопических кристаллов, которые меняли цвет, форму, даже свою структуру. Еще никто и никогда на Эпсилон не видел такого чуда, поэтому Ахмет сразу же снял платье и упрятал в ящик.

Мама почти ничего не рассказывала Риве о своей прошлой жизни. А то, что и рассказывала, Рива в большинстве своем не понимала. Что такое ветер? Солнце? Трава? Как выглядит коктейльная вечеринка, маскарад или ресторан? Она не знала таких понятий. Трава не росла под землей, а светилом им служил автономный прожектор на атомных батареях. Мама злилась и расстраивалась, когда маленькая Рива переспрашивала. А переспрашивала она часто… Что такое небо? Где живут птицы? Как выглядит море? Каков вкус у яблока?

Мама была тоненькая и хрупкая, часто болела, плакала и никогда не улыбалась, даже когда смотрела на свою дочь. Но странно, все, что она просила у Ахмета, тот давал ей быстро и без возражений. Феа долго была любимой женой. Ей выделили лучшие комнаты, мебель, украшения. Старшие жены ругались и злились, но ничего сделать не моги. Ахмет был от девушки без ума. Была бы Феа более покладистой, сообразительной и здравомыслящей, она могла бы завести друзей и неплохо устроиться даже в таком месте, как Эпсилон. Но Феа желала одного – вернуться домой, а этого Ахмет не мог ей дать…

Феа была, как деликатный оранжерейный цветок, не приспособленный для жизни. Она ничего не умела и не хотела ничему учиться. Ни с кем не разговаривала, воротила нос даже от их доброй соседки Мао, которая частенько подкармливала Риву и обрабатывала ее ссадины и синяки, достававшиеся от братьев и сестер.

Ее ничего не интересовало. Она могла часами смотреться в зеркало, расчесывать волосы, прихорашиваться и напевать. Могла в одну секунду из милой красавицы превратиться в фурию, крича и топая ногами, требуя чего-то невозможного. Тогда Ахмет затыкал уши и убегал из комнаты, а Рива от страха пряталась за диван, ничего не понимая. Она всем сердцем желала дать маме то, что она хочет, но не понимала большинства слов и значений. Что такое коктейль? Шампанское? Платье от кутюр? Диадема?

Рива с самого раннего возраста была предоставлена сама себе. Самостоятельно добывала еду и питье. Иногда воровала, чаще зарабатывала, помогая Мао. Приносила маме, потому что та могла позабыть поесть и покормить дочь.

Иногда девочке казалось, что мама ее не любит. Феа прогоняла маленькую Риву из комнаты, иногда даже шлепала. Потом, повзрослев, поняла, что мама сама была еще ребенком, несчастным, брошенным и беспомощным. Глубокая депрессия, в которой постоянно пребывала Феа, ее неустойчивое настроение, слезы, отвратили от красавицы даже Ахмета, который поначалу безмерно восхищался и боготворил ее. Вечные истерики и стоны вскоре надоели, он все реже приходил в комнату супруги.

Рива старалась не докучать маме, ничего не просить, не жаловаться, даже если ей сильно доставалось от братьев. Больше всего она любила, когда мама пела. У Феа был красивый, мелодичный голос, проникновенный и чарующий. Ахмет частенько приглашал маму в парандже спеть гостям что-нибудь. Но чаще всего она пела у себя в комнате, когда находилась в благодушном настроении. Тогда Рива тихонько замирала, спрятавшись за диван или шкаф, старалась не спугнуть эти чудесные мгновения, повторяя себе под нос и заучивая слова, чтобы потом напеть самой.

В этом страшном мире у Ривы она была единственной опорой, единственным родным человеком. Но иногда девочке казалось, что мама хочет умереть, что атмосфера в подземном городе высасывает из нее жизнь.

Когда отец улетал на грабежи, становилось совсем плохо. Они голодали, так как старшие жены и их сыновья не разрешали появляться на кухне. Эти несколько дней Рива с мамой, сжавшись в комочек, пережидали в своей комнате. Риву накрывала паника – вдруг отец не прилетит, вдруг бросит их здесь, под землей, в темной страшной могиле?… Она видела, как их соседка Джамиля с тремя детьми пошла в рабство к пекарю Гамалю, так как ее муж погиб на одной из вылазок. Запасы воды и еды вскоре закончились, а под землей достать их было негде…

Маленькое сердечко девочки выпрыгивало из груди от страха, но она старалась в первую очередь успокоить маму:

– Все будет хорошо, мамочка. Я уже большая, я могу убирать и стирать, я буду работать и прокормлю нас…

Феа рыдала, а Рива гладила маму по голове, тихонечко напевая ее же песни.

* * *

К семи годам Рива начала петь на рыночной площади. Мао попросила ее спеть несколько песен возле своей лавки для привлечения покупателей. Всем так понравились ее песни, что каждый раз, когда девочка пела возле магазина, собиралась приличная толпа народу. За это Мао давала Риве то бутылку воды, то печенье, то горсть орехов. Заработанное часто отбирали братья, но им с мамой все же что-то перепадало.

Рива очень любила петь. Она словно попадала в другой мир, прекрасный, светлый, солнечный. О таком мире иногда, очень редко, ей рассказывала мама. О том, как огромный желтый шар сияет над головами, как шумят листья и поют птицы, как прекрасен закат над океаном. Какие чудесные на вкус апельсины и как пьянит шампанское. Рива половины не понимала из этих рассказов, но внимательно слушала и фантазировала, представляя сказочные видения.

У нее отрылся красивый сильный голос. И только тогда, когда впервые услышав, как Рива поет на площади, Феа обратила на нее пристальное внимание. То ли она, наконец, увидела, что девочка похожа на нее, то ли просто смирилась со своим положением и перестала надеяться, что ее спасут, но после восьми лет нахождения в подземном городе, Феа, в конце концов, стала более спокойной и уравновешенной. Она начала серьезно заниматься с дочкой. Учила ее математике и общегалактическому языку. Рассказывала об истории создания трех кругов планет. Они вместе заучивали стихи и песни. У Феа заблестели глаза, она воспаряла духом. Ахмет опять стал обращать на нее внимание и чаще приходить в спальню. Она опять стала возлюбленной женой.

* * *

В десять лет Риву чуть было не выдали замуж. Для девочек, рожденных на Эпсилоне, возраст десять-двенадцать лет был обычным возрастом начала супружеской жизни. Риву приметил Бакир, когда та пела на рыночной площади. Тридцати трех летний командир третьего крыла штурмовиков пришел в дом к Ахмету с подарками и предложением взять Риву четвертой женой. Ахмет было согласился, но тут его любимая Феа закатила истерику. Она была на восьмом месяце. Беременность протекала очень тяжело, и Ахмет уступил.

– Она еще ребенок! – Плакала Феа. – Посмотри на нее…

Рива действительно пропорциями пошла в мать. Черные волосы, большие темные глаза и оливковая кожа достались ей от отца, но хрупкие косточки и тонкая мальчишеская фигура были копией Феа.

– Ты убьешь ее, это верная смерть. – Мать прижала к себе Риву, непонимающе хлопающую глазами.

Какое замужество? Чье? Почему мама плачет?

– Хорошо, – кивнул Ахмет, – будь, по-твоему. Я откажу Бакиру. Ты права. Если девочка пойдет в тебя, станет такой же красавицей, то я за нее получу гораздо больше денег, чем сейчас.

Феа успокоено вздохнула. Пусть думает, что главное деньги. Пусть подождет, когда красота Ривы расцветет. Главное – оттянуть время. Сейчас Рива была похожа на нескладного лягушонка. Огромные темные глаза на узком худом личике, непропорционально большой рот, вьющиеся вечно растрепанные черные волосы, тонкие ручки и ножки. Какая из нее невеста?

Второго ребенка (это оказался мальчик) Феа рожала в муках. Если бы на Эпсилоне был хороший врач или оборудованная по последнему слову техники больница, возможно, все было бы по-другому… Но старая подслеповатая повитуха не заканчивала университетов и философски восприняла данную ситуацию.

– На все воля Аллаха, – сказала она Риве, в страхе застывшей возле кровати.

Потом завернула мертвого ребенка в одеяло и спокойно вышла за дверь.

– Но как же… – пискнула Рива, – мама? Она же… Столько крови… Подождите! – крикнув, бросилась за повитухой.

Она звала, плакала, дергала за платье и просила вернуться. Старуха остановилась и посмотрела на девочку.

– Я ничего не могу сделать, – прошамкала она, – слишком большой ребенок. Она потеряла много крови. Зовите муллу, – это уже к бледному Ахмету, вышедшему навстречу повитухе.

– А он спасет маму? – спросила Рива, переводя испуганный взгляд с отца на старуху.

– Конечно, спасет, – уверенно заявила та.

– Тогда я побежала! – крикнула девочка и понеслась по коридору искать священника.

Пока Рива искала муллу, уговаривала поторопиться, тянула за собой, Ахмет стоял возле кровати своей красавицы жены и смотрел, как жизнь уходит из ее тела.

– Пообещай, что не выдашь замуж Риву до шестнадцати лет, – прошептала Феа и протянула тонкую, почти прозрачную руку. – Пообещай… Это мое последнее желание. Исполни его. Ты виноват передо мной…

Феа обессиленно откинулась на подушки. Ахмет сжал тонкие пальчики. Его красавица Феа. Нечаянная радость и гордость. Воздушная, капризная и упрямая. Она не хотела жить в клетке, перестала бороться, сдалась и сейчас уходила от него с улыбкой на губах…

– Пообещай…

– Обещаю.

Рива появилась в спальне мамы с муллой через полчаса. Но опоздала. Мама ускользнула на небо.

* * *

Паранджу на Риву надели в двенадцать. И то только потому, что старшие жены настояли. Ахмет все ждал, когда же Рива превратится в ослепительную красавицу, но она все так же оставалась тощим птенцом. Ее старшие сестры давно вышли замуж, у них уже были свои дети, а Рива все никак не оформилась. Плоская грудь, узкие бедра, чумазое лицо… И только сильный высокий голос привлекал к ней всеобщее внимание. В мечеть ее не пускали, но мулла позволил ей петь молитвы по праздникам, сидя во дворе. Потому что именно благодаря ее пению собиралось больше всего прихожан.

Тогда и услышал ее Забир. В то время сыну основателя колонии исполнилось сорок пять. У него был огромный подземный дворец, простилавшийся на тысячи квадратных метров. Сотни комнат, слуги, даже невиданная роскошь для Эпсилона – бассейн. В его гареме находилось тридцать наложниц, самых красивых женщин, похищенных в набегах. Но он захотел Риву. Ахмет не посмел отказать боссу, хоть дочери и исполнилось всего пятнадцать лет.

Старшие жены отца вздохнули – наконец, девчонка покинет их дом. Одним ртом станет меньше. Мао плакала больше всех. Она помогала Риве готовиться к семейной жизни. Рассказала, как будет происходить первая ночь с мужчиной, что он будет делать, что должна делать она. Дала баночку с мазью и потребовала, чтобы Рива пообещала намазаться в первый раз, иначе будет больно.

Больно все равно было, даже с мазью. Перепуганную девушку привели в спальню Забиру, закутанную с ног до головы. Он приказал ее спеть что-нибудь веселое. Но прерывающийся дрожащий голос не располагал к усладе слуха. Рива хлюпала носом и тряслась от страха. Тогда без всяких церемоний, Забир бросил ее на кровать и сделал своей. Быстро, грубо и цинично. В цивилизованном обществе, похожий акт можно было назвать изнасилованием, но Рива не была в цивилизованном мире и приняла все, как должное.

* * *

Первые недели жизни в гареме Рива почти не помнила. Ей было страшно, тоскливо и одиноко. Она оказалась в чужом враждебном мире, где было много комнат, коридоров, разноцветная толпа женщин, которые постоянно ссорились и ругались между собой. Она путалась в лабиринтах, в страхе забывала, где находится кухня или комната с душевыми. Над ней насмехались, толкали и бранили.

Но были и плюсы. У каждой девушки была своя прекрасно обставленная комната. Мебель, шкаф с нарядами, зеркало и проигрыватель. В кухонных автоматах вдоволь еды, питья и всяких аппетитных лакомств. Впервые Рива попробовала апельсин и сделала вывод, что ничего вкуснее она в жизни не ела.

Забиру Рива не понравилась. Через пару месяцев он даже подумывал отдать ее кому-нибудь из своих офицеров, как делал с надоевшими наложницами… Несколько раз он брал ее в свою постель, но худая испуганная девушка была зажата, скулила и дрожала, лишая его тем самым удовольствия. Гораздо приятнее было с Хабибой или Анни. Те умели доставить ему наслаждение.

Но зато как она пела! Слушая ее песни, у пирата все переворачивалось внутри, ему даже хотелось сделать что-нибудь хорошее, чего с ним никогда не происходило. Погладить или покормить девушку, или подарить что-нибудь красивое. В итоге он оставил Риву в гареме как развлечение. Приглашал на вечеринки, дружеские посиделки. Рива пела и вполне серьезно считала, что ей крупно повезло в жизни. Она сыта, одета, живет в благополучии и довольстве. Ей разрешают везде бродить и заниматься своими делами. Но и что, что иногда приходится ходить к Забиру в спальню? Немного страшно и больно, но это бывает так редко…

* * *

В гареме Рива так ни с кем близко не сошлась. Не потому, что женщины были злые или плохо к ней относились… Здесь никто не имел ни подруг, ни друзей. Каждая была сама по себе. Ее не рассматривали как соперницу. Ни красотой, ни умением ублажать господина Рива не блистала. Какая из нее соперница?

Почти все девушки в гареме являлись пленницами, местными оставались только Рива и две смуглые красавицы – Арма и Кари, дочери офицеров. Текучка была огромная. С каждого набега прибывали новенькие, некоторые находились в гареме не больше нескольких дней, другие задерживались дольше. Самые покорные и умелые становились долгожителями. Кто не мог приспособиться к существованию в подземелье, будь она хоть первейшей красавицей, уходили быстро. Забир не переносил плач и стенания. Не прощал истерик и выражение хоть какого-то недовольства.

Развлечений во дворце было немного. Пираты привозили всякие новомодные штучки, компьютеры, планшеты, видеофоны и центры развлечений, но в подземелье энергия была на вес золота, поэтому из электронных устройств работали лишь единицы. И те у Забира и его приближенных. Свободное время девушки проводили, укладывая волосы, нанося макияж, делая маникюр и рисуя на теле узоры. Рива же днями просиживала в своей комнате, читая все, что попадалось под руку. Во дворце за неполную сотню лет скопилось много всякого разного добра, добытого в набегах или привезенного с личными вещами пленников.

* * *

Риве исполнилось шестнадцать. Почти год она в гареме. Научилась увиливать от прямых вопросов, не обращать внимания на саркастические шпильки от местных красавиц. Игнорировать сплетни, ловко избегать домогательств Забира и его офицеров.

Рива, читая Коран и заучивая намазы, никак не могла понять, что за религия царствует на Эпсилоне. Неестественный сплав ислама и каких-то странных языческих вакханалий. Паранджи, многоженство, судный день, соблюдение постов – это понятно. Но в то же время существовало рабство, проституция и алкоголь, который с таким воодушевлением употреблял Забир. Наложниц он частенько «одалживал» своим офицерам, особенно надоевших. У господина было две официальные жены, дочери его ближайших сподвижников (потомки из той десятки, что ушли с его отцом из банды Шаха), и около тридцати разновозрастных наложниц. Рива незаметно влилась в эту пеструю толпу, вела себя тихо и кротко, стараясь лишний раз не попадаться на глаза. Пела, когда приглашали на вечеринки, а в остальном отсиживалась в своей комнатке.

Никто не вспомнил о ее шестнадцатилетии, она сама отметила день рождения куском пирожного и стаканом сока.

Ривальдина. Так ее назвала мама. Ахмет упирался, хотел что-то более традиционное. Рамиля или Салима. Но мама (тогда еще любимая жена) настояла. Теперь Рива носила странное, длинное, непонятное имя – единственный подарок от мамы, кроме своего рождения. Она крепко держалась за него, повторяя «Ривальдина, Ривальдина», словно это хоть на секунду могло вернуть ей маму.

* * *

Поздно вечером в дверь громко постучали. Рива резко захлопнула книгу, сердце тревожно екнуло.

– Господин зовет! – Рявкнул Жак, заглянув в комнату.

Бледное лицо молодого слуги выражало любопытство. Он был почти ровесником Ривы. Привезен еще пятилетним мальчишкой из какого-то набега, а сейчас работал в гареме на побегушках.

– Быстро одевайся.

– А что ему нужно, не знаешь? – осторожно поинтересовалась та, опасаясь худшего, из-за чего Забир мог позвать ее к себе.

– Они там празднуют, – услышав это, девушка облегченно выдохнула, накидывая широкую накидку и укутывая голову. – Тебя петь зовут. Там такое творится…

Жак придержал дверь, Рива выскользнула из комнаты и быстро пошла по коридору, слушая вполуха Жака и попутно вспоминая сплетни, которые ходили по гарему на протяжении последних нескольких дней.

Два дня назад Забир совершил особенно удачный налет на планету второго круга, что само по себе являлось чудом (до этого они нападали только на отсталые планеты третьего). В этом им помог какой-то новый наемник. Вроде как переметнулся в банду Забира из космической полиции два месяца назад. Поговаривали, что на службе его сильно обидели, то ли обошли при повышении, то ли не заплатили гонорар, то ли подрался с начальником. Не столь важно. Важно то, что он пообещал им отомстить. Навел мосты через дальних знакомых с Тариуса и поджидал Забира у информатора. Там они и встретились.

Новоиспеченный пират сразу же сдал пиратам военную базу с техникой и как первый взнос привел новый шаттл. Рассказал много секретов Федерации и нарисовал карту патрулирования полицейскими крейсерами. Настоящая находка.

В гареме ходили самые разные слухи о новом офицере. Забир долго и тщательно его проверял, тестировал. В том числе и на детекторе лжи. Тот прошел все проверки. И последним испытанием стал совместный налет на планету Руна 2.

И теперь они праздновали… Танцы, музыка, полуобнаженные наложницы, великолепные напитки и кушанья. Риву позвали, когда все уже хорошо напились, и Забир похвастался, что у него есть своя оперная певица, талант, самородок.