Человеки

– Матушка, – твердо повторила Лидия Петровна. – Не надо больше плакать. Отец Николай сделал все, что мог, и даже больше. Он донес свой Крест… Понимаете? Донес! Не надо больше плакать. Матушка утерла слезы… Взглянула на детей, стоявших неподалеку, на их чистые, светлые лица… Потом перевела взгляд на Царские Врата. И на мгновение, на одно коротенькое, быстро промелькнувшее мгновение, она увидела, что на солее стоит он – ее родной батюшка Николай. Смотрит на нее и улыбается…

Ведь по всем приборам она была мертва семнадцать с половиной минут! Да что там по приборам! Мы все сами в этом убедились, все! И мозг уже умер!… Да даже если бы она не умерла… Господи, что я говорю… Даже если бы она не умерла – она должна была быть еще под наркозом! А она мне говорит, как ни в чем не бывало – "Спасибо, доктор! Правда, теперь все хорошо?"…

В хозяине почтиротвейлер души не чаял. Возвращавшегося с работы Олега Петровича чуял за три версты, топтался возле дверей, ждал. Встречал с восторгом, как-то несолидно повизгивал, нервно, с подвываниями, зевал…

Вот оно! Вот то, что ему нужно! Юродивые… Кажется, нечистые их боятся. Буду юродивым, решил Юрик, от возбуждения забыв добавить – Христа ради… Вроде бы это просто. Ходи себе, кричи что попало, да обличай всех направо-налево… От этих мыслей Ангелу-Хранителю Юрика стало плохо…

Господь смотрел на меня, но я ничего не говорила. И только потом решилась спросить: – Ну хоть когда-нибудь будет по-другому? – Да, – твердо сказал Спаситель. – Совсем скоро Я вернусь к вам навсегда. К психиатру я не пошла. Я пошла в церковь. Хожу туда каждый день и жду Его… Он обещал придти.

Потоптавшись немного перед воротами, достала из сумочки бутылочку с водой. Сделала пару глотков… Жарко, и нигде никакого тенечка. Надо на что-то решаться. В конце концов, она уже здесь! "Бэла, – сказала она сама себе, – ты смелая решительная женщина, чего ты мнешься тут, как гимназистка?" Сделала решительный шаг к запертым воротам монастыря и гулко постучала в железную створку.

Долго стояла над этой ямой… Потом заметила среди взрослых мужских ботинок и кокетливых женских туфелек крохотный, с ладонь величиной, детский кожаный ботиночек… И заплакала… Впрочем, плакали все…

Некоторое время внимательно разглядывал графики, схемы, формулы… Пробегал глазами текст… И ничего, ничего не находило в нем отклика. Неинтересно. Ничего не интересно. Наверное, комунибудь это нужно… Только не ему. Филипп закрыл файл и решительно нажал на "удалить". Компьютер вывесил недоверчивое окошко – "вы уверены"? – А ты кто такой? – язвительно спросил Филипп, и файл с кандидатской испарился из памяти компьютера и из головы бывшего физика.

– Да ты еретик, Фил! – вдруг с ужасом проговорила Настя. – Не смей больше ничего мне говорить! И сам забудь весь этот бред! Забудь! Понял?! А Филипп вдруг осознал, что слышал в голове два голоса. Явные, живые. Да он не просто еретик, он шизофреник! Ему стало страшно, очень.

– Нет никакого Бога. Чушь все, – устало сказал Филипп. – "Рече безумен в сердце своем: несть Бог", – вдруг прошептала Настя. – Что? Что ты сказала? – Это не я. Это святой пророк царь Давид еще три тысячи лет назад сказал. Псалом пятьдесят второй… – Дай почитать, – хмуро, еле слышно, попросил Филипп…