Kitobni o'qish: «Солнце, которое светит ночью»

Посвящается Тимуру Мурадову, тому, кто преподнес мне

урок мужества и умения смело идти

по выбранному пути

Глава 1. Пожар

На углу улицы стоял старый жилой дом, ничем не выделяющийся из вереницы серых панельных пятиэтажных домов, выстроившихся вдоль узкой безжизненной дороги. Немая ночь накрыла его тонкой черной пеленой, спрятав от посторонних глаз. Немногочисленные жители маленького дома спокойно спали в своих кроватях в то время, как на первом этаже красная искра заплясала на длинном отрезе жаккардовой ткани, прикрывающей окна в квартире одной пожилой женщины. Эта женщина спала тем беспробудным сном, какой редко случается у старых людей, и не могла заметить, как искра превратилась в яркую горящую полосу, ползущую вверх по шторе, а из полосы – в сплошное огненное полотно, мгновенно перекрывшее потолок. Огонь переметнулся на кухонный гарнитур, и деревянные дверцы быстро обуглились от желтого пламени. Едкий серый дым быстро распространился по квартире и поднялся на второй этаж. Соседка по лестничной площадке, проснувшаяся от внезапной жажды, не сразу отошла ото сна и долгое время не могла понять, по какой причине в квартире стоит запах гари. Она поводила спутанною головою по обе стороны, щелкнула выключатель ночника, плавно поднялась с постели, хрустнув больной поясницей, и сунула полные отекшие ноги со вздутыми синими венами в тапочки. Предчувствуя беду, она запахнула халат, стремительно выбежала из квартиры и увидела валящиеся клубы дыма из-под двери напротив. Не успев обдумать свои действия, она схватилась за железную ручку двери, чтобы вытащить соседку из квартиры, но металл уже успел нагреться, и она обожгла руку. В тот момент она совершенно проснулась и закричала так громко, как только могла, а затем бросилась вызывать пожарных.

Спасательная бригада приехала через двадцать минут после звонка. Пожарных встретила разъяренная, истошно кричащая толпа, окружившая горящий дом. Когда пожарные принялись за работу, люди успокоились, отошли подальше от дома и в оцепенении смотрели на вырывающиеся через окна красные языки вспыхивающего пламени.

Огонь потушили за два часа, и прибывшая скорая помощь забрала в реанимацию нескольких пострадавших, которых поздно вынесли из дома. Как заявил глава МЧС, предположительной причиной пожара является поджег, погибших нет, четыре человека, надышавшиеся ядовитым дымом, находятся в тяжелом состоянии. Журналисты обратились с вопросами о причинах неисправности противопожарной система в управляющую компанию, но в ответ не получили ничего вразумительного.

«В связи с повышенным общественным резонансом происшествия ход расследования уголовного дела поставлен на контроль прокурором Смоленской области»,– сообщила пресс-служба надзорного ведомства. Поскольку дело о поджоге было предано огласке, полиция быстро выбрала подозреваемым внука той самой женщины, в квартире которой начался пожар. Неделю спустя друзья внука собрали нужную сумму денег и обратились в адвокатское агентство с просьбой о защите невиновного. Владелец агентства, известный в Смоленской области адвокат, взял деньги и пообещал подобрать лучшего в подобных делах специалиста.

Тот, кому досталась защита несчастного подозреваемого, во время заключения договора о предоставлении юридических услуг стоял в здании Смоленского Арбитражного суда, в зале заседаний, около стола судьи. Его звали Евгений Витальевич Страхов. Это был мужчина тридцати лет, высокий и крепкий, с коротким русым волосом, отливающим на свету рыжиной, с большим острым носом, изумрудными глубоко посаженными глазами и крупными розовыми губами. Он смотрел строго, нахмурив густые коричневые брови. Все его лицо выражало сосредоточенность и напряжение.

Он принуждал себя держать спину ровно, и от того его тело чувствовало постоянную усталость. Он поминутно поводил плечами, хрустел шеей и крутил сжатую в кулак ладонь правой руки. Окружающие принимали движения его тела за агрессию, желание напасть и предпочитали держать дистанцию или вовсе избегать общения с ним. Такое свойство его натуры в карьере сослужило ему хорошую службу, но в личной жизни больше мешало, чем помогало. Коллеги уважали его за порядочность, высокий уровень профессионализма и способность держать удар, а судьи любили за умение лаконично излагать суть и не затягивать рассмотрение дел.

Ирина Викторовна Зуева, занимающая должность судьи тринадцать лет и хорошо знавшая выступавшего перед ней адвоката, еще раз внимательно просмотрела материалы дела, пробежала глазами по заявлению истца, в котором он требовал вернуть оплату услуг, так как эти услуги были оказаны некачественно и несвоевременно, затем на документы ответчика, где прикреплялись выполненные работы и копии письменного уведомления истца о сдаче работ в указанные в договоре сроки, и решила дело в пользу ответчика.

Когда истец и обвинитель вышли из зала, судья, строго посмотрев на Страхова через висящие на носу крупные очки с толстой линзой в тонкой позолоченной оправе, сказала:

– Евгений Витальевич, вы же криминалист, вы не занимаетесь такими делами.

– Я просто адвокат, – быстро ответил он, собирая лежащие на столе бумаги в портфель, – Ко мне приходят со своими проблемами, а я делаю, что могу.

– Это слишком легкое дело для вас, – пожурила судья.

Страхов покрутил в руках копии документов, сделанные для стороны истца, и, скатав их в круглый шар, выбросил в стоящую рядом со столом секретаря металлическую корзину.

– Спасибо, Ирина Викторовна, – сказал он, и левый уголок его рта дернулся вверх.

Едва заметным движением руки она подозвала его к себе и шепотом спросила:

– Не хочешь податься в судьи?

– В будущем, может быть, – таким же шепотом ответил Страхов, хоть и знал, что никогда не станет претендовать на должность судьи.

– Мы тебя поддержим, – деловито произнесла Зуева.

– Вы входите в комиссию? – удивленно спросил Страхов.

– С прошлого месяца, – гордо объявила Ирина Викторовна, кокетливо пожав худыми костлявыми плечами.

– Поздравляю! – радостно пробасил Страхов и растянул губы в улыбке.

Ирина Викторовна была женщиной серьезной и суровой в работе: она редко выносила оправдательные приговоры и накладывала самые крупные штрафы за любой экономический проступок. Попасть к ней на рассмотрение дела – значит лишиться возможности пойти на мировую или схитрить. Однако за пределами здания суда в делах, которые не касались профессии, проявлялась ее смешливая и чувственная натура, она была любящей женой, верной подругой, заботливой бабушкой.

С Евгением Страховым они познакомились во время его первого дела, когда он еще не решил связать свою профессиональную деятельность с уголовно-процессуальным кодексом, и взял дело о задолженности юридического лица налоговой инспекции. Он провел тщательную подготовку, но упустил несколько деталей, из-за чего допустил глупую ошибку и позорно проиграл суд. Зуева обратила внимание на молодого адвоката, оценила его умение признавать ошибки и его порядочность, ведь он не стал подавал апелляцию и оспаривать решение суда, чтобы защитить нарушителя закона.

Страхов попрощался с Ириной Викторовной и в сопровождении клиента вышел из зала суда. Клиентом этим была Мария Заречная, бывшая одноклассница, встречавшаяся когда-то с другом Евгения, ныне успешная бизнес-леди, главный исполнительный директор крупной московской образовательной компании. Она просила помочь разобраться с бывшими проблемными клиентами, и Страхов в порядке исключения согласился.

– Спасибо тебе большое, – поблагодарила Заречная, когда они вышли из зала суда, – Не представляю, сколько бы это заняло моего времени, если бы не ты.

– Рад помочь, – ответил он и весело прибавил, – Я сказал бы обращайся, но лучше в следующий раз читай внимательно договоры, которые подписываешь.

Заречная рассмеялась, осмотрелась и, убедившись в том, что коридор пуст, крепко обняла своего адвоката.

– Как у Наташи дела? – поинтересовалась она.

– Всё хорошо, спасибо. Она передавала тебе привет, – вспомнил Страхов и, заметив на лице подруги печаль, спросил, – Тебе грустно, или мне кажется?

Заречная тяжело вздохнула, запрокинула голову назад и, подняв глаза вверх, задумчиво произнесла:

– Не понимаю, почему вообще возник этот конфликт. Почему мне постоянно приходится преодолевать какие-то невообразимые трудности?

Страхов в недоумении посмотрел на Заречную: в его понимании трудности, связанные с исками о недобросовестном выполнении обязанностей по договору, были ничем в сравнении, например, с умышленными убийствами, совершенными на почве ревности.

– Это не такие большие трудности, – мягко возразил он, – Ты бы и сама справилась.

Заречная не заметила иронии и вполголоса проговорила:

– Ты знаешь, я могу все сама. Я построила такой бизнес за два года. Но… должно быть что-то еще. Что-то я упускаю.

– Что? – спросил Страхов, вынимая из кармана брюк телефон.

– Что-то, что находится за пределами очевидного, – озадаченно промолвила Заречная, еще раз поблагодарила друга за помощь и, попрощавшись, поспешила на рабочие встречи.

Страхов еще несколько мгновений постоял около входа в зал суда, проверяя свое расписание, затем двинулся с места, широким шагом измеряя длину коридора, вытягивая шею и выпячивая тупой, грубый подбородок. Одной рукой он сжимал телефон и портфель, а другую, отогнув полы пиджака, держал в кармане брюк.

Он вышел из здания Арбитражного суда, глубоко вдохнул свежий полуденный воздух и осмотрелся. На Большой Советской в это время всегда скапливались машины и толпились люди. Одетая в брусчатку улица больше всего напоминала Петербург: ровной линией выстроившиеся вдоль неё маленькие оранжевые дома с арочными окнами и низенькими и узенькими винтажными балконами были украшены резным орнаментом и белыми вшитыми в стену пилястрами. Дорога круто поднималась вверх и почти сразу убегала вниз, и для того, чтобы выровнять улицу, пришлось засыпать первые этажи некоторых домой.

Поднялся сильный ветер, и Страхов посмотрел наверх. С запада большие свинцовые тучи обложили небо, и солнечный свет редким лучом, просочившимся сквозь тёмные облака, освещал крохотный участок земли. Страхов пошел дальше по Советской мимо сквера, где в тени деревьев блестели две бронзовые фигуры Твардовского и Теркина, застывшие во время беседы. Он спустился в подземный переход, чтобы пресечь Большую Советскую, и вышел к площади Победы, прошёл вдоль массивной красной крепостной стены, в сотый раз подумав «жаль, что разрушена». Страхов остановился и стал смотреть как тоненький луч предвечернего солнца побежал по серой шатровой крыше Маховой башни вниз по её прямоугольным стенам, осветил два крохотных оконца, перескочил на макушку качающейся рядом зелёной туи, а с неё перелетел на стальную пику памятника защитникам города. Он вспомнил, что давно хотел взять выходной и поехать на экскурсию по городу, чтобы посмотреть другие башни и послушать рассказы экскурсовода об архитекторах. Лязг и грохот проезжающего по рельсам дряхлого трамвая, пустившего волну вибраций по асфальту, отвлек его от размышлений. Страхов двинулся дальше по узкой улице Тенишевой вдоль трамвайных дорог.

Офис юридической фирмы, в которой он работал, стоял на углу Памфилова и Коммунальной. Утром он оставил машину у офиса, потому что к зданию суда они поехали на машине Заречной, и сейчас решил пешком дойти до работы. Страхов любил прогулки по городу, даже наплыв машин и суета не могли помешать ему наслаждаться незатейливой красотой небольшого города. Под ногами шуршал свеже рассыпанный песок, хрустел тающий снег, и шелестела прошлогодняя опавшая листва. Деревья стояли в талой воде. Остывшая за зиму земля понемногу начинала согреваться под весенним солнцем.

Страхов прошел мимо вечно закрытого музея русской старины – двухэтажного здания из красного кирпича лицевой кладки, опоясанного зелеными майоликовыми плитками между цоколем и первым этажом, и фигурным орнаментом – между первым и вторым этажами. Добрался до одинокого многоэтажного офисного здания со стеклянным фасадом цвета кобальта, взятого в тиски другими заурядными постройками, затем свернул на поднимающуюся вверх улицу Урицкого и пошел вдоль прячущегося под кронами кленов польского кладбища. Место это наводило на него странный ужас своим величием и мрачностью. Он остановился у Римско-католического костела Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии, выполненного в холодном и строгом неоготическом стиле. Темно-красный фасад храма, богато украшенный резными деталями, стремился вверх. Две высокие ажурные башни с заостренным верхом и тонкими кинжальными шпилями врезались в ультрамариновое небо и, казалось, протыкали собой низко висящие облака. Вытянутые витражные стрельчатые окна придавали храму грозный мистический вид. На башнях небрежно висела грязно-зеленая сетчатая ткань, натянутая в знак проходящей реставрации. Страхов обошел костел и еще раз попытался объять его одним взглядом, стараясь запомнить храм в мельчайших деталях, а затем пошел по дороге, бегущей вниз, к бизнес-центру.

Наконец, он добрался до девятиэтажного офисного здания, поднялся на второй этаж и оказался в просторном кабинете, разделенном на несколько секций. За столами, зарывшись в документы, сидели три здоровых мужчины, все возраста 35-40 лет. Никита Петрович, седовласый человек тучного телосложения и невысокого роста, был самым старшим из всех присутствующих и являлся основателем и единственным владельцем фирмы. Даниил Сергеевич, сидевший около Никиты Петровича и внимательно изучавший судебное постановление, только год назад стал работать помощником адвоката, получив второе высшее образование, а до этого он был журналистом и работал в местной известной газете. Никита Петрович с первой встречи оценил ораторские способности и цепкий дотошный ум миловидного молодого человека и взял его на работу, несмотря на то, что у того не было за плечами никакого серьезного юридического опыта. Третий, Федор Иннокентьевич, был старшим другом и наставником Страхова в первые два года работы в агентстве до сдачи экзамена в палате адвокатов. Этот добрый и отзывчивый человек, непохожий на всех, кто работает в сфере уголовного права, с широкой улыбкой, обнажающей кривые зубы, блестящими большими глазами и крепкой массивной спиной, мог стать для каждого опорой в трудную минуту.

– Как всё прошло? – не отрываясь от заполнения налоговой декларации, спросил Никита Петрович стоящего в дверях Страхова.

– Как и должно было, – сухо ответил он, присаживаясь за свой стол.

– Ох, эти ваши дела на стороне, Евгений Виталич, – шутливо пожурил начальник фирмы, исподлобья разглядывая своего сотрудника, – Держите настоящее дело, – быстро проговорил он и передал адвокату увесистую папку с документами.

Страхов забрал стопку бумаг и стал перелистывать желтоватые страницы.

– Так тут уже дело сшито, почему так поздно обратились? – недовольным тоном спросил Страхов, когда прочитал протокол осмотра места пожара, постановление о возбуждении уголовного дела, протоколы допросов свидетелей и подозреваемого и дошёл до заключения пожарно-технической экспертизы и судебного решения об избрании в качестве меры пресечения заключение под стражу.

– Деньги искали, Женя, – пояснил Никита Петрович, с упреком глядя на своего сотрудника, – А следователь быстро все состряпал, на него пресса давит. Я кстати первый раз эту фамилию слышу. Новенький, должно быть.

– Дело ведет мой однокурсник, – удивленно проговорил Страхов, прочитав имя следователя «Андрей Станиславович Никитин».

– Прямо судьба! – воскликнул Федор Иннокентьевич и похлопал по плечу друга.

Страхов вздрогнул всем телом, по коже его побежали крупные мурашки, внутри что-то перевернулось, и ему стало жутко и неуютно. В этот момент в кармане его брюк раздался звук входящего вызова. Ловким движением руки он вынул телефон и быстро приложил его к уху.

– Здравствуйте, Анна Викторовна! Что-то случилось?

– Вовы нет нигде, не отвечает на звонки уже давно, – встревоженно проговорил женский голос.

– Насколько давно? – насторожившись, уточнил Страхов.

– Три недели, – всхлипнув, ответила она.

– Почему вы только сейчас об этом говорите? – с укором спросил Страхов.

– Ты же знаешь, что его часто нет, – рассеянно произнесла Анна Викторовна.

– Почему тогда вы тревожитесь в этот раз?

– Женя, – взволнованно заговорила женщина, – ты понимаешь, Андрей не дал ему денег, и больше мы с ним не говорили. Вова страшно на нас разозлился. Но обычно он быстро приходит извиниться и мириться, а в этот раз такая большая ссора и ни звука, – она затихла, видимо, сомневаясь во фразе, но все же продолжила, говоря осторожно и пугливо, – Он всё вспоминал про тот случай.

При этих словах Страхов встрепенулся, встал с кресла, вышел из опенспейса, зашел в отдельный кабинет для встречи с клиентами и закрыл за собой дверь.

– Что-то бормотал беспрерывно, – продолжала Анна Викторовна так же тихо.

Страхов понял, что тревожное сердце матери предсказывает беду, а материнский инстинкт редко подводит. Он успокоил испуганную мать, объяснил процедуру подачи заявления о пропаже человека и велел ждать от него вестей в ближайшие дни. Анна Викторовна рассыпалась в благодарностях и, всхлипывая, положила трубку.

К концу разговора лицо Страхова пылало, голова страшно гудела, в висках стучало. Вены на лбу и на руках покраснели и вздулись. Звон ушах нарастал, он закрыл окно, надеясь на спасение, но напрасно. Тогда Страхов стал судорожно искать таблетки, хлопая по карманам штанов и пиджака, однако нигде их не находил. В ярости он разбил стоявшую на столе глиняную статуэтку Дон Кихота в серебряных доспехах и круглой шляпе с широкими полями и тогда заметил блестящую упаковку, лежащую за открытым ноутбуком. Дрожащими от напряжения и гнева пальцами он выдавил на руку несколько круглых таблеток в белой оболочке и забросил их в рот, жадно запивая холодной водой. Постепенно головная боль начала отступать, мутность в глазах исчезать, а мысли проясняться.

– Я поеду поздороваюсь с однокурсником, – объявил Страхов коллегам и отправился в следственный комитет, где должен был быть Никитин.

Адвокаты пожелали удачи и снова опустили глаза и носы в бумаги. Страхов прыгнул в машину и вскоре домчался до четырехэтажного длинного здания, выложенного плиткой цвета слоновой кости и обнесенного черным металлическим забором с острыми спицами. Он потянул на себя ручку двери из окрашенного алюминия со стеклянными вставками и оказался в контрольно-пропускном пункте. Раскрыв удостоверение адвоката и поднеся его к самому носу охранника, Страхов прошел через крутящийся металлический турникет, поднялся на третий этаж и постучал в ольховую дверь, на которой висела табличка «Никитин А. С.».

– Войдите, – раздался хриплый низкий мужской голос по ту сторону двери.

Страхов отворил дверь и увидел сидящего за столом Никитина. Это был холенный, полный, невысокий мужчина, неторопливый в движениях, размеренный в речи и поступках. На его круглом лице, как два маленьких уголька, чернели темные узкие глаза, и большой рот при улыбке оголял желтоватые крепкие зубы. Он был одногодкой Страхова, но выглядел значительно старше. Глубокие морщины уже исполосовали низкий лоб и уголки глаз, а между бровей поселились две наплывающие друг на друга складки.

Никитин сразу узнал однокурсника и, пригласив его зайти в кабинет, рассказал, как продвигается следствие. Дело ему казалось чрезвычайно простым, хотя ни одной улики или прямого доказательства вины подозреваемого не было найдено. Страхов сыпал вопросами, и утомленному тяжелой работой Никитину быстро наскучило обсуждение дел, и он пригласил адвоката на поздний обед в находящийся поблизости недорогой ресторан.

Никитин был рад встречи с давним знакомым и от удовольствия почесывал свое упругое пузо. Он считал Страхова своим конкурентом с первого курса, думая, что из-за высокого положения отчима преподаватели относятся к нему снисходительно и более терпеливо, чем к нему. Возвращение Страхова в Смоленск после окончания университета и его уход в адвокатуру вселили в Никитина веру в собственные силы. Он остался работать в Москве, согласившись на должность простого участкового, и рассчитывал на легкое продвижение по карьерной лестнице. Каждый день он обходил квартиры, из которых поступали обращения, разбирал мелкие бытовые преступления, разнимал пьяных и заполнял, заполнял, заполнял разного рода отчеты. Он пожирнел, отупел, но за три года непрерывной службы без выходных и отпусков не продвинулся к желаемой цели ни на шаг. На его счастье знакомый следователь предложил ему занять должность ушедшего на пенсию оперативника. Никитин принял это предложение и отработал еще три года, но, осознав, что повышения ему не дождаться, вернулся в родной город , где сразу занял должность следователя.

– Я слышал про дело с таксистом, – начал Никитин, удобно устраиваясь на стуле и подвигая к себе тарелку с горячим супом, – Как ты вычислил, что это не он? Неужели следователь так оплошал? – с плохо скрываемой завистью поинтересовался он.

– Он просто искал легкий выход, – сухо пояснил Страхов и тоскливо посмотрел в сторону барной стойки, чтобы проверить, не несет ли официант его заказ.

– А дело-то жуткое даже для меня, – восторженно заметил Никитин, особенно любивший браться за дела с тяжкими преступлениями, – Виновного потом нашли?

– Да, – коротко кивнул Страхов, – когда следователя другого поставили. Там очевидно было, что бытовуха. А таксистом хотели прикрыться. Мужику шестьдесят пять лет, он еле ходит и не способен был уже даже на работу, не то что на преступления.

– А почему он водителем работал? – удивленно спросил Никитин, начав хлебать суп.

– Деньги, Андрей, деньги. Человеку семью кормить надо, а на пенсию не особо проживешь. Он всю жизнь за рулем проработал. Это была самая понятный для него способ заработка.

– Кто тебе сказал, что он болен? – промокнув салфеткой масляные губы, спросил он.

– Курс школьной биологии, – с насмешкой ответил Страхов, – Говорю же, у него руки, как ласты. Он, когда узнал, что у него деформирующий полиартрит сам права порвал. Он думал, что это от усталости или старости. А дальше комиссия. Вызов врача в суд, и неопровержимые доказательства невиновности в виду физической неспособности.

Между тем маленький щупленький официант в черном фартуке принес Страхову большой стакан кофе и мясной салат, подал столовые приборы, убрал от Никитина пустую тарелку из-под супа и поставил перед ним большое ароматное блюдо с жареной свининой. Никитин придвинул тарелку ближе и засунул в рот крупный дымящийся кусок окровавленного мяса в остром горчичном соусе, тщательно прожевал, и, проглотив, лукаво подмигнул Страхову:

– Красивую речь в суде загнул?

Страхов на мгновение растерялся, не понимая, всерьез ли задан этот вопрос.

– Я не знаю, что у вас там в Москве происходит сейчас, – объяснил он, смущенно и нервно, – Но здесь большинство дел проводится без присяжных. И цирк устраивать некому, а судье душещипательные слова ни к чему.

Никитин наколол на вилку кусочек помидора из салата, обильно политого оливковым маслом, и отправил его себе в рот, заев его куском хлеба. Раздался хруст корочки и клацание челюсти.

– Артем Михайлович не зря говорил, что у тебя мозг задом наперед думает, – проговорил Никитин с набитым ртом.

– Никогда этого не понимал, – проворчал Страхов, отводя взгляд от жующего следователя.

– Но застройщика ты отмазал, – подняв указательный палец вверх, с укоризной протянул Никитин и промокнул уголки большого рта салфеткой.

– Он был невиновен, – шумно выдохнув, возразил Страхов, – Они прогорели на поставщиках.

Никитин злобно усмехнулся, перегнулся через стол и, размахивая руками перед лицом Страхова, закричал:

– Они срубили миллиарды на этом деле и безнаказанные покинули страну, а люди без денег и жилья остались.

– Они уехали на Дальний Восток, а не в другую сторону, – твердым голосом проговорил Страхов, стараясь не потерять самообладание и уважительно относится к коллеге.

– Там еще раз такую схему провернут, – махнув рукой, развязно сказал Никитин и откинулся на стуле.

– Я второй раз бесплатно доказывать, что там все чисто, не буду, – сказал Страхов и, намереваясь поставить точку, добавил, – Это уважаемые люди, они разорились и теперь строят свой бизнес с ноля.

– В том-то и дело, что уважаемые, – закатив глаза, буркнул Никитин, – Люди, обладающие большим авторитетом, со временем забывают, что они тоже люди. Их сознание начинает играть с ними в игру, и они упиваются собственным совершенством, которое состоит с их мнении и своём несовершенстве. Высокомерие их растет, и в нем они костенеют.

Страхов устал от бесполезного спора и, решив сменить тему, спросил:

– Разве ты не хотел остаться в Москве, Андрей?

– Удивительно, но здесь мне платят больше, – моментально забыв о ссоре, восторженно сказал Никитин и, хитро улыбаясь, добавил, – Не так много, как тебе, конечно.

– Я просто выбрал помощь людям, – пробормотал Страхов, пожав плечами.

Никитин поперхнулся и стал кашлять, стуча кулаком по грудной клетке.

– Ты? – изумленно воскликнул он и загоготал. – Женя, ты там же где и был, в мире своих мнимых представлений. Оглянись, те, кому нужна защита, не могут себе позволить вашу контору. И одно дело в год в качестве благотворительности не спасет ваши продажные рожи.

– Ты везде видишь врагов, которые хотят тебя обмануть.

– Да? – подпрыгнув на месте, прикрикнул Никитин, – Тогда скажи, что ты никогда не защищал того, кто был действительно виновен.

Страхов упорно молчал и глядел в два черных глаза, пытливо смотрящих на него. Никитин торжествующе улыбался тем особым способом, которым улыбаются в моменты уличения преступника в виновности.

– Моя работа – наказывать за нарушение законов, а у тебя патологическое желание защищать уродов, которые их нарушают, – отчеканил Никитин, с грохотом опустив тяжелую руку, сжатую в кулак, на стол.

– Нет тех, кто не ошибается, -сквозь зубы процедил Страхов.

– Тебе бы всё под системы подводить. Знаешь, кому нужна чужая идеология? – спросил Никитин, уставившись на однокурсника испытующим взглядом, и, не дождавшись ответа, с жаром проговорил, – Тому, у кого кишка тонка свою построить, – он торжествующе задрал голову и предупредил, – Пока у твоего клиента 167 статья, но может быть и 105, если его бабушка не выживет.

Страхову надоело общение с бывшим однокурсником быстрее, чем он ожидал, его лицо налилось краской.

– Всё это еле тянет на 167, куда уже до 105, – уверенно сказал он и скрестил руки на животе.

– Ты прав, – важно протянул Никитин, желая утереть нос зазнавшемуся адвокату, – 205 подходит больше.

Терпение Страхова лопнуло со страшным звуком, он сжал губы и сцепил зубы. Сердце его заколотилось, и ноздри раздулись, с шумом выпуская воздух.

– Смотрю, моя категоричность тебе не по душе, – удовлетворенно сказал Никитин, с наслаждением наблюдая за яростью Страхова, – Я, пожалуй, пойду. Приятного аппетита, – притворно-вежливым голосом сказал он, поднялся со стула и, сделав три шага от стола, вернулся, нагнулся к самому лицу адвоката и прошипел, – Но чтобы ты лучше работал над этим делом, сходи в больницу и посмотри последствия этого пожара.

Против такой открытой наглости у Страхова не нашлось слов, он поблагодарил за приятную компанию и обещал обязательно посетить пострадавших в больнице. Никитин тяжелым размеренным шагом дошел до дверей ресторана и еще раз презрительно поглядел в сторону адвоката. Страхов подождал, пока Никитин скроется из виду, оплатил счет, набросил пиджак на широкие плечи и вышел на улицу.

Золотое свечение неба покрасило город в теплый оранжевый цвет. Кучевые тяжёлые облака, быстро уносимые ветром, поминутно меняли свою причудливую форму. Вскоре солнце погасло, и полотно туч цвета сажи затянуло все небо. Ветер протяжно взвыл, усилил свои порывы и стал гнуть верхушки тонких деревьев к земле, а те принялись шумно сопротивляться. В вышине раздался треск, и молния разрезала небо острой ослепительной иглой. Началась гроза. Город предстал в своём двоемирии. Сквозь потоки ливня были видны сырые стены домов, мокрые деревья и их мутное отражение в дождевой воде, струящейся по серому асфальту. Отзеркаленный город стоял вниз головой и волновался не меньше, чем настоящий. Гулкие раскаты грома грозно разрывали тихий звук опустевшей задвоившейся улицы.

Гроза продолжалась четверть часа. Постепенно перерыв между громом и молнией становился всё больше, и скоро гром ушёл далеко на восток. Стекающая с возвышений вода журчала по дорогам и вымывала скопившуюся городскую пыль.

Страхов, черным шерстяным пиджаком укрывая голову от крупных капель дождя, падающих с листвы деревьев, бежал по мокрым улицам в старый ресторан в центре города, где у него была назначена важная встреча. Совладельцем и, по совместительству, барменом заведения был бывший коллега Денис Анохин. Два года они вместе работали за Звягинцева, но с течением времени Анохин решил уйти из юриспруденции и заняться делом, которое приносило бы ему больше радости, чем общение с преступниками.

Страхов потянул на себя ручку тяжелой двери, зашел в ресторан, стряхнул с себя капли дождя и отдал пиджак официантке, которая встретила его у входа и предложила высушить промокшую одежду.

– Ваш столик будет готов через несколько минут, – сказала она, вежливо улыбаясь, – Пока можете присесть за барную стойку.

Страхов подошел к Анохину, который готовил напитки для двух пожилых мужчин.

– Ты рано, – сказал Денис, заметив издалека друга.

– Там ливень стеной, – буркнул Страхов, забирая протянутый ему кофе.

Анохин закатал по локоть рукава черной рубашки, из-под которых выглянула плотно забитая татуировками кожа, завязал длинные волосы в хвост и стал натирать до блеска мраморную стойку.

– Готов к большому дню? – спросил он, широко улыбаясь.

– Все с собой, – похлопав по карману брюк, ответил Страхов.

– Ты какой-то нервный, – с подозрением осматривая друга с ног до головы, сказал Анохин.

– Новое дело ведет мой однокурсник. Вот следователем может оставаться долго только тот, кто считает себя Богом, – потирая затекшую шею, злобно пробормотал Страхов.

– Ты так же и про прокуроров говорил, – посмеялся Анохин и добавил, заметив нервозные постукивания ногой, – Ты давно ходил к психологу?

– Да, – неохотно протянул Страхов, отодвигая чашку кофе и оглядываясь по сторонам, – Дай воды, – попросил он, вынимая из портфеля бутылек с таблетками.

Анохин наполнил стакан и протянул его Страхову.