Kitobni o'qish: «Я заберу свою дочь»

Глава 1

– Собирай свои манатки и выметайся из моего дома! – раздается голос мужа из коридора.

– Дорогой! Что у тебя за шутки? – выхожу из кухни, вытираю руки о полотенце.

Я только что закончила готовить ужин. Все как Вениамин любит, запеченный лосось, рис, овощи на пару.

– Ты мне больше не нужна, – заявляет с кривой ухмылкой.

– Ты на меня обиделся? Я что-то сделала не так? – спрашиваю дрожащим голосом.

Ничего не понимаю. Мой мозг отказывается воспринимать смысл жутких слов. В груди расползается жалящая боль.

Еще утром муж желал мне хорошего дня, целовал на прощание. Что могло произойти за день? Он меня разыгрывает? Или срывает свою злость? У него так иногда бывает.

– Все, Любка. Ты сплошное недоразумение в моей жизни, – отталкивает меня плечом и проходит на кухню.

Пошатываюсь. Едва стою на ногах. Хватаюсь за стену. К горлу подступает тошнота. А ведь токсикоз уже позади. Нельзя терять сознание. Надо разобраться и все выяснить.

– Веничка, проблемы бывают у всех пар, – в горле застревает ком, на глаза наворачиваются слезы. – Мы справимся…

– Не полощи мне мозги. До печенки меня достала, – отмахивается от меня. Садится на стул, безразличным взглядом окидывает ужин на столе.

Муж любит все горячее, только приготовленное. Разогретое он не ест. И я каждый раз стараюсь его удивлять и баловать.

– Но… у нас… же, – дрожащая рука ложится на едва округлившийся живот, – Дети…

– И что? – нагло заявляет.

– Мы семья, – с моих губ срывается жалобный писк. – В огонь и в воду всегда вместе.

– Идиотка, это была фразочка для журналистов, – запрокидывает голову назад и хохочет.

Больно, как же больно. За что такие унижения? Прислоняюсь к холодильнику, ноги ватные, в горле ком.

– Что с тобой произошло, Вениамин? Где тот мужчина, за которого я выходила замуж? – всхлипываю.

– Ты мне нужна была для предвыборной кампании. А сейчас притворяться нет смысла, – скалится, – Все просто, Любаня, – в голосе пренебрежение.

Смотрит на меня, как на ничтожество. Он не мог так измениться за несколько часов? Да, мой муж не идеален. Но сейчас его поведение – это за гранью моего понимания.

– А дети? Их ты тоже просто так вычеркнешь из жизни? – смотрю в его бесстыжие глаза.

– Дети… пф, – морщит нос. – Я могу оплодотворить сотню баб, так что мне каждого ребенка признавать? А ты даже забеременеть по-человечески не смогла. А Надька… я вообще молчу,– сплевывает прямо в запеченного лосося, – Ошибка природы.

– Как ты смеешь?! – у меня глаза кровью наливаются. Зубы стучат, холодный пот струится по спине. – Ребенок в больнице! Она недавно перенесла сложнейшую операцию!

– Которую оплатил я! Считай, выкинул бабки на ветер, – бьет кулаком по столу, так что тарелки подпрыгивают. – Она все равно… ну того… скоро… – разводит руки в стороны, – Пшик…

Все мое терпение лопается. Подлетаю и влепляю ему звонкую пощечину.

– Не смей так говорить о моей дочери!

– Правда, Любаня, она не всегда приятная, – отталкивает меня. Чудом получается устоять на ногах.

– Не боишься, что я эту правду журналистам выложу?

Мне до ломоты в теле, хочется причинить ему боль. Любую. Растоптать, уничтожить! Его слова режут по живому. Душа разрывается на куски. Где взять силы все это выдержать?

– Выкладывай, – скалится. – Моя политическая карьера обломалась. Все старания коту под хвост. А еще и тебя терпеть беременную, с больной девкой – это конкретный перебор. Уволь.

– Скотина! – мотаю головой.

Неужели все это был фарс? Весь наш брак хорошо отрепетированный спектакль?

– Амеба! Научилась у плиты стоять, а как мужика собой заинтересовать – тут фиаско. Ты посмотри на себя? Зачем мне твоя стряпня, если от одного твоего вида хочется посетить туалет?

– Заткнись! – кричу с нарывом.

Мне надо уйти. Бежать. А ноги не слушаются. Живот тянет. Мне нельзя нервничать. Можно навредить малышу. Но истерику не получается унять.

– Завязывай с соплями. Выметайся. Манатки можешь забрать. Это все. Больше ни копья от меня не получишь, – рукой сметает весь ужин со стола.

Мои старания летят на пол. Тарелки, фужеры, кружки, все разбивается. Смотрю на осколки. Вот он итог моей жизни. Я такая же разбитая чаша. Меня больше не склеить.

– Мне от тебя ничего не надо… но дети… – жалобно всхлипываю.

Ненавижу себя за это. Но в данном случае я должна думать о доченьке и сыночке у меня в животе. Муж нас полностью обеспечивал. У меня ничего нет.

– Как подобрал тебя на помойке, туда тебе и дорога. Может, кто и пожалеет беременную и облезлую, – поднимается со стула и проходит мимо меня.

Достает мобильный из кармана. Набирает номер.

– Ангел мой, как насчет романтика сегодня вечером? – щебечет нежным голосом.

Говорит громко. Мне все слышно.

– Ооо! Отлично! А у меня как раз повод для праздника есть. Наконец-то выкинул мусор из дома…

***

Сползаю на пол. Сижу посреди осколков и разбросанной еды. Будущее, планы, надежды, он растоптал все. Чувствую себя этим самым мусором. Ко всем «прелестям» муж еще и уничтожил мою самооценку. Хотел меня раздавить? У Вениамина это отлично получилось.

Любовница… А сколько их было за нашу жизнь? Закусываю губу. Он предавал меня. Играл в свои игры. Боль спазмами сдавливает грудь. Не могу двигаться. Слезы жгут как кислота. Дышать нечем. Воздух будто отравлен.

– Чего расселась! Шевелись, кляча! – заглядывает на кухню.

Откуда в человеке столько жестокости?

– За что? – шепчу. Не ему, себе.

Даже если остыл. Хочет развестись. Можно ведь сделать все нормально, как человек, а не скотина.

– За утраченные годы жизни! – поднимает указательный палец к потолку.

Каждая фраза, как удар ножом. В сердце. До воплей, судорог, кровоподтеков.

– Уйди! Молчи! Не трогай меня! – голос срывается.

– Уходишь ты, дорогуша, – громко смеется.

Меня передергивает. Смех по нервам проходится.

Надо найти силы и подняться. Мне опасно тут находиться. Надо думать о детях. Придерживаюсь за кухонный шкаф. Поднимаюсь с пола.

– Какая же неповоротливая, – он продолжает свою пытку.

Даже бить не надо. Душевная боль она ранит гораздо сильнее. Выжигает нутро.

Перед глазами все расплывается. Держусь за стену и пытаюсь дойти до спальни.

– Беременность тебя изуродовала, – продолжает едко комментировать.

– На свое пузо посмотри, – окидываю его презрительным взглядом.

– С нерадивой женой мужчина увядает, – он как палач идет за мной следом. Спиной ощущаю обжигающую ненависть.

Молчу. Любой мой ответ – это очередное оскорбление. А мне надо бежать из этого дома. Наденька в больнице. Ей нужна живая и здоровая мама.

Достаю чемодан. Кидаю в него вещи. На улице холод. Беру только самое необходимое. Остальное заберу, когда Вениамин будет на работе. Сейчас даже находиться с ним в одном помещении невыносимо.

– Поговорим, когда остынем, – говорю сдавленно.

Даже сейчас пытаюсь найти оправдание его нечеловеческим поступкам. На работе неприятности. Сорвался. Мозг отказывается воспринимать действительность. Ясно одно – нашим отношениям настал конец.

– Ты жаба холодная, куда тебе еще остывать? Мне наоборот огонь нужен, – стоит в дверях, внимательно смотрит, что я кладу в чемодан.

– Огонь ты искал у своих любовниц?

– У богинь! Ты им спасибо должна сказать! Они помогли мне тебя клушу столько лет выдержать!

Это говорит человек, который шептал мне на ухо, как хочет ребенка. Я была так слепа? Или Вениамин настолько хороший актер?

Уже неважно. Есть реальность, в которой надо выживать. Закрываю чемодан и направляюсь к двери. Прохожу мимо него.

– Если что лишнее стырила, – наклоняется и шипит мне в ухо, – Урою.

– Бумеранг есть, Вень. Он тебя настигнет, – иду в прихожую. Обуваюсь. В висках гудит. В теле слабость.

– Раскаркалась тут! Вали! – орет визгливым голосом.

Задела его моя фраза.

Открываю дверь. С трудом вытаскиваю чемодан во двор. Внизу живота боль. Только бы с малышом все было хорошо. Не так давно я лежала на сохранении.

– Люб! – окликает меня.

– Да? – оборачиваюсь.

– А по срокам еще не поздно избавиться от недоразумения в твоем животе? – спрашивает с гадливой улыбочкой.

– Я вижу тут только одно недоразумение. Тебя… Вениамин.

Выхожу за ворота. Оглядываюсь на дом. Я старалась стать ему хорошей женой. Верила, что у нас все получится. В какой раз жизнь выкидывает меня на обочину?

Но сейчас все иначе, я больше не одна. У меня дети. Ради них надо бороться.

Вызываю такси.

На улице холодно. Слезы текут по щекам, их не остановить. В душе выжженная пустыня. Ударил прицельно, сильнее всех, контрольный в сердце.

Такси приезжает быстро. Еду в больницу. Если получится, там переночую. Мне жизненно необходимо быть с доченькой. А утром уже буду думать, как нам теперь выживать.

Подозреваю, моя карта уже заблокирована. Вениамин всегда был довольно скуп. А в данной ситуации, несложно предугадать его ход. А своих денег у меня практически нет.

Я работаю в благотворительном центре. Но зарплату всю отдавала больным деткам. Им ведь нужнее. А у меня был муж… как я думала… надежный тыл…

Расплачиваюсь с водителем. Тащу за собой чемодан. На улице уже темно, моросит дождь, в глазах пелена жгучих слез.

Уже поздно для посещений. Но это частная клиника. Лучшая. Я по работе с ними часто сотрудничаю, мужа тут уважают, меня передергивает. Лицемерие однозначно его конек.

Плюс от его игры на публику все же есть. Я могу прийти к дочери в любое время.

– Любовь Павловна, а я домой собирался. Едва не разминулись, – ко мне идет главврач. Широко улыбается, проходится по мне цепким взглядом.

– Добрый день, Павел Аристархович, – киваю. – Я к дочери. Побуду ночь с ней.

– Пройдемте ко мне в кабинет. Разговор есть, – рукой указывает направление.

– Что-то случилось? – холодок пробегает по спине.

Он не отвечает. Только глазами стреляет на меня. Они у него очень маленькие, всегда прищуренные, нос картошкой и тонкие губы. Человек отталкивающий, неприятный, скользкий. Но есть у него одно преимущество – врачебный талант. Про таких говорят: «Врач от Бога». А его скверную натуру можно выдержать. Главное – он спас сотни жизней. И для моей Надюшки сделал невозможное.

– Девочку завтра можно выписывать… – делает паузу. Усаживается в кресле и смотрит на меня со странной улыбочкой.

– Но? – занимаю место напротив. Ноги едва держат.

– Наде необходима реабилитация, чтобы восстановить двигательные функции. Динамика положительная, я вам об этом говорил. Но затягивать не стоит.

– Я знаю, – вздыхаю. – Мы это уже проходили… с ножкой…

Доченька, она мне по крови не родная, но ближе ее никого нет. Она столько вытерпела за свои шесть лет.

Когда я была в бегах, меня занесло в небольшой городок, на севере страны. Надюшу я увидела в центре города. Она стояла на коленях с протянутой рукой. Чумазое лицо, рваная тонкая курточка, и огромные серебристые глаза. Они блестели от слез.

Малышка смотрела на меня обреченным взглядом. Вся продрогла. Поет песню и просит прохожих пару рублей на хлеб. Это я потом узнаю, что ничего из этих денег ей не доставалось. И ела она далеко не каждый день.

А тогда в морозный зимний день, я содрогалась от боли вместе с ней. Один миг, один взгляд, понимаю, не отдам, не отпущу.

– Вы для дочери на многое готовы пойти, – фраза звучит двусмысленно, мерзко. Или я себя накручиваю?

– Как и любая мать, – отвечаю сдержанно. Скорее бы выйти из его кабинета.

– А вот вторую половину за лечение так и не внесли, – барабанит пальцами по столу.

– Муж должен был все перечислить… – осекаюсь.

Новый удар. Думала, хуже не будет? Ага, получай.

Пусть бы Вениамин дальше меня морально уничтожал. Лишь бы дочь не трогал.

А ведь он сказал, что все перечислил!

– Так что же вы раньше не сказали? – сжимаю руки в кулаки, впиваюсь ногтями в ладони. Нельзя плакать. Нельзя показывать ему отчаяние.

– Мы не чужие люди, Любовь Павловна. Я тактично давал вам время, – из последних сил пытается сдержать улыбку.

Физически ощущаю его триумф.

– Павел Аристархович, я бы хотела вас попросить, – делаю глубокий вдох, – О еще одной отсрочке платежа. Обещаю, в скором времени я погашу задолженность.

– Финансовые проблемы, Любовь Павловна? Так я могу вам помочь, – облизывает тонкие губы. Скользит по мне откровенным, липким взглядом. Физически его ощущаю. Он раздевает меня глазами, измазывает в грязи.

Глава 2

Константин

– Костяяя! Я нашла твою дочь! – раздается звонкий голос Натали в трубке.

Телефон выпадает из рук. Сон как рукой снимает.

Дрожащей рукой поднимаю аппарат.

– Повтори! Что?! – ору как ненормальный.

– Все четенько, девочка твоя. Я проверила, – самодовольно сообщает. – Ты даже не представляешь, у кого она, – замолкает. Цену себе набивает.

Наташка отличный журналист. Нюх у нее от природы. Но как человек порой невыносима.

– Быстро ко мне, – рука дрожит, голос охрип.

Неужели после стольких лет поисков! Новость саданула меня по башке, припечатала к полу.

– Ну… не… – завывает протяжно. – А где спасибо? А где, Натали, я жду тебя? Где манеры, Константин?

– Тридцать минут. Попробуй только не появиться, – рычу в трубку.

Не до нежностей мне сейчас. Я как бомба, могу взорваться в любой момент.

Неужели правда? Во рту пересыхает, глаза пекут, будто песок в них насыпали. Иду в ванную комнату. Подставляю голову под ледяные струи душа. Надо унять эмоции. Это может быть ошибка. Лучшие спецы ищут мою девочку. А ей удалось найти? Верится с трудом.

Моя дочь… Нет, я никогда не отчаивался. С железобетонной уверенностью рыскал по стране. Нанимал людей, проверял информацию. Сколько тестов ДНК сделал за это время – не сосчитать.

Все мимо. Мы нашли нить. Мою дочь продали профессиональным попрошайкам. Вот тогда я был на грани сумасшествия. Представил, через какой ужас проходит моя девочка… все накрыло. До дикого ора. До адского безумия.

А потом нить оборвалась. Снова неизвестность. Она режет меня тупым ножом. Где она? Что с ней? А если малышка… Нет… Об этом я запрещаю себе думать.

Найти дочь – это смысл моей жизни. Нет, она и есть моя жизнь. Я так мало о ней знаю. Не осталось даже ее фотографий. Все гниды уничтожили. Будто и не было моей девочки. Врезаю кулаком по кафелю. Боль отрезвляет.

Те твари назвали ее Дашей. Но я мысленно зову ее Надеждой. Она моя Надежда, моя звезда путеводная.

Звонок домофона немного приводит в чувства. Впускаю Наташку. Она влетает в длинном плаще нараспашку и коротком черном платье. Черные волосы, хищный взгляд, ярко-алые губы, расплываются в соблазнительной улыбке. Каждый жест отточен, выверен. В этом она вся, продуманная, расчетливая, хваткая.

– Заждался? – грациозно снимает плащ и, виляя бедрами, проплывает мимо меня в комнату.

– Где моя дочь? – мне по барабану ее игры.

– Костя, что за манеры? А угостить даму? – усаживается в кресле, закидывает ногу на ногу.

– Наташка, выкладывай, – нетерпеливо рычу.

– Натали, – поправляет меня.

Стерва использует свой козырь, играет на моих нервах.

– Пофиг. Как ты ее нашла? – хриплю. Я на пределе.

– Случайно, – пожимает плечами. – На одного персонажа собирала информацию. А тут нежданчик, – сверкает чернющими глазами.

– Где моя дочь? – скалюсь.

Наташка меняется в лице. Хмурится. Вздыхает. Не на такой прием рассчитывала.

– Ее удочерил Вениамин Толмачев. Знаешь такого? – голос приобретает деловые нотки.

– Червивый веник? – я аж поперхнулся. Прокашливаюсь.

– Он самый, – кивает.

Тошнота подкатывает к горлу. Моя дочь у этого слизняка! За что моей малышке все это?

Открываю бутылку минералки. Залпом выпиваю. Главное – жива. И ведь все это время была рядом.

– Как она оказалась у этого существа?

– Так он на этой истории репутацию свою подправил. Три года назад только ленивый не писал о его благородстве. Подобрал сиротку, пригрел. Герой для общества. Я знала про эту канитель. Но тогда параллель не провела. Все же считали ее… – запинается. Заходит на красную зону.

– Три года назад я даже мысли не допускал, что она жива, – заканчиваю за нее.

Никогда себя не прощу. Ни себя, ни ту… о змеюке лучше не вспоминать… даже мысленно.

– Вооот! – поднимается с кресла, достает телефон и сумочки, – Так что и у меня информации не было. Глянь, вот их семейное фото, – протягивает мобилу.

На червивого веника даже не смотрю. Взгляд цепляется за хрупкую девочку. Красивая, маленькая, огромные глаза, улыбается, лицо очень бледное. Сердце разрывает грудную клетку. Больно смотреть, невыносимо оторваться. Запредельные эмоции, непередаваемые. Впервые вижу свою дочь… Она моя. Чуйка срабатывает. Провожу дрожащим пальцем по снимку. А вдруг все же ошибка?

Взгляд падает на женщину рядом. Судорожно хватаю воздух открытым ртом. Не может быть!

– Это… его жена? – спрашиваю сипло.

– Ага.

Узнаю ее мгновенно. Сомнений нет. Это она…

***

– Есть небольшие трудности, но я все улажу, – отвечаю ровно. Прячу эмоции.

– На фонд свой надеетесь? – злорадная ухмылка искривляет его лицо.

Он знает намного больше, чем я. Разведал какую-то мерзость.

– У меня есть и другие варианты, – вру не краснея.

Нет у меня идей, нет вариантов, кроме фонда. Врачу об этом знать необязательно. Но сейчас главное – закончить этот скользкий разговор. Потом буду думать, как выкрутиться.

– Я говорил с вашим мужем, – заявляет с триумфальным блеском в глазах. Будто выиграл миллион не меньше.

– И что? – меня передергивает.

Одно упоминание о Вениамине, и внутренности скручивает от болезненных спазмов.

– Он поведал о вашей готовности… ммм… решить вопрос со мной, – медленно поглаживает редкую рыжеватую бороду, – Так сказать, тет-а-тет. А я со своей стороны, позабочусь о Наде. Так что, Любовь Павловна, лучше не тянуть резину, а договориться, не отходя от кассы, – поднимается с кресла и идет ко мне.

Меня прошибает холодный пот. Что Вениамин наплел? Растоптал меня, этого мало? Удары судьбы придавливают к земле. Как справиться с нарастающей болью? Грудь печет как от ожогов.

Еще и врач надвигается на меня, облапывает скользким взглядом.

– Павел Аристархович, мой муж просто пошутил, – мямлю заплетающимся языком.

Не хочу его в открытую посылать. Нельзя сейчас этого. Мне нечем заплатить за лечение. Мне нужна эта отсрочка. Но я никогда не приму унизительных условий.

– Ну же голубушка, – урчит мне в затылок. – Пора уже отбросить лишнюю скромность. Я не обижу. Буду нежным, – кладет руки мне на плечи.

Вместе с омерзением накатывает паника. Его руки как скользкие щупальца. Они тащат меня на дно болота.

– Павел Аристархович, прошу, давайте не переходить черту, – сбрасываю его руки. Вскакиваю со своего места. – Я в положении! – голос срывается.

– Это отлично! – он как шакал надвигается, я отступаю. – Беременность раскрывает в женщине страсть, – высовывает кончик языка. – Просыпается голод. И я вам помогу его утолить, – хватает меня за руку и притягивает к себе.

Отталкиваю его. Паника придает сил. Он сумасшедший!

– Не прикасайтесь ко мне! Вы врач! Опомнитесь! – намеренно повышаю голос. Пусть нас услышат!

Он замирает. Морщит нос. Проводит рукой по бороде.

– Решила в недотрогу поиграть? Цену себе набиваешь? – переходит на «ты». В голосе пренебрежение.

– Вы составили неверное мнение обо мне. А теперь простите, я пойду, – направляюсь к двери. Но он снова хватает меня за руку. Сжимает до боли.

– Последний шанс, дорогуша. Я человек уважаемый. Проблемы с Надей на раз решу. И для этого, – кивает на мой живот, – Достойную семью подберу. Даже процент не возьму. Весь навар тебе, – и улыбается во все тридцать два.

Открываю и закрываю рот. Каждая фраза – удар под дых. Делаю вдох, а вдыхаю смрад.

– Я расскажу всем о вашем неэтическом поведении! Это подсудное дело! – кричу, слезы ручьем катятся из глаз.

За своего кроху я готова вцепиться ему ногтями в самодовольную физиономию. Предложить мне такое?! У меня волосы на голове шевелятся.

– Кто тебе поверит? – ухмыляется. Я уважаемый врач. А ты с чемоданом приперлась в больницу. Муж выкинул за ненадобностью. Я по доброте душевной хотел помочь… А ты, – фыркает, – Истеричка припадочная.

– Гнилой вы человек, Павел Аристархович, – с этими словами вылетаю из кабинета.

Беру чемодан, который оставила около кабинета.

– Сутки у тебя, Люба – бросает мне в спину. – Потом будет больно.

Не отвечаю. Не оборачиваюсь.

Меня шатает. Перед глазами кровавые круги. Совсем я не разбираюсь в людях. Уже какой раз наступаю на те же грабли. Талантливый врач оказался беспринципным чудовищем.

Вхожу в палату.

– Мамочка пришла! – дочурка не спит. Улыбается, так искренне, радостно.

– Да, цветочек, я с тобой, – за несколько секунд подбегаю к кровати и осторожно прижимаю к себе Надюшу.

– Ты не переживай, – утыкается носом мне в грудь. Все чувствует родная… У нас с ней особая связь.

Глажу ее по голове. Не могу остановить поток слез. Как себя простить? Как ее защитить? Ведь я перед ней так виновата! Из-за меня моя дочурка тут оказалась.

***

Константин

– Ты ее знаешь? – Наташка пытливо заглядывает мне в глаза.

– Нет, – отвечаю резко.

Раскрывать тайны прошлого, журналистке и стервятнице я не намерен. Она итак слишком многое знает.

Гипнотизирую фотографию. Не могу отвести от нее взгляда. Люба… пропавшая без вести… Вот уж точно не ожидал, что она еще когда-то замаячит на горизонте. Еще и в роли жены веника.

Не учишься ты на ошибках, Люба.

– Невзрачная бабень, – протягивает, Наташка. – Вениамин ее четко подобрал на роль кроткой супруги.

Мысленно усмехаюсь. Тут ее журналистская хватка дает сбой. Люба – роковая женщина. На раз меняет судьбы людей. Сейчас я в этом очередной раз убеждаюсь.

Держу эмоции в себе. Не даю им просочиться на поверхность. Прошлое как лавина накрывает меня с головой.

– Только не помогло ему это. Профукал свой шанс. Теперь на его политической карьере можно поставить крест, – продолжает свои размышления.

Меня ее зудеж над ухом начинает раздражать. Но и прогонять не вариант. Надо разузнать подробности. А у меня ком в горле. Выдавить слово из себя не могу.

В каком страшном сне я мог представить, что моя дочь окажется у Любы? Во мне борется чувство благодарности и горечь прошлого.

Хорошо, что она исчезла, попадись она мне тогда в руки… даже боюсь представить финал…

А время пусть не лечит, но помогает все переосмыслить.

– Ты уверена, что она моя дочь? – спрашиваю сипло.

– Обижаешь, – хмыкает, – Я тест ДНК сделала.

Берет свою сумочку и достает оттуда листы бумаги. Протягивает мне.

Разворачиваю их. Не верю! Неужели поиски остались в прошлом? Столько вопросов. А сформулировать ни один толком не могу. И поблагодарить Наташку надо. Сколько я мог еще круги наматывать? Рыскать по стране? Она реально сотворила чудо. Только почему она меня так бесит? Раньше мог с ней развлечься. На несколько дней катнуть на отдых и оторваться на всю катушку. А сейчас все, как отрезало.

– Они ее с севера привезли. Лечили долго, у девочки был перелом бедра. Родовая травма. Она сильно хромала.

У меня на сердце раны кровоточат. Такая маленькая, хрупкая и столько пережила. А я… чтоб меня… был далеко. Никогда не прощу себя. Слепой, глухой идиот.

– Ее Даша зовут? – откладываю бумаги в сторону, снова возвращаюсь к фотографии.

–Нет, – хмурится. – С чего ты взял? Надя она.

– Надежда… – падаю в кресло.

Мир сужается до нежного и родного личика. Наденька… Надежда… мысленно повторяю ее имя…

Чувствовал. Знал. Не верил, а сердце подсказывало. Теплота и боль жгут душу. Нервы, как оголенные провода.

И вместе с ними ненависть. К существу, которое обрекло мою дочь на мучения. Бывшая жена… ядовитая гадюка. Она отказалась от нее в роддоме. Обставила для меня все так, будто дочь умерла.

Я тогда едва умом не тронулся. Так ждал ее появления. А потом все эти годы оплакивал свою кровиночку.

И ведь разыграла все мастерски, не подкопаться. Зараза!

Чуть меньше года назад узнал, что дочь жива. Когда вскрылись все мерзкие подробности злодеяний моей бывшей.

Сколько судеб переломала гадюка. Даже ее многочисленные измены, кажутся сущей мелочью.

– Это еще не все новости, Костя, – вырывает меня из раздумий мурлыкающий голос Наташки.

– Что еще? – устало интересуюсь.

– По ходу… это, – выгибает бровь дугой, – В животе у этой Любы тоже твой ребенок…