Kitobni o'qish: «Ленты поездов»
Одним щелчком включаю подсветку на зеркале и смотрю на своё отражение. Обычное. На моём лице нет ничего особенного. Оно по-будничному непоколебимо: в глазах взрывается с грохотом равнодушие, его осколки выбиваются сквозь взмахивающие ресницы и тихо, незаметно падают на всё тело. У меня внутри пусто, от этого и страшно… Ведь предвкушение прощания должно вызывать совсем не эти эмоции: боль, страх, тоску – но не убийственное безразличие, не это дурацкое равнодушие.
Я подвожу нижнее веко тонкой линией красных теней, и глаза становятся грустнее, будто из их уголков только-только, буквально перед выходом, выкатились последние слёзы. Так я пытаюсь создать эффект эмоций, которых на самом деле не испытываю. Так я вновь надеваю маску хорошей, послушной девочки, которая по частичке высасывает искренность из меня и которая на деле меня лишь разрушает. Я смотрю на своё отражение, прожигаю его взглядом и вижу в нём себя настоящую, вижу ту, которая не скрывает своих чувств, не боится их показать и признаться в них, которая так долго пряталась где-то внутри, пока Егор был рядом, пока он держал эту маску перед моим лицом. Влажным ватным диском стираю всё то, что пыталась выдать за правду, и впервые за утро улыбаюсь своему отражению.
Мои плечи накрывает огромное шерстяное пальто, как чьи-то тёплые объятия… Я обожаю его всем своим сердцем и, каждый раз прикасаясь к нему, радуюсь тому, что однажды привезла его домой.
Это пальто чёрного цвета, с длинным поясом и лацканами, было совершенно случайной покупкой. Я мечтала о нём, – однажды оно мне даже приснилось! – и искала там, где возможно и невозможно: обошла все магазины в городе, перерыла там все стойки, осмотрела все вешалки, пролистала все сайты – и уже отчаялась найти в реальности то, о чём грезила днём и ночью. Как однажды одна моя мечта исполнилась, прихватив за собой вторую…
Мне всегда казалось, что я должна была жить не в Волгограде, не в этом городе, где негде расправить крылья, где некуда взлететь. Я всегда чувствовала, что моё сердце слишком нежное для него, поэтому оно тихо мурлыкало о том, что нужно переехать, что нужно найти город, где даже воздух будет другим, и взор его пал на Санкт-Петербург. С тех пор он стал городом моего сердца, городом моей мечты, которая исполнилась лишь спустя пять лет. Как бы сильно я ни хотела в нём когда-то оказаться, ожидание встречи с ним в этом году, а точнее, в течение двух с половиной месяцев, равнялось тем пяти годам, которые были до. И не потому, что я не могла поверить, что встречусь с ним с глазу на глаз, почувствую его дыхание, прикоснусь к его протянутой ко всем ладони, а потому что на самом деле никогда не хотела с ним встречаться. Однако именно Петербург подарил мне счастливую вещь на память и, может, на прощание – это самое пальто. Пальто, которое мне когда-то приснилось. Пальто, которое я случайно увидела в витрине магазина на Петроградке. Пальто, которое я с невероятным счастьем купила и с которым больше не хотела расставаться. В каждый осенний или весенний день, который предвещает быть прохладным, именно оно поднимает мне настроение. И каждый раз, когда погода решает поглумиться над людьми, я сильно расстраиваюсь, что мой выбор должен пасть на другую вещь – более тёплую или более лёгкую. А однажды (это случилось совсем недавно, чуть больше пары месяцев назад) я начала плакать от того, что одна из пуговиц потеряла поддержку своих ниток и была готова оторваться, и я невероятно сильно обрадовалась, когда поняла, что она держалась из последних сил, лишь бы не потеряться от меня, лишь бы я не расстраивалась… Я так долго искала это идеальное, из мечтаний, пальто, что не хочу искать ему замену.
Дополнить образ решаю так же, как и всегда – красным колючим шарфом. Он обвил мою шею, впившись своими маленькими противными иголочками в кожу. Его я всё время, что он есть у меня, хотела выкинуть. Его я не любила ни-ког-да. Но когда-то я любила человека, который подарил мне этот шарф. И потому хранила его… И, хотя он, обвивая шею, как змея, будто бы душил меня, я надевала его всякий раз, потому что так хотела выразить благодарность Егору…
Последний раз глянув в зеркало, я выбегаю из квартиры, из лифта, из подъезда и сразу же запрыгиваю в только что подъехавшее такси. Сегодня будто бы всё против того, чтобы я прибыла к назначенному времени на вокзал, где меня уже ждал Егор. Но моя душа всё равно хотела попрощаться с ним, со всем прошлым и поставить значимую, ощутимую точку.
– Здравствуйте! Вокзал? – увидев, что водитель смотрит на меня через зеркало заднего вида, я молча кивнула и больше на него не взглянула. Я не могу сейчас взаимодействовать с людьми: ни разговаривать, ни даже смотреть – сейчас мне нужно просто разобраться с самой собой и своей жизнью. В этом мне помогает единственно верный друг – музыка. Я надеваю наушники и растворяюсь в ней, позволяя мыслям гулять по моей голове, где им только вздумается: по всем улочкам и дворам, по любым её домам и особнякам. Но мне не удаётся остаться одной: по моим закрытым глазами пляшут зайчики. Они прямо топчутся своими маленькими лапками по моим векам, чего-то требуют. Я открываю глаза, и сразу погружаюсь в мелькающие за окном пейзажи. Они остаются на картине в моей голове нечёткими штрихами, ведь такси мчится с невообразимой скоростью, но я успеваю поймать их теплоту и почувствовать, что ей созвучны мои эмоции. Мне невероятно тепло на душе от того, что Егор уезжает в город своей мечты, ведь его отъезд является великолепной возможностью – возможностью и мне, и ему начать новую жизнь. Избавиться от мусора и задышать полной грудью, чего мы оба – или всё-таки больше я? – не делали так давно.
Я задыхалась с ним, но думала, что переучиваться поздно, и одновременно боялась, что забыла, как это – дышать как прежде. Но на самом деле я боялась дышать без него. И это самое страшное… Я верила в это на протяжении всех двух лет, что продолжалась наша с ним история. И закрывала глаза на то, что жить по-другому на самом деле можно. Сейчас я закрываю глаза лишь за тем, чтобы узнать, что я ещё умею дышать сама. Чтобы узнать, что никто не способен управлять моих дыханием, кроме меня самой. И пока я нахожу в себе всё новые и новые силы, чтобы вернуться к себе прежней, то есть к себе настоящей, такси уже подъезжает к величественному зданию вокзала.
Сколько видит он каждый день встреч и прощаний, сколько каждую минуту падает на его пол слёз радости и грусти, сколько по его коридорам и путям блуждает душ… Но сколько же в нём желания никогда не пустовать и всегда быть полным этими чувствами…
Но моя душа отлична от других, что обычно встречаются здесь: в ней больше равнодушия, чем тоски, боли и уж тем более ожидания. И здесь она, кажется, чужая, но не единственная… Издалека я уже вижу отрешённого от суматохи Егора: он совершенно не двигается, едва переминается с ноги на ногу и смотрит безразлично вдаль, а вокруг него торопливо движутся люди, останавливаются лишь на секунду и бегут впопыхах дальше. А мы с каждым моим шагом становимся ближе, и мои глаза могут уловить его портрет: его лицо треугольной формы, обрамлённое снизу щетиной, сверху уложенными прядями светло-русого цвета; его густые брови, сурово сведённые вместе, как и всегда; его миндалевидные глаза; нос с широким кончиком и большими ноздрями; его пухлые губы нежно-розового оттенка, скрывающие за собой белоснежные зубы. И пусть между нами ещё остаются непреодолённые метры, я вижу, что он уже немного изменился. Предвкушение встречи с новым городом, новыми людьми и новой жизнью делало его взрослее: он никогда не боялся новизны. Самое броское, заметно выделяющееся во всём его теле – это взгляд… Глаза его оставались по-прежнему голубыми, как море, и яркими, как блики на нём, – в целом, такими, какими он смотрел на меня в нашу первую встречу, но цвет его «волн», бьющихся о берег зрачка, стал намного насыщеннее. Это раскрывало секрет, который Егор так тщательно старался скрыть, секрет о его равнодушной, безразлично смотрящей на всё душе. И вот мы стоим друг перед другом… И нам неловко, непонятно, некомфортно…
– Привет, – чуть улыбнувшись, произносит Егор. И я случайно цепляюсь за ниточку его голоса, вытащенную из шарфика моей памяти…
Я вдруг вспомнила, как в первую встречу меня поразил его голос, его низкий тембр, глубина, сипотца, как я слышала голос и лишь потом, вспоминая движения его губ, понимала его слова. И даже спустя несколько дней я во всех красках могла воспроизвести его голос в своей голове без единой ошибки, как с пластинки. И сейчас он точь-в-точь такой же…
– Привет, – в ответ произношу я, и мы несмело обнимаемся, не понимая, нужно ли это делать нам – людям, у которых уже нет ничего общего, людям, у которых осталось лишь уважение к тому, что было между нами.
Мы идём напрямик к путям, откуда отправляются поезда и откуда начинаются новые жизни. Мы идём с Егором рядом, но не держимся за руки: мы сохраняем расстояние, какое после его отъезда должны будем только увеличивать. Чтобы было совсем не больно расставаться, мы идём, окунув свои руки в карманы тишины. И сами мы молчим, хотя в голове каждая мысль готова раскричаться, чтобы её услышали. Но мы держимся из последних сил, чтобы не наговорить лишнего, то есть того, что лежит тяжким грузом на душе. А всё потому, что мы безмолвно договорились о том, что расстанемся на доброй ноте.
